Ну, на последних февральских морозах я все-таки "схватил" сувенирчик. Горло слева и левое ухо стали настойчиво напоминать о своем наличии. Глотать стало больно, и "нечто" ворочалось там, вырастая и обживаясь на просторах, предназначенных для различных ангин. Антибиотики были задействованы, но пришлось идти к лору, благо, ощущение было такое, что просто так это не кончится. Зашел, молодая врач спрашивает, в чем проблема. Отвечаю, что беспокоит голос, мол, поменялся. Раньше голос Николая (Баскова) был похож на мой, правда, когда я пел, жена и дочка это всегда отрицали. Смешно, когда он снялся в том чайном клипе и срочно улетел во Францию, озвучивать-то пришлось мне. Ну, это: "Золотая чаша, золотая..." Я не особо распространяюсь об этом, а то начинаются расспросы: "Где деньги, Зин?" Да какие деньги, только - только на пенсионерские карманные расходы.
Пока я плел эту историю, они - врач и медсестричка сидели с открытыми ртами. Медсестричка первая пришла в себя и сказала, да, сейчас у Вас разные голоса. Теперь они закрыли рты, а мне пришлось широко открыть свой... Понятно, что лорингологу (так же, как и мне) содержимое моего рта не понравилось. Она выписала мне лекарства на сумму, которая меньше моей месячной пенсии, и предупредила, что, если дело пойдет так и дальше, то оперативного вмешательства в стационаре мне не избежать. Когда же я заикнулся о физиотерапии, мой врач переглянулась со своей медсестричкой, и они синхронно отрицательно закачали головами. Да, конечно, Галочка из физиокабинета (ее внуку три года) коротко постриглась и летает сейчас по коридорам 20-летней девчоночкой, но является ли это достаточным поводом для отказа в получении, возможно, столь необходимой мне процедуры? Ладно, купил, что выписали, принимаю, ан, толку чуть. И ночь - не ночь, и постоянный озноб под одеялом.
На работу утром рано
Духу не было и нет.
И пошел я, что не странно,
Снова в "свой" ЛОРкабинет.
На этот раз я тоже готов был что-либо наплести, однако, в горле осталась уже такая щелка, что даже звук оттуда не выходил, только шепот или неопределенные хрипы. Поэтому, наше общение с врачом проходило на этот раз в эпистолярном жанре, в ответ на ее вопрос я написал ей записку (не любовную), она глубоко прониклась ситуацией и следующий вопрос уже сама тоже писала на листочке. А мой последний листочек, на котором дрожащей рукой было написано: "Может, сегодня физиотерапию можно?", она аккуратненько сложила и порвала, вот так, и так, и так...
Этот цирк кончился тем, что она выписала мне направление в инфекционное отделение со страшным диагнозом. В переводе на русский с незнакомой мне латыни зто звучало примерно так: "Nihillissimus Akutas**, перешедший в скоротечную холеру верхних дыхательных путей". Я отказался от ее любезного предложения осуществить мою доставку на "Скорой помощи" в ЦРБ за 30 км, так как, еще не простился с женой, дочкой, сыном и Иннокентием Михайловичем, нашим чау-чау. Как там в песне: "..И каждый раз навек прощайтесь, Когда уходите на миг!"
Успел сбегать еще на работу (не проговоритесь жене!), тоже попрощался, передал хранившиеся у меня подарки нашим женщинам к 8 марта, отпустил продукцию заказчику. И все это без голоса, только с записочками. Когда с работы пришла жена, я не рискнул показать ей свой диагноз, а все остальное общение, понятно, также было рукописное. Мать (псевдоним жены) заламывала руки, взывала к небу, за что, мол, такая напасть... Но через пять минут стала собирать меня в "последний" (за эту неделю) путь, не забывая при этом никаких мелочей.
Если честно, есть было уже невозможно, температура трепала, это "острое" во рту слева смягчилось и уже расползлось направо, так что в голове было одно, - поскорей бы утро, и - в больницу! Три дня назад у меня и мысли такой не было, хотя в горле что-то начиналось. Все, утро, глотнул чаю, и - вперед! Электричка была пунктуальной, чего нельзя было сказать об автобусе, поползшем в сторону больницы с опозданием минут на 15. Было много народа и остановок.
