ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ РАССКАЗ
Тихим солнечным летним субботним вечером мчит меня автобус в неизвестную ночь. Солнце ласково заглядывает в окошки автобуса, нежарко освещая усталые лица людей. Дорога извилисто бежит через густой лес, изредка сменяемый золотистыми ржаными полями, небольшими и хлопотливыми деревушками, немного более важными совхозными центрами. В душе чувствуется какое-то вечернее умиротворение, хотя надо бы волноваться. Ведь я еду в чужой и совершенно незнакомый мне город, да ещё и на ночь. И в городе этом у меня нет ни родных, ни друзей, ни просто знакомых. Но еду я туда к самому дорогому человеку – у сыну. Он только-только ушёл служить в армию. А на днях я получила письмо от него: «Мама, приезжай! У нас в воскресенье важное событие – воинская присяга на верность Родине». И как же я, мать, могу пропустить такое важное событие в армейской жизни моего сына? Вот и еду в неизвестность, но к самому близкому человеку.
Глядя на попутно плывущие по небу облака, мне захотелось представить себе Колю в армейской форме. И у меня ничего не получилось. Я улыбнулась и подумала: «Ничего, скоро своими глазами увижу сына, чего тут придумывать?»
Вдруг автобус стал притормаживать и остановился. Странно, что за причина для остановки посреди леса? Но вскоре всё объяснилось очень просто. Через заднюю дверь в автобус весело вскочил подросток, держа в руках два ведра, с горушкой наполненных грибами. Он поставил их на площадку и опять выскочил на дорогу. Я глянула через стекло на мальчишку и тихонько удивлённо присвистнула. На обочине стояло ещё несколько корзин и вёдер, до самого верха наполненных грибами. Мальчишка быстренько занёс их в салон и расставил вдоль заднего сиденья. В автобусе запахло лесным, грибным духом.
- Вот это да! – протянул кто-то с завистью. – И сколько ж вас собирали их?
Мальчишка вопросительно посмотрел на говорившего. Им оказался представительный старик с пышной седой шевелюрой на голове и наградными колодками на пиджаке.
Парнишка смущённо улыбнулся и ответил:
- Я один собирал, - и всем сразу бросилось в глаза, что его губы, язык, весь рот были чёрными. Ясное дело – ел чернику.
- Не может быть? – удивилась молодая женщина, держащая на коленях спящего ребёнка. – Видно, не один день собирал?
- Да нет. Просто я с самого утра приехал сюда. Да тут грибов видимо-невидимо! Так что ничего удивительного, что много собрал.
- А ещё, может, и места хорошо знаешь? – поддакнул старик с наградными колодками. – Что ж, поверю.
- Да я сюда не первый год езжу, - подтвердил мальчишка.
Они ещё долго обсуждали грибные вопросы. Я же с некоторым беспокойством на чёрное грозовое небо, которое стало просматриваться на горизонте по мере приближения к городу. «Ну вот, мне ещё дождя не хватало?» - тревожно подумалось мне. Но радость предстоящей встречи с сыном не могли омрачить никакие летние тучи.
Тем временем автобус медленно перевалился через железнодорожный переезд и важно въехал на привокзальную площадь. Мальчишка-грибник выскочил на тротуар и помахал кому-то рукой. Тут же к нему подбежали молодая женщина и двое ребятишек. Они весело подхватили корзинки и вёдра с грибами и гордо понесли их по городу, сопровождаемые удивлёнными и заинтересованными взглядами прохожих.
Я вышла из автобуса и остановилась, не зная – куда же мне идти? Через дорогу я увидела остановку городского автобуса, и несколько человек, ожидающих транспорт. Я подошла к ним и спросила:
- Помогите мне, пожалуйста, найти воинскую часть …
Мужчина средних лет, не очень трезвый, стал объяснять мне дорогу. Трудно было понять его невнятное объяснение, но у меня не было другого проводника и пришлось положиться на свою сообразительность.
К заходу солнца я нашла эту воинскую часть, в которой служил мой сын. Она располагалась в лесу среди сосен. За ограждением были видны одноэтажные постройки, красиво разбитые клумбы с цветами, беседки, универсальная спортивная площадка, на которой можно было играть и в волейбол, и в баскетбол, и в футбол. Дорожки были аккуратно подметены, а бордюры белели свежей побелкой.
Я подошла к КПП. У ворот стоял солдатик и внимательно смотрел на меня. Я ему рассказала о цели приезда. Он вошёл в стоящую рядом маленькую будочку и снял трубку с телефонного аппарата. Солдат что-то говорил по телефону, а я смотрела на небольшие группы солдатиков, гуляющих по дорожкам, пытаясь разглядеть среди них своего сына, но его среди них не было.
