Город спал. Иссиня-черное покрывало ночи затянуло тугим полотнищем все небо. И только звезды яркие, крупные переливались всеми красками на морозном воздухе и приковывали к себе взгляд. Не было больше сил не то что подняться, но даже ползти на четвереньках. До дверей дома оставалась всего пара тройка метров и стоило только постараться, заставить себя, да не было ни сил, ни желания вползать в пустой и холодный дом.
Наталья пошевелилась.
- Видать еще жива,- простонала она,- лучше бы уж совсем. Сейчас, когда ей так хорошо, да поскорее. Без страданий и боли. Руки и лицо больше не мерзли. Наталья прикрыла непослушными веками глаза, ее потянуло в сон. Она медленно, с трудом подтянула колени, почти к самому подбородку и хрипло, рассмеялась. Слезы тихо и лениво заскользили куда то в сторону по лицу и застыли на холодных щеках. По всему телу постепенно стало распространяться долгожданное тепло. А перед глазами возникло суровое отцовское лицо.
- Эх, Наталья, Наталья,- произнес он зычным грудным голосом и с укоризной покачал головой.
Наталья помнила отца молчаливым, суровым, с густыми сдвинутыми бровями и широкой, окладистой, будто растекшийся по всему лицу бородой.
Улыбался и разговаривал он с женой и дочерью только когда был выпивши. Тогда его глаза блестели, казалось, они искрились и переливались сквозь хмельной угар. Он много говорил, смеялся. Но даже тогда, о работе своей говорил мало, а когда говорил, лицо его становилось злым.
- Анна-а! Наталья-а!- кричал он на всю избу,- Ну-ка, подьть – те-ка сюда.
Анна и испуганная дочь послушно подходили. Муж кивал в сторону стоящего рядом со столом табурета. Анна молча, теребя угол фартука садилась напротив и по-собачьи верно заглядывая в глаза мужа слушала. Наталью отец сажал на одно колено. Гладил дочь по спине, перекидывал тугую, черную будто смоль косу через плечо и говорил, говорил что-то непонятное. Перемежая свой рассказ выпитыми стаканами домашнего самогона. Из всего услышанного, Наталья запомнила только то, что како-то Сморчков не дает ему, Федору Степановичу Соколову ни какой жизни. А ведь без него, все они – ничто, так, тьфу. Мелочь, что мельтешит под ногами у Федора Степановича.
-Вот доча,- гремел он,- все тебе, все для тебя, кровиночка ты моя,- и обводил комнату широкой, мозолистой ладонью.
- Дом, что крепость, как сундучок, все здесь твое, все тебе Натальюшка! А этот сморчок, сморчок он и есть! А государство – оно все стерпит. Оно богатое, о нем есть кому позаботиться. А о тебе – я должон. Дитятко ты мое. Анна, а купила ли ты, что я тебе наказывал,- обращал он свой пьяный, мутный взор на жену, та вздрагивала, ежилась испуганно и согласно кивала головой.
- Показывай! – кричал муж и бухал кулаком по столу.
Анна вскакивала и бежала к шкафу, да бабкину сундуку, вытаскивала дрожащими руками обновки дочери и раскладывала на стоявшей здесь же кровати.
Федор Степанович поднимался и, пошатываясь, подходил к вещам, изучал со знанием дела мужицкой рукой, что-то хвалил, что-то бросал в ноги:
- Дрянь! Брось собакам в конуру. У-у, дура, баба!
Мать молча поднимала брошенное и уносила в коридор.
Налюбовавшись вволю покупками. Он возвращался к дочери.
- Расти Наталья, расти. Все у тебя будет. Дом построю, машину зятю куплю. И мужа тебе найду богатого. Да чтоб любил тебя, да богатство мое множил, а со швалью всякой ты не водись, гони мелюзгу всякую.
Все для тебя, вся жизнь к твоим ногам. Отец подходил близко, почти совсем вплотную, от чего у девочки перехватывало дух, ей казалось, что ее сердце вот-вот остановится от страха, брал дочь за подбородок и рассматривал маленькое и испуганное лицо.
- Не боись меня, я дурного тебе не сделаю. Красавицей будешь. Как вырастишь. Красавицей. Ты только себя береги. Блюди себя. Строго блюди! Слышишь!
От отцовских окриков Наталья вздрагивала всякий раз, хоть и знала, что ее он точно не тронет.
Отец снова садился за стол и опрокидывал одним духом граненый стакан самогона. Глаза его медленно наполнялись кровью, лицо багровело. Дочь знала, что сейчас, самое время. Она медленно выходила из комнаты, находила мать в потемках холодного коридора, хватала с гвоздя фуфайки, припасенные загодя, и если они успевали, то убегали вместе с матерью к тетке Матрене. Тетка Матрена жила через дом от Соколовых, женщиной она была волевой и бесстрашной и в обиду Анну с дочерью не давала. Федор уважал Матрену за смелость. Он долго бродил возле ее дома, матерился и скрежетал зубами, но в дом к тетке Матрене войти за домочадцами не решался.
