Позабытая война

     Из книги В.В. Акунова «Фрайкоры. Германские добровольческие отряды в 1918-1923 гг.», опубликованной московским издательством «Огни» в 2004 году
ISBN 59548-0015-4
 
     ПОЗАБЫТАЯ ВОЙНА.

     Германские добровольческие корпуса в составе Западной Добровольческой Армии
генерала князя Авалова-Бермондта. 1919 год.

     Был у меня товарищ,
     Вернейший друг в беде.
     Наш барабан бил к бою,
     Он в ногу шел со мною,
     И рядом был везде.
     Вот просвистела пуля,
     Как будто нас дразня.
     Мне умереть, ему ли?
     Он пал от этой пули –
     Часть самого меня!
     Упал, раскинув руки, -
     Объятья мне раскрыв.
     И не обнимет боле…
     Но, пусть лежишь ты в поле,
     Мой друг, ты вечно жив!

     Историческое своеобразие германских добровольческих корпусов («фрайкоров», нем.: Freikorps) 1918-1923 годов заключалось, прежде всего, в том, что в них по доброй воле служили люди, чудом уцелевшие в кровопролитной мировой войне, и тем не менее готовые вновь и вновь рисковать своей жизнью, ибо они в полной мере осознавали свою ответственность не только за судьбы своей собственной нации, ставшей разменной картой бессовестных политиков и жертвой самых разнузданных и низменных страстей, не только за судьбу возникшего на обломках рухнувшей Империи государственного образования весьма сомнительной легитимности, вошедшего в историю под названием «Веймарской (Ваймарской) республики». Страной заправляли «жирные коты» - невиданно обогатившиеся на войне нувориши, спекулянты-инфляционеры, конъюнктурщики, парламентские болтуны, не говоря уже об откровенных подрывных силах в лице «ноябрьских преступников» - коммунистов всех мастей – начиная с засланных агентов Коминтерна и кончая национал-большевиками местного, немецкого «розлива».

     «Веймарская республика», изменившая имперскому германскому флагу, всячески шельмовала и унижала своих единственных защитников – добровольцев, и в то же время нуждалась в их штыках. Защищая ее, добровольцы сражались не только за судьбу этого государственного образования, но и за судьбу всей европейской, да и мировой христианской цивилизации, оказавшейся перед лицом непосредственной угрозы со стороны засевшего в завоеванной Москве воинствующего большевизма, рвавшегося (под аплодисменты всего «прогрессивного человечества") к мировому господству под хорошо известными нам лозунгами: «Мир хижинам – война дворцам!", «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» и – – «Даешь Варшаву – дай Берлин!».

     Вся послевоенная история Германии, да и Центральной Европы в целом, по сути дела, связана с историей добровольческих корпусов, ибо везде – в России, Прибалтике, Германии, Австрии, Венгрии путь большевицким ордам преграждали не регулярные армии (которых побежденные страны Тройственного Союза были лишены по воле победоносной Антанты), а добровольцы, эти «наемники без жалованья», как они сами себя не без юмора называли. Ценой своей жизни они дали войне «выдохнуться» на дальних подступах к сердцу Европы - подобно тому, как это на бескрайних просторах России сделали их братья по духу – русские добровольцы.

     Подобно нашим белым, они были свободны от какой-либо идеологической «зашоренности»; они закрывали своими телами бреши, возникавшие по вине государственных властей республики, не имевших ни представления о каких бы то ни было государственных целях, ни собственной военной доктрины, но плоды их подвигов пожинало не доверявшее им «веймарское» государственное образование. Там, где проходили добровольцы, возвращались в лоно Рейха отторгнутые от него провинции, освобождались города, укреплялись границы, восстанавливались закон и порядок и снова реял черно-бело-красный флаг «старорежимной» Германской Империи.

     Все эти многочисленные подразделения, закаленные в боях и походах, не были представлены в парламенте; они стояли в стороне от официозных политических дискуссий, но зато сами, подобно добровольческим армиям в России, на деле воплощали в себе государственное начало в эпоху позорного бессилия того, что формально считалось государством, в действительности же покорно выполняло распоряжения, поступавшие из-за рубежа. Их мысли и дела диктовались сознанием членов единой, соборной народной общности – впервые в истории солдаты действовали не по приказу, а по велению совести, сердца и долга – добровольцы, поднявшие меч во имя победы и спасения нации от растворения в историческом небытии. Символом и архетипом русского героя-добровольца на все времена стал генерал Марков, а немецкого - Альберт Лео Шлагетер.

     Этот германский патриот (1894-1923) в Великую войну пошел на фронт добровольцем, был награжден Железными крестами II и I степени и дослужился до лейтенанта. В 1918 году вступил в добровольческий корпус, в 1919 году в составе Балтийского ландесвера участвовал в освобождении Риги от красных, а затем воевал в составе русской Западной Добровольческой Армии в Прибалтике; в составе 3-й военно-морской бригады фон Левенфельда участвовал в подавлении коммунистического мятежа в Рурской области. Сражался с польскими инсургентами в Верхней Силезии и участвовал в битве за Аннаберг в 1921 году, закончившейся разгромом поляков. С 1922 года состоял в Великогерманской рабочей партии (Гроссдойче Арбейтерпартай, нем.: Grossdeutsche Arbeiterpartei), отколовшейся от НСДАП. С началом франко-бельгийской оккупации Рурской области Шлагетер, призывавший немцев к переходу от объявленного правительством Фридриха Эберта пассивного сопротивления к активному, организовал ряд акций саботажа и диверсионных актов (в частности, взрывов на железных дорогах).

     После удачного подрыва железнодорожного моста на линии Дюссельдорф-Дуйсбург Шлагетер был схвачен французскими оккупационными властями и приговорен ими к смерти 8 мая 1923 года. Несмотря на всегерманскую волну протестов, французский президент Раймон Пуанкаре (по прозвищу «Пуанкаре-война») своим личным распоряжением утвердил смертный приговор. Шлагетер был расстрелян французами на Гольцгеймской (Хольцхаймской) пустоши 26 мая 1923 года. Как это ни покажется читателю парадоксальным, но даже «идеологический противник» и «классовый враг» - «пламенный интернационалист» и Председатель Исполкома Коминтерна тов. Карл Бернгардович Радек счел необходимым почтить память Шлагетера хвалебным панегириком:

     «Мы не должны замалчивать судьбу этого мученика германского национализма, имя его много говорит германскому народу... Шлагетер, мужественный солдат контрреволюции, заслуживает того, чтобы мы, солдаты революции, мужественно и честно оценили его... Если круги германских фашистов, которые захотят честно служить германскому народу, не поймут смысла судьбы Шлагетера, то Шлагетер погиб даром...» и т.д.

     В 1931 году ветераны добровольческих корпусов воздвигли в честь Шлагетера на месте его казни памятник в форме 30-метрового креста. В 1933 году известный литератор Ганс Йост посвятил Шлагетеру одноименную драму. Все эти факты в разное время стали достоянием гласности. Но и сегодня далеко не всем еще за рубежом, да и у нас в России известно, что Шлагетер, который, в качестве командира батареи, плечом к плечу с балтийскими (необходимо заметить, что в начале ХХ века балтийцами, прибалтами, или балтами именовались отнюдь не латыши или эстонцы, а проживавшие в Прибалтике с XIII века потомки немецких колонистов!) и русскими добровольцами освобождал от большевиков Ригу в 1919 году, был российским подданным и имел дарственную грамоту на 100 моргенов земли в Курляндии в награду за верную службу. Между тем такая дарственная на владение землей имеется в наличии, и вот дословный текст этого любопытного во многих отношениях документа:

     Немецкий легион

     Баденский полк

     Курляндия, 1 ноября 1919 г.

     На основании заключенного 6 октября 1919 г. договора между Немецким легионом и Главнокомандующим Русской Западной Армией, согласно которому признается договор между Германским правительством и временным Латвийским правительством от 9 и 24 декабря 1918 г. (касающийся права немецких бойцов в Прибалтике на гражданство и поселение), настоящим

     лейтенанту артиллерии Альберту Шлагетеру

     удостоверяется, что он имеет право на владение 100 моргенами земли для поселения в Курляндии.

