Истрия

Достоевского заинтересовала «Книга об употреблении евреями христианской крови для религиозных целей». Реклама интриговала: «Книга эта заключает в себе 150 фактов об истязании и умерщвлении христианских младенцев, излагает учение этого гнусного обряда и цель его. Цена 2 руб. Москва. По Садовой улице у Кораблёва».

Все знают анекдот о «чукче писателе», но книг его в руках не держали. Жаль, они могли быть эпохальными.

«Русские мальчики» Достоевского, повзрослев, стали персонажами Чехова.

 Говоришь о «послесмертии»? Поживем, – увидим!

Человек с человеком, народ с народом, правительство с правительством договариваются по-разному и на разных языках.

Не слово, а понятиеблудие, отличает богословские сочинения Флоренского. Да, наверное, и все остальные.

Для мысли слова, как для человека тело. Одно без другого невозможно.

Женщины в политике играют причудливую роль. «Следственный комитет баварского ландтага, занимавшийся в 22/23 г. сорвавшимся «походом (нацистов) на Берлин» установил три источника партийных средств: 1)нейтральные государства (Швейцария), 2) прекрасные женщины (без кавычек) и 3) тяжёлая промышленность».

В Советском Союзе юдофобия была единственной возможностью высказаться «антикоммунистам».

Время, как сито «переменной ячеистости». Сквозь него проваливаются пирамиды, народы, города и армии. Но застревает (нечасто) имя и две-три строфы. И ничего с этим не поделать…

Взгляд на мир – верующего и неверующего не совпадает ни в одном пункте.

Что-то мне кажется, Господу доказательства Его бытия не нужны.

Если бы декабристы не учинили мятеж, то произошло бы следующее: Николай (император), не получил бы повод к войне с обществом; лучшие люди не были бы казнены, сосланы, запуганы. Не удалось «подморозить» страну. Атмосфера была бы иная. Не исключено, что и Пушкин, и Лермонтов остались бы живы…
Но 14 декабря 1825 года этого не знал никто.

Гуманизм с исключениями…?

Как много любителей осчастливить одних, за счёт свободы и жизни других.

Прав Эрик Хоффнер, действительно, «евреи одиноки в этом мире».
Кто посмел бы, предположим, сказать о Португалии, то, что сказал Бертран Рассел об Израиле: «Если Он должен исчезнуть ради благополучия остального мира, я не стану протестовать против уничтожения еврейского государства». Вместе с евреями, по-видимому. Впрочем, и Тойнби – Историк! рассуждал о «самой отвратительной доктрине» - сионизме.
 
Не можешь отомстить врагам своим? Попробуй простить.

Не прощаешь человека. Прости талант ему.

Кровоточащая мудрость прохиндеев и приспособленцев…

Льва Толстого попрекают (вспомним Чехова), «Как Наполеон, сейчас и натяжка и всякие фокусы, чтобы доказать, что он глупее, чем он был на самом деле … всё, что думает Наполеон, - это не естественно, не умно, надуто и ничтожно по значению».
Но Толстой не выдумал такого Наполеона. Наполеон действительно неумён, глуп, надут и ничтожен.… Таков он в мемуарах Коленкура, его сподвижника, приближённого и конфидента. Человека, нимало не сомневающегося в гении и величии своего барина.

 Подробности, вот что отличает дилетанта от профессионала.

Герой, не своего, чужого времени.

Читать надо. Верить критикам на слово не надо.

Хорошие книги объёма не имеют.
В ваши годы, Владимир Ильич уже в Мавзолее лежал.

История удачливого прохвоста – Шарля Мориса Талейрана, герцога или князя Бенвелетского…

Война? Жизнь для смерти.

Его заставили подписать подлое письмо. Гнев и ненависть к себе, раскаяние - выжгли в нём всё, кроме желания сказать правду.
Он написал гениальный роман.

Наполеона окружали люди, им же произведённые в князья. В мемуарах Коленкура, постоянно натыкаешься на этих, чёрт его знает кого, свежеиспечённых, с пылу-жару, князей.

 Смерть – великий полководец. Поражений не знает. Все бои выигрывает. Ещё бы, столько людей думают, как угрохать побольше себе подобных.

Ссылаются на коллективную память, но, вообще-то, она растворяется в коллективном беспамятстве.

Из мемуаров становится понятно, какие претензии у вспоминателя к вспоминаемым.

Выдумке потребны сюжет и драматические излишества. Жизнь скучна и обходится. Даже умертвляя, без леденящих душу прибамбасов.

Два гаера, неплохо отмотавших срок на Земле: Эльза Тру-лю-лю и Арагоша…
Драматический диалог
Я. - Жизнь, что ты сделала со мною?
Жизнь. - А ты, что со мною сделал?

Как не вглядывайся в Мир, Он не увидит тебя.

Религия даёт знамёна, основания и уверенность в праве на человекоубийства подонкам всех вер.

Ушедшая эпоха, кроме её безумной кровожадности, была изрядно политкорректна. «Библиотека всемирной литературы» блистала именами Шевченка Тараса, Украинки Леси, «Арагоши», Леонова Леонида, а для Монтеня, который, собственно, и есть «всемирная литература» – места не нашлось!

Как понять друг друга, когда одни живут в шестом году Хиджры, а другие, в шестом году XXI столетии от Р.Х.

Оптимизм, как показывает одна, отдельно взятая жизнь, может быть только историческим.

И призрак мы наблюдаем по-разному.

Надо понимать, кто художник, где мошенник. Все мучаются, но мошенника не жалко.

В появлении Веры загадки нет. Тайна в другом. Верят.

Вера, - крючок. Попавшиеся на него, жизни не теряет. Перестают понимать её.

Истребление людей, заложенное в нацистской программе, в СССР было делом не доктринальным. Гуталин издох, - репрессии иссякли. Почти.
Так они нигде и никогда не прекращаются.

Небо ясно, жизнь прекрасна
И на улице капель.
Впереди? Дожди, ненастье.
Может быть немного счастья.
Вечной жизни карусель.

Героизм, - дело вынужденное.

Об учёном древности (математик) – «известен своими познаниями и нуждою».

Фашизм? Извилины прямы, как одноименная кишка… и содержимое… тоже.

Стандартный дебют, неоригинальные ходы в миттельшпиле, ожидаемый эндшпиль.
Моя жизнь? Единственная? Неповторимая?

Чем меньше ты значишь, чем меньше от тебя что-то зависит, тем более ты свободен.

Что может быть воинственнее, воинствующего дилетанта?

Тот, кто никто, может быть, и бывает, кем угодно.

Искусство есть то, что не надоедает.

Я виноват перед многими. И многие виноваты передо мною. Те, перед которыми я виноват, не всегда виноваты передо мной. Виновные передо мною, не всегда понимают, что я не виноват перед ними.

Жестокость зверей – жестокость бессознательная. Жестокость, даже детская, осознанна.

История включает в себя жизни всех живших и живущих людей (на этот счёт существуют противоположные мнения). Но и в жизнь человека входят все истории, существовавшие до него.

Рыцарские романы, истребленные «Дон Кихотом» воскресли популярным чтивом – «Фэнтэзи». Быть ли реинкарнации Сервантеса?

Оружие? Его украшают, как девушку на выданье. Эстеты!

Генералы играют в завтрашние войны. Политики кроят позавчерашний мир.

У рождения одна причина. У смерти множество.

Если бы орудия убийства были уродливы, как смерть, которую они несут… Убийств было бы меньше.

Гений, это суп, рецепт которого ведом лишь Господу Богу.

После Мировой войны, ни люди, ни Всемилостивейший Господь Бог не освободили евреев от обязательств перед ними.
Я не принёс такого зла, чтобы бы люди радовались моей гибели, но, сколько бы добровольцев с удовольствием меня уничтожили.

Бога? Встречаю … на ювелирных поделках.

Жили-были две сестрёнки … Бутафория и Фанаберия.

Мысль, несёт в себе все смыслы слов, плюс ещё один – собственный.

Реклама бесстыжа? Она обслуживает соответствующие потребности. Всего лишь.

Всех жалеть? Никого не жалеть.
Всех любить? Никого не любить.
Всех ненавидеть? Всех ненавидеть.

Винтики не только вкручивают, - подчас и вешают. Уцелевших используют в следующем механизме.

Слепцы? Оптимисты поневоле.

Правда, доступная в эпоху лжи, не отличается ото лжи.

Мемуары, не о прошлом говорят, которого не было, - о будущем, которого не будет.

Из сплетен многосотлетней давности сляпал пухлый трактат – «Эстетика возрождения».

Мы кандидаты на забвение. В порядке живой очереди.
Чтобы убедить себя и других в собственном существование, они вынуждено окружают себя громоздким, сверкающим и, главное, дорогим хламом.

В семидесятые годы XIX столетия, несколько крестьян имея в мешке козлёнка, проехали на телеге по грузинской деревеньке. В тот же день маленькая девочка вышла со двора и пропала.
Поскольку, проезжавшие крестьяне были иудеями, а впереди был иудейский Пейсах, крестьян арестовали. Суд понял, что девочка на дорогу не выбегала, а в мешке был всё-таки козлёнок, а не пропавший ребёнок. Прокурор отказался поддерживать обвинение. Крестьян освободили.
Фёдор Достоевский - знаток российской судебной системы, гуманист и «любитель разных наций», так отметил сие происшествие: «Как отвратительно, что кутаисских жидов оправдали. Тут, несомненно, они виноваты…».

Как бы Достоевский отнёсся к теории и практике «окончательного решения»? Не знаю. И никто не знает…

Издавши книжку, я узнал - автор и его творение… разные люди.

Деньги, вырученные за предмет искусства, молчат о его достоинствах или недостатках.

Вот и ушло моё время. Не начавшись.

В книге, как в корабле, должен быть заложен запас живучести.

Обывательская жизнь? Антиутопия!

Плебеи, пролетарии и патриции, требуют и получают «Хлеб и зрелища». Зрелища, поставляют телевещание и компьютерные программы. Хлеб, подбрасывает государство, чтобы не хотелось его взорвать. Снаружи и изнутри.

В семидесятые годы «Мастер и Маргарита» и «Иисус Христос – «суперстар», впечатлили тогдашнюю публику. Прижатые временем друг к другу, они оказались равно удалены от первоисточника.

Когда человек додумывается до некоей истины, она представляется ему окончательной, будучи лишь частичкой общего неведомого знания.

Нормальным людям в сумасшедшие времена в психушке не укрыться.

Самые большие ненавистники человека служат в рекламных агентствах.

Единство культуры? Когда по оставшемуся тексту, восстанавливается породившая его эпоха.

Время – настолько же лекарство, насколько забвение.

Человек человеку? Рознь!

Представление о мире, не должно выглядеть сложнее самого мира.

Дороги разные. Финиш один. Жизнь?

В человеке много от пещерного предка. Существа настороженного, никому и ничему не доверяющему и всегда боящегося стать едой вонючего насельника соседней пещеры.

«Человек, … человечность». Точка отсчёта в разных системах координат, не привязанных к вечности.

Виртуозы пошлости… вечно их путают с художниками.

Богословие дьявольски изощрено.

Что такое катастрофа? Смерть, по-гречески.

Объекты изучения историков, ведут себя, как частицы микромира. Там – известен импульс частицы, непонятно, где же её искать. Здесь - чем видимее эпоха, тем незаметнее люди, её населяющие.

История евреев, - груда камней, способная завалить кого угодно.

Степень непроницаемости прошлого и будущего различна.

Если бы Природа была разумна, человек бы не появился.

 История, это произвольно упорядоченные рассказы о событиях не бывших никогда.

Случайности истории менее странны и загадочны, нежели её закономерности.

Мода? Внечеловечна!

Наука говорит: «то, что мы (человечество), не знали вчера, знаем сегодня. То, что мы не знаем сегодня, узнаем завтра».
Интеллектуальная шушера спекулируют на том, что, если, мы не знаем нечто сегодня, то не узнаем о нём никогда.

Гамлет не мог быть шутом гороховым, в отличие от актёров, представляющих почтенной публике «Гамлета, принца Датского». Эти-то могут быть и, бывают, кем угодно.

Обстоятельства нормального человека могут выставить шутом. Но шут профессионал? Спасайся, кто может.

Эта овчинка? Не стоила она выеденного яйца!

Художник – это то, что делается – «для себя». Ремесленник, работает «для других».

Во времена сокрушительных для России баталий Первой мировой, министр земледелия (Кривошеин), заметил, что война с Наполеоном велась на английские деньги. Потому, нет ничего зазорного, чтобы евреям, изгнанным нагайками из «черты оседлости», дозволить жить хотя бы где-нибудь». Иначе, денег на продолжение патриотической войны от союзника не увидеть.