Хуже было, если не успевали. Дочь Федор вталкивал в чулан и запирал на железную задвижку, а сам принимался за Анну. Наталья слышала, как кричала мать от жестоких пьяных побоев мужа. Плакала, но помочь ни чем не могла. Утром, едва светало, Анна медленно поднималась с кровати, битая, с заплывшими глазами, медленно подползала к умывальнику, пила ледяную воду из под крана, смахивая с лица следы запекшейся крови.
Часам к десяти просыпался и Федор. На столе его уже ждал стакан самогона на опохмел, ломоть ржаного хлеба с солью и банка с парным молоком. Он молча, громко сапя, выпивал самогон, нюхал хлеб с солью и клал его на место. Потом, лихо опрокидывал трех литровую банку с молоком и опустошив ее до донышка крякал. Отыскав Анну, прижимал жену скупо к груди и произносил только одно слово - Прости. И так было всегда. Мать казалось, уже смирилась с этим. Муж хоть и был крутоват, но баб своих любил, хотя и по-своему. Все до копейки он нес в дом, а уж, что было сверх того и подавно.
Федор Степанович работал снабженцем, в каком то СМУ и на работе его ценили. Работал он легко, играючи, командировками не гнушался и готов был в любое время дня и ночи собраться в поездку, аж на дальний восток. Казалось, что ему это даже нравилось, но и о себе Федор Степанович не забывал. Часто машины, груженные чем то, подъезжали к его дому по ночам, отец выходил не на долго, о чем то разговаривал, и, утром Наталья обнаруживала в огромном, добротном сарае, то свежее распиленные доски, пахнущие еще живым деревом, то кирпич, сложенный в ровные стопы, то рубероид. Отец весь день тогда ходил в хорошем расположении духа. Даже улыбался в густые усы. И за удаль его, да расторопность на работе его уважали. К каждому празднику то грамоту вручат, то премируют Федора Степановича и никакие запои, казалось, ни пугали его начальство. После очередного запоя, которые становились все чаще, за ним заезжал ГАЗик, из него выходил человек фетровой потрепанной шляпе, с папкой под мышкой. Шептался о чем то с Федором Степановичем и уезжал. Отец быстро приводил себя в порядок. Одевался, скупо бросал через плечо жене и дочери:
- Уезжаю я. В командировку я, это. На неделю,- и исчезал, будто растворяясь в дверном проеме.
Иногда, в такие моменты, Наталье казалось, что если бы не было отца, им, вдвоем с матерью, жилось бы гораздо лучше. Мать в отсутствии отца, расцветала и молодела. Она часто целовала дочь в маковку, смеялась и читала ей на ночь разные интересные книжки. Но возвращался отец, и все возвращалось на круги своя.
За неделю до смерти отца, Наталья сердцем почувствовала недоброе. Со двора, в одну ночь, исчезло неведомо куда все накопленное добро. Отец стал темнее тучи, чаще кричал, раздражаясь даже на нее, чего раньше никогда не было. Мать украдкой от дочери плакала, часто гладила ее по голове и скорбно молчала.
Отец умер мгновенно. Наталья помнила, что он особенно страшно ругался в тот вечер. Напившись, он кричал что-то непонятное, обращаясь к одному ему ведомому собеседнику, сжимая увесистый кулак:
- Хрен ты меня возьмешь!
Анна с дочерью ждали своего часа, хоронясь возле чулана, но казалось, что Федор Степанович забыл о них вовсе. Бутыль самогона быстро пустела. Ближе к вечеру лицо отца стало багровым, глаза его налились кровью, из горла вырывались нечленораздельные звуки и клокотанье. Внезапно, Федор Степанович вскочил с места и закричал истошным голосом:
- Ироды!!!
И вдруг, схватился обеими руками за голову и стал оседать мимо табурета на пол. Наталья и мать бросились к нему. Федор Степанович лежал навзничь, глаза его были открыты, будто стараясь рассмотреть что-то на потолке. Затем, он медленно перевел взгляд и оглядел лица жены и дочери и испустил дух. Было видно, как в уголочке его рта запузырилась алая кровь.
Анна забегала по комнате, заголосила. Наталья, вскочив на ноги, бросилась бежать за теткой Матреной. Когда она вернулась в дом, Анна на корточках сидела возле мертвого тела мужа и раскачивалась из стороны в сторону, ее остекленелые глаза, ничего не видели.
Отца похоронили тихо и скромно. Уже на кладбище, к матери подошел невысокий, прыщавый мужик с бегающими глазками-пуговками и выразив соболезнование, произнес:
- А ведь и здесь меня обхитрил Федор Степанович. Ушел, вовремя ушел. Сбежал таки, от тюрьмы.
Мать никак ни отреагировала на его замечание, а вот дочь, они как будто ударили. Сморчков, - пронеслось у нее в голове,- вот и свиделись.
После смерти отца мать круто изменилась, казалось, что она стала совсем другим человеком. С черным платком она больше не расставалась. Жить стало совсем туго и мать начала гнать свой знаменитый самогон на продажу. От покупателей не было отбоя, Анна стала практиковать продажу самогона в долг, и приток их вырос неимоверно.