     Обладатель данного удостоверения тем самым, в соответствии с вышеназванным договором, получает российское гражданство.

     Подпись: Крауссе д' Авис,

     ротмистр и командир.

     Прежде чем мы перейдем к описанию боевых действий Железной дивизии в составе русской Западной Добровольческой Армии (ЗДА) генерала князя Авалова (Бермондта), необходимо сказать несколько слов об этом незаслуженно забытом, но, тем не менее, поистине выдающемся деятеле русского Белого Движения.

     На князя Павла Михайловича Авалова (1887-1974), одного из несправедливо обойденных вниманием неблагодарного потомства белых военачальников периода Гражданской войны в России, было навешано немало нелестных и даже оскорбительных ярлыков (вроде «обормот Авалов» вместо «Бермондт-Авалов» и т.п.), причем не только большевицкими историками, враждебными ему, так сказать, «по должности». Хотя на пике возглавляемого им движения князь Авалов имел под своим командованием более 50 000 штыков и сабель, которые, при определенном раскладе сил, могли сыграть решающую роль в разгроме большевизма, о нем – даже в среде белой эмиграции! – предпочитали не упоминать. Не с теми дружил! В отличие от большинства других вождей Белого движения, преданных демократически-республиканским идеалам и слепо уповавших на помощь двуличной Антанты, монархист князь Авалов, подобно Донскому Атаману генералу П.Н. Краснову, нашел в себе достаточно политической мудрости и протянул руку недавним противникам – германцам.

     Вот краткие вехи боевого пути этого доблестного русского офицера. В составе 1-го Аргунского полка Забайкальского казачьего войска в чине прапорщика участвовал в Русско-японской войне. Был награжден Георгиевскими крестами 4-й и 3-й степени. В 1906 году принят в казаки Уссурийского войска. В 1908 году произведен в хорунжии. Участвовал в Великой (Первой мировой) войне адъютантом командующего II Кавказским корпусом генерала Мищенко. За годы службы 7 раз ранен и награжден, помимо Георгиевских крестов, орденом Святой Анны IV степени (почетным Аннинским оружием с надписью «За храбрость», так называемой «клюквой»). После февральского переворота 1917 года – командир уланского Санкт-Петербургского полка. Входил в конспиративную монархическую офицерскую организацию в Петрограде, готовившую свержение продавшего интересы России Антанте Временного правительства и установление национальной военной диктатуры. Летом 1918 года, в Киеве, уже в чине полковника, участвовал в формировании ориентированной на кайзеровскую Германию монархической Южной Армии под командованием герцога Г.Н. Лейхтенбергского, и был начальником контрразведки Южной Армии. Собрав из бывших русских военнопленных добровольческий отряд имени графа Келлера, позднее переброшенный германцами в Митаву (Латвия).

     В Прибалтике, не подчинившись приказу командующего Северо-Западным фронтом генерала от инфантерии Н.Н. Юденича (запретившего ему, по требованию Антанты, военные действия против латвийских войск), об отстранении его от командования отрядом, окончательно решился на военный союз с германцами. Тогда же Павел Бермондт был усыновлен князем Михаилом Антоновичем Аваловым, и с октября 1919 года официально именуется князем Аваловым-Бермондтом. К 20 июля в его подчинении находилось около 12 000 штыков и сабель, в том числе германских и балто-немецких добровольцев. Из нескольких отрядов он сформировал монархическую Западную Добровольческую Армию, насчитывавшую к 5 сентября до 52 000 штыков и сабель, 600 пулеметов, 100 артиллерийских орудий, 50 минометов и бомбометов, 3 бронепоезда, 120 самолетов (!) и 10 бронеавтомобилей.

     Нетрудно заметить, что силы Западной Армии князя Авалова многократно превышали силы Северо-Западной Армии генерала Юденича, насчитывавшей к концу сентября 1919 года всего 18 500 штыков и сабель. В октябре войска князя Авалова, вследствие конфликта с временным латвийским правительством доктора Карла Ульмана (Карлиса Ульманиса), фактически переметнувшимся на сторону врагов исторической России, вступили в Ригу, но были отброшены и вытеснены из Прибалтики опиравшимися на поддержку военного флота Антанты «белыми» эстонцами при частичной поддержке «белых» латышей. С 1 декабря 1919 года князь Авалов – генерал-майор.

     По окончании кампании в Прибалтике продолжал в Германии подготовку нового выступления против большевиков. Способствовал коронации претендента на Российский престол Великого Князя Кирилла Владимировича (двоюродного брата убитых большевиками в 1918 г. Императора Николая II и Великого Князя Михаила Александровича) «Императором в изгнании» (Кириллом I) в 1924 году В 20-е годы, в духе продолжения рыцарских традиций Императора Павла I учредил из числа бывших соратников по Западной Добровольческой Армии «Русский Императорский Рыцарский Орден Святого Иоанна» («Державный Русский Императорский Мальтийский Орден»), а в начале 30-х годов, вместе с офицером Российской Императорской Армии и белым добровольцем-балтийцем А.П. Светозаровым-Пильхау (Пельхау), сформировал из них РОНД (Российское Освободительное Народное Движение) под знаком заключенной в ромб наклонной свастики, увенчанной изображением двуглавого орла Российской Империи с образом Святого Великомученика и Победоносца Георгия на груди.

     После запрета РОНД (в числе других правых организаций, не вошедших в НСДАП), князь Авалов был арестован нацистами и, после полуторагодовалого заключения в гитлеровском концлагере, в сопровождении русских и немецких соратников, переехал в Белград. После проанглийского (и одновременно – просоветского) путча генерала Душана Симовича в 1941 году князь Авалов был вынужден уйти в подполье. В 1945 году он переехал в США, где и умер в Нью-Йорке на 74-м году жизни.

    А теперь дадим краткий абрис событий в Прибалтике, предшествовавших участию Железной дивизии и других германских добровольческих частей в борьбе войск князя Авалова за спасение России от Коминтерна и Антанты.

     После свержения кайзера Вильгельма II Гогенцоллерна в Германии 9 ноября 1918 года командование VIII германской армии получило приказ очистить прибалтийские провинции России, обеспечив сохранность вывозимого военного имущества. Состоявшая главным образом из пожилых старослужащих VIII армия вскоре начала разлагаться под влиянием большевицкой агитации и практически перестала существовать как серьезная боевая сила. Хотя «советы солдатских депутатов», сокращенно именуемые просто «солдатскими советами» (нем.: Soldatenraete), образованные в оккупационных войсках после победы революции в Германии, и заявили о своем намерении защитить Прибалтику от большевиков, старослужащие, обеспокоенные слухами о воцарившемся на родине хаосе, думали только о возвращении домой.

     Для обеспечения упорядоченного вывода войск и вывоза армейского имущества командование VIII армии объявило о формировании в ее составе добровольческих частей из наиболее стойких офицеров и солдат, готовых противостоять всеобщему разложению – наподобие русских «ударных частей» и «частей смерти» в период аналогичной деградации армии бывшей Российской Империи шестью месяцами ранее.

     Свежеиспеченные, но уже успевшие заручиться признанием со стороны Антанты, временные правительства Эстонии, Латвии и Литвы также приступили к формированию отрядов самообороны против угрожавших их самостоятельности советских дивизий. Балтийское население, в свою очередь, стало формировать добровольческие корпуса. Как уже говорилось выше, в то время балтийцами именовали прибалтийских немцев, предки которых поселились в Прибалтике лет за 700 до описываемых событий, так что их можно называть «пришлым» народом в Прибалтике не в большей степени, чем, например, татар в Крыму, Казани, Сибири и Астрахани или русских – в Москве.