Чтобы понять, происходящее, необходимо разобраться, в том, что происходило.
Пишешь о жизни гения? Займись собственной, - графоман несчастный. Попробуй о ней – пустой и подлой, сочинить, что-либо путное.

Как любая утопия, украинская государственность, у видящих её первое воплощение, вызывала удивительное отвращение… с точки зрения метрополии - любое новое отечество, отколовшееся от неё выглядит на редкость одиозно, по-идиотски. «Призраком из призраков была выдуманная ради немцев, изобретённая озлобленными русскими интеллигентами украинская национальность, о которой сами немцы острили, что эта народность без языка и без головы и без … и далее захолустный галицийский диалект». Кн. Евгений Трубецкой.
«Вся украинская затея (времена Скоропадского) была вообще смехотворна: страна и народ, которые в качестве национальных знаменитостей могли выставить лишь поплатившегося жизнью предателя и полуграмотного составителя народных песен, едва могут иметь притязание на самостоятельное культурное существование. Как к этому ещё добавляется отсутствие разработанного литературного языка, обязанность которого исполняет народный говор, дополняемый искусственно созданными словами иноземно-галицийского или польского происхождения. То подобные притязания смешны и жалки». В.И. Гурко.

Когда-то бросали на раскалённую плиту янтарь, дабы, наслаждаясь ароматом запомнить это мгновение.
Кусочек янтаря, подвергнутый мною этому же ритуалу, ничем не пах. Или время отнимает аромат у застывшей смолы, или люди попадали в плен аромата денег, отданных за бессмысленный жест.
       
Первая Мировая началась, в подтверждение националистических теорий. И Вторая тоже, в некотором смысле, была высоко теоретичной.
Интересно, не было бы теорий и не было мировой бойни?

Читая историю прошлых войн, пытаюсь понять, какую подлянку время подстраивает сейчас.

Глубокая, разветвлённая корневая система зла. За тысячелетия не искорчевать.

Творчество вещь разнообразная. Для одних, - составление кроссвордов. Для других, - разгадывание.

Сегодня на всём, что слышится, пишется, изображается и воображается, заметен след промышленности. Остальное, растёт сорной травой, живое потому лишь, что на хрен никому не нужно.

Не мыслящая машина «умнее» не думающего человека.

Человек, выполняет программу, заложенную в нём Природой, пытаясь понять, почему она, нередко, противоречит его Человеческой природе.

Мысль в рубрики не втискивается.

Противоречие нынешней цивилизации не между «бедными» и «богатыми» странами. А между теми, кто развивает её и теми, кто не желает участвовать в её движение.

 Гонения на «джаз», в середине XX века в России, были вызваны не столько характером музыки, сколько национальным составом тех оркестров, где его играли.

Пещерный человек, выйдя из пещеры, остался в душах моих современников. Оно чувствуется.

История, есть познание человека, через познание человечества.

Сегодняшняя журналистика обслуживает рекламные агентства, дабы завистливый обыватель, прикоснувшись к миру вещей окружающих нувориша, захотел и получил нечто «этакое» за свои небольшие денежки.

Отчего это вдруг эволюция на человеке должна остановиться?

Может быть, эволюцию подменяет прогресс, очевидность коего отрицают многие мыслители, вовсю пользующиеся его плодами.

Некоторые слова вызывают у меня раздражение: «пленительно», «эксклюзивно», «аксессуары», «томик» и «дивно».

Народы отличаются друг от друга не тем, чем отличаются друг от друга люди.
Человек спокоен, уверен, нетороплив, основателен, незыблем, но следующее мгновение спихивает его в бездну.

 Подобный «круговороту воды» существует круговорот мысли. Зачерпнёшь из этого океана, следующая, где-то витающая мысль, плюхнется туда. Так сказать, «до востребования».

Есть две философии. Одна, о жизни. Другая о философских системах. Первая, не в пример, понятней.

Событие без причины? Чудо!
 
Легче всего рассуждать о том, чего не знаешь. Например, о бессмертии.

Разум безграничен. Без труда пересекает границы, за которыми становится своей противоположностью.

Война? Узаконенное внезаконие.

Когда философ доказательствами представляет доносы и скандальную ругань - комкается личина величавого мыслителя и остаётся: завистливый, скверный и опасный старикашка.

Главным делом Велемира Хлебникова была поэзия. Он же обвинял «учёный мир» в пренебрежении к открытых им «законам времени».

После смерти Мастера Маргарита пошла служить машинисткой в «МАССОЛИТ» став любовницей Миши Берлиоза.

Что сделаешь ты, встретивши двойника?
Я? Я, отвернусь!

Каннибализм в разные времена и назывался по-разному. В XX столетии: Гитлеризм, сталинщина, маоизм. Пол-потовщина … В XIX ещё как-то. И всегда, всеобщее поедание, для решения частных проблем.

Хороший фрезерь - плохой человек? Не удивляет! Гениальный композитор - мерзкий пакостник? Удивляет!
Кто работает с материей, и кто работает с духом должны отличаться друг от друга. Но нет, не отличаются.

Богу – Богово! А Кесарю? – Кесарево … сечение. В области шеи, чтобы глупостей не совершал.

Как говорил великий философ: «То о чём мечтаешь, никогда не сбывается». Так банальна, так обыкновенна и как горестна его жизнь.
Как у прочих всех. Потому он суть великий.

Средневековье европейское; - старые языки и обычаи забыты, новые не созданы. Пишут законы, разговаривают на выдуманной латыни, несуществующем греческом. И ведь устроились! По сию пору, впереди планеты всей!

Пора перестать запасаться книгами впрок. «Впрока» не остаётся.
Жуткая мысль: барышни, коим ты впервые задирал платьице… бабушки и давно…
 
У любого человека мера несчастий пережитых им, превышает его меру выносливости.

Биография - разность между тем, как время лепило человека и тем, как человек изменял время.

Происхождение, знаешь ты его или не знаешь, держит дух, как скелет тело.

Истинный святой чудеса являет после смерти.

О чём размышляешь ты? О времени. О нём одном стоит думать.

Помни: всё забудешь!

Прогресс? Глупцы незаметнее.

Подобно эмбриону, интеллект растет, не минуя ни единой стадии эволюции разума (мысль Карла Сагана). Но человек волен застрять на какой-то ступени развития: с тоской, поглядывая вверх, с ужасом вниз.

Отшатываясь от аромата насельников пещер, вкушая звуки троглодитских романсов и погибая от философов неандертальцев - не обижай их, они застряли в палеолите.

Мысль, как отмычка, чем глубже, тем универсальнее она, тем больше замков от сундуков с секретами Натуры и Человека открывает она.
Доверяй интуиции. Не доверяй интуиции. Это мудростью зовётся.

Нынешним завоевателям: “Trunk nach Osten!”.

Будущее прокладывает дорогу мимо, поверх и под выложенными для него путями.

Как не поворачивай калейдоскоп, выпадет занятный узор.

Жизнь? Калейдоскоп. Но как её не встряхивай, она всего лишь точка в чьём-то узоре, как чужая в твоём.

Боги горшки не обжигают, но и в галифе не ходят.

 Публикатор прозы и поэзии господина композитора «W“ заметил, что он в силу своей оригинальности печатал юдофобские статейки.

Иные из моих знакомых, утверждают, что мы находимся в дружеских отношениях. Может быть, мы и вправду, друзья?

Главное, что волк волку, не человек!

Я буду «адвокатом дьявола» – на стороне женщины.

Посмотришь вперёд, время развёрнуто в бесконечность. Оглядываешься, сворачивается в мгновенье.

Если от книги осталось хотя бы название, в ней что-то было.
Философий столько, сколько философов.

В человеке больше инстинктов, чем он осознаёт.

«Он умер в безвестности и нищете», любимый писатель Витгенштейна. Во-первых, для художника это синонимическая пара, а, во-вторых, какой же может быть тираж книг любимого писателя философа.

Душа выдержит, тело не вынесет.

Мистик доверяется множеству выдумок.

Сны, это мысли и события до того, как они становятся словами.

Чтобы стать философом, мало быть мрачным

Иван IY Грозный был психолог: «Можно ли верить человеку, у которого голубые глаза?» вопрошал он, очевидно, не веря и отрубая самолично головы голубоглазым.

Я делю своё время с современниками. Но умножить его с ними не могу.

Можно быть не в своём пространстве. Но время? время всегда твоё.

Не время у меня. Я у времени.

Злу и Добру одинаково удивляюсь.

Понимать изнанку жизни и верить в духовные движения души одинаково необходимо для жизни.

Философов на тысячи не считают.

Человечество сравнится с муравейником, но человек с муравьём никаким боком не схож.

Как слушал Высоцкого? Двадцатая запись, переписываются в основном помехи, но через них прорывается голос. Слушал молча. Напряжённо. Склонив голову.
Что слышал?

Человеку разум дан для познания себе подобных. Остальное? Побочный результат!

Мизантропы - честолюбцы, вынужденно контактны.

Здоровое тело есть обиталище разного духа.

Книги философов понятнее написанных к ним комментариев.

Если «Жизнь - игра», то где отыгрываются?

Триумфальная арка схожа с магнитом. Меня отталкивают все её полюса.

Я могу понять ужас чужого положения, но не почувствовать его.

Литература? разговор с собой. Чтобы не подумали, что свихнулся: сидишь да пишешь.

Развалины (даже у Пиранези), - кирпичная изнанка прекрасного.

От этих лет лишь вычеканенные цифры на монетке и остались.
 
Банальные картины рождают мысли несоответствующие.

Начитавшись пьес, едва ли захочешь стать Шекспиром.

Прозрачные трусы и фиолетовое «бюстьё». Клеопатра!

Нет рыбы без костей, - есть худо без добра.

Известность путают с величием. «Великих-то», по пальцам перечесть можно.

 «Ясность твоего ума», - результат разгоняющих тьму предшественников.

Война, не итог. Война, не начало. Война, - продолжение.

Ненависть к людям, вообще, и к самому себе… Признак нехороший. Слабости, боли. Физической и душевной.

Без меня Природа в прошлом обходилась и после меня, я уверен, обойдётся.
Но вот Всемилостивейший Господь Бог? Не знаю.… Не знаю.

Подловат и склонен к предательству? Избегай положений, где годятся сии наклонности.
Человек догадывается о пределе или, наоборот, о беспредельности падения. Но до каких вершин он может доползти (или взлететь) не известно никому.

Человек приговорён к растворению в вечном котле Природы.
Снежинка… Неповторимая и неотличимая от прочих …

Хм… Падение, - элемент полёта.

Человек, чаще, чем думает, пляшет под дудку инстинктов. Разум, вырванный им у безгласной Природы, не разграничивает - в чём его интерес, в чём её.

День … вырождения.

Приговоренные рождением к смерти, живём, как у кого получается. Не обращая внимания на этакой … пустячок.

Человек присутствует в метаболизме Природы наравне с мотыльком. И, как и упомянутый мотылёк, ничего поделать не может.
 
Тиран сдыхает и вовремя и поздно.

Моя смерть столь же естественное событие Природы, как гибель неведомого прохожего от наскочившего автомобиля.

Книги уравнивают авторов.

 Оживляя прошлое, уничтожаешь настоящее. Стоит ли?
История составлена из мелочей, в которых она пропадает.

Книги, - сосуды с водой: вместимость, форма, цвета, бывают какие угодно. Главное, сохраняют влагу или нет?

Мир есть произведение бездны на длину и ширину.

Смерть это нуль, умножающий всё к чему она прислонится.

К старости дни уходят скорее, поскольку, в день умещается меньше дел.

Самое необходимое в мысли? Бессмысленность. (мысль по поводу самой себя бессмысленна).

Темнота сгущает свет. И делает его невыносимым.

Уже каждый день итожит прожитую жизнь.

Роман вернулся к тому, чем он был тысячи лет назад, - средством развлечения. Не инструмент познания человека и мира, а как говорили тогда: «Милетские басни (небылицы)», вот что такое роман сегодня. Художественным средством познания выступают сегодня какие-то около литературные жанры.

Надо сегодня быть очень талантливым, чтобы написать очень посредственный роман.

По Эмилю Мишелю Чорану
Мало мне отношений, тех, что захлёстывают любую жизнь. Я и в межкнижных живу. Призрачные и несуществующие нигде, кроме, как в моей голове, они изматывают как человеческие.

Мои сограждане бывают нетрезвы. Состояние, единственное, где им дозволяется бывать собой.

Виртуальная любовь? Народонаселения не прибавило, но поэзия? Трубадуры, миннезингеры, труверы и прочие барды…

 Многое восхищает, изумляет лишь завтра или через тысячи лет, когда те, кто сочинял и те, для кого сочиняли, просто не различимы в клубящемся тумане прошлого.

И науки, как стихи, растут – «из такого сора».
Анри Бейль по приказу начальника своего генерала Коленкура отдал ему любовницу. Но, ставши Стендалем, сочинил теорию любви.