Постепенно, Анна втянулась и сама, и была не против приложиться к рюмочке, другой. Пила она в одиночку, напившись, долго и протяжно выла как зверь и засыпала часто прямо сидя за столом. Наталья долго скрывала, что мать пьет. В школе она училась хорошо, и учителя хвалили ее, а после смерти отца стали еще и жалеть. Спустя два года она окончила школу, потом ПТУ и после училища была распределена продавцом в продуктовый магазин. Быстрая, черноглазая девушка, не гнушалась ни какой работой, в магазине ее быстро приняли и даже полюбили, за кроткий нрав и доброту, хотя и не все.
Мать к тому времени совсем опустилась и угасла. Превратившись в старуху, она едва передвигала отекшие больные ноги. От больниц отказывалась, лекарства выписанные участковым врачом не признавала, предпочитая лечить себя собственным самогоном. Дочь долго боролась с матерью, но все было бесполезно.
Бригадный подряд, обязывал выплачивать недостачи всем коллективом. Наталья долго молчала. Недостач становилось все больше, выплаты требовались все чаще. Однажды, во время обеда она не выдержала.
- Девочки, да кто ж это все ворует у нас. Продавщицы потупили глаза. Никто не произнес ни слова в ответ.
- Да что ж это такое, что ни зарплата, так все вкладываем, да вкладываем. Если я ни грамма не беру, и ты тоже, так кто тогда это делает? Зарплата – копейки, и ту целиком получить - проблема.
Лидка, мелкозубая как акула, с глазами навыкат заорала на весь магазин:
- Да может это ты, овечкой, только прикидываешься? А сама, с полными сумками домой прешься.
Наталья всхлипнула, слезы мгновенно наполнили ее глаза, готовые по-предательски заскользить по щекам.
- Да как ты можешь такое про меня говорить, Лида?
- А ты чего раскудахталась, курица. Права девчонка, если никто не ворует, за что платить? - вступилась за нее Светлана Михайловна, зав. Магазином.
- Вот я и я о том же,- заюлила Лидка,- найти надо вора.
И нашли,- Наталью, которая ни сном, ни духом не знала, о том, что ее подставят. Спустя пару недель, в ее сумке, нашли бутылку дорогой водки, баночку икры и полкаталки копченой колбасы. Тогда, она впервые залила свою беду матушкиным самогоном. Наутро, едва оторвала голову от подушки и дала себе слово больше не пить.
Дело замяли с помощью все той же заведующей, но продавцы, уже с недоверием стали смотреть в ее сторону, считая ее воровкой.
Как то, проходя мимо подсобки, Наталья услышала, как Лидка хохоча рассказывала заведующей о том, как она ловко все подстроила.
- Верно, учить таких дур надо.
Ей очень хотелось отомстить, она долго придумывала, как она разоблачит и ненавистную Лидку и Светлану Михайловну, но так ничего и не придумав, постепенно совсем отказалась от этой идеи.
Больше она не возмущалась и была покладистой, послушно отсчитывая причитающуюся с нее сумму за недостачу.
Перестройка нагрянула, и как ураган пронеслась по всей стране, ломая и коверкая человеческие судьбы. Все магазины были переданы в руки частных предпринимателей. Казалось, что Наталье, наконец-то повезло. Их магазин выкупил молодой предприимчивый хозяин. Сергей крутился как мог и это у него получалось не плохо.
Она приглянулась Сергею сразу же. Все как-то закрутилось само собой. Он был ласков и щедр. Сергей дарил ей цветы, катал на машине. Она была счастлива и не замечала вокруг себя ни чего. На всем белом свете, для Натальи существовал только один человек – ее Сергей.
Сеть магазинов, принадлежащих ему, росла и ширилась. Наталья во всем помогала, поддерживала его, как могла. Сергей даже начал поговаривать о их свадьбе, но, видно, не судьба.
Однажды, перед самым закрытием, в магазин вошла молодая, хорошо одетая, стройная женщина и подойдя к Наталье, сверкнула на нее глазами.
- Так вот ты какая. Стерва! Запомни, я беременна. Отец моего ребенка - Сергей. И я не я, если он не станет моим мужем. Не мечтай, даже о том, что будешь его любовницей. Уволься лучше сама, иначе, ни в одном магазине города тебя на работу не возьмут,- произнеся все это одним духом, она смерила соперницу сверху вниз и вышла.
Она проплакала всю ночь, а утром, она увидела злорадно сверкающую глазами, все ту же Лидку.
- Что я сделала тебе? – спросила Наталья.
- Воровка ты Наташка, это все знают и все подтвердят. И жениха чужого тоже своровать хотела. Только, он тебе не по зубам. Красота твоя - тьфу. А эта, невеста его. Она, дочь зав торговым отделом в Мэрии. Крышка тебе, дорогуша.
И Наталья уволилась. Через месяц, она поняла, что ждет ребенка. Просидев и проревя целый месяц дома, решила, что ребенка, ни смотря ни на что, оставит. Ей повезло, она устроилась торговать на рынок. Хозяин ей попался добрый, платил хорошо, исправно, а работы, Наталья не боялась. Торговать приходилось свежей рыбой. Это один из самых выгодных товаров на продуктовых рынках. Заработок на этом товаре всегда стабилен и высок, а вот работать - очень тяжело. Летом, еще не чего, осенью же и зимой было совсем не выносимо. Руки опухали на холоде, обветривались и нестерпимо ломили по ночам. Но не работать было нельзя. Несмотря на беременность, она отказалась от грузчика, сама таскала тяжелые рыбные плиты и раскалывала их натруженными руками.