     В Эстонии был сформирован добровольческий Балтийский батальон, вскоре преобразованный в Балтийский полк (Бальтенрегимент) под командованием бывшего полковника Царской Армии и Георгиевского кавалера Константина фон Вейса (Вайса), а в Лифляндии и Курляндии – Балтийский ландесвер (буквально: «Земская оборона» или «Краевая оборона», иногда не совсем точно именуемый в русскоязычной литературе, в том числе в воспоминаниях современников «ландсвером» или - например, в мемуарах баронессы С.В. Фрейтаг (Фрайтаг) фон Лорингофен - «ландвером»), а также «Охраной Прибалтийского (Балтийского) края". Инициатором создания Балтийского ландесвера, под названием «Рижского отряда охраны Балтийского края», выступил в октябре 1918 года русский морской офицер, капитан I ранга барон Г.Н. Таубе, ветеран Цусимского сражения.

     Обучением всех балтийских добровольцев руководил русский офицер полковник П. фон Струве. Из командиров ландесверовских подразделений наибольшую известность снискали лейтенант барон Г. фон Мантейфель (Мантойфель)-Цеге, полковник барон В.Ф. Рар, капитан К.И. Дыдоров и др. В составе ландесвера имелись батальоны, составленные почти полностью из офицеров. Ротами и эскадронами командовали русские офицеры из остзейских немцев. Балтийским ландесвером первоначально командовал русский генерал барон фон Фрейтаг-Лорингофен (октябрь 1918 – январь 1919), затем – подполковник германской службы Эбергард фон дер Гаген (январь-февраль 1919), а с февраля 1919 года – немецкий майор Альфред Флетхер (Флетчер), сменивший на этом посту полковника фон Рихтера. Начальником штаба у Флетхера стал капитан Генрих Лотар граф цу Дона-Вилькюнен.

     В состав Балтийского ландесвера, кроме добровольцев из числа прибалтийских немцев, вошли также отряды русских белогвардейцев под командованием кавалергарда ротмистра Светлейшего князя А.П. Ливена (Либавский добровольческий стрелковый отряд) и капитана К.И. Дыдорова (общей численностью около 1000 штыков и сабель). Все эти части вооружались и снабжались co складов VIII германской армии, и снабжались, надо сказать, превосходно. В этом сходятся все современники, участники и очевидцы событий.

     Формировавшиеся при VIII армии германские добровольческие части были сведены под командованием полковника Куммера в Железную бригаду – нечто вроде нашего российского Корниловского ударного отряда, имевшую даже знамя, похожее на корниловское – черное, с белой «мертвой (Адамовой) головой» (т.е. черепом с костями) прусского типа (в три четверти оборота) и девизом: «И ВСЕ ЖЕ» (нем.: UND DOCH). На значке командира Железной бригады был изображен на черном поле окруженный белым лаврово-дубовым венком и увенчанный двумя перекрещенными мечами под германской императорской короной белый щит с латинским крестом.

     Все чины Железной бригады носили на головных уборах череп с костями, наряду с черно-бело-красными кокардами старой кайзеровской армии. Уже в январе 1919 года Железная бригада сражалась под Ригой с наступавшими большевицкими войсками. С середины января белые германские, балтийские и латышские части с трудом удерживали Виндавскую линию, последнюю пригодную к обороне позицию перед германской границей. На фронте общей протяженностью более 80 верст (линия Гольдинген-Шемеляны) Железная бригада имела 300 штыков и сабель, Балтийский ландесвер – 500, а единственный «белый» латышский батальон бывшего офицера Русской Царской Армии и Георгиевского кавалера подполковника Оскара Колпака (Оскарса Калпакса), сформированный в Южной Латвии – всего 200 штыков.

     Совершенно новый поворот события приняли после назначения командиром Железной бригады германского майора Йозефа Бишофа. Начав службу в 166-м пехотном полку в г. Бич (Эльзас), он затем 8 лет прослужил офицером в Имперских охранных (то есть колониальных) войсках, первоначально в Германской Восточной, а позднее – в Юго-Западной Африке (нынешней Намибии).

     В 1917 году Бишоф, будучи командиром 461-го пехотного полка, награждается высшим прусским военным орденом «За заслуги» (нем.: Pour le Merite) за успешное форсирование реки Серет. И, наконец, 16 января 1919 года германское командование поручило ему возглавить добровольческие части на Курляндском фронте. Его начальник, назначенный командующим VI (резервной) германской армией (VI резервным Корпусом) в Прибалтике генерал-майор граф Рюдигер фон дер Гольц, характеризовал майора Бишофа следующим образом:

     «Познакомившись с ним, я не раз задавался вопросом, чего в нем больше – офицера, африканца или студента-корпоранта. Во всяком случае, он был рожден командовать добровольческими частями».

     Здесь представляется необходимым сказать несколько слов о самом фон дер Гольце, сыгравшем поистине колоссальную роль в борьбе с большевизмом на северо-востоке Европы.

     Генерал-майор граф Густав Адольф Йоахим Рюдигер фон дер Гольц (1865-1946), прусский дворянин, один из виднейших германских монархистов и «восточных политиков» (нем.: «остполитикер») пангерманского толка, служил в германском Генеральном Штабе и участвовал в Великой войне последовательно командиром полка, бригады и дивизии на Западном и Восточном фронтах. В 1918 году, командуя германской десантной дивизией, помог финским белогвардейцам русского кавалергарда барона Карла Густава Эмиля фон Маннергейма подавить большевицкую революцию в Финляндии. С 1 февраля по 14 октября 1919 года граф фон дер Гольц командовал VI резервным корпусом (VI резервной армией) и был Главнокомандующим всеми германскими оккупационными войсками в Прибалтике и Балтийским ландесвером. За служившими под его началом добровольцами из Германской Империи в литературе закрепилось общее название «бойцы добровольческих корпусов» («фрайкоркемпферы»), а за всеми военнослужащими, входившими в группу войск фон дер Гольца – название «балтийские бойцы» («балтикумкемпферы») или просто «балтикумеры».

      В «программу-минимум» графа Рюдигера фон дер Гольца, Балтийского ландесвера, Железной дивизии и прочих добровольческих корпусов входило активное участие в свержении большевицкой диктатуры в Прибалтике и недопущение наметившегося сговора между Советской Россией и «белой» Эстонией; в «программу-максимум»:

      1) освобождение, в союзе с русскими белогвардейцами, Петрограда и Москвы от большевицкой диктатуры;

      2) свержение Советской власти во всей России;

      3) восстановление в России монархии во главе с Царем из династии Романовых (Великим Князем Кириллом Владимировичем, кузеном последнего русского Царя Николая II);

      4) заключение с возрожденной монархической Россией военно-политического союза, направленного против Антанты;

      5) ревизия Версальского договора.

      В своих воспоминаниях «Моя миссия в Финляндии и в Прибалтике» генерал граф фон дер Гольц писал об этом как о «великой идее» своей и своих единомышленников. Он считал Прибалтийскую группу войск «последним (антибольшевицким – В.А.) оборонительным валом Империи на Востоке» и подчеркивал необходимость "заложить под знаменем борьбы с большевизмом основу для экономического и политического сближения с будущей (монархической – В.А.) Россией, которая испытывает, после истребления своей интеллигенции (большевиками – В.А.), тягу к немецким купцам, техническим специалистам и руководителям и разоренные, обезлюдевшие прибалтийские провинции которой, с их плодородными землями, тоскуют по заботливым немецким крестьянам». Характерно, что этот «ярый пангерманец» ни словом не заикнулся об аннексии хотя бы части прибалтийских провинций России Германией.

     18 января 1919 года, в день очередной годовщины основания Германской Империи, майор Бишоф свел остатки Железной бригады и других частей в Железную дивизию. Ее тактика, по замыслу Бишофа, должна была сводиться в наступлении - к одновременной концентрической атаке нескольких ударных отрядов в 10-20 штыков каждый с несколькими пулеметами, во фланг и тыл противнику, а в обороне – к созданию ряда оборонительных опорных пунктов с обеспечением возможности взаимной фланговой поддержки отдельных боевых групп. 20 января 1919 года в состав Железной дивизии под командованием майора Бишофа вошли Балтийский конный отряд русского офицера барона фон Драхенфельса (подполковника 19-го Архангелогородского драгунского полка), добровольческий отряд капитана фон Борке и новоприбывший добровольческий корпус «Шлезвиг-Гольштейн» под командованием капитана Гейберга (Гайберга). I офицером штаба (нач. отделения личного состава) в Железной дивизии был назначен генерального штаба капитан Бизе.