Зло? В породе существа, что уж, какое тысячелетие очеловечивающихся.

Искусство логично:
«Не могло быть по-другому».
«Не может быть по-другому».
«Не будет по-другому».

Любая мысль, любой поступок, да и сам я – звено цепочки, что начинается с «Большого взрыва».

Ценность произведения искусства определили его ценой. И нет теперь произведения искусства.

Нетяжела наука – «Стать человеком». Практика – «Быть человеком» - нелегка.

«Я помню это время!». А время тебя не помнит? Время вообще никого не помнит.

Недоверчивые, остаются в плену пещерных инстинктов, наших справедливо ничему не верящих предков.

Да, жизнь мост. Из одной части небытия в другую.

Когда мне нечего делать – я, думаю. И всю жизнь так.

 Я, предположим, не допускаю существования Всемилостивейшего Г-да Бога. А он, моё, получается, допускает?

Ответы на вопросы, над которыми ломали, ломают и сломают когда-нибудь головы изощрённые умы, каждый находит сам.

Читатель относится к персонажу, как к человеку. Но права приведения не надо нарушать. И перекладывать проблемы со здоровой головы персонажа, на больную, - автора.

Я никого своей искренностью не оскорблю. (Кажись, Гумилёв Н.С.).

Умение находить в цепочках причины интересующих событий - есть ум. Человек уже вставлен ходом, предшествующим в ту самую последовательность, из которой ему не вырваться …

Ум, умение… Ты делаешь всё, что тебе угодно, но в пределах твоей жизни, очерченной обстоятельствами места и времени. Почти ничего.

Историки своими писаниями изменяют мир, как физики, микромир наблюдениями. Физики, понимают, что они необъективны. Историки, наоборот, уверенны всегда в своей правоте.

История, пережитая и рассказанная двумя, это три разные истории.

Автор жизнеописания Петра Великого посетовал: «люди могут испортить и лучшие учреждения».
Немецкий поэт (Энценсбергер) выразился несколько иначе: «Люди вечно мешают: // Путаются под ногами, // вечно чего-то хотят. // От них одни неприятности».
 
Представляете! Иисус, окружённый одиннадцатью … Иудами.

Не всё зависит от происхождения. Не всё зависит от воспитания. Всё зависит от того, что есть в человеке за вычетом происхождения и воспитания.

В истории все доказательства опровержимы.

Двум охранкам удалось из недр своих исторгнуть вождей. И умылись кровью сначала Германия, Россия, затем, весь мир.
Может быть, спецслужбы стоит перепрофилировать на контроль за качеством молочишка для детишек.

Ненависть? Объединяет!

Чем более я становлюсь человеком, тем более я в себе ощущаю животное. (Скотину).

Во мне больше природного, чем хотелось бы.

 Газеты описывают мир читателей газет, а не тот, что окружает их.

Основатель Александрии родился в бедной царской семье...

Филипп, царь Македонии, покидая соамфорников, уносил единственную на всё царство-государство золотую плошку. Может это объяснит невероятную даже для грека жадность сыночки его, Александра?

Писатель «С» смонтировал несколько пудов романов, известил интервьюера, что исторические персонажи, упомянутые в его книгах, поступают, говорят и думают так, как это было в натуре. Исключив тем самым свои писания из литературы и истории.

Не различают – жадность и скупость. А ведь это разные вещи. Жадность – попытка присвоить всё. Скупость – нежелание расстаться с мельчайшей частицей имеющегося. И может встретиться щедрый жадюга и вполне бескорыстный скупец.

«Вкус к необычному – признак мелкой души» (Дидро).99% процентов нынешних книжек именно о необычном, никогда не бывшем. Выходит, «по Дидро» мы окружены миром «мелких душонок».

Фаон ослеплённый красотой богини не взял у неё положенного медяка за переправу.
И Афродита одарила его: 1) Вечной молодостью, 2)красотой, 3) желанием каждой с ним переспать. Сафо, например, утопилась, не справившись со своими сапфическими наклонностями и безнадёжной страстью к счастливцу.
Этот миф о счастливчике, больше похож на правдивую историю о древнегреческой скаредности.
 У этих любовь к Б-гу подразумевает ненависть к человеку.

Что я понимаю в природе Природы?

Вершина видна. Не вползти на неё, ни даже подползти … Времени не оставлено.

Что с того, если меня забудут, когда я сам себя помнить не смогу.

Пустая душа требует славы, поклонников, дорогого хлама, дворцы и свиту. Хотя бы в грёзах.

Не нравится, что творится вокруг? Отвлекись и подумай о том, что было, что есть и что будет.

Когда нет ничего и не надо, выходит, тоже, ничего.

Счастье? Книги в один ряд.

Крошка, застрявшая в бороде и невелика, и на человека смотреть тошно.

Утешил себя. Наплевательством к себе и равнодушием к остальным.

Конечно, любовь зла,
Но, если, рядом не будет козла,
Тебе ни за что не полюбить человека.

Почтительно склоняя голову перед титулами, не забывай, что на русский, они передаются как: герцог Черепановский, маркиз Криводановский, граф Кинтерепский или барон из Шарапа.

Истории справедливость не к чему. Справедливость нужна тебе, когда ты думаешь о ней.

Время - лифт. Окон нет, кнопок нет, число этажей известно приблизительно. Ползёт он только вверх. Останавливается неожиданно и не для того, чтобы ты вышел. Тебя выбросят, остальных подымут выше. Без тебя. Но тебе и так всё равно.

Книжка моя - о жизни, в которой «всего понемножку.… Всего понемножку». (Шоу) Эпизоды исторические отзываются грустным парадоксом, жестокости и нелепицы жизни, откликаются замечанием об искусстве… Оно в свою очередь, повод подумать об искусстве «жить достойно».

Если прожил немного, то, бесконечна жизнь. Если, много, - то, вдох - от начала и, выдох - до конца.

Что касается меня, это не касается никого.

Оптимизм, более всех, необходим неудачникам.

Оптимист сочиняет страшилки. Пессимист в них живёт.

Кто не умеет, тот вкалывает.

История антисемитизма – история всеобщей подлости. Что из того, что она тянется тысячи лет?

Фашистьё довершали начатое батюшками и царями: те делали жизнь шести миллионов подданных невозможной; эти сделали невозможной самую жизнь шести миллионов людей.

 Прошлое уравнивается с будущем тем, что мы их конструируем исходя из отрывочных, умозрительных представлений о том, что знать невозможно.

Паскаль, отличая чудеса ложные от истинных кипятился: «Сколь ненавистны мне те, кто сомневается в чудесах».

Раньше, (где ты, это «раньше»!) Лиссабон, Триест или, предположим, Касабланка были игрой субстанций моего мозга, реагирующих на чтение и разглядывание белых плоскостей, где мелькали чёрно-белые или, реже, цветные тени.
Теперь, когда они есть, меня не оставляет ощущение, что не существую я.

Что, плохо тебе? Не огорчайся, ещё хуже будет!

Не веришь, что Хосе (или Хуан?) Ортега-и-Гассет болтун. Почитай Хуана (или Хосе?) Ортегу-и-Гассета и поймёшь, т.е., согласишься, что иначе не объяснишь серьёзные вещи людям, когда им до них и дела нет.

XIX столетие было веком общественных теорий. Цену им определило XX-е, проверив, на людях преимущественно.

Воспоминания друзей говорят больше о том, что человеку лучше бы не иметь друзей вовсе.

К зиме любой тополь схож со схемой кровеносной системы человека.

Сократ, беседующий с Платоном и Сократ Платоновых диалогов, разные Сократы.

Если знания не приносит новое знание, они нечто другое. Например, эрудиция.

Борхес? Фунт изюма, извлечённый из чёрствых литературных булок. Без изюма.

Что будет после тебя? Как и при тебе. Ничего хорошего!

Умолявшему прекратить его предсмертные муки, Антисфену, Диоген указал на кинжал. Киник ответил: «От страданий, не от жизни избавь.».
Мадам Дю-Барри, любовница Луи XY осуждённая народом на казнь («Народ, скопище палачей», - утверждал Казанова), щебетала на эшафоте: «Ещё минуту, прошу Вас! … Подождите Сударь! Только одну минуточку!».
Когда-нибудь и я скажу: «Ещё одну минуточку г-жа Палач, ещё только одну минуточку», но Природа не слышит.

Кеплер, сочинивший в 1634 году фантастический роман «Сомниум» (в руках бы подержать), персонажи коего претерпели невесомость в точке, где сравнялись сила притяжения Земли и Луны.
Счастливая мысль. Ею воспользовался Сирано де Бержерака и, даже, Жюль Верн, пока учёные не поняли, что невесомость возникает по другому и от других причин.

Сцена из Жизни
Совсем молодой человечек лопоухий, низенький, и тощенькая, чуть толще сигаретки, что она смолит, барышня. Беседуют.
Юноша: «У нас вчера оргия была», поправился: «Нет, вакханалия».
А говорят, что нонешняя молодежь читать перестала.

Природа живёт – пожирая свои порождения.

В повествовании «Запретная черта» Клив Картмил поведал об устройстве и изготовлении атомной бомбы (изотоп урана 235, критическая масса и пр.). Но было это в 1944 году и жил он на Манхеттен-бич, что намекало на Манхэттенский проект.
Тамошние «компетентные органы», его проверяли нудно и долго, пока не дошло до них, что Картмил не шпиён, а писатель. Образованный, с воображением. Талант.
(Из книги Ю.Кагарлицкого. «Что такое фантастика?»).

Акутагава … Чехов. Идут к истине. Не разбирая дороги.

Религия штампует рабов. Но магометане… Non plus ultra.

Почему прогресс должен воздействовать на нравственность, если человек ещё очеловечивается?

Религия? Обожествлённое недоумение.

Старость? Наказание за молодость!

Фантастика когда-то была перемещение по Земле, потом, по Океану, потом, по Космосу, а теперь, когда двигаться некуда, фантастикой стало Фэнтэзи.

Или помни немногие правила, или заучивай бесконечное всё. Как исключения.

В уравнениях жизни человек, величина постоянная. Времена не делает его не лучше и не хуже. Эпохи поворачивают его, то одной гранью, то другой.

Убивший себя по приказу Нерона, «арбитр элегантности», Петроний - говаривал: «жизнь - необыкновенное обыкновение».

Пытливые недоумки ниже происхождения Вселенной в размышлениях не опускаются.

Углубиться в чьё-то прошлое означает, своё настоящее отдать чьему-то будущему.

Я родился в ноябре 1951 года. Мне этот дебют не по сердцу.

 Горжусь своим псом. Из множества книг для изучения он выбрал «Застольные беседы» Плутарха.

 Искусство? Монолог человечества.

26 ноября 1856 года вышел «Приказ об отставке Толстого от военной службы в ракетном заведении». Что-то происходило, однако, и в этот день.

Мода делает излишнее необходимым.

Смысл поэзии доступен исключительно человеку.

Сны? занятная часть жизни.

Агесилай о жителях востока: «Никуда негодные граждане, но превосходные рабы».

Бараны рыдают о себе, полагая в будущем свою участь худшей, чем была, когда откинулся очередной Баранбаши.
Готов учинять мелкие и большие пакости, полагая, что ему-то точно, хуже всех.
 
Время – невозможность повториться.

И завоевал Александр Македонский Азию. Нахулиганил там. Ставши примером для таких же недоумков: «Как так, мне уже 30, а ста городов не сжёг, сколько-то сотен тысяч не поубивал. Нет, не удалась, жизня. Не удалась»

Диалог
- Всё проходит!
- И таблица умножения?

«Протагор был носильщиком, когда Демокрит угадал в нём философа по его манере складывать дрова».

Талант – итог легко изменяющихся способностей.

Евреи, в отличие от греков и римлян, всегда утверждали «принципы единства и равенства человеческого рода».

Актёрская естественность на сцене достигается несуразными средствами.
Постмодернизм? теоретически ощущаемая мелкость описываемого объекта.

Мы состоим из звёздного вещества и воспоминаний друг о друге.

Греки, знали и давали всему цену. Ученик Пифагора стоил 10 мин, Аристотеля 16. Но повар (хороший) и шлюхи ценились выше.

Для определённого круга деятельности (доля её определяется в 97,8%) интеллект не нужен.

 В Греции (во времена Демосфена) было мало лошадей и много образованных людей. Стоили они примерно одинаково.

У тюрьмы может быть и одна стена.

Большее знание протягивает мосточки над безднами незнания.

Наполеон знал - «Следуешь туда, куда увлекает нас неодолимый ход событий». Толстого, думавшего сходно, ославили фаталистом.

Счастье о себе напоминает лишь и исключительно ни хрена не выигрывающими «счастливыми билетиками».

Талант необходим там, где без него обходятся.