Дежурный на КПП закончил разговор по телефону и повернулся ко мне:
- Проходите, Ваш сын сейчас придёт к Вам.
Я пошла к постройкам, присматриваясь к проходившим мимо паренькам. Они все, в свою очередь, стали всматриваться в меня, надеясь, что это, быть может, е нему мамка приехала. Они так были похожи на лягушат в своей пятнистой, комуфляжной форме. «А, в сущности, это всё детки, мальчишки, хоть они и в керзовых сапогах, да в военной гимнастёрке», - с горечью подумала я, и к горлу почему-то подкатил неприятный комок, а в глазах защипало. Но в этот момент на дорожке показался Коля. Он бежал ко мне, громко стуча сапогами. Худенький, стриженный наголо. С тоненькой шейкой, торчащей из широкого ворота гимнастёрки. Но всё же что-то в нём изменилось за эти две недели, проведённые в армии. Появилась какая-то солидность. Аккуратно подшитый собственными руками воротничок придавал ему степенность и важность, сознание серьёзности того дела, которым ему предстояло заниматься целых полтора года. И всё равно, это был пацанёнок, который сразу же по детской привычке полез в мамину сумку, спрашивая:
- Мама, а что ты вкусненького привезла?
Мы с Колей сидели на лавочке, ели свой собственный, выросший у нас в саду виноград и ни о чём не говорили, наслаждаясь тёплыми летними сумерками. Вдруг Коля спросил:
- Мама, а где ты будешь ночевать- Пойду на ж/д вокзал, сынок. Он же не закрывается на ночь. Поезда ходят круглые сутки.
- Мам, смотри, чтобы тебя никто не обидел там, - тревожно сказал сын.
- Да кто меня обидит, Коля? Что с меня взять? Ни денег, ни драгоценностей у меня нет. Только обратный билет домой? Так ведь он кроме меня никому не нужен. Не волнуйся, посижу на перроне, понаблюдаю за проходящими поездами. Всё будет нормально. А завтра утром приду к тебе в часть.
Тут прибежал солдатик и позвал Колю:
- Коля, уже отбой, - и они вдвоём быстро пошли в казарму.
Я медленно вышла из ворот воинской части и побрела в центр города. Спешить мне было некуда, но стал накрапывать дождик. «Всё же та чёрная туча решила испортить мне ночь, - недовольно подумала я. – Однако, надо действительно что-то решать с ночлегом. Надо идти на вокзал. Больше некуда».
На железнодорожном вокзале было малолюдно. Само здание было небольшим, вмещающим два крохотных зала ожидания. И людей в них совсем не было. Мне что-то не захотелось сидеть в душном помещении, и я вышла на перрон. Перрон был пуст. Только два милиционера медленно прохаживались по нему. Я поискала глазами лавочку, но не нашла. Однако, чуть далее от здания ж/д вокзала я рассмотрела глубокий навес, под которым предполагались лавочки. Я, не спеша, пошла туда и действительно увидела свободные скамейки. Присев на одну из них, я взглянула на часы. Было половина одиннадцатого вечера. До присяги оставалось ещё половина суток. Но меня это совсем не удручало. Мне почему-то было жутко интересно сидеть одной на ж/д вокзале в совершенно чужом городе и наблюдать за проходящими мимо поездами.. А поезда всё шли и шли, почти без перерыва. То товарные, то пассажирские дальнего следования, а то и международные, сновали туда сюда быстрые и юркие электрички. Железная дорога и не думала спать, для неё не существовало такого понятия, как ночь. Она работала круглосуточно.
Увлёкшись рассматриванием проходящих мимо поездов, я не сразу заметила шумную компанию молодых людей, присевших на мою лавочку. Это были трое парней лет двадцати, двадцати пяти. Они все были пьяны и шумно разговаривали, что-то обсуждая. Я посмотрела на них, но почему-то совершенно не почувствовала страх. Я тут же отвернулась, потому что подошёл очередной поезд и остановился. Я с интересом наблюдала за выходившими из вагонов людьми. Один приехавший был весь обвешан какими-то сумочками и футлярами, прицепленными к тоненьким ремешкам, и мотлявшихся при ходьбе.
Поезд постоял несколько минут и медленно тронулся, громко клацнув буферами. На подножках вагонов стояли проводники, придерживая специальные фонари в руках. Поезд почти мгновенно набрал скорость и прошелестел мимо меня, направляясь куда-то в ночь. Я вдруг почувствовала жгучую зависть к этим молодым девчатам в красивой форме проводника и с ярким фонарём в руке. Эх, мне бы так! Но, увы, я навсегда упустила возможность стать проводником, хотя мечтала об этой профессии с детства.