     Многие солдаты пошли добровольцами на Курляндский фронт, надеясь получить за службу землю. Уже в ноябре 1918 года Балтийский Национальный Комитет вел с Верховным главнокомандованием германской армии переговоры о найме германских добровольцев для защиты «Балтенланда» (или «Балтии» – проектировавшегося первоначально прибалтийского государства, власть в котором принадлежала бы местным этническим немцам-«остзейцам») от Советов.

     Входившие в состав Балтийского Национального Комитета курляндские и лифляндские землевладельцы во главе с бароном фон Мантейфелем-Кацдангеном проявили готовность предоставить треть своих земельных владений (около 1 миллиона моргенов) для поселения на них германских военных колонистов. Каждый германский доброволец, подписавший контракт о военной службе не менее чем на 6 месяцев, должен был получить 80 моргенов земли для поселения.

     Наряду с балтийцами, с просьбой о военной помощи против большевиков к правительству Германской Империи обратилось также временное латвийское правительство доктора Карлиса Ульманиса. 18 декабря 1918 года германский имперский комиссар в Прибалтике, Август Винниг, заключил с латвийским правительством договор, согласно которому все германские солдаты, готовые защищать Латвию от внешнего врага, по завершении военных действий получали латвийское гражданство и землю, обещанную балтами германским военным поселенцам. Договор был ратифицирован латвийским премьер-министром 29 декабря 1918 года. Позднее, когда Железная дивизия влилась в состав русской Западной Добровольческой Армии, стоявшей за единую и неделимую Россию, он был подтвержден с некоторыми изменениями (германские добровольцы получали от русского командования по 100 моргенов земли и российское гражданство).

      Идея колонизации нашла большой отклик среди добровольцев Железной дивизии и явилась одним из решающих факторов военных успехов этого соединения.

      Бежавшие 2 января 1919 года из Риги от красных латвийское правительство и германский уполномоченный Август Винниг 6 января перебрались в Либаву (по-немецки: Либау, по-латышски: Лиепаю) под защиту германского «солдатского совета»-«зольдатенрата".

      13 января 1919 года в захваченной красными Риге состоялся «Вселатвийский Съезд Советов», объявивший Латвию советской социалистической республикой и принявший для Латвии конституцию, почти дословно скопированную с конституции РСФСР. Что, впрочем, было и не удивительно, поскольку главарь латышских коммунистов Петр (Петерис) Стучка занимал в первом правительстве Ленина пост наркома юстиции. Действие всех изданных в РСФСР советской властью декретов автоматически распространялось и на Латвию. Начались массовые аресты и экспроприации. Была введена жесточайшая цензура. Газеты запестрели списками расстрелянных «контрреволюционеров».

      Между тем, Карлис Ульманис, в ходе своего зарубежного вояжа, провел переговоры с эстонским правительством, обещавшим ему военную поддержку против Красной Армии, а также помощь при создании латышских частей на севере Латвии.

      К этому времени «белая» эстонская армия под командованием бывшего полковника Царской Армии и Георгиевского кавалера Ивана (Иоганна) Лайдонера, имевшая в своем составе, под названием «Северо-Западного Корпуса», также белую русскую Северную Армию под командованием генерала от инфантерии Н.Н. Юденича (3500 штыков и сабель), добровольческий полк балтийских немцев, 2000 финских, некоторое количество шведских и даже датских белых добровольцев, вытеснив из Эстляндии 35 полков Красной Армии (из которых было только 4 эстонских!) бывшего полковника Царской Армии Иоахима (Юкумса) Вацетиса и выбив 1 февраля 1919 года из г. Валки окопавшееся там 5 неделями ранее после бегства из Риги правительство Латвийской Советской Республики, к началу февраля очистила от красных всю Эстонию и теперь была в состоянии оказать Ульманису реальную военную помощь.

     Формирование верных Ульманису северо-латвийских частей осуществлялось под руководством капитана-латыша Йорга Земитана (Йоргиса Земитанса), фамилия которого в некоторых источниках пишется «Заметан». Но сами они подчинялись верховному командованию эстонских вооруженных сил, теснейшим образом связанному с Антантой. Так возник своего рода «второй фронт» против Красной Армии, вынужденной, чтобы избежать окружения, отступать на юго-восток, в Латгалию.

     К началу марта 1919 года в распоряжении германского Главнокомандующего графа фон дер Гольца было около 20 000 штыков и сабель плюс около 1000 солдат «белых» латвийских войск под командованием Оскара Колпака, повышенного в звании до полковника (1 латышская «офицерская» рота, состоявшая из бывших офицеров и унтер-офицеров Царской Армии; 1 «студенческая» рота, сформированная в Риге по призыву двух латышских студенческих корпораций; 1 рота, сформированная под Венденом (по-латышски: Цесисом, по-русски: Кесью, по-эстонски: Вынну) к северу от Риги и неплохо показавшая себя в боях с большевиками, и, наконец, так называемый «Елгавский», или «Митавский» кавалерийский отряд в количестве 30 сабель).

     3 марта 1919 года началось долгожданное контрнаступление объединенных антибольшевицких войск на Ригу. В ходе первых же боев выяснилось, что боевой пыл красных войск за пять месяцев господства коммунистов в Латвии, ознаменовавшегося, как и повсюду в России, разрухой, голодом и вакханалией бессудных расправ, заметно поостыл.

     В ходе успешных операций «Оттепель», «Ледоход» и «Весенний ветер» Железная дивизия, совместно с балтийскими и русскими белогвардейскими частями, нанесла ряд поражений большевицким войскам. Между прочим, входивший в ее состав добровольческий корпус «Люнебург» под командованием старшего лейтенанта Герберта Фолька 22 марта 1919 года в боях на реке Эккау наголову разгромил поддерживаемый большевицкими бронепоездами немецкий «Коммунистический полк имени Карла Либкнехта», состоявший из бывших матросов кайзеровского военно-морского флота, перебежавших на сторону красных. Сам обер-лейтенант Фольк был тяжело ранен в бою со своими красными соотечественниками.

     В боях с 3 по 22 марта 1919 года потери Железной дивизии составили 13 офицеров и 159 нижних чинов, из них треть убитыми. Временно подчиненный Железной дивизии Балтийский Ударный отряд (Бальтише Штосструппе) был возвращен в состав ландесвера. Вследствие этого численность Железной дивизии несколько уменьшилась, но ненадолго, ибо нарастал приток добровольцев из Германии.

     1 марта доктор Карлис Ульманис вернулся из дипломатического турне по Европе во временную резиденцию своего правительства – Либаву и возобновил переговоры с Балтийским Национальным Комитетом. В своей представленной на рассмотрение правительства программе из 14 пунктов (невольно напрашивается аналогия с 14 пунктами мирных предложений президента США Вудро Вильсона, сделанных им Германии и ее союзникам, которые Антанта и не подумала выполнить!) - как основе для выработки конституции независимой Латвии - Балтийский Национальный Комитет, в частности, требовал предоставления права на поселение для всех защитников молодого государства.

     Но Ульманис (национализировавший в пользу Латвийской республики, то есть попросту укравший к тому времени всю собственность Российского государства и его подданных на территории Семигалии, Латгалии и Курляндии) был склонен рассматривать все обязательства своего правительства перед германскими добровольцами как утратившие силу…в результате заключения Версальского договора!