- Это нужно для ребенка, - шептала Наталья, подбадривая себя. На удивление, беременность протекала спокойно. Живот у нее заметно округлился, но это ее совсем не смущало. На предложение хозяина закрепить за ней грузчика, она только смущенно улыбалась, пожимала плечами и вежливо отказывалась.
С беременностью дочери, Анна казалось начала оттаивать и оживать. Срок родов приближался. Наталье стало тяжело не только работать, но даже ходить.
Когда нибудь, я приду к Сергею и скажу ему – это твой сын, или нет, приду и скажу - это твоя дочь, это свет моей жизни, ее зовут Светочка. И тогда ему станет стыдно, за то, что он смалохольничал и расщитал ее собственноручно, не стал удерживать. За то, что не успела она уйти из магазина, как он женился на той самой Леночке. Теперь, наверное, живет себе припеваючи и в ус не дует. А Леночка ему уже девочку родила, хотя, может быть сына. Ну, а она, она ни в чем, ни нуждается, она все сама сделает, со всем справится,- часто мечтала Наталья долгими бессонными ночами.
Ее увезли в роддом прямо из-за прилавка. Она даже не успела заехать домой, взять вещички для новорожденного, переодеться. В приемном отделении ее за что-то ругали. Но из-за участившихся схваток, она не понимала, что от нее хотят. Спасибо дежурному врачу, который, как казалось Наталье, спас ее от разгневанных мегер приемного отделения. Роды на удивление прошли благополучно, родилась чудесная девочка.
Анна умерла в ночь рождения Светочки, ее измученное сердце остановилось. Наталья узнала об этом в роддоме и сбежала оттуда, оставив дочь, вернулась она, только после похорон матери, чтобы забрать дочь. Был ужасный скандал, но Наталью ни что ни трогало. Как и чем жить, как растить девочку – эти вопросы мучили ее. Кормить ребенка было нечем, молоко пропало сразу после известия о смерти матери, и только бабка Матрена поддерживала Наталью. Она и посоветовала вернуться на рынок. Через три месяца Наталья уже стояла за прилавком.
Василий появился в ее жизни, как-то сам собой. Веселый, заводной и не жадный. Многого не требовал, а иногда, даже деньгами помогал. Он всегда был легок на подъем, а особенно, когда дело касалось спиртного.
Зимой, на рынке стоять и так не мед, а уж торговать мороженой рыбой и того хуже. Ночами, суставы на руках и ногах болели и ныли, руки опухали и становились сизого цвета, ни крема, ни мази Наталье не помогали. Одно спасенье – хорошо на морозе согреться стопочкой- другой, тогда и холод нипочем, да и время бежит куда быстрее. Сначала, она отказывалась, а потом, незаметно для себя втянулась, да и Василий сыграл не последнюю роль, незаметно перебравшись в ее жизнь.
Когда из дома стали пропадать вещи, Наталья всполошилась ни на шутку. Василий сам бы может, и не стал гадить, где жил, а вот его дружки, в ее отсутствие – это легко. Но худшие ее подозрения все же оправдались. Василий был пойман с поличным и немедленно изгнан из дома, как тогда думалось, что навсегда.
Бабка Матрена совсем постарела, и когда Светочке исполнилось два года, Наталья отдала ее в круглосуточные ясли, а потом и детский сад. На выходные Светочка приходила совсем чужая, пугливая. Мать брала ее на руки, прижимала к себе и долго рассказывала дочери о том, как они заживут вдвоем, когда накопят много денег. Когда девочка засыпала Наталья устало усаживалась за стол, и плакала, заливая свое горе стопочками водки, а то и самогоночки.
Однажды, она вернулась домой и увидела, что ее дом пуст. Ее ограбили. Из дома вынесли все, что можно было унести. Свидетелей не нашлось и расследование, затянувшись постепенно совсем сошло на нет. Наталья не выдержала и запила с горя. Откуда ни возьмись, вновь появился Василий и утешил как смог бедную женщину. Он больше не жил рядом, но зато всегда был под рукой. Часто, не успев получить зарплату, Наталья спускала ее вместе с Василием. Когда деньги заканчивались, она вновь ползла с гудящей от боли головой на рынок.
Когда Светочке исполнилось восемь, Наталья даже не вспомнила о том, что дочь нужно определить в школу. Социальные работники долго отчитывали ее и стыдили, пугая, что девочку отберут, а ее лишат родительских прав. По началу, она испугалась, притихнув на некоторое время, но болезнь взяла свое. Наталья больше не могла оторвать свое разбитое тело от постели без рюмки алкоголя по утрам. Хозяин на рынке ругал ее, но все равно прощал все ее опоздания и прогулы. Никто из его продавщиц не мог сделать дневную выручку больше, чем она. Но и его терпенью пришел конец. Однажды, она напилась прямо на рынке, выручку стянули пьянчужки, а товар разгромили бомжи, воспользовавшись ее беспомощностью.