Невольно, я горестно вздохнула. И в следующую минуту услышала рядом с собой приятный мужской голос, задавший мне вопрос:
- А Вы куда едете?
Я повернула голову и увидела, что на меня смотрят два очень ласковых глаза. Глаза принадлежали одному из парней из той весёлой и шумной компании, которая несколько минут назад присела на мою лавочку. Парень был пьян, но взгляд у него был такой открытый и чистый, что я вдруг прониклась доверием к этому молодому человеку и ответила просто:
- А никуда я не еду. Просто мне надо где-то ночь переночевать.
Его лицо вдруг стало заинтересованно-серьёзным.
- А что, у Вас в нашем городе нет никого из родных?
- Нет.
- Так чего же Вы сюда приехали? – искренне удивился он.
- А всё очень просто: к сыну в армию на присягу. Присяга завтра в 10 часов утра, а из нашего городка я только в 10 часов выехать смогла бы. Пока доехала бы, то всё мероприятие и закончилось бы. Поэтому-то мне и пришлось ехать сюда на ночь.
Парень внимательно и уважительно слушал меня. Был он очень хорош собой: тёмно-карие глаза, чёрные пушистые волосы, красивые губы. Ростом был высок, плечист и крепок. Его лицо немного портил по-девчоночьи курносый, вздёрнутый нос. Одет он был во всё чёрное.
Парень молча выслушал меня и вдруг сказал:
- Вы бы не сидели здесь, а пошли бы в зал ожидания. У нас город не очень спокойный. Могут обидеть.
- Да ну? – беззаботно ответила ему я. – Что с меня взять? Ничего ценного у меня нет. И даже денег нет. Только билет домой.
Я почему-то была уверена, что ничего плохого со мной не случится. А почему, собственно говоря, что-то должно произойти? Тёплая летняя ночь, ярко освещённый вокзал, бегущие мимо поезда, люди по перрону туда сюда ходят. Жизнь бурлит, не замечая наступления ночи.
И парень сказал:
- А можно мне посидеть с Вами? Уж тогда-то точно Вас никто не тронет.
Я ещё раз взглянула на него. Всё тот же ласковый (а может, пьяный), открытый взгляд и спокойная улыбка на красивых губах. Я рассмеялась и ответила своему неожиданному ангелу-хранителю:
- Лавочка-то не моя собственность, сидите, сколько хотите, но будет ли Вам интересно с немолодой уже женщиной?
- Интересно, - вдруг коротко и серьёзно сказал он.
И тут кто-то его окликнул:
- Сергей, иди сюда!
Он повернулся на голос и нетерпеливо махнул рукой:
- Подожди! – и, обращаясь ко мне, спросил: - Вы будете здесь сидеть? Никуда не пойдёте?
- Да нет. Мне идти-то некуда. Да и город я не знаю. Так что буду здесь сидеть.
- Отлично, - обрадовано сказал он, поднялся и ушёл.
Я пожала плечами. И только сейчас заметила, что идёт сильный дождь, и похолодало. Я теплее укуталась в жакет и продолжала наблюдать за поездами. На часах показывало первый час ночи, а вокзал жил бурной жизнью. Кто-то приезжал, кто-то уезжал, кто-то кого-то встречал, целуясь и прячась от дождя под спасительный зонтик. Меня же от этого небесного душа надёжно укрывал глубокий козырёк, под которым стояла скамейка.
В какой-то момент я почувствовала, что почему-то стало теплее. Ах да, кто-то сел рядом. Поворачиваюсь – Сергей. Было заметно, что он сильно пьян. Но Сергей, будто предупреждая мои мысли, с трудом проговорил:
- Не сердитесь на меня, и не думайте, что вот пьяный парень пристал к Вам. Я пью потому, что у меня сегодня праздник – день рождения.
- А, поздравляю! Но дни рождения празднуют дома, в семье, а не на вокзале.
- У меня нет семьи, - печально сказал он.
- То есть, как нет? Совсем?
- Совсем, - тем же тоном сказал он.
Я промолчала, опасаясь сказать что-нибудь бестактное. Но он сам заговорил:
- Нет, у меня есть мать. Есть и сын. Ему два годика, но его мама не хочет со мной жить. Я езжу в командировки, причём, надолго, а ей это не нравится, - вдруг зло сказал он.
- И чем ты занимаешься? – переходя на «ты», задала я вопрос.
- Воюю.
Я непонимающе взглянула на него. На меня смотрели всё те же ласковые глаза, но без тени насмешки. Потом в них засветился какой-то странный огонёк, похожий на чувство непреодолимой, сильной боли.
И он добавил:
- Уже давно воюю. В Чечне.
- В Чечне? – удивилась я. – Ты - из России?