     6 марта 1919 года, в ходе маневра по окружению красных частей, произошло вооруженное столкновение между латышскими белогвардейцами Колпака и балто- и немецкими белогвардейцами барона Борха, якобы принявшими друг друга за большевиков (?). В стычке было убито несколько немцев и латышей, в том числе Георгиевский кавалер полковник Оскар Колпак. Перед смертью он успел назначить своим преемником на посту командира «белых латышских стрелков» подполковника Яна Балода (Яниса Балодиса). Надо сказать, что в документах той поры и воспоминаниях участников событий одни и те же люди и населенные пункты очень часто именуются то по-немецки и по-русски, как это было принято в России до катастрофы 1917 года, то по-латышски, по-литовски и по-эстонски - Ульман-Ульманис, Земитан (Заметан)-Земитанс, Балод (Баллод)-Балодис, Колпак-Калпакс, Зегевольд-Сигулда, Гольдинген-Кулдига, Дуббельн-Дубулты, Майоренгоф-Майори, Торенсберг-Торнакалнс, Динаминде (Усть-Двинск)-Даугавгрива, Курляндия-Курземе, Эзель-Сааремаа и т.д. Но это так, к слову...

     К моменту таинственной гибели полковника Колпака доктор Карлис Ульманис успел получить от англичан большие партии оружия – винтовок, пулеметов и боеприпасов. Правительство Ульманиса реквизировало суда, стоявшие в Либавском порту, в том числе русский пароход «Саратов», чтобы обеспечить себе возможность бегства морем, «в случае чего». Полученное от англичан вооружение доктор Ульманис распорядился хранить на борту «Саратова», что было явным признаком нарастания напряженности в отношениях между этим ставленником Антанты и немецкими белогвардейцами – как Балтийским ландесвером, так и германскими добровольческими частями.

     Очередное совместное заседание должно было начаться 16 апреля 1919 года, ровно в 15.00. Однако незадолго до его начала один из командиров добровольческих корпусов, капитан Франц Пфеффер фон Саломон, применив вооруженную силу, освободил германского офицера, заключенного в латвийский следственный изолятор. Заседание было отложено до выяснения причин этого конфликта.

     В описываемое время Ударный отряд Балтийского ландесвера во главе со своим командиром бароном Гансом Георгом фон Мантейфелем-Цеге и его адъютантом ротмистром Томасом (Томом) Гиргензоном (будущим известным фюрером СА в Третьем рейхе), получив увольнение, как раз находился в Либаве (Лиепае). Вечером 16 апреля чины Ударного отряда во главе со своими офицерами Бриммером, Мантейфелем и фон дер Рекке ворвались в здания латвийских министерств, разоружили латышских часовых и арестовали двух министров. Остальные члены латвийского правительства успели укрыться в здании британской миссии. Сам доктор Карлис Ульманис был принят на борт британским военным кораблем, чувствуя себя в большей безопасности под защитой морских орудий англичан. Обезоружив и интернировав, в общей сложности, до 300 солдат латвийской армии, добровольцы Балтийского ландесвера взяли город под контроль.

     Все германские официальные лица, в том числе и граф фон дер Гольц поспешили заявить, что ничего не знали о подготовке «Либавского путча» и не имели к нему никакого отношения. Однако латвийское правительство возложило всю ответственность за случившееся на «немецкую сторону» (не делая никакого различия между немецко-балтийским ландесвером, германскими добровольческими частями и официальными представителями Германской Империи) со всеми вытекающими из этого последствиями, в том числе и юридическими. Оно в одностороннем порядке объявило заключенный им 29 декабря 1918 года с верховным представителем Германии Августом Виннигом договор утратившим всякую силу.

     После разрыва с правительством Ульманиса «немецкая сторона» попыталась привести к власти альтернативное латвийское правительство, не поддерживающее столь тесных контактов с Антантой, как Ульманис. Разумеется, в создании такого правительства были больше всего заинтересованы официальные представители Германской Империи.

     Первоначально планировалось установление своеобразной военной диктатуры во главе с латышским подполковником Яном Балодом, преемником убитого при невыясненных обстоятельствах Оскара Колпака, и командиром Либавского отряда русских добровольцев Светлейшим князем А.П. Ливеном. Однако Балод отказался и запретил своим офицерам принимать подобные предложения. Солидаризовался с Балодом и князь Ливен.

     Через 10 дней пост лютеранский пастор и писатель Андрис Недра (Ниедра, Недрис), согласился возглавить латвийское правительство под германским контролем. В отличие от Ульманиса, Недра был непримиримым врагом не только большевизма, но и социализма вообще. В любых его проявлениях.

     С этого момента «немецкая сторона» признавала в качестве законного правительства Латвии только правительство Андриса Недры. Тем более, что Недра дал, наконец, германским добровольцам долгожданное разрешение на поселение в Латвии.

     Балтийцы с самого начала сражались как за полное освобождение страны от большевицкого режима, так и за сохранность своей земельной собственности. Добровольцы из Германии первоначально присоединились к их борьбе только ради обеспечения безопасного вывода VIII германской армии и охраны германской границы. Однако мысль о колонизации и родившееся в ожесточенных сражениях боевое братство с балтийцами постепенно привели и германских солдат к осознанию необходимости окончательного освобождения и замирения страны. Символом этой борьбы стало освобождение от красных древнего ганзейского города Риги. Рига была освобождена 22 мая 1919 года исключительно силами балто-немецких, русских и германских добровольцев, и безо всякого участия «белых» латышей.

     Командир Балтийского Ударного отряда Ганс-Георг фон Мантейфель-Цеге, капитан фон Медем и старший лейтенант Альберт Лео Шлагетер с двумя пулеметами и одним орудием под шквальным огнем противника прорвались по Любекскому мосту, который большевики заминировали, но так и не успели взорвать, на восточный берег Западной Двины и создали там первый небольшой плацдарм. Во главе всего 12 добровольцев они пробились к цитадели, чтобы спасти арестованных, которых большевики держали в заложниках. При этом были убиты сам Мантейфель, граф Рейтерн-Нолькен и лейтенант Ольбрих и получил контузию командир русского добровольческого корпуса Светлейший князь А.П. Ливен. Тем не менее, большевики успели расстрелять в цитадели 8 священнослужителей, а в центральной тюрьме на Александровской улице – еще 23 мужчин и 10 женщин. Общее число жертв большевицкого режима в Латвии составляло на тот день более 5000.

     Находившаяся в Риге в момент освобождения города от красных баронесса С.В. Фрейтаг фон Лорингофен в своей дневниковой записи от 22 мая 1919 года сохранила дополнительные подробности рижского подвига барона Ганса-Георга фон Мантейфеля-Цеге:

   «Перегнувшись в окно, мы увидели, - Боже, глазам не верится! - отряд в немецких Feldgraue (серо-зеленой полевой форме «фельдграу» - В.А.), в касках, с ружьями шел по нашей улице.

   Поминутно раздавались выстрелы. По улице бежали люди в противоположную сторону; некоторые останавливались и поднимали руки, очевидно сдавшиеся большевики. Через пять минут все, что было в доме - стар и млад, интеллигент, простолюдин, богатый и бедный - выбежало на улицу встречать своих спасителей. Они еще нам кричали не выходить, подождать, запереть двери и окна, так как еще идет стрельба, но никто не обращал внимания на эти предостережения. «Спасены» - вырвался, как один, крик из сотен грудей. Плакали и смеялись от радости, увидев трех из ландвера. Я подбежала узнать, где мой муж и beau-frere (зять - В.А.). «Идут, все идут», - весело подтвердили они. Поручив Люшу хозяйке, я с прибежавшей сияющей Наташей, конечно, предварительно обнявшись и поцеловавшись, отправилась в город. Еще везде стреляли, и поминутно приходилось укрываться в подъездах и за выступами. По Суворовской и Александровскому пр. люди, лошади, обозы, - все это смешалось в одну беспорядочную обезумевшую массу, старавшуюся уйти. Немецкие части их преследовали. 

  На улице показался автомобиль с военным начальством и быстро промчался; за ним следовали другие, с солдатами.

  - Мантейфель! Мантейфель! – раздалось со всех сторон.