Душа в кандалах. Тело перемещается как ему угодно.

Учившиеся чему-то дуры, самые тошнотворные мне.

Судьба одна. Разные к ней дороги.

Человек ведёт с жизнью множество партий. Одни разыгрывает сам, в иных играют им (Как фигурой, но чаще пешкой). Удачные ходы, ловкие комбинации. И неизбежный проигрыш.

Искусство понятно вне языка, на котором оно говорит.

Жизнь кончается? Всего-навсего ещё виток.

Судьба бьёт неожиданно. Но убивает не всегда.

С судьбой не расходятся.

Редко кого зашибают плоды раздумий. В отличие от плодов разума.

Судьба порабощает человека.

Книга - вершина конуса. Разнятся основаниями.

В Дюреровском Апокалипсисе лишь посланцы Господа в силах уничтожить человечество. Люди двинулись недалеко вперёд. Без Них обойдёмся.

Тюрьмы проектируют и строят рабы. Для свободных.

«Что сказать о жизни?» (Бродский). «Грустная, б…!».

С исчезновением рабства ушли необходимейшие тогдашнему человеку работы и занятия.

Жизнь похожа на аттракцион с крутящимся диском. Ослаб? На обочину!

Различия на поверхности. В глубине - сходство.

Жизнь бьёт и не укрывает.

Что сделает человек для самоуспокоения. Всё. До самоубийства включительно.

Душа отражает частицу истины. Собраться вместе никак не получается.

Кто знает, что «счастье в деньгах», тот, обретая их «счастлив».

Оборотная сторона абсолютной власти - абсолютный ужас.

Мудрость обретается между тем, - «что всё пройдёт» и тем, что - «всё уже было».

Революция, лекарство страшнее болезни. Но всё-таки, лекарство.

Оппонент оттачивает твоё Credo.

Неумение торговать, включает неумение «продавать себя», что не всегда плохо.
Леонардо оставил после себя больше учёных, чем живописных работ. Познание его больше интересовало, чем живопись.

Кошмарные романы - не о кошмарах: они написаны кошмарно.

Всё наше знание из прошлого и о прошлом. С современностью, если в ней что-то есть, пусть разбираются потомки.
Люди различаются тем, что их объединяет.

Человек, не болеющий в жизни ни разу, болеет лишь раз.

То, к чему жизнь заставляет привыкнуть, более всего раздражает.

«… мы вкладываем лучшее, что в нас есть, в свои книги» поэтому «можно быть очень крупным писателем и в то же время довольно жалким типом» Ромен Гари.

Наблюдая за неразумными поступками носителей разума, меня не удивляет, что неразумная Природа породила разум.

Никто, никому, никогда ничем помочь не в силах. Разве что огорчится или обрадоваться не моим огорчениям и не моим радостям.
 
Утопическим не только социализм бывает.

«Идеалы, - пишет Уайтхед, - лежат за пределами исторических фактов». Из мириад их историками подбираются подходящие и подкладываются под свои или, какие приказано, идеалы.
Обыватель, в поисках истины, поневоле становится эрудитом, сравнивая разные теории. Сожалея о фактах, изувеченных в угоду идеалам.

Отсутствие совести не означает присутствие ума.

Хочу заблудиться в трёх соснах.
Хочу утонуть в луже.
Хочу не найти переправы через р. Петушиха.
Короче, невозможного хочу!

Удовольствие, не всегда должно доставлять удовольствие.

У философии есть история. У истории нет философии. Та, что считается ею, насквозь сочинена.

Бессонница – время, вычеркнутое из жизни.

Универсальные философские системы XIX столетия сегодня выглядят (по результатам, но не по жертвам), - жалкими. Философия возвращается к корням. К человеку. Когда он – мера вещей, но не вещи мера его.

На всех переживших каиново время, - каинова печать.

Знать меру, это лишнее.

Забывают мыслителей, но не мысли.

Этому молодому человеку шестьдесят пять. Сколько же ему стукнет к старости?

Зависть? Упражнение для мазохистов.

Вера исключает логическое, самое в человеке человеческое.
Изнанка человеческая неопрятна: физическая и духовная.

Религия пованивает и соседом по пещере, и ужасом перед Вселенной.

«Поток сознания», не пропущенный через сознание, есть графомания.

Леонид Л., певец «Русского леса», предложивший начать новую эру днём рождения товарища Иосифа С., был удачливым коммерсантом: продавал бедствующим в эвакуации писателям, мёд, скупленный им на корню.

Наполненность жизни обратно пропорциональна надежде на загробное бытие.

Суть рационализма? Осмысление иррационального в человеке, накопленного в миллиарды лет дочеловеческого развития.

Афоризм? - не бесспорная мысль, принимаемая без доказательств.

Нет рецепта в биографиях «великих», как стать философом, поэтом, художником, инженером. Но политики, полководцы, вожди, палачи. Эти, пожалуйста, сколько угодно.

Человек протискивается через механизмы неумолимого отбора: первый – Природа. Второй безжалостней - Общество.

В «Книге жизни», рассказана, прерванная кем-то история твоих неудач.

Те, для кого «совесть, слово греческое» не знают пустячной разницы между человеком и скотиной.

Загадка человека? Слишком мало в нём человеческого. И много от скота бессловесного, от скота кровожадного.

Афоризм? Не доказывают!

Истина зависит от дороги к ней.

Они (Кожинов, Куняев, Кузнецов, Лобанов и прочие…) думали: «главное журналы захватить, нас прочтут, и мы проснёмся с деньгами в карманах и во славе». Захватили. В ответ перестали читать эти журналы. И слава не осветила их гнусные рыла.

Национальные культуры? Давайте говорить о национальном бескультурии.

Человечество? Это шутка, которую некому оценить.

Ещё сорок тысяч лет назад бремя доказательства своего бытия Господь Б-г переложил на человека.

Человек начинается с того, что отсутствует в Природе. С абстракции.

Поэзии необходимо понимание, а не комментарии оскорбительные, как обсуждение анатомических подробностей поэта в его биографии.

       Вера не делает святым, а неверие – негодяем.

Православному приходу понадобилась от японцев, во времена оккупации Манчжурии разрешения на печатание «Евангелия». Те, в свою очередь потребовали «Анкету на авторов». Священник объяснил ситуацию. Цензор, Фудзивара-сан, подумал и распорядился исключений не делать.
Документ выглядел так:
Имя, фамилия и звания авторов:
Матфей Левий – финансовый чиновник;
Марк Иоанн – помощник учителя;
Лука Антиохиец – врач;
Иоанн Воанегрес – рыбак.
Месторождения:
Капернаум;
Иерусалим;
Антиохия;
Вивсаида.
Национальная принадлежность:
Еврейская.
Подданство:
Римское.
Есть ли родственники в Японской империи:
Нет.
В Советском Союзе:
Неизвестно.
В Соединённых Штатах.
Возможно.
Из книги Протоиерея П. Патрина.
Не знаю, конечно, как пролетарский интернационал, но чиновничий создан давно и и по сию пору не целёхонек.
Талант? не ошибается.

Английский юрист XIX века, сэр Вальтер Скотт, утверждал, что для дворян, аристократов: «кровосмешение, грабёж и насилие было обычным делом» в самые наирыцарские времена.

«Он бывал, нежен со своими жертвами, подобно кошке, которая иногда ластится, готовясь нанести опаснейшую рану… никто не мог лучше его приукрашивать грубые и эгоистичные мотивы его деяний… Он держится, только проливая кровь тех, кого боится».
Это не о т.С., не о геноссе Г., не синьорах М., и Ф., это о короле Луи XI, жившем за четыре сотни лет до упомянутых товарищей, сеньоров и господ, написал Вальтер Скотт в предисловии к Квентину Дорварду.

Власть преступника над страной все времена делает схожими.

«Мыслитель» Родена это, оказывается, Данте с роденовской же немыслимой композиции «Врата Ада».

Много знать? Приблизительно догадываться, где лежат рубежи необъятного твоего невежества.

Любой из нас карикатура на человечество и карикатура на самого себя. (человечество, карикатура на человека)?

Я, кажется, во второй фазе (периоде) полураспада. Жаль, что не знаю точки её начала.

Толпа всегда дурнее отдельного от неё человека и существуют дурные народы, притом, что среди них может обретаться положенное число праведников.

История одинаково наказует и тех, кто её поправляет и тех, кто не обращает на неё внимания.

Я не хотел бы жить до Пушкина, Лермонтова, Толстого…
 
Сон, лучшее из лекарств, если нет других.
       
Забвение – удел всех. Последнее утешение неудачника.

Ни в такт, ни в ноту, ни в ногу… не попадаю.

Всё спешу. Да куда же? Как все. В никуда!

Работой называют то, за что платят. А всё остальное? Удовольствие, за которое платишь ты.

Человек такое же случайное порождение Природы, как, например, инфузория туфелька. И отношение к ним - равное.

Мир со мной угаснет и начнётся с другими. Переживай за себя, за Вселенную не волнуйся.

Отличие человека от зверя. Зверь никогда не станет человеком, а человек?

Природа, и к червяку, и к человеку относится одинаково равнодушно: убивая, воскрешая, чтобы было, что подбросить в топку своих фантазий.

Я не могу верить не подумав. Подумав, я не могу верить.

Ум? Ограничивает!

Ум, - инструмент. Без него на дне океана не вырыть колодца.

Соплеменники наверняка знали, - светила пребывают друг с другом в супружеских отношениях. А домыслы касательно их божественной породы оскорбительны для них и смертельно опасны для человека. Бесстрашен был человек им доказывавший: Солнце, раскалённый, а Луна, холодный шар.

Тот Париж жив в строках Хемингуэя, Газданова, Вертинского, Ремарка, Эренбурга и, кстати, Генри Миллера. Этот, судя по тому, что я вижу, мне не интересен.

И гуманизм результат мышления. В отличие от жалости.

Для еврея двадцатого столетия вступление в партию, как крещение для иудея девятнадцатого, означало прощение и предпосылку к карьере.

Человека формируют (или деформируют?) две стихии: Природа и Общество.

История религии? Главы учебника психологии и параграфы монографии по психиатрии.
Пророк – академик, писатель «С» пишет не хуже ловкого торговца мёдом и также академика «Л». Оба никудышные историки и фальшь изначальная откладывается в каждой фразе. Водил ли пёрышком «Л», или тюкает клавиатуру «С».

Человек не всегда отворачивается от истины. Иначе бы продавалось меньше зеркал.

Пространство между Человеком и местом его возникновения в Природе, забито предметами, до него не существовавшими.

Прогресс, это постепенный уход от первобытного страха – всех перед всем и всеми и замещение его знанием.

Человек не был полуживотным. Он возник сразу человеком, неотличимым от животного.

Как предыдущая истина входит в последующую, так и старый предрассудок живёт в новейшем.

Если, нечто, называемое Б-г, существует, то Оно должно где-то обнаружить своё существование, и показать ожидаемую реакцию, как подопытный кролик на столе экспериментатора.

Новые границы оживляют, всего лишь, старую ненависть.
В жизни? Всё возможно!
В искусстве? Нет!

Я говорю о сходстве, Вы о различиях. И, хотя, речь идёт об одном и том же, мы никогда не договоримся.

Человек и Природа, как масляное пятно и вода, пока не изобрели искусственный разум.

Истина в зеркало не заглядывает.

Человек останется полуживотным, едва высунувшим свою мордочку из кущей Природы, пока есть верующие, верящие в астрологию, заговоры, наговоры, колдовство, приворот и отворот, и Высший разум.

Искорка разума поделена между всем человечеством, иначе давно бы погасла.
 
Человек искорку разума переносит от поколения к поколению. Соединяется она в книгах и науке.

Историк, оценивает настоящее в свете своих исторических пристрастий.

Сознание вошло в человека вместе со страхом. История цивилизации есть постепенное изживание ужаса всех перед всем и всеми.

Мир и нехорош и неплох. Он не предполагает наличие его оценивающего разума.

Худший фантаст сочинил бы Мир лучше существующего. Он подумал бы о месте для человека, а не для мартышки, становящейся человеком.

У обезьяны, в отличие от человека, предков меньше. Человеку есть чем гордиться.

Неудачник, когда ему подфартит, заставляет всех оплачивать свои неудачи.

Примеряю вещицу и думаю: не насколько её, насколько меня хватит.

То, от чего меня трясёт, меня не потрясает!

Л.Н.Толстой спрашивал, кто был тот человек, тюремщик и организатор казни Декабристов, комментаторы охотно, через семьдесят восемь лет отрапортовали: Комендант Петропавловской крепости «Генерал-от-инфантерии А.Я.Сукин, каковой «слыл строгим исполнителем своих непривлекательных обязанностей тюремщика. О душевных же его качествах или недостатках ничего не могу сказать». Т.17. стр.479.