- Да нет, я отсюда. А чего вы так удивились? Да нас там из Беларуси много, - потом помолчал, и кисло усмехнулся. – По обе стороны фронта…
Я молчала. Мне, вдруг показалось, что он врёт мне, что ему захотелось покрасоваться передо мной. Но зачем? Какой смысл? Ведь пройдёт эта ночь, и мы никогда с ним не увидимся. А может, именно поэтому ему захотелось представиться передо мной, эдаким героем?
Я молчала. И он молчал. Тогда я произнесла первое, что пришло на ум:
- Ну, раз ты сейчас здесь, видно уже отвоевался?
- А я в отпуске. По ранению.
Я опять взглянула на парня. И мне стало любопытно:
- Сколько же лет тебе исполнилось сегодня?
- 24 года.
- Ооо! Я старше тебя на 15 лет, - вдруг, непонятно почему, задумчиво сказала я.
- Вам 39? – спросил он недоверчиво, но как-то мягко. – Я бы не сказал. Выглядите Вы отлично…
- Спасибо! – перебила его я.
- … хотя вполне возможно, раз у Вас сын в армию пошёл.
- У меня, слава Богу, трое детей, - призналась я. И услышала, как он тихонько присвистнул. – А чего ты удивляешься? Бывает и больше…
- Да просто меня удивляет, что, имея троих детей, Вы так хорошо выглядите, - опять мягко сказал он.
- А сколько вас у твоей мамы? – немного смутившись от комплиментов и стараясь перевести разговор на другую тему, спросила я.
- Я один. А больше и быть не могло, - добавил он с какой-то горечью. – Мой отец погиб в Афгане, когда я был ещё маленький. И мама замуж больше не пошла. Отец мой был офицер. Как-то они пошли в рейд прочёсывать горы, искать «духов». Шли цепью, отец – впереди. Вдруг – выстрел. Один только выстрел. Мой отец упал. А ребята залегли и ударили автоматным огнём по тому месту, откуда стреляли. Потом, перебежками, подошли ближе. Увидели расщелину, а в ней, за камнями, сидел парнишка лет одиннадцати, двенадцати. Он забился под камень, что-то говорил на своём языке, испуганно закрывал голову руками и размазывал по щекам грязь и слёзы. Ребята вытащили его за шкирки из-под камня. Но что с него возьмёшь с пацанёнка? Не убивать же его, сопляка? – и вдруг ударил себя в грудь и горячо прошептал. – Даже отомстить за отца не было возможности. Ведь мальчишка убил его! Я тогда был чуть моложе того пацана, - и он, обхватив голову руками и поставив локти на колени, тяжело замолчал.
Я нерешительно спросила:
- А что с тем мальчишкой?..
- А? Что? – встрепенулся Сергей, а потом выпрямился и сказал, вздохнув:
- Ничего. Привели его в штаб, расспросили, о чём надо, и отпустили. Ребята потом приезжали к нам домой, и рассказывали обо всём. Хорошо помню этот рассказ.
Я молчала. А что тут скажешь? Но одна мысль меня всё время беспокоила:
- Но если твой отец погиб на войне, так чего же и ты полез в это пекло?
- Не знаю, - сказал он. – Может, хотел понять своего отца, которого почти не помню? А может, ещё что-то? Знаешь, -
вдруг с жаром сказал он, - когда идёшь по горам и ждёшь, что в любую секунду можешь получить пулю в сердце, чувствуешь какой-то странный азарт. И страшно, и весело. А вот по минам ходить – жуть! – и я вдруг ощутила, как его всего передёрнуло. То ли от жутких воспоминаний, то ли от холода ночи, так как он был одет в тоненькую шёлковую рубаху.
- Тебе, видно, холодно? – посочувствовала я.- Шёл бы ты домой. Чего тебе сидеть тут со мной?
- А мне, может, хорошо сидеть с тобой и душу выворачивать? – переходя на «ты», вдруг признался он. – Да и не холодно мне. Лето всё же. И выпил я много, тело согрел. День рождения всё же. А вот мой дружок Андрюха никогда больше не выпьет, - тихо сказал он.
И с болью и мукой в голосе стал рассказывать:
- Шли мы по минному полю. Он – впереди с собакой. И, главное, собака специально обученная искать мины, прошла, а он… - Сергей вдруг запнулся, опять обхватил голову руками, и отяжелевшим голосом, продолжил. – Помню вспышку, пламя, толчок в грудь, и я падаю. На меня что-то посыпалось, привалило. Но сознание не потерял. Поднимаю голову, а Андрюхи нет. Понимаешь, - чуть не закричал он, - нет его совсем!.. Только дым остался!.. Я стал подниматься, а на мне – земля, кровь, дерьмо какое-то, кишки, остатки человеческого тела… Его разорвало в пыль, в брызги!.. Ты можешь такое представить?! Вот только что он был передо мной, перед моими глазами, и… нет его… - он опустил голову и, глядя в землю, тихо произнёс. – Совсем нет… Даже хоронить нечего…
Потом повернул ко мне какое-то чужое и мёртвое лицо, криво улыбнулся и сказал:
- А ведь мы с ним вместе в школе учились. Друзья с детства.
