1 июня я спешила на свидание, а порывы штормового ветра сбивали меня с ног, словно предупреждая о том, каким бурным окажется роман.
В июле мы ездили в Солнечное. Не раз оказывалось так, что пока мы, полные надежд, добирались до пляжа, начинал накрапывать дождик, а морской бриз превращался в ураган.
В июле я улетала на месяц в Китай, и ты провожал меня в аэропорт. Мы плелись рано утром по безлюдной улице, и ветер носил обрывки газет.
После ссоры я сидела на подоконнике у раскрытого окна, вдыхала свежий летний воздух, и думала, что жить, в общем-то, незачем. Осталось только напевать: It’s a cruel, cruel summer living me here on my own…
В конце августа, когда мы стояли ночью на балконе, я размышляла: «Вот, имей в виду! Последняя летняя ночь, последняя летняя вечеринка. Больше таких не будет еще долго-долго. Точнее говоря, год. Впрочем, через год все будет по-другому, потому что ты станешь на одно лето старше».
1 июня, через два года после первой встречи, я устроила бешеный скандал, и мы расстались.
Когда лето заканчивается, спрашиваешь себя: «И это все? Несколько счастливых теплых дней и множество дождливых и печальных? Да это же морок, обман какой-то!»
И все же я предпочитаю душное, знойное, сырое лето спокойной холодной зиме.
Так, бывает, приятнее вспомнить человека, который терзал и мучил, чем того, кто оставался равнодушным. Поймаешь ласковый взгляд и поздравишь себя сдуру с окончанием всех печалей, хоть на самом деле, возможно, впечатление было обманчивым, словно погожий питерский летний денек.