Вот и наступил день, когда Наталье не нужно больше ни куда вставать, идти, торговать опостылевшей рыбой. Она поднялась рано утром, умылась и увидела, что рядом с ней, свернувшись клубочком под рваным стеганым одеялом, лежит Светочка. Ее худенькие ручки и бледное, с синими кругами под глазами личико, были почти прозрачными. Наталья подошла к осколку зеркала и посмотрелась в него. На нее глядели все те же знакомые черные глаза, но женщина, что смотрела на нее, была совсем незнакомой. Одутловатое, с оплывшими скулами лицо, на лбу, щеке и подбородке синели не зажившие еще шрамы, память о драке с бомжами. Синевато-красноватая обветренная кожа была сухой и шершавой. На виске красовалась седая прядь волос. Наталья взглянула на опухшие свои руки и заплакала, тихо и беззвучно. Слезы текли по ее шершавой коже, но она не вытирала их, подойдя к Светочке, мать тихо обняла спящую девочку:
- Доченька ты моя, я исправлюсь, я брошу пить, ради тебя, мое солнышко.
Уже в полдень, она буквально приползла к хозяину, упала ему в ноги, и он, в который уже раз простил ее. Наталья не пила до самого лета.
Светочка вытянулась и превратилась в худенькую, длинноногую девочку-подростка.
- Из этого гадкого утенка вырастит прекрасный лебедь,- как-то проговорил хозяин глядя на ее дочь.
Светочка часто помогала матери на рынке. Наталья ругала ее, а сама украдкой радовалась и любовалась ловкой девочкой. Светочка, ни смотря, ни на что, училась ровно, у нее были только три четверки, с которыми она боролась, и учителя не могли нахвалиться не нее.
Однажды произошло то, что перевернуло всю их жизнь. Еще утром, Наталья почувствовала, что именно сегодня, произойдет что-то важное. Светочка напросилась идти на рынок вместе с матерью. Она разложила товар, расставила ценники и засмотрелась на маленького котенка, который упрямо возил по полу большую говяжью кость, которая была больше его. Котенок сердился и пытался отгрызть маленький кусочек мяса с огромной кости.
Светочка побежала за булкой в хлебный ларек и еще не вернулась.
- Продавец, я к вам обращаюсь,- услышала она и посмотрела на говорящего.
- Сергей,- мгновенно узнала его Наталья. Он был все так же высок, хотя несколько располнел. Светлые брюки и бежевая рубашка выгодно подчеркивали свежий южный загар.
- Взвесьте мне, пожалуйста, форель.
Наталья смотрела на него, не отрываясь. Но Сергей, то ли не узнавал ее, то ли не хотел узнавать.
- Эй, вы меня слышите, я просил взвесить форель,- повторил он свою просьбу.
Наталья встрепенулась и, нагнувшись, стала доставать рыбу.
- Мамочка,- закричала Светочка, - я купила булочки, сейчас будем пить чай.
Сергей обернулся на звук голоса, и что-то промелькнуло в его глазах. Он внимательно посмотрел на девочку, потом на продавца и выражение его лица мгновенно изменилось.
- Наташа?- произнес Сергей удивленно.
Наталья не спешила поднять глаза на Сергея, казалось, что все это только сон. Сколько раз она мечтала о том, как встретится с ним, как расскажет ему о дочери, отомстив за все сразу. Она посмотрела на свои обезображенные руки, и ей захотелось сбежать и спрятаться от Сергея. Уж лучше бы никогда его не встречать. Ей хотя и с трудом, но все же удалось взять себя в руки, Наталья выпрямилась и стала взвешивать товар.
- Я не мог ошибиться. Ведь это ты, Наташа?
- Что, сильно изменилась, не узнал, Сергей Иванович. Да, это я.
- Это твоя дочь? – спросил Сергей, удивленно рассматривая девочку.
- Моя.
- Как ее зовут?
- Светочка.
- Сколько ей лет?
- Двенадцать.
- От ответа Натальи, Сергей, вздрогнул. Он внимательно посмотрел на Наталью:- Она будет красавицей, как ты.
- Была,- горько усмехнулась Наталья.
- Как ты живешь?
Наталья молча пожала плечами и ответила вопросом на вопрос:
- А ты как?
- Вот с Леной из Египта вернулись. Едем к друзьям на дачу.
- Значит все хорошо.
- Наверное.
- А у вас с Леной кто, сын или дочь?
-Сергей посуровел и опустил глаза.
- Мы живем вдвоем.
- Наверное, в сегодняшней жизни, так даже проще, - усмехнулась Наталья.
- Просто Лена не может иметь детей,- с грустью в голосе проговорил Сергей.
- Прости, Я не знала.
- Когда у тебя день рождения, Светочка? – Внезапно обратился к ней Сергей.
Девочка быстро назвала дату и гордо произнесла
- Мне исполнится тринадцать.
Сергей вздрогнул и молча посмотрел на Наталью. Та, молчала.
- Почему?- произнес он, глядя на нее. Почему ты ничего не сказала тогда?
Она снова молча пожала плечами.