Прождав минут сорок в приемном покое своей очереди, пришлось выслушать в свой адрес нелицеприятные упреки в моей бестолковости, поскольку: "Тут принимают нормальных больных, а таким, как Вы, - дорога за угол в двухэтажное здание". Ладно, я не обиделся, заметив, что, из-за недостатка людей, оформление проводила молодая не худенькая медсестра, у которой температура была явно за 38, носовой платок она не выпускала из руки, так что, головной боли ей и без меня хватало. Не раз видел, как нормальные люди, попав в больницу, зачастую, начинают путаться и выглядят бестолковыми или глупыми (никогда не задумывался, есть ли существенная разница между этими понятиями).
Двухэтажное здание инфекционного отделения, действительно, оказалось рядом, за углом, дверь закрыта, на стенке - стандартная кнопочная пара для пускателя - черная и красная кнопка. Один раз нажимаю на ЧЕРНУЮ кнопку (ПУСК, как Вы понимаете), второй, - все молчок. Хорошо, подошла женщина с кошелкой - передачей, нажала КРАСНУЮ кнопку (вот, глупая, это же СТОП), внутри задребезжало, и через пять секунд дверь открылась. Вот оно - классическое подтверждение фразы "Специалист подобен флюсу", ей - ей, я не уверен, что и через пять минут догадался бы нажать на красную кнопку. Хотя, все зто, - российская классика, почти в половине мест общественного пользования горячая вода идет именно из крана с синей ручкой, разве не так? Ладно, отвлекаться-то.
Открывшая дверь сестра вызвала заведующего, который, глянув диагноз, сразу залез мне в рот шпателем, потом сказал, что может меня и принять, если я захочу. Но, при этом, мои гражданские свободы, в смысле передвижения и общения, будут несколько ограничены (никаких демонстраций, контактов с прессой и телевидением, один в боксе, без выходов и разговоров, даже лекарства и продукты жизнедеятельности будут передаваться туда и обратно только через выдвижной ящик, прямо, как в кассах банков). Я представил себе эту одиночку, б-р-р-р, точно, "Железная маска", "Узник замка Иф"... Он посмотрел на мое посеревшее лицо и сжалился: "Ладно, тогда зайдите сначала вон туда, на пятый этаж" и показал на окна семиэтажного основного корпуса больницы.
Сейчас - то я понимаю мою ЛОРшу из поликлиники. Зная, какие мужики трусы, когда дело касается медицины, особенно, если речь идет об операции, она специально поставила мне "смертельный" диагноз, чтобы я не вздумал "залечь на дно" в расчете на то, что все пройдет и так.
Когда я вновь появился в приемном покое, там только что рассосалась очередь, и страдалица медсестра поднялась, чтобы размяться и высморкаться по-хорошему. Увидев меня, она жалобно охнула и рухнула в кресло: "Что, не нашли инфекционного отделения?" Хорошо, что Зав. КрасноКнопочки (так я отныне буду звать это здание, опозорившее меня и мое инженерное звание) оставил свой автограф на бумажке, иначе, я представляю, что бы началось... А так началось обычное оформление, впрочем, оно не было обычным, гриппующая девушка оказалась единственной, не желающей иметь со мной переписку, даже одностороннюю. И эта формальность был завершена, но теперь появилось еще 4 или 5 "ложащихся", и бедняжка смотрела на них затравленным взглядом.
А у меня внутри уже все пело, - я буду там же, что и в ноябре 2005 года, когда благополучно избежал возможности стать одноглазым циклопом. Поднимаясь по лестнице, я уже мурлыкал (про себя, конечно, а не вслух):
Вот эта лестница, пятый этаж,
Там, где леченья процесс будет наш.
Утром и вечером, ночью и днем,
Вылечат точно, тогда и споем.
Что и говорить, понятно, мелодия была "Где эта улица, где этот дом?"
Первая неприятность подстерегала меня прямо на входе в коридор, - навстречу шла Лена, та самая, что занималась моим глазом, когда я был у окулиста. Конечно, она сама была явная приятность, а неприятность заключалась в том, что она не просто не заметила расцветшую на моем лице улыбку, она вообще меня не заметила!