Он тягостно замолчал. Я же сидела, не двигаясь, не дыша, ничего не понимая. Конечно, что-то такое я читала в газетах, слышала по телевизору. Но это всё было не то. А вот рассказ очевидца… То, как всё это он мне рассказал… Меня передёрнуло. Я вдруг отчётливо увидела моего сына с его тоненькой, детской ещё шейкой в этой большой гимнастёрке с широким воротом, этот трогательный белый подворотничок, неумело пришитый мальчишескими руками… И огненную вспышку…
Невольно, я вскрикнула:
- О, Боже!!!
Сергей тревожно посмотрел на меня:
- Чего ты?
- Серёжа, я вдруг отчётливо увидела своего сына. Господи, хоть бы он не попал в «горячую точку».
- Не попадёт, не бойтесь, - уверенно и твёрдо сказал он, опять почему-то переходя на «вы». – Всё никак не могу понять – вот он идёт передо мной, и вот его уже нет. Нет его, дружка моего детства – как-то безжизненно и монотонно добавил он.
Будто киноленту, прокручивал в памяти человек этот эпизод. А может, пытался забыть, выбросить из головы и не мог? Мне вдруг непреодолимо захотелось обнять его и согреть. Но я сдержалась.
В этот момент к нам подошли три молодые девчонки. Они были до такой степени пьяные, что две из них просто плюхнулись на скамейку рядом с Сергеем, а третья встала перед ним, широко расставив ноги для устойчивости, и едва смогла произнести два слова:
- Дай огоньку.
Она держала в руке сигарету и пыталась всунуть её в рот, тыча куда-то в подбородок. Всё же ей удалось прихватить сигарету губами, и она начала наклоняться к Сергею, протянувшему ей зажжённую зажигалку. Но девица потеряла равновесие и повалилась на Сергея, усевшись ему на колени. Он едва успел отвести зажигалку в сторону и потушить её. Девица громко засмеялась, обняв его за шею, но Сергей начал вставать со скамейки, сбрасывая её с колен. Она что-то невнятное промычала, выругавшись. Он взял её за руку и потащил куда-то. Две оставшиеся девицы заверещали:
- Эй, ты куда её тащишь? А мы? – и они, с трудом оторвавшись от скамьи, пошли вслед за Сергеем.
Я брезгливо посмотрела на них и вздохнула. Было три часа ночи. И мне подумалось: «А ведь где-то их матери не спят, ждут, беспокоятся – как бы чего не вышло? А они таскаются по вокзалам».
Я плотнее укуталась в жакет и стала в памяти перебирать рассказ Сергея. Верить мне ему или не верить? Похоже, что это всё - правда. Так придумать нельзя, это всё надо видеть, надо пережить.
Тут вернулся Сергей и сел рядом со мной.
- Что-то ты быстро вернулся?
- Ай, я отвёл их к ребятам.
- Серёжа, иди и ты. Тебе же с ними интересней. Охота тебе сидеть целую ночь со мной?!
- Охота, - коротко ответил он.
Я опять смутилась. Его глаза блестели лаской. Уже не было в них той муки, той боли. Он внимательно смотрел мне в глаза и молчал. Я отвернулась и спросила у него:
- А где тебя ранили?
- А тогда же и ранило. Я уже позже понял, что тоже ранен. Но не сильно, хотя поваляться в госпитале пришлось.
В это время на соседнюю скамейку присели трое мужчин. Один был совсем молодой, а двое других – постарше. Они достали бутылку водки, закуску и приступили к ужину. А может, это уже можно было назвать завтраком?
- Освобождённые. Из тюрьмы, - сказал Сергей тихо.
- Откуда ты знаешь?
- Да вижу. Я их научился различать без слов. Нет, нет, не думайте, я там не был. Просто приходилось общаться с такими.