  Он торопился в тюрьму на спасение заключенных. В одну тюрьму ему удалось попасть и всех спасти, но в другой большевики многих успели уже в последний момент перед уходом расстрелять. Роковая пуля одной из Flintenweiber («флинтенвайбер», буквально: «женщин с ружьями» - предшественниц латышских снайперш, стрелявших по русским солдатам в 90-е гг. ХХ века в Чечне - В.А.) сразила и храброго Мантейфеля, который рисковал жизнью, влетая на своем автомобиле в занятые еще большевиками части города для спасения несчастных заключенных.

   Вся Рига была на улице, встречая своих спасителей. Когда же по улицам потянулись обозы, повозки, походные кухни, общий вздох облегчения вырвался из тысяч грудей. Благодарностям и восторгу не было границ. Здесь можно было увидеть трогательные картины встреч матерей со своими сыновьями, мужей с женами. Мы тоже искали своих, но напрасно. Избегая улицы, мы наконец решили идти домой. На площади ярко горели памятники большевиков. Усталые и счастливые, мы вернулись домой».

     После окончательного освобождения города Гансу фон Мантейфелю-Цеге были устроены торжественные похороны, напоминавшие церемониал погребения тевтонских рыцарей эпохи Средневековья.

     В то время, как части Балтийского ландесвера и немецкие добровольческие корпуса вступили в Ригу с юга, русские добровольцы Светлейшего князя Ливена, продвигаясь с боями по южному берегу озера Бабит, вошли в северные кварталы Риги к ночи 22 мая 1919 года.

     К вечеру 22 мая ливенцы очистили от красных северную часть Риги, включая Царский лес, а отряд капитана Дыдорова – правый берег Западной Двины до устья. При штурме русскими добровольцами Дыдорова 23 мая рижского Магнусгольмского форта, весь гарнизон которого (более 600 красноармейцев) сдался без боя, ливенцы захватили большевицкий бронеавтомобиль, переименованный ими в «Россию» (и потом дошедший с ними до предместий захваченного большевиками Петрограда).

     Светлейший князь А.П. Ливен собрал многочисленных пленных красных на территории рижского завода «Проводник» и навел порядок в освобожденной русскими добровольцами части Риги. К сожалению, вскоре, во время преследования красных, беспорядочно отступавших из Риги в направлении Пскова, ливенцы 24 мая попали в устроенную большевиками засаду у железнодорожной станции Роденпойс; в этом бою князь Ливен был тяжело ранен в живот и в бедро, что сделало невозможным его дальнейшее активное участие в военных действиях под Ригой.

     «Белая" латышская «бригада Балода» странным образом «опоздала» к освобождению столицы Латвии и прибыла в Ригу лишь на следующий день. После некоторых колебаний «белым латышским стрелкам» поручили очистить территорию страны до побережья от остатков большевицких войск. Но Балод и его люди, при «моральной» поддержке английского флота, занялись спасением своих соотечественников-латышей, мобилизованных коммунистами в Красную Армию якобы «насильно», от рук ландесверовцев, разъяренных открывшимися большевицкими зверствами.

     После освобождения Риги от красных майор Йозеф Бишоф без обиняков заявил чинам своего штаба «Мы с вами, господа, напобеждались до смерти!» Он сразу же попытался объяснить высшему начальству следующее. Необходимой предпосылкой для присутствия германских войск в Прибалтике являлась большевицкая угроза прибалтийским странам. Теперь же, после освобождения Курляндии и Лифляндии от красных войск, Антанта не замедлит потребовать вывода победоносных германских войск, ибо нисколько не заинтересована в германском протекторате над свежеиспеченными лимитрофами. Лишь сохранение или создание нового фронта против Советов могло бы служить оправданием продолжающегося присутствия германских войск. Поэтому необходимо исключить всякие дальнейшие военные действия в направлении Северной Лифляндии или Эстляндии, пока там не произойдет новой концентрации советских войск.

     Однако, вопреки всем доводам майора Бишофа, Железная дивизия получила от генерала фон дер Гольца приказ продолжать наступление в Лифляндии. К концу мая 1919 г. последние большевицкие части были вытеснены Железной дивизией с территории Латвии.

     Балтийский ландесвер, согласно приказу, также продолжал наступление до тех пор, пока 19 июня близ древнего замка ливонских рыцарей Вендена не вошел в соприкосновение с «белыми» эстонскими войсками и двумя сформированными эстонцами латышскими полками верного Ульманису полковника Земитана, блокировавшими дальнейшее продвижение балтийцев. Главнокомандующий «белой» эстонской армией Лайдонер (бывший полковник Российской Императорской армии и Георгиевский кавалер, награжденный Золотым оружием!) ультимативно потребовал, чтобы ландесвер не пересекал линию севернее реки Гауя – Сигулды – Нитауре – Яунгулбене, а там, где это уже произошло, отступил бы за эту линию не позднее 12 часов 5 июня. По истечении срока ультиматума он направил 2-й и 4-й эстонские бронепоезда проверить, отступил ли ландесвер за обозначенную линию. На проверку выехал также представитель армии США полковник Доули.

    Вблизи моста через реку Амата, разрушенного при столкновении эстонцев с ландесвером еще утром, разведывательный отряд 2-го бронепоезда был обстрелян «балтийскими бойцами». Передовое подразделение ландесвера предприняло попытку отрезать и захватить бронепоезд, но было отбито пулеметным огнем. Эта стычка послужила началом ожесточенных и кровопролитных боев между Балтийским ландесвером и выступившими единым фронтом войсками Эстонии и северной Латвии в районе Лемзаль (по-латышски: Лимбажи) – Гросс-Рооп (Страупе) – Венден (Цесис) – Ронненбург (Рауна).

     В 3 часа утра 6 июня части ландесвера пошли на штурм Вендена и выбили из города значительно превосходившие их силы северо-латвийской бригады Земитана. Эстонцы также почли за благо увести свои бронепоезда. Ландесвер активно устремился на соединение с русским белым Северным корпусом, преследуя конечную цель - совместным ударом выбить большевиков из Петрограда и привести к власти национальное Русское правительство. Вскоре эстонцы, извещенные об этих планах своей агентурой, получили убедительное подтверждение правильности полученной информации.

     8 июня на восточном берегу реки Наровы (Нарев) под огнем подразделения 4-го полка 1-й эстонской дивизии был принужден совершить посадку германский аэроплан, на котором из Риги в штаб генералов Родзянко и Юденича летели российский сенатор Нейдгардт и два немецких офицера для координации действий Балтийского ландесвера с русским Северным корпусом. 9 июня близ Нарвы были сбиты эстонцами еще два немецких пилота, летевших с аналогичным заданием. Антанта не на шутку встревожилась. «Союзников» совсем не радовала перспектива восстановления сильной монархической России «под сенью дружеских штыков» немецких добровольцев.

     По требованию военной миссии «союзников» в Прибалтике в Венден на переговоры прибыли представители враждующих сторон. В 7.50 утра 10 июня под нажимом представителей Антанты было заключено перемирие, подписанное со стороны Балтийского ландесвера А. Флетхером, а со стороны Эстонии – Я. Ринком.

     Представитель США В. Грин счел убедительной аргументацию балтийцев, справедливо указывавших на фактическую оккупацию Северной Латвии эстонцами и разжигание ими там братоубийственной гражданской войны между латышами, и предложил последним, в интересах общей борьбы против большевизма, незамедлительно вывести все эстонские войска из Северной Латвии, с тем, чтобы Эстония взяла под свою ответственность оборону Южного фронта против советских войск вплоть до Яунгулбене. Однако эстонцы этот план отвергли.

     Лайдонер категорически заявил представителям Антанты о своей готовности передать Северную Латвию лишь правительству Ульманиса. Он отдал эстонским войскам и северо-латвийской бригаде Земитана приказ быть в полной боевой готовности для нанесения удара по Балтийскому ландесверу. 13 июня прибывший в Ревель глава военной миссии Антанты в Прибалтике, британский генерал Гоф, настроенный в отношении эстонцев более чем доброжелательно, а в отношении русских и тем более немцев - откровенно враждебно, остановил начавшуюся эвакуацию эстонских войск из Северной Латвии. По его требованию Флетхер и Ринк подписали соглашение о продлении перемирия.