Александр Михайлович, черненький, худенький, невысокий заведующий ЛОР-отделением, спросил, что мне здесь надо. Когда я занялся сурдопереводом моих проблем, он махнул рукой на палату № 3 с предложением через 15 минут быть у него в перевязочном кабинете. Я уложился в 12 минут, "шеф" с медсестрой уже ждали меня. Повертев в руке бумажку - направление и, не слушая мои хрипы, он пхнул меня в кресло, опустил свое дырявое зеркало и ринулся в мой рот с блестящими железками. Ему очень не понравилось, что я не только сам не показал ему то, что он хотел увидеть, но и сопротивлялся всеми силами его попыткам это сделать. И он отступил! Но Юля (сестра), взяв у него железки, подала безобидный пузырек с трубочкой, которым он совершенно незаинтересованно попрыскал мне в рот, чему я и не сопротивлялся. А через 10 - 15 секунд он снова повторил свою попытку рассмотреть "Whаt is it". Лицо его было бесстрастно, говорил он что-то успокоительное, но из-за моей спины с Юлиной подачи появлялись очередные блестящие штучки. Одна из них напоминала открытый капкан для лис, как он смог засунуть эту штуку мне в рот, совершенно непонятно, но теперь мои челюсти были "железно" разведены и ни малейшего движения ими я уже не мог сделать. Юля прижала мою голову к спинке кресла, я с ужасом увидел два скальпеля в его руках.....
Не буду утверждать, что не издал ни звука, но сосед по палате утверждает, что меня почти не было слышно, во всяком случае, если что и было, то тише, чем у рожениц ( их родилка находится этажом выше). Я держал в руках эмалированный тазик, и там плавали мои плоть и кровь, я мотал головой, а кровь изо рта все шла и шла. Тут Юля щелкнула внизу чем-то и распустила цепочку, которой мои ноги, оказывается, были прихвачены к основанию кресла.
Почти обычная цепочка, только блестящая и диаметр проволоки, из которой сварены колечки, миллиметров 5, ну, мне тогда было не до того. Дальше - полоскание фурацилином из пол-литровой бутылки, сначала прямо в кабинете, а потом уже в палате. На исходе второй бутылки, крови в умывальной раковине уже не было, то ли она вся вышла, то ли, наконец, остановилась. Я обессилено свалился на кровать, хорошо, что выбрал ближнюю к умывальнику.
Обнаружил, что там, во рту чего-то не хватает, задумался, неожиданно, в это время изо рта выскочило тоненькое "э". Это было не "Э, - сказали мы с Петром Ивановичем", это "Э" я сам сказал! Боль где-то еще была, но уже совсем другая, и я чувствовал, что сейчас верх и низ гортани не смыкаются совсем, как было вчера и еще сегодня утром. И я на разные варианты повторял это "Э", вопросительно, утвердительно, отрицательно, пока не услышал удивленную фразу соседа: "Ты что?" Совершенно неожиданно я ответил: "Я - ничего!" и счастливо засмеялся, ведь это была первая фраза, сказанная мной за 24 - часовое вынужденное молчание.
Через полчаса появился новый сосед, пока он раскладывался, я, вроде, заснул. От дикого крика меня прямо подкинуло на кровати, я никак не мог придти в себя, пока не открылась дверь, и наш «третий» не склонился над умывальником с бутылкой фурацилина. Я встал и вышел в коридор, чувствуя себя сверхчеловеком. Увидев Александра Михайловича, начал укорять его, что он специально прооперировал меня перед обедом, обрекая на голодание. Он с усмешкой выслушал и ответил, нет, Вы только послушайте, что он ответил: "Какие разговоры, через полчаса будет обед, и Вы сможете есть все то, что и остальные." Хорошо, что я с ним не стал спорить, как уже, было, собрался, поскольку, и вермишелевый суп, и кашу, и кисель с хлебом я съел, практически не замечая никаких накладок. А куриную ногу мне не дали только потому, что это блюдо - порционное, планируется заранее, а вчера, и даже сегодня, никто не мог сказать, где я буду и буду ли вообще.