Мне вдруг захотелось уйти отсюда, пойти в зал ожидания. Какой-то народ собирался вокруг не очень надёжный: пьяные девицы, освобождённые. И ещё – я уже давно приметила, как вокруг лавочек бродили две непонятные личности: парнишка лет четырнадцати, и пожилая женщина. На парнишке был одет добротный, но очень грязный, спортивный костюм. Он периодически появлялся, заглядывал под скамейки, рылся в мусорках, подбирал на асфальте брошенные окурки. Но стоило ему уйти, как тут же появлялась пожилая женщина в неопрятном халате и тоже заглядывала под лавочки и в мусорки. Я поняла, что они собирали пустые бутылки, так как в руке у женщины была полотняная торбочка, и в ней звенели, ударяясь, друг о друга, пустые бутылки. А в какой-то момент, уже глубокой ночью, на перроне показалась молодая, хрупкая женщина, которая была бы восхитительно красива, если бы не опухшее, испитое лицо, неопрятная стрижка густых и льняных, но неухоженных волос. И вообще, весь вид выдавал определённый род её занятий. Она была пьяна, ибо её сильно качало из стороны в сторону. Рядом с ней, держась за руку, шёл маленький мальчик, которому было годика три-четыре, не больше. Мальчик шёл за женщиной и спал на ходу. Его глазки были закрыты, а маленькие ножки переступали механически, как у куклы «Барби». Однако, ребёнок не плакал и не капризничал. Он спал, шагая рядом с непутёвой матерью. Пожилая сборщица бутылок накинулась на молодую женщину и, ругаясь, стала отправлять её домой, чтобы та уложила спать ребёнка и не мучила его, таская за собой по злачным местам. Молодица безразлично взглянула на неё и скрылась с глаз, уводя за собой свою живую куклу, который так ни разу и не открыл свои маленькие глазки. У меня болезненно сжалось сердце от жалости и к маленькому мальчику, и к его матери, которая и сама, быть может, по возрасту была ещё ребёнком.
Однако, рядом сидел Сергей, и мне с ним было почему-то спокойно и небоязно. Он уже раз в десятый всё повторял мне рассказ о гибели своего друга, но я понимала, что он живёт сейчас этим видением, этим призраком, и надеется при помощи рассказа избавиться, защититься от этого наваждения, но тщетно.
- Я потому и пью много, что мне, трезвому, эта огненная вспышка жить не даёт, - горько признался он.
И я подумала - вот мне почти сорок лет, полжизни прожила, считала, что многое пережила. Но рядом с этим мальчиком, с пережитым им, я просто глупая и избалованная девчонка. Что я видела? Семейные скандалы? Это – самое страшное? Дай Бог, чтобы страшнее этого я больше ничего и никогда не испытала! И мои дети тоже.
Не смотря на сильный дождь, я почувствовала, что вроде стало как-то светлее. Уж ярче и чётче просматривались силуэты домов за железнодорожным полотном. Ах, вот оно что?! Начало светать. На часах было около четырёх часов утра.
Неожиданно, от группы освобождённых отделился немолодой мужчина невысокого роста с залысинами на голове. Он был одет очень просто, но аккуратно, можно даже сказать, щеголевато. Полотняные штаны не были измяты, а светлая, полосатая рубаха выглядела свежей. Мужчина шёл к нам, придерживая в одной руке пластмассовый стаканчик с налитой в него жидкостью, а во второй – хлеб и колечко свежего огурца.
Всё это он протянул мне и сказал:
- На, угощайся.
Я подняла на него глаза и тихо, но твёрдо сказала:
- Спасибо Вам, но я совершенно не пью спиртное.
- Почему? Не можешь, или не хочешь?
- Не хочу. Совершенно не вижу в выпивке какого-либо удовольствия. А тем более, на вокзале с совершенно незнакомыми мне мужчинами.
- Ишь! Брезгует… - вдруг послышался пьяный голос с соседней скамейки.
Я посмотрела в ту сторону. Говорил молоденький парнишка. Он стал что-то ещё добавлять на тюремном жаргоне, но я, естественно, ничего не поняла.
- Ну кА, цыц, я сказал! – вдруг резко и коротко, но негромко, прикрикнул на него подошедший ко мне мужчина, и парень сразу же умолк и больше не обращал на меня внимание.
А мужчина снова обратился ко мне:
- Ну, ты хотя бы пригуби, а то нехорошо отказываться, когда предлагают от чистого сердца.
- Ну ладно, - согласилась я, взяла стаканчик и помочила в содержимом только губы, даже не взяв и капли в рот.
Там оказалось вино, а не водка. Я протянула стаканчик обратно, но мужчина не взял его, сказав:
- Отдай своему другу.
Сергей с удовольствием подхватил стаканчик и со словами: »Ваше здоровье!» - осушил его.
И тут я окончательно решила пойти в зал ожидания. Поднялась со скамейки и направилась к зданию железнодорожного вокзала.
- Вы куда? – окликнул меня Сергей.
- Пойду в зал ожидания. Что-то мне холодно.
- А-а-а! – протянул он назидательно. – Вот Вы зря отказались от вина. Стало бы теплее.