Жизнь равновесна. Если у тебя не получается просить, то и благодарность тоже не получается.

Исполненные благодатью знания историки судят и с удовольствием рядят прошлое, но мнения современников, а подчас, и участников событий их не интересуют.

Ненавидеть гонителей и убийц моих предков? Они там же, где их жертвы. Достаточно презирать их последователей.

Проще попасть в историю, чем выбраться из неё.

Интересные случаи происходят тогда, когда они интересными кажутся другим.

Между Природой и человеком меньше противоречий, чем между человеком и человеческой Природой.

Старость бессильна, но не безобидна.

Разочарование, первый источник презрения. К самому себе.

Ну и времена. В ход шли доносы в жанре философского трактата.

Юность согласна с «молодым Марксом», - необходимо «изменить мир». Взрослея, понимаешь - следует начать с себя. А потом понимаешь, не следует упражняться ни в первом, ни во втором. Мир не изменишь, а себя можно сломать или, что не лучше, сделать конформистом.

Превосходство, даже не надуманное, выражается часто высокомерием, - иным именем хамства.

Патриоты имеют в себе больше сходства, чем страны, которым они своей приязнью приносят несчастия.

Высокомерие – одна из форм хамства. Всего лишь.

Вспомнить сон, означает, придать ему изначально отсутствующие свойства реальности.

Английские солдатики, под командованием генерала Алленби 26 ноября 1917 года вошли в Иерушалаим, что среди российских сионистов вызвало радостную бучу.

Изначально и по сию пору человек не понимающий происходящее он мифологизирует его, запутываясь в коконе псевдообъяснений.

Музыка, та, что была в XIV – XIX веках прошла. То, что именуют музыкой теперь, ей, скорее всего не является.

Затухание одного означает начало другого. Современник «другое» не различает. Вот у поэзии другая судьба. Она перетекает из одной формы к другой, и, вернувшись к истокам, блеснёт чем-то доселе невиданном.

Не каждый живущий в бочке философ, но каждый философ обязан жить в бочке.

Смешивая низкое и высокое: предположим, матерщину в сонете, снижаешь высокое и узакониваешь низкое.

Любой оркестр – это музей музыки. Но в отличие от иных музеев, где смотрителям не разрешается подновлять полотна в угоду новым веяниям, то музыкантом, пожалуйста, сколько угодно.


О мемуарах
Чем так помнить, лучше совсем забыть.

Зло не в деньгах, не во благах, не во власти, которую они приносят, зло в том, что человек отдаёт, чтобы они были у него.

Смысл политики? Заставить полюбить.

Кому, как и чем, помочь, если обе стороны неправы. И ради своей правды истребляют всех, кто сомневается в ней.

Надеюсь, что наши первопредки изобрели орудия убийства для охоты и обороны от зверей и не сразу сообразили, что и на людей получится отлично.

О смерти расскажет лучше тот, кто уже ничего не расскажет.

Несчастье? необратимо. Но ведь и счастье, похоже, необратимо.

Прошлое? Точка, на которой покоится вершина пирамиды сегодняшнего.

Прошлое, как расписание электричек, можно не знать, забыть, не обращать внимания – исправить нельзя.
 
Музыка, обмелевший океан. Либо массовая, либо элитарная. И перестала быть тем, чем была.

Прогресс, как бы о нём не рассуждали, вбирает в сферу Цивилизации всё больше людей, чтобы им жить «по-человечески».
Осторожно листаю календарь. Нет уверенности в моём присутствии на Земле в ноябре месяце, такого-то числа.
Мой «жизненный путь»?
Бреду по бездорожью.

Не напирай на исключительность. Позаботься о своей ординарности.

Потомки прощают гению. Он же не занимал у них без отдачи.

Максима и аксиома. Принимаются без доказательств.

Горек хлеб историка. Чем дальше в прошлое, тем меньше известного. Чем ближе настоящее, тем дальше от истины.

Уловить разницу между «очевидным» и «видимым»?

Нечеловеческие дела обычно совершаются людьми.

Зло и добро, конечно, абстракции, но конкретизируют их люди.

Та жизнь лучше, на которую не зарабатываешь.

Вселенная чрезмерно сложна и слишком неупорядочена, чтобы предполагать её неестественное происхождение.

События минувших столетий подсказывают, - лучшая политика: не лезть в политику.

Как скушна была жизнь, если тошнотворный «сентиментальный роман в письмах», развлекал.

Музыкой стали коротенькие, быстро иссыхающие ручейки.

Композиторы? - Есть! Музыки? - Нет!

Лишь на склоне лет выясняется, что юность, оказывается, была – праздником.

Пусть везёт в невезении: свалился в пропасть? Не повезло!
Зацепился за деревце? Повезло!

Текст состоит из неуловимых структур, вне которых он пропадает.

Ум выскажется в строчке, глупость меньше, чем на лист не согласится.

Природа? Всегда те же изменения.

В счастье, горе, нужде - человек одинок. Оставшееся он может разделить и делит с кем угодно.

Люди, выпущенные на свободу часто выбирают, как modus Vivendi, невежество, трусость, хамство, но из того не следует, что свободу надобно извести.

Чтобы вести себя по-человечески им надобен Г-дь Б-г.
Кто вам рассказал, что работа это то, за что платят.

Смерть? Не выход. Смерть тупик, из которого выхода нет.

Время, субстанция наилегчайшая - в ней тонет всё. Что легче времени уносится с ним в будущее.

Люди настолько разные, что презирают и уважают друг - друга за одно и тоже.

Человек, безусловно, порядочный, но ведёт себя, как негодяй.

Человек делает глупости так легко, словно Природа предназначила его к вечной жизни.

Жизнь всякого человека, даже, предположим, жизнь маркиза де Сада кошмарнее и глупее, чем самые неразумные и страшные штуки человеческого воображения вообще, и воображения самого маркиза, в частности.

Сегодняшние пииты, в меру им отпущеннорго таланта, вытравливают поэзию из своих опусов. Но, кое-где, бессмертная, остаётся она.

У автора «История эстетики» не было эстетического вкуса. Писания его напоминали «указания для жителей Конго» составленные эскимосами» (Ежи Лец).

Никак не привыкнуть, что «не люди» выглядят, как люди. Самые настоящие.
Легче всего привыкаешь к неожиданностям. Ведь это просто жизнь.

Прошлое, это настоящее, которого никогда не будет.

Дело не в том, что он «за копейку удавится», а в том, что удавит он тоже «за копейку».

У человека за спиной такой же спиральный завиток, как у улитки и когда он забивается временем, человек умирает.

Память не вовремя забрасывает тебя в то прошлое, когда ты был счастлив, но не знал этого.

Надо выяснить, в каком месяце 2007 года отмечают семисотлетие Лауры, музы Петрарки, и прапрабабки «божественного» маркиза.

Революций «не делают». Неудачники делают в революцию карьеру.

Чтобы в голове вызрели свои мысли, не выпалывай чужие.

Вечно мы неправильно переводим с чужого языка на собственный. И «понимания» ищем.

Из «простого народа», вылупились наижесточайшие кровопийцы, распоряжавшиеся судьбой большинства людей имевших жительство в XX веке.

Интересно, где иудеи брали «христианских младенцев» за полторы-две тысячи лет до возникновения христианства.

Пишешь для себя, может быть, ещё для кого-то и, разумеется, дожидаешься всеобщего ободрения.

Бессмертным философии не нужна. Им ничего не надо.

Весёлые песенки, пережившие свою эпоху, звучат, однако, грустно.

Я ещё многого не знаю, чтобы так вот взять и скоро умереть.

Пустоте необходимо богатое обрамление.

Варвары это не то, что обычно думают: сила, свежесть, справедливость, благородство, величавость. … Или, как написал какой-то энтузиаст: «благородные, самоотверженные, ответственные…». Нет, варвары, это зловоние, невежество и бестрепетность в решениях посадить кого-то на кол, так, для услаждения взора пирующего на костях побеждённого.

Разница между книгой очевидца и книгой сочинителя невелика. Один сочиняет то, что видит, другой выдумывает то, что мог бы увидеть.

Задумайся о будущем. Если ты сейчас такой дурак, то, что с тобой станется в старости.

Конечно, история не повторяется, иначе как бы люди совершали одни и те же ошибки.

Мировые законы воздействуют на людей незаметно, и с разной интенсивностью. Как радиация.

Неопровержимо, на века скажет о времени, о людях.… Они сделают всё, чтобы не выпустить в другие времена писания этого человека. До «высшей меры» включительно: к нему и к его книгам. ;

Хочется, конечно, думать, что умерший чувствует, когда ты вспоминаешь его. На этом все религии держаться. Да ведь знаешь, что нет.

Хорошие книги выстраивают по жизни. По очень хорошим – выстраивают жизнь.

Энтропии нет. Один порядок побивает другой.

Искусство и искусство жить - искусства эти разные. Никогда не совпадают.

Сии дефиниции выписаны мною из сборника ежедневных мудростей:
«Нравственность – это разум сердца»
       Гейне
«Нравственность – это разум воли»
       Гегель
«Нравственность – это цветение истин»
       Гюго
«Нравственность – душа истории»
       Жубер
«Нравственность – это повиновение свободе»
       Гегель
То есть, получается, что для этих почтенных господ нравственность была теоретической категорией, в жизни не попадающейся. XX век всё перевернул. Нравственность – это отношение ко всему, что происходит с тобой и всеми. Это жалость и отсутствие подлости. Всего лишь. Но каждую секунду жизни.

Классика строга, лаконична, нага. Финтифлюшки необходимы декадансу.

       Диалог
Вы ненавидите меня?
Что Вы? забыть не могу!

Неполноценность одна не ходит. Ей комплекс подавай!

Надо говорить: «Истории XX -х. веков».

Когда незнайки любопытствуют им всё объяснят полузнайки.

Я не высоты боюсь. Я боюсь упасть с высоты.

Совесть? – бессловесна. Совесть – бессовестна.

Какой же я писатель? Они пишут, чтобы жить, а я живу, чтобы писать.

Жизнь человека смотрящего телевизор это тире, между точками рекламы.

Когда искусство становится игрой в искусство, когда жизнь, становится игрой в жизнь, то нет жизни в искусстве, нет искусства в жизни.

Ум, - в прошлом, остроумные выдумки в добыче еды и прочих благ, ум сегодня то, что сверху… над первичными потребностями.

Или я поумнел, или я поглупел, но песенки эти трогают меня точно тем же, чем раздражали тридцать лет назад.

Может быть, с точки зрения какого-нибудь гиббона, человек, это выродившаяся мартышка.

Человек, есть точка, соприкосновения бесконечности: идущей из прошлого и уходящей в будущее.

Порядочный человек, прежде чем кому-нибудь сделать пакость, его возненавидит превентивно.

Надо же, всё-таки забыл имя кренделя, спалившего деревянный храм Артемиды в Эфесе за 364 года до р.х.

Учителям не прощают ловкости в мошенничестве и участия в манипуляциях с чужими текстами.

Склонны себя переоценивать те, кто не нуждается.

 Литовцы, конечно, предпочли гитлеровский режим всем прочим, ведь помимо свободы выращивать и продавать картофель, их поощряли за убийства и грабеж евреев, поляков, русских.

Учиться я люблю, но не люблю, когда меня поучают.

Бах похож на хорошего, но занудного педагога, знающего, что эти тупицы на раз не поймут. Моцарт - “Kleine nacht Music” – это восемь минут чистого, беспримесного счастья...

Они всё путают: хвост держат по ветру, а нос пистолетом.

Этот Господин перестал знать меня, когда я вместо «фенОмен»», произнёс «феномЕн». И он прав.

Кто изрёк из знаменитых умников?: «Язык человеку даден, чтобы скрывать мысли, а не наоборот». Большинство человечества блестяще справляются с заветом незабвенного. Ни одной мысли за всю свою счастливую жизнь.

Прошлое, в отличие от будущего не доступно. А будущее, отличается от прошлого тем, что проницаемо.

Этот философ, глубочайшим образом понимал все, кроме того, о чём писал, что, собственно, есть искусство. Представьте слепого астронома. Глухого музыковеда.

Евреев ненавидят и шушера, что понятно, и респектабельные господа, что поначалу непонятно: от немецкого историка Ранке (его изречение «Евреи наше несчастье», стало эпиграфом “Der Sturmera”), аглицкого моралиста Карлейля (известна его фразочка, дескать, он охотней увидел бы +еврея на пыточном стуле, чем в кресле директора банка), до русского поэта Блока и русских же - писателя Розанова, философа, Флоренского, Лосева, Гумилёва (этих можно томами цитировать). Не могли и не могут эти господа евреям простить, что своим существованием они аннулируют родные им мифы «крови и почвы», «расы»...
Чтобы быть патриотом не обязательно быть французом, испанцем, русским, британцем. Надо любить страну, в которой родился. Чтобы хорошо и/или гениально писать на языке страны рождения надо быть талантливым/гениальным человеком и знать язык, на котором пишешь. Видите все как просто, но от того ещё обидней. Расе «господ».