Светочка стояла молча и во все глаза смотрела то на Сергея, то на мать. Но они, просто не замечали ее присутствия. Как будто она вдруг стала невидимкой. Постояв еще пол минуты, девочка взяла ну руки маленького котенка и отправилась погулять по рынку.
- Вы живете там же, можно я заеду? Как нибудь?
Через пару недель у порога Натальиного дома, притормозила дорогая иномарка и из нее вышел Сергей и молодая ухоженная дамочка.
Сергей вошел первым, осмотрелся:
-Здравствуйте. Есть кто дома?
Наталья наскоро накинула новую цветастую блузку, пригладила растрепавшиеся волосы и вышла к непрошенным гостям. Вслед за ней выпорхнула и Светочка и удивленно стала рассматривать гостей.
- Ужас! – брезгливо произнесла Леночка и поморщила свой аккуратненький носик. Сергей быстро и едва заметно дернул жену за рукав.
- Здравствуйте, заговорил он первым.
- Здравствуйте, проходите,- засуетилась Наталья.
- Здравствуй Светочка, это тебе,- произнесла Леночка и протянула ей коробку. Девочка молча посмотрела на мать.
- Возьми, - разрешила та.
Светочка взяла, но открывать не стала, молча поставила коробку на стол.
- Ты, поди к бабушке Матрене, навести ее, а мы, тут пока поговорим, может, чаю хотите?
- Нет, нет, - заспешила Леночка,- мы по делу, не на долго.
-Тогда, хоть присядьте. В ногах правды нет.
Гостья присела как-то неловко, на самый краешек табурета. Сергей сел рядом.
Когда девочка ушла, в комнате воцарилась напряженная тишина.
Елена первой нарушила ее.
- Нечего тянуть, так и будем тут сидеть, да молчать. Никогда ничего не можешь решить без меня,- обратилась она к мужу и продолжила без всякого перехода,- Наталья, я думаю, что Сергей рассказал вам о том, что живем мы в достатке, но, к сожалению, у нас нет самого главного – детей. Я как-то уже смирилась с этим, если так можно сказать. А вот Сергей,- и она укоризненно взглянула на мужа,- он хотел бы иметь детей, и, конечно же, не чужих. Это конечно бестактно, но я вынуждена задать вам этот вопрос, - Светочка дочь Сергея?
Наталья сидела молча, склонив голову. Сколько лет она мечтала о том, что сама расскажет Сергею о дочери, как отомстит ему за сломанную, искореженную жизнь, как рассмеется ему в лицо и откажется и от жалости и от помощи, но сегодня смеяться вовсе не хотелось. Не было у нее ни сил, ни злости на этих людей. Она медленно подняла свои черные глаза, взглянула в лицо Сергея и произнесла устало:- Его, чья же еще.
Сергей вдруг как-то ссутулился, и казалось, стал даже ниже ростом. Наталья заметила, как он сжал кулаки, и костяшки пальцев на его руках побелели.
- Ну, вот и хорошо, - облегченно выдохнула Елена,- я знаю, что это звучит совершенно абсурдно, но вы должны нас понять. И она заспешила, боясь, что Наталья остановит ее, не даст договорить:- Отдайте нам девочку, мы создадим ей все условия, дадим образование, она будет счастлива, и не повторит вашей судьбы.
На Наталью как будто вылили ведро помоев. Она медленно встала.
- Вы зачем ко мне пришли? Чтобы украсть мою дочь? Ты когда-то украла мою любовь, теперь хочешь украсть Светочку! Не позволю! Что ты, крашеная кукла знаешь о моей судьбе. Это когда-то он,- и она показала на Сергея,- был моей судьбой. Но ты ворвалась в нее и сделала меня такой, какая я теперь. Что ты знаешь о днях, когда нечем кормить ребенка, и согревать его теплом своего тела, когда нечем протопить в комнате? А теперь, ты брезгуешь мной и моей жизнью и хочешь лишить меня последнего? Уходите, падите вон, в свою богатенькую жизнь. Я никогда не просила вашей помощи, не нужна она мне и теперь.
- Что ты орешь на нас, шалава! - услышала Наталья в ответ, а что ты знаешь о нашей жизни. Бог наказал меня, я приняла не мало горя за то, что «вошла в твою жизнь». У меня нет детей и никогда быть не может. Что ты знаешь о том, как горько смотреть на беременных баб или младенцев в колясочках. Рядом с тобой растет дочь моего мужа и если понадобится, мы докажем через экспертизу, что это его дочь, и тогда, не жди пощады, мы пойдем на все. Мы лишим тебя родительских прав через суд, восстановим отцовство Сергея и отнимем ее у тебя силой…
- Замолчи, Елена!
Обе женщины в одно мгновение замолчали, сверля друг друга ненавидящим взглядом.
- Замолчите обе. Что вы делите, кому, и что хотите доказать. Жизнь у каждой своя и ничего уже нельзя изменить. Я виноват перед тобой Наталья. Виноват перед собственной дочерью, но я хотел бы помочь и тебе и ей. Елена права, я ее отец и я должен сделать для нее все возможное, взять на себя ее воспитание, и не потому, что ты плохая мать , а потому, что я хочу сделать свою девочку счастливой. У тебя будет возможность видеться со Светочкой в любое время дня и ночи. В любой момент ты сможешь взять ее к себе, на каникулы или выходные. Ты мать и всегда останешься ею. Ты подумай, а мы сейчас уйдем. Я приеду позже, надеюсь, что твое решение будет положительным, ведь нужно думать уже не о нас, а о том, как будет лучше для Светочки.