- Сергей, ну ты, как маленький?! Что ж, я уже совсем ненормальная пить горелку с незнакомыми мужчинами, да ещё освобождёнными, на вокзале? Тем более, что я её совсем не пью. Да и от выпитого меня начнёт клонить ко сну. Нет, пойду я в зал ожидания, посижу там.
- Я с Вами, - решительно сказал он и пошёл рядом со мной.
Теперь, когда мы оказались рядом, я казалась маленькой и беззащитной около высокого, плечистого, сильного и красивого молодого человека. В тайне души мне вдруг стало приятно ощущать возле себя такого ангела-хранителя, моего ангела-хранителя.
Но подойдя к двери вокзала и заглянув в здание, я оторопела от неожиданности. Зал ожидания был битком набит людьми. Люди стояли в проходах между кресел, у касс и в вестибюле. Здание напоминало городской автобус в час пик. Сквозь толпу с трудом можно было продраться в глубь. В толпе я потеряла Сергея и стояла одна, удивлённо размышляя: «Четыре часа утра. И куда люди едут ночью? Чего им не сидится дома?»
Но тут подошёл ещё один поезд, и людей прибавилось ещё больше. Мне ничего не оставалось, как вернуться назад на улицу, на свою скамеечку под глубоким козырьком.
На удивление, лавочка моя была пуста. Только освобождённые на соседней скамейке продолжали пить и о чём-то разговаривать. Сергея не было. Я присела на лавочку. И тут меня стал одолевать сон. Всё же бессонная ночь, впечатления, разговоры и переживания сделали своё дело. Я закинула ногу за ногу, положила на колено сумку, на сумку – голову, и закрыла глаза. В голове у меня загудело, ноги и руки стали ватными, непослушными, не моими. Все звуки отдалились, мозг стала заволакивать безразличная дымка.
- Ну вот, а я её ищу, - откуда-то из далека, сквозь тяжесть в голове, послышался голос Сергея, и я вновь ощутила тепло рядом с собой.
Сергей сел, плотно придвинувшись ко мне. Но я не стала отодвигаться – чего уж там?
- Я всё не пойму, почему Вы не пошли в гостиницу? – задал он мне вопрос.
Подняв голову, я взглянула на него и усмехнулась, кстати, заметив, что уже совсем рассвело, и дождь закончился. Но надвинулась утренняя прохлада. Сергей сидел рядом и пытался сдерживать дрожь в теле от холода.
- Серёжа, тебе холодно. Чего ты не идёшь домой?
- Я хочу остаться с тобой. Скоро уже день наступит, - и вдруг вкрадчиво попросил: - А можно мне с Вами поехать к Вашему сыну?
- Ещё чего?! – воскликнула я и почему-то весело рассмеялась. – А что я скажу сыну, если он спросит кто ты такой?
- А всю правду и скажите, - и опять попросил: - Так почему Вы не в гостинице?
Да какая там гостиница?! – в сердцах ответила я, махнув рукой. – Тут едва-едва денег наскребла к сыну приехать, да купить ему кое-что пожевать. Ничего, перебилась. Вот уже и ночь закончилась, - потом повернулась к Сергею и от души сказала: - Спасибо тебе, Серёжа, что помог мне ночь скоротать. Кабы не ты, она показалась бы мне бесконечной.
- Да ну, ерунда! – и продолжал тянуть свою линию. – Где же Вы работаете?
- На швейной фабрике. Нам уже третий месяц зарплату не платят, да и та – слёзы, а не деньги. Я же на кануне с меньшим сыном и со старшей дочерью с утра ходила в лес за черникой, чтобы выручить за неё денег и приехать к своему солдатику на присягу. Вот видишь, какие у меня руки? – и я показала ему ладони.
Мои пальцы были окрашены в чернильный цвет. Тщетно я пыталась отмыть следы черники со своих рук.
- Даже неловко как-то с такими руками на люди появляться.
Сергей протянул свою руку к моим рукам, и неожиданно провёл своей ладонью по моим ладошкам.
- А руки-то мягкие и нежные, - ласково сказал он.
Я опять смутилась.
- Так ведь я – швея. С тканью работаю. Белошвейка, так сказать.
- А муж? Я вижу, у Вас обручальное кольцо на левой руке.
- А муж объелся груш, - резко сказала я, и тут же пожалела об этом: парень-то не виноват в моих семейных проблемах. – Мы уже давно разошлись. Причина банальная: он - пьяница. Давай не будем говорить об этом, - попросила я Сергея, заметив, как внимательно он слушает меня. Но мне совсем не хотелось открывать ему душу. Я вдруг поняла, что моя душевная боль просто смешна в сравнении с его воспоминаниями.