И Льва Толстого цензурировали.… Дай этим господам волю, они так отделают Святое Писание, что Г-да Б—га встретишь - не узнаешь.

Иные книжки растут вместе с тобой, иные покупаешь на вырост, но большинство скукоживаются и превращаются, ни во что.

Схема любого события опрокинутого в прошлое, есть схема цепной реакции, даже, если это схема атомного взрыва.

Я стал стар и время не успевает залечить мои раны.

Несправедливость отличается от справедливости немногим: демагогией и мощным аппаратом террора.
После того, как не удалось ни одно из обоюдно подготавливаемых ими покушений на убийство. И герцог Ларошфуко, и кардинал де Рец много понаписали друг о друге обидного и справедливого. Но как ладненько глядятся рядом тома воспоминаний о неудачах в политике и победах над женщинами.

Отчаяние звучит одинаково на любом языке. И перевода не надо.

 «Вернись в прошлое!
 Хочу
 Застыть там». Гадзё Симада.

Если представить, что Всевышний посредственный теоретик и никудышный экспериментатор, а организатор, так вовсе аховый, то понятно, почему Его подопытные несчастливы, мучаются и страдают от рождения до смерти.

Человек это ключ, который подходит ко всем замкам, но замки истлели и ключей не надобно.

Ищут образцы для подражания там, а достаточно слышать самого себя и никого больше.

Симметрия, это равновесие выраженное визуально.

Юдофобом он не был. Он людей живых вообще не любил. Он был антропофагом.

Если не происходит ничего, то время исчезает.
Огоньки, пляшущие на волнах. Как на огонь в костре можно смотреть бесконечно.

Любое начальство ведёт дело не к искоренению разномыслия… Оно было бы счастливо уничтожить любую возможность мысли.

Человек, к годам сорока научается болтать о чём угодно. Попадает пальцем в небо, реже, изрекает нечто похожее на истину. Если такое трепло командует государством, тогда его изречения, приобретают не свойственный им вес и опасность. «Застольные разговоры» Г…, Пол Пота и прочей много пролившей крови – шушеры, с претензиями на выставление окончательной истины тому свидетельства.

Утверждать, что тогда-то был дураком, нескромно. Словно, подчёркиваешь, что сейчас-то поумнел. С чего бы?

Время похоже на радиацию. Оно не видно, не слышно, не пахнет ничем и, накапливаясь, убивает.

Мода для чего? Чтобы как можно больше людей меньше думали, даже над тем, что им напялить сегодня.

 В конце - концов, либо ты сам себе становишься философом, историком, поэтом, политологом или остаёшься никем.

Смысл и вес слов зависят от высоты, с которой их сбрасывают.

Господь наказует и того, кого он наделяет и того, кого лишает разума.

Человек, существо способное в любой части Рая устроить Ад, но, к сожалению, не способное, в Аду устроить Рай.

Рая, обнесённого колючкой и охраняемого, не бывает.

Телеология – иллюзия, возникающая после события, что всё можно просчитать и не просчитаться.

Не правда ли? Речь записанная, тот самый воробей, который ловят каждый раз, когда читают.

Не так давно я располагался по другую сторону той границы, что отделяла меня от старшего поколения. Теперь я на другой стороне и точно также отделён от последующего поколения. Мы все живём как бы в капсуле, в очень плотной оболочке, отделяющей друг от друга (горизонтально) и поколениями, (вертикально).

Склонность к болтовне означает неумения думать самому и понимать чужие мысли.

Озорник, ограбив и убив, попав в тюрьму, воет и причитает: «мамка» забери меня домой.

Я опять и окончательно оказался по другую сторону границы. В юности многие вещи желанны, но не невозможны. Например, в пятнадцать лет смешно ухаживать за дамами, но в шестьдесят пять это выглядит глупо.


Такие уж мерзкие были времена, что не запомнил их. Что жил? Помню! А время? Нет, не помню.

Диплом об окончании школы жизни вручается на похоронной церемонии.

Жизнь человеческая схожа со временами года - но уж как пройдут, так не вернуться.

Графоман рецензирующий беспристрастно. Узнаёшь много о них нового и паскудного. (Солженицын, «оценивающий» стихи Бродского).

История должна давать представление о трёх столпах нашей цивилизации: греках, иудеях, римлянах.

Причины Первой мировой? «Смертельный страх перед революцией. Модная гипотеза о «выживании сильнейшего». Дурь в головах корононосного начальства. Жаль, что Швейку не довелось возглавить любое из государств, развязавших войну. Он её бы не допустил.

Если бы были у меня крылья, то куда бы я полетел? Мальчишки и девчонки швыряли бы в меня камни и палки. Юноши и девушки метали бы бутылки. Прочие, пытались бы достать всеми доступными орудиями убийства.
Если удастся взлететь повыше, то наготове имеются средства ПВО, предположим, Перуанской республики. Ещё, если, выше, то там могут быть ангелы. Но ведь нет их. Так что, не полечу я!

Сегодня то, что развлекает не литература. Литература то, что не развлекает.

Ненависть выжигает всё вокруг, а потом поражает её носителя. Вот что пишет, в своём последнем в жизни письме, попу из Сан-Франциско, вдова Осипа Мандельштама, Надежда: «Я смертельно устала от этой жизни, но верую в будущую. Там я надеюсь выцарапать глаза О.М. за то, чему он меня обрёк».

Они успешно познают то, что не существует.

Если подумать, то не мы у жизни, а она в гостях у нас.

Надо же доброкачественной не только еда бывает, но и опухоль.

Поручик исполнял должность императора, по общему мнению, гениально. Ефрейтор – стукач, заметный вождь авторитетной европейской нации. Из семинариста вылупился «Лучший друг и самый большой гений всего». Хронический должник – первый Император Рима. В общем, начальствовать над народом может любой удачливый подонок. Оттого ли, что иных талантов, кроме, бестрепетности в убиении людей. В любом количестве.

Насилие Природы переносится легче насилия себе подобного. Хотя бы первое опаснее и безнадёжнее?

Истина не всем нужна и грамотеи ищущие её тоже не нужны. Заботливые современники для них всегда содержат места: «у чёрта на куличках», «куда Макар телят не ганивал», «где раки зимуют».

Человек проходит путь, пройденный до него и вместе с ним всем человечеством. Если успевает.

Любая эпоха норовит обменять чувство твоего собственного достоинства на тень надежды, что жив останешься.

Твёрдость убеждений частенько обратно пропорциональна познаниям и совести убеждающего.

За хорошим бежишь. Плохое само нагонит.

У кого не бывает денег, тот, конечно, не научается их тратить.

Когда сказать-то, собственно, уже нечего, тогда возникает обостренный интерес к форме сказанного.

Чем больше знаешь слов, тем меньше их надобно.

Тот, кто не может учиться, не сможет отучиться от вредных привычек.

Человек никогда не бывает «человеком». То он ребёнок, то студент. То жених, то кормилец. То солдат, то литератор. Но когда он становится пациентом, то соображает, что человеком он стать не успевает.

Есть слова излучающие пошлость: «букет», «томик», « аксессуар».

Сущность человека передаёт портрет. Натюрморт же - суть искусства.

Чтобы читать немного, нужно прочесть много.

И справедливость избирательна.

Нецензурщина произносимая всуе, как тайна, выставленная на всеобщее обозрение, сразу теряет в убительности и притягательность.

Жизнь не обращает внимания на отсутствие средств на её поддержание.

Солдаты времени? Незаметны. Войну ведут по правилам. И всегда выигрывают.

Из всех прочитанных мною книг, большей, чем «Военный дневник» Гальдера, жути не одна не нагоняла. Хорошо, что я знал, чем всё кончится.

Зло элементарнее добра, потому оно повсеместнее.

Тем же числом - 26 ноября, когда родилась свободная Монголия, скончалась Наталия Николаевна Гончарова – Пушкина – Ланская. Как редки события так несвязанные друг с другом.

Регент, усадивший Вольтера в тюрьму, изволил спросить, каково ему было там. Нормально, ответил узник, было всё, кроме необходимого.

Из «серой мышки», если что и вырастает, то здоровенная крыса.

Битые и перетёртые жизнью люди в конце её подчас подползают к алтарю. За всю жизнь не увидеть ни одного доказательства бытия и не почувствовать проявления мудрости господней, и в последний момент ждать: «Вдруг? Если?».

Рассвет каждое утро умело, как никакой алхимик, растворяет звёзды на небе, готовя ещё одно появление светила.

Николай Лесков точно определил Русскую революцию имеющую быть лет через сорок. Это, сказал он: «Марат верхом на Пугачёве».

Кто вам рассказал, что дурак должен быть счастлив?

Они (Куняев, Кожинов и прочая шушера) любили Советскую власть за то, что она не любила евреев. Конечно, они с большим удовольствием любили бы нацистов, не повезло. Разминулись с эпохой. Бывает.

Писатели известного направления, например, Солженицын и Астафьев, попрекающие евреев в том, что их они на переднем крае не видели, сами окопниками не были.

Славно начинается список действующих лиц в пьеске древнегреческого драматурга: «Пан, - Бог».

Уровни наивности народа предполагают разные уровни его оболванивания.

Познание, прежде всего, изменяет познающего.

Дрянь, отожжённая временем выглядит величественнее сегодняшней дряни.

Теория искусства? Попытка угадать его эволюцию. Судя по результатам, нет никакой теории.

Нет ничего омерзительнее толпы. Но люди, из которых она состоит, могут быть удостоены снисхождения. Иногда.

Судьба бьёт не различая, но попадает по самому больному.

У времени странная особенность: впереди бесконечность, и позади ничего.

То, что касается меня (политика и погода, предположим), то, на что я воздействовать не могу, меня не интересует.

Конечно, жизнь бессмысленна, пуста, абсурдна: «бездонна», как сказал поэт. Но я -человек обыкновенный, скандалов по этому поводу не закатываю. Истерик не учиняю. Делаю вид, что жизнь осмысленна, а абсурдность, прежде всего в устройстве головы и каждый ощутит дно. Скорее рано, чем поздно.

Люди говорят друг с другом на языке заранее лишенным всякого смысла, например: «Галя Червякова тоже села во второй вагон, которая умерла».
По фантастическим рассказам, будущее не представишь, но вот угадать страну и время, когда он был написан, не сложно.

«Крошка Цахес», не выдумка Гофмана Эрнста-Теодора-Амадея. Чем больше в правители от Вождя, Полубога, Мессии, тем в большой степени он «Крошка Цахес».

Все мы умные, глупые и, как большинство – ни то, ни сё. По-разному думаем об одном и том же и с одинаковым результатом.

Факты, говорил Леонид Пинский: «девочки на всё “Medhen f;r alles”». Из мириад, копошащихся «фактов» подбирают нужные, необходимые в борьбе с истиной. Как-то так получилось, что истине факты не нужны. Не то, чтобы они ей помеха. Она может обойтись без них, а ложь, нет.

Чтобы выиграть проигранную войну необходимо, как минимум, начать новую.

Эволюция общества, в отличие от эволюции Природы, привела к тому, что, пока мы не взаимозаменяемы, то необходимы друг другу.

Пушкин, начавши сочинять «Евгения Онегина», был очень молод. Но к тому времени большую часть жизни он уже прожил.

Миф, создаваемый юдофобами уже более двух с половиной тысяч лет, живёт отдельной от евреев жизнью в подмышечном чёрном провонявшем ненавистью и страхом пространстве, подпитываемый постоянно свежей кровью и желанием пролить её ещё.

Евреи – юдофобы, Брамфман, например, или Вайнингер, не говоря уже о Марксе, не хотели ничего другого, как вытравить со лба клеймо – «существо второго сорта». Они так и остались «евреями от еврейства отпавшими».

Мусор несбывшегося (воспоминания о снах, например) захламляет сегодняшнее.

«Проклятых поэтов», каждая эпоха проклинает своим, особым образом. В XIX веке - нищета, стычки с полицией, не читали их (полагая, что большого зла для писателя не существует), но, зато, какой прогресс в XX! Уже расстреливают, книги уничтожают, рукописи жгут. Истребили целые литературы. «Наперсники разврата», потирают себе руки и знают, что их никакой суд: ни мирской, ни Божий не коснётся.

Как не убегай от времени, оно тебя догонит, и это случится лишь раз.

Да, натерпелся человек в стаде, орде, племени теснясь в пещере, племенном доме, бараке, избе, ежели потребность неистребима. Жить одному. Самому по - себе.

Человеку проще повторить ошибки человечества, нежели его достижения.

Забывают очевидное, его, поэтому, надобно часто напоминать.