Я впервые видел температуру 36.8, до этого ниже 38 ничего не было. Ну, всякие там уколы и анализы были просто, как комариные укусы, которые и не почувствуешь. Мужики, обалдевшие от неожиданно свалившегося на них ощущения безмятежного покоя, степенно обсуждали различные манеры проведения уколов, используемые сестрами. Эта колет, пока еще протирает ваткой, другая - после легкого пошлепывания, а третья - еще кожу и рукой придержит, во избежание всяких накладок, вдруг, больной вздрогнет или заворочается.
Выгуливая себя по коридору с гордо поднятой головой (а, не скособочившись, как при первом появлении), отметил, что теперь Юля (Вы уже знаете, что она сестра ЛОРотделения) начала сиять мне глазками. Потом мне показали закрытую медицинскую инструкцию, где сестрам рекомендуется сиять глазками своим больным для повышения терапевтического эффекта (по статистике, такой эффект составляет от 30 до 70%.) Теперь-то мне понятно, почему Лена в прошлом сияла мне, - я был среди ЕЕ больных. А Юля тогда совсем не реагировала на меня, хотя коридор и палаты были общие. Ну, сестрам - кормилицам можно было не сиять глазками, терапевтический эффект от них для всех болящих и выздоравливающих наблюдался уже при одних только звуках, создаваемых тележкой с едой.
Буквально на второй день, увидев в коридоре Александра Михайловича, подошел к нему, поблагодарил за приобретенный голос и потерянную боль и температуру, но посетовал, что голос немного не мой. Не слушая мое блеяние про "наши с Колей" голоса, он сразу "взял быка за рога": "Нет вопросов, заходите через 15 минут в перевязочный кабинет, подрежем еще, будет другой голос". Я вспомнил все, что было 24 часа назад, голова моя закружилась, да, черт с ним, с этим голосом! Что мне осталось жить-то, проживу и с этим. А то, позвонишь на какую-то фирму заказать эпоксидную смолу или ацетон, а там, - благоговейное молчание, а потом просьба прислать по факсу автограф. Я сначала, как глупый, посылал свой автограф, ну, а потом эти объяснения. Да что о грустном? Проживем и без этого. Так что, через 15 минут я в том кабинете не появился и больше разговоров на эту тему не было. Сейчас, правда, меня по телефону знакомые не узнают, ничего, привыкнут, дело житейское. Смешно, звоню домой, сообщить жене, что все нормально, а она по три раза переспрашивает: "Кто это? Куда Вы звоните?"
Ну, чем мне заканчивать очередную свою лечебную историю из длинного уже цикла "Медицина - любовь моя"? Ах, да, не прошло еще и суток с моего появления в больнице, как я уже сидел с электродами УВЧ снаружи горла, а потом облучался ультрафиолетом изнутри. Конечно, манипуляции проводила не Галочка, но, что поделаешь? Будет ли что, когда я вернусь?
И еще о моем последнем (не лечебном) дне. Входит утром в палату врач, наши два молодца тут же, "во фрунт" у кроватей стоят, начальство глазами едят. Поздоровались, подтвердили свою живость. Что (или кто) меня на этот раз во сне задержал, убей, не помню ( а, и вспомню, все равно не скажу), только глаза не открываются и все тут! Выходит он в двери и негромко так спрашивает: "А что тут этот "инфекционный" делает?". Ребята, не сговариваясь, хором, как отрубили: "Спит!" Промолчал, дверь за ним закрылась. Ладно, дальше, кто - процедурится, кто, вроде меня, просто ждет завтрака. У нас, надо сказать, отработанная система, - миски и кружки аккуратно стоят на столике у дверей. Ну, а сами, - кто где (кто - курит, кто - по бабам). Когда приходим, все уже готово. И тут, пришли после десяти, - две тарелки стоят с омлетом, бутерброды с маслом, сыром, а моя тарелка лежит перевернутая вверх дном, а под ней - выписка из истории болезни, да закрытый больничный лист. Так я и уехал, не солоно хлебавши.
Солнечногорск 04.03.07
* - больничный комплекс в г. Солнечногорске Моск. обл.
** - словесный понос (лат.)