Светочка вернулась домой и застала мать одну. Гости уехали. Проходили дни, Наталья перестала спать ночами, она все думала и думала о Сергее и его словах. Сначала, она отвергала даже мысль о том, чтобы рассказать, все дочери, потом, ей стало казаться, что если Светочка узнает о существовании отца от кого-то другого, то возненавидит мать, лишившую ее возможности другой, счастливой жизни. Наталья долго собиралась с духом и набравшись смелости все же рассказала Светочке об истинном визите гостей. На удивление, девочка выслушала рассказ матери спокойно, и только попросила рассказать об отце.
Наталья не знала, как вести себя, когда приедет Сергей, что ему ответить и она решилась все рассказать самому близкому человеку в ее жизни - бабке Матрене. Бабка Матрена стала совсем дряхлой, но все еще оставалась в разуме. Она выслушала Наталью и посоветовала соглашаться. После этого Наталья совсем потеряла покой. Казалось, Сергей специально дал ей время не для того, чтобы подумать, а просто продлевал ее мученья. Постепенно ей стало казаться, что Сергей больше никогда не приедет, что Елена выполнит свое обещание и лишит ее родительских прав. Днем было еще ничего, а вот ночью, Наталья либо совсем не спала, либо забывалась в тревожном сне и вскакивала под утро вся в поту.
Решение пришло само собой. Конец августа, школьные сборы и болезнь хозяина на рынке, привели Наталью к мысли о том, что стоит попробовать. И уже в сентябре Сергей оформил документы на дочь и забрал Светочку к себе. Каждую субботу она возвращалась к матери и подолгу рассказывала о своей новой жизни. По началу, она называла Сергея по имени отчеству, но постепенно, в ее речи стало звучать все чаще – папа. Наталья крепилась, она искренне желала дочери добра. А когда та возвращалась в дом отца, она долго плакала, оставаясь в опустевшем, одиноком и холодном доме.
Постепенно встречи с дочерью стали происходить все реже и реже. Наступила зима. Совсем скоро должны были начаться зимние каникулы и Наталья надеялась, что Светочка проведет их дома, рядом с ней. Но проходила суббота за субботой, а Светочка не появлялась. Темными бессонными ночами Наталья мучалась от неизвестности и уговаривала себя, что наступит суббота и дочка появится веселая, красивая и на пороге дома. После очередной субботы, она решилась. Выбрав самое нарядное платье, она накинула на плечи новую пуховую шаль и отправилась в гости. Снег весело поскрипывал под ее ногами, будто одобряя ее решение. Поднявшись на четвертый этаж, Наталья заметила, что здесь многое изменилось. Дорогущую бронированную дверь украшала табличка «99» - это была квартира Сергея. Нажав на кнопку звонка, она стала ждать. Спустя несколько минут, послышался звук открывающейся двери и на пороге, она увидела Светочку. Девочка испуганно смотрела на мать и молчала. Наталья потянулась к дочери всем своим существом:
- Доченька, как же я соскучилась.
- Мамочка!?- удивленно переспросила дочь и посмотрела на соседскую дверь,- ты проходи поскорее.
Наталье совсем не хотелось переступать порог этого дома, но, видя, что Светочке неудобно стоять в дверях, она пересилила себя и вошла. На нее пахнуло чем-то знакомым далеким и непонятным. Она огляделась. Добротный ремонт, везде ковры и идеальная чистота, ей стало не по себе. Светочка поманила ее ладошкой и Наталья, сбросив с ног сапоги, послушно прошла за дочерью.
- Проходи скорее, это моя комната.
Переступив через порог, Наталья бросилась к дочери и стала целовать ее приговаривая:
- Девочка моя, кровиночка, как я соскучилась по тебе. Что ж это ты не приходишь ко мне. Каждую субботу я жду, жду , уж подумала, что ты расхворалась, вот и пришла к тебе. Ласточка ты моя. Или ты не рада мне?
Светочка улыбалась:
- Ну что ты мамочка, я рада, очень рада. Посмотри где я живу. Эту комнату специально для меня приготовил папа..,- и она стала рассказывать о том, как отец любит ее, как они ходят по вечерам гулять все вместе. А в конце недели они уезжают на турбазу и отдыхают там до понедельника. Она достала фотоальбом и взахлеб стала рассказывать о том, как папа катался с ней с огромной ледяной горки в Нижнем, иллюстрируя свой рассказ фотографиями. С фотографий на Наталью смотрели счастливые лица отца, дочери и Елены. Судя по ним, можно было сделать вывод, что дочка пришлась ко двору, да и как же могло быть иначе. Ведь это же ее чудесная девочка. Она видела, как горят глаза у дочери, как она счастлива и была счастлива вместе с ней. Спустя час, они расстались. Светочка долго обнимала мать, а потом посмотрела на нее серьезно и проговорила:
- Мамулечка, я так рада, что ты увидела, как я теперь живу, ты только больше не беспокойся обо мне,- она помолчала, потупив глаза и добавила,- и, только не обижайся, но не надо приходить сюда больше. Лучше я сама к тебе стану приходить. Ладно?