Утро, следующее после проигрыша любимой команды, неопровержимо доказывает, - жизнь продолжается.
Язык дан скрывать не мысли – отсутствие их.

 В искусстве та же логика, что в истории, т.е., никакая

Чем больше ты знаешь слов, тем меньше их тебе надо.

Чтобы болеть, надо быть здоровым.

Чем глубже колодец, тем чище вода (ближе к истокам). Поэтому, читаю: «Историю греческой мысли», «Историю еврейского народа», «Историю Рима».

Юлиан Отступник, упрёк: «Может ли кто-либо оказаться виновным, если достаточно отрицать обвинение?» парировал: «Может ли кто остаться невинным, если достаточно предъявить обвинение».

Когда ты: I) падаешь, II) катишься), III) летишь вниз, тебе помогут все и даже Природа. Но, когда ты пытаешься забраться на ту вершинку, с которой сверзился. Мешают все … и Природа.

Поменялось всё: столетие, тысячелетие, эпоха, страна, формация; а у меня? Небольшие возрастные изменения.

Как же я могу знать вашу историю, если вы поедаете своих историков.

Погода. Политика. Экономика… надо же, человек зависит от того, что от него совершенно не зависит.

Пушкиноведение? Биографии «великих» имеет смысл, внося нечто в «человековедение».

А ведь сущность «Русской партии» (Куняев, Кожинов и т.д.) описаны ещё в «Племяннике Рамо». Бездарная завистливость имеет общие законы кублования от времён фараоновых до сегодняшних (начало третьего тыс. до н.э., - начало третьего тыс. после н.э.).

С возрастом, конечно, становишься снисходительнее. Но вопрос: к себе или другому.

Женщина, покушаясь на свою жизнь, не себя, а старость в себе убивает.

«Дьявол – это те, кто причиняет зло или мешает другим делать добро, или кто вообще ничего не делает». Гойя, из примечания к офорту.

Чего волноваться? Жизнь из одной формы перетечёт в другую. И всё!

Странно, как Природе удалось без посторонней помощи высидеть Дух. Конечно, времени у неё было достаточно, но всё равно, странно.

Хорошо не там, по всеобщему мнению, где нас нет. Хорошо может быть там, где мы.

Чтобы не быть безголосым, необходимо быть художником, ибо, как говорил Ван Гог: «В сущности, за нас говорить должны наши картины». (Из последнего письма).

Не Афины, конечно, но тоже – центр Духовности.

Дети, как старики. От них ничего не зависит. Нужны деньги на содержание. Воспитывать надобно. А, если, изрекут нечто не глупое, тут же цитируют.

Время – гора, с которой скатиться невозможно.

Гений Леонардо, отчётливее не на общеизвестных полотнах, а там, где он о живописи не заботится: изображая свои видения – монструозные, никогда не взлетевшие, никогда не ныряющие, никого не убившие механизмы.

Примирить эволюционистов и верующих невозможно. Вообразите картину - Господь или однажды создавший вселенную и пустивший всё на самотёк или …каждую наносекунду создающий все формы живого и неживого, как «в первый раз».

Свои пороки легко познаём у других.

Поиски «братьев по разуму» в космосе тормозит их ничтожное число на Земле.

Культура – питает и подпитывается традициями, цивилизация же, движется прогрессом.
И Сократ, не сделавший ни единого шага навстречу обвинителям, и Чернышевский «не написавший ни одной покаянной строчки, ни одного прошения о помиловании и наотрез отказался подписывать прошения, составленные за него» (К. Икрамов). Воистину, «бывают странные сближения» (Пушкин).

Это о безумно талантливых «Чинарях» так скорбно и в похожих стихах написали вовсе друг на друга не похожие поэты:
«Каких людей я в мире знал,
       В них столько страсти было,
       Но их с поверхности зеркал
       Как будто тряпкой смыло». (Маршак)
«В широких шляпах, длинных пиджаках,
       С тетрадками своих стихотворений
       Давным-давно рассыпались вы в прах,
       Как ветки облетевшие сирени». (Заблоцкий)

Старость, когда предстоящие десять лет не кажутся чем-то бесконечно большим, но вот прожить их это большая проблема.

У него такая голова, что, если бы в ней выросла аденома простаты, я бы не удивился.

Это не государство, а Лимпопо какое-то. Опять ищут Симеона Бекбулатовича, чтобы за его спиной дёргать за ниточки как бы марионеток, думая, что как бы управляют страной.

Творческий человек. В чужом тексте наблюдает лишь неверно расставленные знаки препинания.

Собаке: «Ты зачем меня лижешь? Я не президент!».

Иван Грозный, по мнению историка Зимина, был «неповторимо отталкивающим».

Бедный отец - не дано узнать ему, что я стал другим. Не отец «бедный. Я – бедный.

Искусство в любой цивилизации занимает некий, но постоянный объём. Иногда его выталкивают на обочину. Но, оно, тем не менее, существует, живёт. Чтобы в изменившихся ситуациях; восстать и предъявить свои права на человека.

Каждая эпоха отливает свой сосуд для искусства. Форма. Поэтому, когда эта форма пустеет, её следует отливать вновь. Не в этом ли прогресс для искусства.

26 ноября 1947 года ООН начала обсуждать Палестинскую проблему.

«О спорт, ты …» Третья мировая война.

Чем тривиальнее история, тем она должна быть интереснее изложена.

Чтобы стать человеком надо приложить множество усилий. Чтобы перестать быть человеком надо ничего не делать.

Неудачник вчерашнюю погоду предскажет и ошибётся.

Увидеть короля голым, и не ослепнуть невозможно.

Утомляет не жизнь, а то, что мешает жить.

Не я говорю. Время артистом говорит. Чем художник талантливее, тем больше в его работе времени и меньше себя.

Когда человек возвращается и неважно, откуда: из армии, тюрьмы, восхождения, войны, поисков Ноева ковчега, то выясняется, его опыт и он сам не интересен и не нужен никому, а жизнь прекрасно обходиться без него самого.

Играю в шахматы со своим отражением. Я делаю ход чёрными, он белыми. Я играю хуже, он лучше. Я пытаюсь понять, как это? А он не думает, он играет.

Я года в четыре знал, что такое камера, но не понимал, что такое камерный оркестр. Поэтому, смеялся над этими двумя словами. Интересно, откуда я знал, что такое «камера»?

Старость даёт себя почувствовать не бессилием, не болезнями, не скудоумием. Её первые признаки, когда настоящее начинает раздражать своим хамством, безвкусием, невежеством, глупостью (часто, оно так и есть). Будущее, выглядит хуже, чем самые мрачные предсказания.

Ханука в 1913 году началась 14 декабря. Вот день рождения моей матушки.

Факт входит в факт, как причина в следствие.
После любой революции наверх прорывается шушера. Она правит бал и, именно она устанавливает принципы, из коих следует, кто шушера, а кто, нет.

Поганая это манера, смотреть свысока на предков.

Занятия историка? Помочь остальным отличить небывшее от бывшего.

Эффект «записных книжек», в которых с разбором цитируется разнохарактерный материал неожиданный. Фразы, вырванные из контекста, начинают по-новому излучать заложенный в них свет.

По капле дождя можно судить о реке, об океане. Но по стакану воды, о ливневых стоках и системах очистки городской канализации.

Наказание, даже справедливое, часто омерзительнее самого преступления.

Начало человеческой истории: победители вели счёт не на головы, а на «головки» побеждённых. Пленных не брали и перед главным в триумфе проносили корзины, наполненные «сами понимаете» чем.

Предыдущее не говорит об особой жестокости первичных человеческих сообществ. Жестокость меняет свои обличья, всегда оставаясь собой и занимая всегда своё место.

Из учёных достижений академика Нарочницкого мне известны ровно два: попытка стереть в порошок медиевиста Арона Гуревича; и дочь его, мадемуазель Нарочницкая - краснокирпичная Иоанна д’Арк нынешнего российского национализма.

Манера болтать обо всём «с учёным видом знатока» иногда приводит к интересным открытиям. У Октавио Паса: «История человеческая, - «бесчеловечна».

Почти из Венички Ерофеева – «Шаловливая Гутиэррэ…» и не «ловитесь принцесса Ирэн».

Как хорошо писал первый Российский диссидент, Александр Радищев, можно сказать патрон всех российских революционеров: «На запад, юг, восток державы//Своей ширить предел; но нет//Тебе предела ниотколе,//В счастливой ты ликуя доле,//Где ты явишься, там твой трон;//Отечество моё драгое…».

О гибели Б-гов не атеисты трубят.

На маркиза де Сада дуются так, словно он изобрёл «садистов» с «садизмом» купно.

«Свобода воли»? Больше, как-то, в мелочах свободен. (Свободный «не волен»).

Ландау как-то заметил, что «отражение в зеркале не «двойник», а антидвойник».

Славная парочка: Ларошфуко и Ницше. Если один не сомневается: «Наши добродетели … чаще всего переряженные пороки», то другой напирает с другой стороны, дескать, «наши добродетели обусловлены … нашей слабостью». Вот и считай себя после этого порядочным человеком.

Де Сад и Сен-Симон полюса одной культуры.

В конце - концов, всё, что мы делаем или чаще, не делаем, соотносится с моралью. Но она «относительна», раздроблена на мириады осколков, но живая, но существующая. Подчас собирающаяся в причудливые, но устойчивые группы.

Человек, выплюнутый Природой в жизнь, как корабль, которого сталкивают в воду, а он вместо того, чтобы честно поболтаться на воде, и выйти после ходовых испытаний в плавание, тонет.

Прочёл толстенную книгу и узнал то, что и без неё знал.

Ох уж эти трусливые, пованивающие юдофобы.

Время – материя тонкая. Как его не тянут - не рвётся.

Бойся дурака. Топор в руке палача. Дубина в руках судьбы.

Частная жизнь частного человека интересной делается, лишь становясь добычей археолога.

Гнусное мурло герра Г., это и есть истинное лицо немецкого респектабельного, народного грубого, элитарного тонкого и какого хочешь иного – национализма.
Этот мир устроен так по-дурацки, что подчас кажется, что если к его возникновению кто-то приложил руку, то это не Сладчайший Господь, а какой-то садист – придурок.

Иные из историков так судят и казнят, что, кажется, что лишь по недоразумению они не палачи.

Повторяют фразочку Нильса Давида Бора, идея, чтобы быть верной должна обладать толикой «безумия в достаточной степени». Забывая, «безумная идея», ещё один камень в правильном фундаменте науки о Природе.

Парадоксы старости - чем выше тебе удалось вскарабкаться по горе времени, тем твой горизонт уже.

У кого нет жалости для себя, тот не найдёт её для другого.

Дорожат дружбой с банкиром, но в мемуарах, пишут о поэте, если случайно наблюдали его издали. Хотя бы раз.

Начать.… Начать с середины, с конца, с начала и писать заметки для отрывных календарей.

Германские физики из одной только благодарности, что их не упекли на фронт, едва не изобрели атомную бомбу фатерлянду.

Разница между литературой и литературным проектом? Как между ёлкой в тайге и ёлкой из химкомбината. И невелика. И не знает никто. Но вот это живое, а это – нет.

Я живу сегодня в прошлом. Те, кто понимают сегодня, живут в будущем. Мчимся вперёд, без руля, без ветрил.

Был волоском в бороде Господа Б-га. Он этот волосок выдрал.

От большого ума даже маленькие дети не зарождаются.

Приглашая на службу, Он не представляется: «Очень приятно, Дьявол».

Лишь человеческие глаза отражают блеск Вселенной.

Мне, чтобы будущее узнать, цыганки не надо. Впереди: нищета, болезнь, одиночество, смерть.

Время тогда было чудное, но вот всё остальное? Отвратительным!

Этот человек был не глуп, в своём уме, не дурак. Он, как выразилась однажды моя матушка, был «нарушенный».

Это был очень способный человек. Талантов у него не было вообще.

Конечно, он человек, но «не в полном смысле слова».

Фантазии на тему «конца цивилизации» безобидны. Опасны, рецепты «спасения цивилизации».

Владимир Соловьев предсказал «панмонголизм». Дождались. С другой стороны. Европа такой «панмонголизм» выдала, по сию пору Россия рыдает.

Иногда я устаю от чтения. И что? С собакой разговаривать, что ли?

Франсуа IV герцог де Ларошфуко предполагая в максиме №19, то, что «Мы стоически перенесём несчастья ближнего», но, кажется, он не предполагал, что мы за «ближнего» будем прощать его недругов и убийц.
 
И в двадцать, и в тридцать, и в сорок, и сейчас поближе к шестидесяти сидишь, обхватив руками голову, и думаешь: «Как жить? Зачем живёшь?». А жизнь, между тем, прошла.

Жизнь потихоньку перетекает в стадию не жизни, а именно, воспоминаний о ней.

