Проявляя усердие в критике очередного творения, мы забываем порой, что мир зеркален и наш подход к оценке чужого творения вернется к нам бумерангом. К сожалению, большинство редакторов достаточно редко пишут сами, поэтому для них метание бумеранга оказывается совершенно безопасным. Но разговор не об этом.
Смысл критики, по разумению моему, в том, чтобы направить творящего на путь истинный, указать верную тропу, отрубить лишнее. Критик по существу прямой аналог гениального скульптора – он отрубает лишнее, чтобы выявить истинную красоту произведения. Слава ему и осанна!
Хвалебные слова сказаны, можно приступить и к критике критиков. Сделаю маленький шаг назад, дабы читатель лучше понял начальный посыл. Речь идет не о литературных критиках-профессионалах и не о литературных критиках-дилетантах. Я хочу поговорить о критике, как части наших взаимоотношений по любому событию жизни.
Мир не идеален, созданные по образу и подобию Бога, мы, тем не менее, грешим, жалуясь на собственное несовершенство. Естественно, что это несовершенство легче всего разглядеть в другом, нежели отыскать в себе, именно поэтому мы оттачиваем мастерство в критике всего и всея. Ибо, критикуя кого либо, мы тем самым доказываем себе в первую очередь более высокую самозначимость и меньшую значимость критикуемого.
Вернемся к сущности критики – отрубать лишнее, для выявления красоты. Отрубание процесс сам по себе весьма мучительный, недаром отрубание конечностей называют пыткой, лишение головы – казнью. В некоторых случаях отрубание является врачебным показанием для спасения организма в целом. В экстренных случаях этот процесс производят без наркоза, иногда больной при этом умирает от болевого шока. Хотя гангрена ему в этом случае не угрожает точно.
Но в большинстве случаев врачи практикуют наркоз или обезболивание. Небольшая доза анестезии позволяет врачу не отвлекаться на мучительные стоны пациента, а пациенту не страдать от неловких движений врача в собственных внутренностях. Аналогия грубая, но для более точного описания предмета нужно отбросить все несущественное, лишнее, надуманное.
Наше сознание устроено таким образом, что все рожденное в собственной голове, кажется нам безусловно гениальным, хотя бы это и «Плюшкин был весьма голодный, проглотил утюг холодный». Хорошо и все тут, потому что нравится, потому что сами, потому что громче всех сейчас всем расскажем. А в ответ тишина (в лучшем случае) или гнилые помидоры (в худшем), в промежутке критическое замечание – почему утюг холодный?
Ну, откуда творец знает, почему он холодный? Никто не включил в розетку, скорее всего. Разве это самое важное??? Вы еще разочек прочтите, вам понравится, там же такая классная рифма!!! Не заметили??? А я так старался! Все, не буду больше поэтом, пойду на музыканта учиться!
Результат критики очевиден – вместо отрубания лишнего молодого начинающего поэта попросту «зарубили» на корню. Так ему и надо, тут маститые поэты плечами в издательствах толкаются, если еще и всякая зелень полезет, совсем места не останется, зарастут издательства бурьяном и чертополохом. Будьте здоровы! А я не чихал! Хотя… как скажете… могу и чихнуть… извините, я на вас плюнул… но это не специально… господи, как мир несправедлив. Лучше умереть! Депресняк, тоска, печаль в глазах и понижение процента выхода готовой продукции на единицу творческого времени.
А ведь можно иначе.
Никогда не начинайте критику со слов «бездарность, идиот, ты глуп, тебе нужно подучиться». Начните словами «мне понравилось, я читал с интересом, я смеялся от души, как тебе удалось написать так живо». Уверяю вас, что все последующее покажется критикуемому доброжелательным и приятным. Одно дело, когда вас пытаются опустить до уровня плинтуса и совсем другое, когда возводят на Олимп и лишь затем в приятной беседе низводят к его подножию.
Разница технологий критики способна творить чудеса. Возвращаясь к литературному поприщу, могу на собственном примере отметить, что самая доброжелательная критика без сладкой преамбулы способна убить желание писать на несколько дней. Самая малая толика восхищения окрыляет, добавляет сил, раздувает огонь творчества до максимума, заставляя примус креатива подпрыгивать от возбуждения.
Соглашусь с широко распространенным среди критиков мнением, что большинству писателей нужно законодательно запретить дотрагиваться до пера и бумаги, чтобы ограничить рождение уродов. Но, кто без греха, пусть бросит камень…
Творчество безгранично в своих формах, творец летит впереди планеты всей, создавая шедевры завтрашнего дня и тут приходит критик. Он задумчиво обозревает «шедевр», цыкает зубом, чешет пером в затылке и ставит могучий крест на оном – не соответствует канонам.
Не так расставлены точки, не верен слог и стиль кривой, сюжет навеян мглой ночной, герои слепы и безлики, их мир безжизненный, пустой. И слишком много «что» и «где», «который», «же», «его», «своею». Глаз режет диалогов строй, не видно мыслей и настроев. Мир внешний слишком попугайский, он собран как из лоскутков. Посыл хороший, без изъянов, но плох финал и много слов. Известно кто сестра таланта? Но столько хочется сказать! Учитесь, думайте, черкайте, все, до свиданья, сладких снов!
Теперь все это примените не к «молодому» писателю или поэту, а к ребенку. Широко открытые глаза, радость от самого процесса творчества, каждая клякса – целый мир, несколько букв в ряд – сказка. Недостаток изобразительных средств с лихвой перекрывается буйством чувств. Попробуйте сказать ему, что созданное им «кака», «бяка» и это никому нельзя показывать или рассказывать! Представили? Ужасно? Именно что так.
Но что делать, если на самом деле писателей значительно меньше, чем графоманов? Необходим процесс селекции, выбраковки, выведения новых более продуктивных пород на основе существующих перспективных. К примеру скрестим породу… Стоп, это уже не творчество, а что-то весьма далекое от него. Творчество нельзя с чем-то скрестить, оно или есть или его нет. Оно может быть в зародыше, может гореть ровным огоньком, может пылать жарким пламенем. Но огонек этот чист и самобытен, источник его свободен от запретов и условностей, оно приходит к нам в свой срок и дарит нам свою печаль.
Ибо творчество есть не только наслаждение, но прежде всего и более всего – мука душевная, попытка преломить через собственные чувства огромный мир образов, слов, чувств. Творчество переплавляет суету в кристаллы откровений, рождает в муках адские картины, не заботясь о впечатлении, ибо творчество считает себя источником знаний о мире.
Подумай критик, вознеся топор, о чем написано творенье, рассказ, роман, стихотворенье не ради шутки рождены. В них тайна долгого горенья, души мучительная страсть и перед вечностью смиренье.
––––
С уважением!
Сергей Шангин