Наталья прижала дочь к груди и молча согласно кивнула.
Путь назад был бесконечным. Наталья шла, покачиваясь из стороны в сторону, и прохожим казалось, что она пьяна. Она не видела ничего: людей, светофоры, машин. Белая беспросветная пелена стояла перед глазами.
- Моя девочка стыдится меня. Она стыдится моего вида, рук, того, что она моя дочь.
Слезы застилали ее глаза, боль сковывала сердце, но ни что не могло переубедить теперь Наталью в том, что она почувствовала. Казалось, что жизнь тепе6рь закончилась для нее. Зачем она живет на этой земле, для чего, что кроме дочери могло удерживать ее?
Добравшись до дома, она рухнула как подкошенная на кровать и завыла от горя и отчаяния.
Первым, кто появился в доме Натальи, был Василий. Прошло три дня, как она не выходила на работу. Василий отыскал ее в холодном доме. Наталья лежала в нетопленой комнате и молча глядела в потолок, на вопросы она не отвечала. Бывалый мужик быстро смекнул, что здесь ему сулит выгода и сбегав неподалеку он вернулся держа в руках бутылку самогона. Василий лечил подружку пару дней, постепенно лечение плавно перешло в затяжной запой. Наталья перестала сопротивляться, похмелье сменялось диким пьянством, она хотела только одного, никогда не трезветь, забыть все.
Тетка Матрена умерла тихо, до последнего дня она была в разуме и все надеялась, что Наталья опомнится, но так и не дождалась. Узнав о ее смерти, Наталья как будто очнулась. Несмотря на то, что ей было невмоготу, она помогала, чем могла. Бегала хлопотать о месте на кладбище, уговаривала мужиков подешевле взять за рытье могилы, договаривалась о продуктах на рынке. Декабрьские морозы крепчали. В день похорон, термометр за окном показывал минус тридцать. Старушки на кладбище ежились и кутались в пуховые шали, притопывая ногами по звенящему снегу. Наскоро опустив гроб в холодную глубокую могилу, наскоро закидали ее оледенелыми комьями земли и вернулись в дом тетки Матрены. Накормив поминающих и перемыв всю посуду, Наталья присела на холодную скамью возле жаждущего Василия. Ноги тряслись от усталости и гудели. Василий трясущимися руками наливал граненые стаканы и судорожно опрокидывал их заливая жажду. Наталья устало потрогала железом нержавеющей ложки остывшую кашу и отодвинула тарелку от себя. Взявшись на стакан с водкой, посмотрела на самое донышко и горько усмехнулась:
-Вся моя жизнь, все мое счастье уместилось на донышке стакана.
Обжигающая жидкость быстро побежала по стенкам голодного желудка, неся с собой тепло. Василий, увидев пустой стакан, вновь наполнил его до краев.
- Пей подружка, помянуть нужно бабку Матрену. Пусть земля ей станет пухом.
Наталья выпила и его. Василий, отягощенный выпитым, хотел было запеть, но она ударила его, куда то под ребра и тот тихо заскулил, положив голову на стол. Медленно, пошатываясь, она поднялась из-за стола и стала одеваться. Дочь тетки Матрены хотела ее остановить, но Наталья оттолкнула ее руку, упрямо пробираясь к двери. Выйдя во двор, вдохнула свежий морозный воздух и медленно побрела к своему дому. Каждый следующий шаг давался ей с трудом, добравшись до калитки, она остановилась и прижавшись спиной к столбу взглянула на небо, на нее смотрели крупные, переливающиеся звезды. Дверь распахнулась за ее спиной, Наталья не удержалась и упала спиной во двор. Закрывающаяся дверь больно стукнула по ногам и она подтянула их к себе. Дверь захлопнулась, а она так и осталась лежать на холодном снегу возле забора.
Город спал. Иссиня-черное покрывало ночи затянуло тугим полотнищем все небо. И только звезды яркие, крупные переливались всеми красками на морозном воздухе и приковывали к себе взгляд. Не было больше сил не то что подняться, но даже ползти на четвереньках. До дверей дома оставалась всего пара тройка метров и стоило только постараться, заставить себя, да не было ни сил, ни желания вползать в пустой и холодный дом.
Наталья пошевелилась.
- Видать еще жива,- простонала она,- лучше бы уж совсем. Сейчас, когда ей так хорошо, да поскорее. Без страданий и боли. Руки и лицо больше не мерзли. Наталья прикрыла непослушными веками глаза, ее потянуло в сон. Она медленно, с трудом подтянула колени, почти к самому подбородку и хрипло, рассмеялась. Слезы тихо и лениво заскользили куда-то в сторону по лицу и застыли на холодных щеках. По всему телу постепенно стало распространяться долгожданное тепло, а перед глазами возникло суровое отцовское лицо.
- Эх Наталья, Наталья,- произнес он зычным грудным голосом и с укоризной покачал головой…