Зло в отличие от добра даёт человеку больше возможностей быть оригинальным.

Конечно, жить надо так, словно каждый день последний, но понимаешь – жизнь, субстанция вечная и спешить некуда.

Того, кто цепляется за жизнь, Она пребольно бьёт по рукам.

Я с напёрсточниками … играю! В шахматы.
Страна маленькая, но не гордая. Не счесть их.

Ночью спать, а днём разгадывать сны. И это жизнь?

Предисловие – одежка, по которой встретят. Проводят-то по уму. Если ума хватит его в тексте найти.

Герцог Сен-Симонян…

Означает ли продление агонии продление жизни?

Книга жизни … «Полное собрание билетов в одну сторону».

«Быть бедным не означает иметь мало, а означает, многого не иметь». Сенека

Возможна история вне литературы. Но литература вне истории невозможна.

Когда император Адриан повелел убивать иудеев, отправляющих установленные Торой обряды, учителя постановили: «Тора законы дала для того, чтобы ея приверженцы жили ими, а не теряли из-за них жизнь».

Жизнь, главным образом, привычка к боли. Сначала к физической, а уж потом, душевной.

Многописание помогает графоманам свой талант зарыть так глубоко, что нет такой силы, что отыскала бы его.
Любой учебник истории мизантропам и антропофагам позволяют остаться и укрепляться в своих убеждениях. И всё-таки, они не правы.

Нас с Сенекой разделяют всё: происхождение, воспитание, образование. Не века. - тысячелетия разделяют нас. Но вот мысли отчего-то сходные. У него: «Лучшее из устроенных вечным законом – то, что Он нам дал один путь в жизнь, но множество путей из жизни». У меня: «В жизнь приходят одинаково, уходят по-разному».

Всё-таки самодовольство делает и талантливого человека омерзительным. Плиний Младший, например.
 
Неприветливые Ангелы: медсёстры стоматологии.

Человека, терпеливая Природа, не успела снабдить фильтром от рекламы.

О, этот парит и царит в умах таких же Богом обиженных, как он сам.

Записал и надеешься, что останется? Всего-то первая ступенька к тому, чтобы «осталось».

Сон от яви ничем не отличается, но во сне ничему, никогда не удивляешься.

Что знаешь ты, похоже, кто-то знал до тебя, узнают после. Ну и что? Мы все состоим из вещества когда-то бывшего звёздным.

Люди разменивают своё настоящее на воспоминания наделённые приметами счастья, которого как тогда, так и теперь и духа не было.

Иные, чтобы окончательно не утонуть в пучине хандры и мизантропии вынуждены развлекать сами себя. Иногда случается, что и других. Не поэтому ли знаменитые юмористы так невеселы.

Как раз те, кто домогается всеобщей любви, всех ненавидят.

 «Когда при юго-западном ветре на море поднимается волнение, то последние волны, разбиваясь, всегда обдают триклиний». Плиний Младший.
«Лучше жить в провинции у моря». Бродский.

Берлинское издательство “Verlag der Wissenschaften” в 1981году напечатали сборник документов “Kennzeichen J” в серии (“Bilder, Dokumente, Berichte”), где на сотой странице репродуцировали фотку рядового для тогдашнего (1937 год) Дойчланда события: «Открытие в Рейхстаге антикоммунистической и антисемитской выставки».
 Зрители. Все в разнообразных мундирах украшенных разными блестящими штуками. Физии носителей этих украшений описанию не поддаются, зато поддаются обобщению.
Когда человек теряет (если они у него были) свойства человека, то лицо становится мордой. Мордой шакала, крысы, павиана, гадюки, злобной шавки.
Выше поименованные животные опасливо поглядывают на экспонаты, а над ними, в вышине, парит изображение еврея за молитвой. Лицо человека, привидевшееся Микеланджело, когда он вырубал из мрамора Моисея.

       Механизмы, придуманные и нарисованные Леонардо оттого монструозны, что художник их ненароком одушевил.

Ко многому можно относиться спокойно. У евреев друзей не было никогда. Так с чего бы они вдруг появились у Израиля?

Историческая роль исторического персонажа в различные исторические эпохи – подчас выглядит неисторической.

Как омерзительны идиоты притворяющиеся придурками.

О, эти «новые православные»! Не о них ли поэма Ежи Леца: «Ты посмотри, он за Христом бежит. Зачем? - Сказать ему: «Ты, жид!».

Юдофобия - дело выгодное. Зная, например, что «кредиторы – евреи юридически беспомощны многие немцы (в их числе и Лени Рифеншталь) попросту не вернули долги».

Понять неуловимое, уловить не понимаемое, почувствовать не слышимое, не чувствоваемое услышать – вот возможность стать человеком.

Сказать, что «сама мысль о сходстве атома с солнечной системой неверна» и «Мир на самом деле устроен, наверное, остроумнее и проще» в самом начале 20-х годов прошлого века мог только сильный и оригинальный мыслитель – Даниил Хармс.

Так и хочется сказать: «Время, отцепись от меня».

Угроза: «Убью, как собаку!» смысла не имеет. «Так» собак не убивают, «Так» убивают людей. (Вспомнились ОБЭРИУты - «Чинари», так они себя называли).

Куда человека не задень, и всё по самому больному.

Как говорил Горький: «Хороший человек редок, как фальшивая банкнота».

Вадя Кожинов – удивительно неталантливый лжец.

Чем человек меньше, тем его легче наполнить.

После войны напечатали дилогию Ильфа и Петрова, и её объявили пасквилянтской, порочащей «советскую действительность и государственный аппарат с позиций «буржуазно-интеллегентского высокомерия и пошлого зубоскальства».

Подойти, взять за грудки, трясти и говорить: «Ах ты, скотина, сволочь, подонок, сукин сын, мерзавец! Чтоб ты издох!». Увы, он уже там.… В лучшем мире.

Вечно слышишь, читаешь монологи людей не умеющих думать.

Окружив себя хламом наивно полагают: «Вещи – мера человека».

Александр Тургенев определял энциклопедические знания: «знать мало о многом».

Судьба человека где может, несёт, где не может, разводит руки и … «знаменитый путешественник объездивший две или три части света, для того чтоб в собственном доме провожая даму споткнуться и умереть на лестнице».

Минье, первый написавший общую «Историю французской революции» заметил, что: «Когда перестают верить в идеи, начинают верить в людей».

Законы истории? Это грабли, на которые наступают те, кто их прекрасно видит!

Революции - несчастье. Но без них жили бы мы при каком-нибудь Рамзес-Тутанхамоне MMMCVIII, и прославляли бы нашу самую счастливую рабскую долю. И воздвигали очередную самую великую пирамиду в самом лучшем, разумеется, из всех существующих миров.

Герр Г… был страшен и смешон именно потому, что был - дурак: «Что же касается швейцарцев, - ковыряясь зубочисткой, молвил он, - то их придётся использовать лишь в качестве трактирщиков».

Святым писание становится тогда, когда ни одной буквы в нем нельзя поменять под страхом смерти, но, зато, толковать его можно как угодно.

И в 1973 году жизнь всё ещё была для меня большой новостью.

Какой дурацкой, покажется человеческая, людская история, если наложить её на историю Вселенной.

Мир, похоже, устроен просто, но уж слишком много допускает толкований.

Если презираешь рождающуюся на твоих глазах «аристократию», скажут: «Завидуешь».

С какого-то момента уже не жизнь удивляет, а число прожитых лет.

Мир, конечно, устроен умно, хорошо: так сказать, классично, но с устройством человека как-то не сообразуется.

Иногда вздрагиваешь от обжигающей новизной мысли, высказанной лет четыреста назад. Интересно, как её современники воспринимали?

В конце концов, в этой комедии жизни каждому выпадает трагическая роль.

Автора максимы: «Наши добродетели – это чаще всего искусно переряженные пороки» - Ларошфуко, укоряют в грустном взгляде на людей. Но, он, же наблюдал особый подвид человека – “Homo politicos”, а они именно такие и есть. Склонные к предательству, интриганству, горлодёрству.

Роман Достоевского «Идиот» экранизируется без Настасьи Филипповны и Рогожина? Невозможно? Но вот в рамках «борьбы с сионизмом» из романа Вальтера Скотта «Айвенго» исчез один из главных персонажей еврейка Ревекка и папаша её Исаак, змей - ростовщик. Что при том осталось от основного конфликта, идеи, мысли романа? Да, ничего. Впрочем, солидная, академическая «История древнего востока» обошлась вовсе без истории Израиля и Иудеи.

Мою книжку раскупали в «Академкниге», но, зато, не одна, не ушла в городе нефтяников - Кагалыме. Горжусь обоими фактами.

В терминах г. С… я не столько «образованец», сколько, «самообразованец».

Истина это не то, что воображают. Нечто, что ждёт и не дождётся то - ли в глубине пропасти, то - ли на сияющей вершине … Истина, это совершенная фигура, высекаемая из неодушевлённой Природы. Но скульптором выступают время и люди. Всё человечество.

У плохих книг не бывает хороших читателей.

Чем бы стала Америка, не наткнись на неё Колумб в конце XV столетия? Через тысячу лет Японией XVII.

«Живопись, - не шутил Рембрандт, - нельзя понюхать».

- Зачем, для чего ты обманываешь меня?
- Чтобы обмануть себя!

Предки жили много лучше нас. Они не платили за телефон, спутниковое телевидение, интернет, электричество, воду (горячую и холодную), бензин. Они как-то обходились без информации и носителей её. Им не требовался холодильник и стиралка и, поскольку они не ездили никуда, то и билеты на транспорт им тоже были не надобны. Можно позавидовать.

Во снах мы наблюдаем воспоминания.

То, что у нас отсутствует сейчас, мы ищем в прошлом. То, что мы не находим в прошлом просим у будущего.

Три возраста жизни – три отношения к смерти.
I – Уверенность в собственном бессмертии
II – Понимание, что самому смерти не избежать и ощущение ужаса перед ней
III – Грустного безразличия: «Умру, ну и что. Все умрём».

       Герр «Х», под знамёнами герра Г, ариизировал философию вообще и кафедру университета своего, в частности.
 У меня нет доверия к мыслительному аппарату вышеуказанного герра Х. И книг его читать я не буду.

Это? «Это» лучше, чем хуже!

Пока за хорошим бежишь, плохое тебя догоняет.

Б-г начинается за границами познания. Но вот где они, эти границы? Никто не знает.

Мои предки были ремесленники: часовщики, стекольщики, механики, ювелиры. Свободные, никому и ничем не обязанные люди.

Мысль похожа на световую точку собранную увеличительным стеклом. И маленькая и прожигает.

Власть любая и любого, конечно, зло. Но, ведь и безвластие? зло не меньшее.

Я настораживаюсь, когда не ощущаю присутствия никаких примет.

Станислав Лем знал, что он гений. Но он раздражался неосведомлённостью соотечественников в этом вопросе.

Истина, как частичка, присутствует в жизни каждого.

Отсутствие всяческих примет наводит на определённые размышления. Я верю не в приметы, а в отсутствие примет.

Никто так не любопытен к тонким отраслям знания, как полуневежда.

Времена! Норма рассматривается, как исключение.

Пошлость (по Феллини) не только сущность жизни, но она сама и жизнь есть.

Человек может обойтись без Б-га, может не заметить отсутствия совести, но без Б-га и совести нет человека.

Начальство и слуги склонны размышлять о своей незаменимости.

Человек, конечно, отличается от скотины. Скотина-то не знает, что она скотина. А человек?

С тех самых пор, как пятиклассницы стали матерно излагать учебный материал, считаю: матюгаться стало неприличным занятием.

Еда у больного вызывает здоровое отвращение.

Я их тех, кто не торгует книгами, картинами и женщинами.

Забыть? Проще не вспоминать!

Чем бы ты ни занимался, чтобы ты не делал, даже, если, ничего – помни, ты делаешь историю.

Интересно было бы сравнить взгляд на Мир мой и одуванчика. Сильно бы он отличался?

То, что искусно до чрезмерности – не искусство.

Понятие «искусство» так расширилось, что под него подпало всё, кроме, собственно «искусства».

На верстаке часовщика разбросаны … потроха времени.



Чтобы давать правильные советы надо жить неправильной жизнью.

Ах, как понятно было бы настоящее, если было бы известно будущее.

Природа свои дела обустраивает на свой фасон, не сообразуясь с потребностями человека.

Своему врагу я пожелаю то, что желает он мне. Но подумав свои пожелания, изменю с точностью «до наоборот». Не стоит увеличивать количество зла в мире.

Время события выносит на одну плоскость, как пространство звёзды – они видятся нам одном расстояние.

Большинство участвуют в «борьбе за существование» немногих.

Во времена укрепления национальной валюты и всеобщего холуйства падает цена на совесть.