В этот момент прогудела и прошумела, прибывая, первая электричка. Она остановилась и, шипя, открыла все свои двери. Мужчины на соседней скамейке засуетились. Тот, что постарше, вдруг опять подошёл ко мне, положил на мои колени половинку яблока и сказал:
- Ты не сердись на меня за то, что я тебе вино предлагал. Я же видел, что тебе холодно. Ну и хотел, чтобы ты согрелась. Мы сейчас уезжаем. Всего тебе хорошего! – и, положив ладонь мне на плечо, неожиданно добавил: - А ты молодец!
И побежал к электричке. Я же так и не поняла: за что он похвалил меня?
- Так мне можно с Вами к Вашему сыну? – опять послышался голос Сергея.
- Серёжа, не говори глупостей. Ведь ты даже моего имени не знаешь.
- Кстати, да. Как Вас зовут?
- Лена меня зовут.
- Слушайте, Лена, - вдруг быстро сказал он. – Я дам Вам номер своего домашнего телефона. Позвоните мне, хорошо? – и он назвал цифры. Я, не надеясь на свою память, записала их на клочке бумаги. – Через три дня мой отпуск кончается, и я возвращаюсь назад…
- Зачем, Сергей? Ну, зачем тебе опять ехать туда? – перебила я его.
- А что мне здесь делать? – грубовато спросил он. – Вы же сами говорите, что зарплату не платят. Да и копейки всё это. И вообще, - как-то странно сказал он, - сопьюсь я тут. Или ещё чего похуже… А там?! Там всё чётко и ясно. Мы – здесь, они – там. Я, а рядом – плечо товарища. И я знаю, я уверен в этом плече, как в самом себе. Там всё по-другому. Я даже объяснить тебе не могу. Там труднее, но там и проще. А здесь? – и он разочарованно махнул рукой. А потом передёрнул плечами: может, от утренней прохлады, а может, ещё от чего?
- И всё-таки тебе холодно, - в очередной раз посочувствовала я ему.
- Эх, Лена! Это ещё не холод. Это – ерунда. Там я два часа в ледяной воде пролежал, а потом ещё сутки просушиться не мог. Вот это действительно был холод! А что было делать? Где застал обстрел, там и плюхнулся на землю. Прямо в лужу с ледяным крошевом. Лежу, вода ледяная по плечи накрыла меня, а острые края льдинок лицо исцарапали, но поднимешься – смерть. И так удивляюсь, как цел остался? И даже пневмонию не получил. А потом – марш-бросок. Где там было сушиться, если даже закурить нельзя. Поэтому и не курю – отучился. Так что, это для меня не холод, а так, бодрость.
- И всё равно, Серёжа, иди домой. Уже утро. Шестой час. Спасибо тебе огромное, что провёл эту ночь со мной, помог пережить её. Однако, не пойму я одного – что за охота была сидеть тебе со мной всю ночь?
- Да потому, что Вы – мать солдата. Приехали к сыну. А это для меня – святое.
Мы вдруг оба замолчали. В это время подъехала ещё одна электричка. Сергей встал, нагнулся ко мне и заглянул в глаза.
- Всё хотел посмотреть, какие у тебя глаза? Тёмно-голубые, почти синие. Теперь там буду вспоминать и тебя, и твои глаза. Позвони мне!
Повернулся, и быстро побежал к электричке. Я провожала его взглядом до тех пор, пока он не вскочил в тамбур вагончика.
Из здания железнодорожного вокзала повалил народ, занимая пустые вагоны электрички. Потом она свистнула, зашипела, загремела закрываемыми дверями и плавно побежала, набирая скорость, и вскорости скрылась из глаз.
Меня непреодолимо клонило ко сну. Я пошла в зал ожидания. Он опустел. Я села в глубокое кресло, откинула голову на спинку и тут же заснула тревожным и чутким сном. Сквозь сон мне казалось, что вся сегодняшняя ночь ни что другое, как фантастическая история, придуманная сказочником. Но шум проезжающих поездов и гомон людских голосов возвращал меня в реальность, в понимание того, что всё это было на самом деле.
Я очнулась от звука, похожего на выстрел. Я открыла глаза и увидела себя в полупустом зале ожидания. Рядом женщина мыла пол. Она уронила швабру, и этот щелчок ударившейся об пол палки и разбудил меня. Я посмотрела на часы. Девять утра. Пора идти к сыну.
Я шла уже знакомой дорогой в воинскую часть, кутаясь в жакет. Крапал мелкий дождик. Но я смотрела перед собой и ничего не видела, кроме этих ласковых, чуть-чуть пьяных глаз моего неожиданного ночного ангела-хранителя и думала: «Удачи тебе, Серёжа!»
Декабрь 2001г.