     В тот же день 13 июня Гоф направил графу фон дер Гольцу телеграмму, в которой говорилось:

     Как руководитель военной миссии в Прибалтийских странах, приказываю Вам:

     1. Отвести подчиненные Вам войска к югу от линии Гауя – Сигулда – Яунгулбене;

     2. Половину подчиненных Вам войск отправить в Германию.

     3. Разрешить г-ну Ульманису образовать национальное правительство и беспрепятственно заниматься в Латвии организацией и обучением латышских войск...

     И так далее, в том же духе бессмертных творений сэра Редьярда Киплинга, подобных, по образному выражению Константина Георгиевича Паустовского, наглому крику военной трубы перед конной атакой на толпу безоружных рабов. Но генерал Гоф, вероятно, забыл, что он не в Амритсаре!

     Ответ фон дер Гольца был краток и полон достоинства:

     Я решительно отвергаю присвоенное Вами себе самому право приказывать мне. Я – германский генерал и подчиняюсь лишь приказам моих высших германских инстанций.

     17 июня майор Флетхер, со своей стороны, предъявил Иогану Лайдонеру ультиматум:

     Требую, теперь уже от имени Правительства Латвии, незамедлительного согласия очистить территорию Латвии, как это предложили союзники 10 июня".

     Вместо Лайдонера на ультиматум ответил генерал Гоф, приказавший Флетхеру немедленно усилить антибольшевицкий фронт частями ландесвера, а самому прибыть в 12 часов дня 20 июня в Валк (Валгу) для новых переговоров. Однако Флетхер не явился. Новое столкновение стало неизбежным. В период затянувшегося перемирия Антанта лихорадочно готовилась к решающему контрудару. Результаты этой подготовки не замедлили сказаться в ходе развернувшихся вскоре боев. Великолепно вооруженные и оснащенные англичанами «белые» эстонско-латышские части постепенно начали одолевать серьезно ослабленный в боях за Ригу Балтийский ландесвер. Большую поддержку эстонцам оказывали их бронепоезда и бронеавтомобили (как правило, с английскими экипажами).

     Крейсировавшие у побережья эстонские военные корабли своей артиллерией оказывали сухопутным силам наймитов Антанты мощную огневую поддержку. Позднее в бои на стороне латышей и эстонцев напрямую вмешались и британские военные корабли. И тогда командование 6-й германской армии, вопреки всем предостережениям майора Бишофа, решило прислать на помощь балтийцам германские части. Под командование Балтийского ландесвера из состава Железной дивизии были переведены, в частности, Баденский штурмовой батальон (вскоре разросшийся до размеров полка) и пулеметно-снайперский отряд фон Петерсдорфа.

     Так, совершенно неожиданно, Железная дивизия попала в водоворот событий, на развитие которых она не могла иметь никакого влияния и которые происходили против воли ее командира и его соратников.

     19 июня 1919 года комиссия Антанты ультимативно потребовала от Балтийского ландесвера очистить всю северную Лифляндию. Как майор Флетхер, так и новый латвийский премьер-министр Андрис Недра отклонили это требование Антанты, и одновременно попросили помощи у командования VI германской армии. По приказу генерала графа фон дер Гольца Железная дивизия на две недели перешла на службу к Латвийской республике (то есть к правительству пастора Недры) и поступила в подчинение его военного министра доктора Ванкина.

     19 июня 1919 года Бишоф получил приказ силами пяти батальонов поддержать наступление Балтийского ландесвера на Венден. Его просьба использовать для этого всю Железную дивизию в полном составе была отклонена. Уже на следующий день ландесвер тремя колоннами перешел в наступление. Главные силы балтийцев, поддержанные сильным огнем артиллерии, бронепоездом и аэропланами, двигались вдоль железной дороги Рига – Венден – Валк и по шоссе Рига – Псков к границам Эстонии. Наступавшие на Венден колонны возглавляли германские офицеры (1-ю колонну - майор Бокельман, 2-ю – капитан Геннер фон Мальмеде, 3-ю – ротмистр фон Йена).

     1-я боевая группа Железной дивизии под командованием майора фон Клейста (Кляйста) форсировала у Гинценберга реку Лифляндскую Аа. 2-я боевая группа капитана фон Бланкенбурга продвигалась на Лемзаль. Сломив упорное сопротивление эстонцев и поддерживавших их латышей полковника Земитана, сохранивших верность правительству Ульманиса, Клейст штурмом взял местечко Гросс-Рооп (Страупе).

     Отступление 2-го Цесисского латвийского полка бригады Земитана и 3-го эстонского полка с бронепоездом напоминало паническое бегство. На участке фронта 3-й эстонской дивизии севернее Вендена образовался 6-километровый разрыв, куда в направлении железнодорожной станции Лоде неудержимо устремились ударные части ландесвера. Однако Северная группа ландесвера была вынуждена отступить от Лемзаля (Лимбажи), после того как был убит в бою ее командир.

     Латыши и эстонцы, в свою очередь, большими массами перешли в наступление на Гросс-Рооп и вовлекли группу Клейста в кровопролитное оборонительное сражение. В самые критические дни боев 21-22 июня эстонцы получили сильные подкрепления: Тартусский «мертвоголовый» партизанский батальон Куперьянова (бойцы которого носили череп с костями на головных уборах и нарукавной нашивке), батарею тяжелых орудий, 3-й бронепоезд с десантным батальоном, дружину спортивного общества «Калев», 1-й полк с 4 бронеавтомобилями и ряд других свежих подразделений, обеспечив за собой значительный перевес над ландесвером в пулеметах, артиллерийских орудиях, аэропланах и кавалерии.

     Особенно ожесточенные бои развернулись в районе города Вендена, важного стратегического узла. Всего за несколько дней потери каждой из противоборствующих сторон убитыми и ранеными превысили 400 человек. Утром 23 июня «белые» эстонские войска перешли в общее наступление. Но их удар пришелся в пустоту - под покровом ночи основные силы добровольцев ландесвера и Железной дивизии уже отступили по всему фронту в направлении Риги. Только Венден оборонялся еще балтийским бронепоездом и несколькими пехотными подразделениями добровольцев. Но уже в 7.30 город был взят десантными частями эстонских бронепоездов.

     Прибывший к тому времени в боевую группу Клейста майор Бишоф получил радиограмму о поражении ландесвера под Венденом и о том, что самостоятельно двинутые офицером штаба Железной дивизии Гейнцем Гудерианом из Риги подкрепления по приказу Генерального Командования были приданы не Железной дивизии, а Балтийскому ландесверу. Ввиду этих обстоятельств Бишоф прервал сражение за Гросс-Рооп и отдал приказ отступить к реке Аа.

     В последующие дни вдоль всего фронта, проходившего по реке Аа (Гауя), продолжались ожесточенные бои. Так, например, егерскому батальону под командованием старшего лейтенанта Бюхнера пришлось 22 июня врукопашную отбивать захваченную противником батарею. В ходе оборонительных боев фронт Железной дивизии получил подкрепление в лице 2-го Либавского полка и частей бывшего уже на подходе добровольческого корпуса Кордта фон Брандиса, что позволило успешно отразить все попытки противника прорвать фронт.

     В ходе боев с 23 по 27 июня эстонские войска, наступавшие из района Вендена, достигли подступов к Риге, выйдя в район устья реки Гауя – озера Балтезерс – озера Югла, где, с учетом благоприятного для обороны характера местности, еще в период мировой войны была сооружена полоса мощных долговременных оборонительных сооружений. Железная дивизия и ландесвер рассчитывали прочно закрепиться на этой линии, перегруппировать силы и начать контрнаступление в северном направлении. Между тем главнокомандующий эстонской армией Лайдонер отдал вечером 29 июня приказ захватить Ригу любой ценой, не считаясь с потерями. Похоже, «белые» эстонцы успешно перенимали «передовой опыт» у большевиков, чьими противниками они (в отличие от своих британских покровителей) все еще продолжали формально считаться.

     Подписание 28 июня 1919 года Версальского договора, в параграфах 292 и 293 которого содержалось требование всем германским войскам очистить Прибалтику, ускорило роковой ход событий.

     Если бы не фактическая измена «белых» латышей и эстонцев общему делу борьбы с большевизмом, вполне реальным был бы следующий сценарий: без вовлечения группы войск графа фон дер Гольца в конфликт с эстонской стороной, наступление белых Русского Северного корпуса и Северо-Западной Армии, при участии белой финской и более активных антибольшевицких боевых действиях «белой» эстонской армий, непременно привело бы к освобождению Петрограда от красных генералом Юденичем. А уж потом балтийские немцы, вместе с германскими добровольческими корпусами и русскими белогвардейцами, не замедлили бы вернуть Прибалтику в лоно восстановленной Российской Империи.

     Такой вариант рассматривали как реальную возможность многие ведущие политики Антанты, включая самого британского военного министра сэра Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля. Очень жаль, что по вине Антанты и ее наймитов в очередной раз оказался упущенным исторический шанс одним ударом покончить с большевизмом.

     С 30 июня по 2 июля развернулись ожесточенные бои на подступах к Риге. Части ландесвера и Железной дивизии были оттеснены за озеро Кишезерс. Наконец, 2 июля 9-й эстонский полк, успешно продвигавшийся на правом фланге, вышел к северной окраине Риги, готовясь ворваться в город. Одновременно дивизион эстонских бронепоездов рвался в Ригу с северо-востока, из района озера Кишезерс.

     Крепость Динаминде (по-русски: Усть-Двинск, по-латышски: Даугавгрива) в устье реки Даугавы (Западной Двины) была атакована дивизионом военных кораблей эстонского Балтийского флота. Военные корабли «Лембит», «Леннук» и «Вамбала» огнем своих орудий подавили артиллерию крепости и сопротивление гарнизона, состоявшего из бойцов Балтийского ландесвера и Железной дивизии.

     1 июля 1919 года на рейде замолчавшего Усть-Двинска появилось соединение британского военно-морского флота. Британские корабли под эстонским флагом, продвигаясь по Двине, начали обстреливать г. Ригу. Со станции Ропажи эстонцы из корабельных пушек, установленных на железнодорожных платформах, вели обстрел мостов через Двину, рижского вокзала и других стратегических объектов города.

     Под обстрелом Балтийский ландесвер был вынужден оставить рижскую станцию водоснабжения, которая незамедлительно была захвачена латышскими войсками, верными Ульманису, и выведена из строя, так что город лишился воды. Под аккомпанемент обстрела Риги с моря в городе активизировались латышские ульманисовские и большевицкие банды, участились акты саботажа и убийства отдельных немецких солдат. И только благодаря энергичным и решительным действиям рижского коменданта, майора Сикста фон Арнима (бывшего начальника артиллерии Железной дивизии) удалось пресечь возникновение серьезных беспорядков.

     Вследствие обстрела с моря на северном участке фронта сложилось критическое положение. Поскольку одновременно возникла угроза разрушения мостов через Двину, граф фон дер Гольц 2 июля 1919 года отдал войскам приказ оставить город Ригу. В ночь со 2 на 3 июля 1919 года Железная дивизия отошла на западный берег Двины. Эвакуация раненых и военного имущества проходила под прикрытием егерского батальона, который затем, 4 июля 1919 года, в качестве последней белой германской войсковой части, оставил Ригу.

     Представители Антанты сочли неуместным вступление в «освобожденную от чужеземных захватчиков» латвийскую столицу победоносных эстонских (то есть, опять-таки, «чужеземных»!) войск. Поэтому «белые» эстонцы пока что остались на позициях, занятых ими 3 июля 1919 года. Вместо эстонцев в Ригу в роли «освободителей» вступили северолатышские части Йорга Земитана. Доктор Карлис Ульманис со своими министрами высадился в Риге с борта английского военного корабля. Управление Ригой взяла на себя смешанная комиссия, состоявшая из представителей стран Антанты и латвийского Временного правительства.

     Национальное латвийское правительство пастора Недры под давлением Антанты заключило перемирие с эстонцами и с революционными латышскими частями. Согласно условиям перемирия, верные Недре войска должны были очистить также удерживавшиеся ими предместья Риги, расположенные на западном берегу Двины – Гагенсберг и Торенсберг. После этого оказалось невозможно удерживать Двинскую линию обороны, и Генеральное командование приказало всем немецким частям и соединениям вернуться на свои исходные позиции под Митавой. Повинуясь этому приказу, Железная дивизия 26 июля 1919 года оставила Двинские позиции, и добровольцы, не имевшие представления о взаимосвязи событий, вдруг увидели себя на исходных позициях, с которых они начинали свое наступление 22 мая.

     При этом самым решительным образом изменилось и положение их балтийских братьев по оружию. Под давлением Англии правительство пастора Недры в полном составе подало в отставку. Карлис Ульманис снова стал премьер-министром Латвии. 26 июля 1919 года Балтийский ландесвер был вынужден перейти под командование английского подполковника Александера и занять позиции северо-восточнее Риги, получив в качестве боевой задачи «зачистку» территории Латгалии от недобитых красных и охрану латвийской границы с Совдепией. Находившиеся ранее в подчинении ландесвера германские части были выведены из состава ландесвера. Командир ландесвера майор Альфред Флетхер и все его германские офицеры были уволены, русский добровольческий корпус князя Ливена был эвакуирован в Эстонию и перешел под командование генерала Н.Н. Юденича.

     При поддержке Северного Верховного Армейского Командования (АОК Норд) ранней весной 1919 года в Прибалтике под верховным командованием полковника князя Авалова-Бермондта (немцы предпочитали называть его просто князем Аваловым) были сформированы два русских добровольческих отряда – Русский (первоначально именовавшийся Западным Добровольческим) Корпус имени графа Келлера (увеличивший свой состав с 4000 штыков и сабель в начале августа до 8000 штыков и сабель в начале сентября) под командованием Царского генерал-майора Д.В. Альтфатера - в Митаве, и бригада под командованием полковника Е.П. Вырголича (2500 штыков и сабель) в Шаулене.

     Эти 2 подразделения 5 сентября 1919 года были сведены в русскую Западную Добровольческую Армию под командованием князя Авалова, действовавшего на основании полномочий и от имени эмигрантского Военно-политического совета, созданного в Берлине под председательством барона Л.К Кнорринга, при участии предводителя лифляндского дворянства барона Пилара (Пиляра) фон Пильхау, сенатора Туган-Барановского, полковника П. Дурново, предпринимателя фон Берга и других. Западная Добровольческая Армия князя Авалова, в отличие от подавляющего числа других русских белых армий, открыто выступала под монархическими лозунгами, а ее политический отдел разработал специальную программу «монархистов-демократов».

     Финансирование обеспечивали германские промышленники (в частности, Густав Крупп фон Болен унд Гальбах), создавшие «Русско-немецкий финансовый синдикат». Позднее этот военно-политический комитет был преобразован в Центральный Совет Западной России и, наконец, в Западнорусское правительство, премьер-министром которого был назначен генерал В.В. Бискупский, а военным министром – П.М. Дурново. По иронии судьбы, оно в самый разгар кампании в Прибалтике направило послание с выражением «благодарности за исключительные заслуги немецких войск в деле спасения окраинных областей России от большевизма»... германскому правительству - как если бы не это самое правительство Эберта и Носке вставляло, как могло, палки в колеса оперировавшим в окраинных областях России германским добровольцам!

     Русские белогвардейцы в Прибалтике самой логикой событий были заинтересованы в теснейшем сотрудничестве с Германской Империей, и, прежде всего, с размещенными в прибалтийском регионе германскими войсками. Однако русско-германское сотрудничество никоим образом не входило в планы Антанты, и английский генерал Гоф в своем письме генералу Юденичу от 4 августа 1919 года предупредил его, что «...кто будет сотрудничать с Германией, тот лишится всякой поддержки союзников».

     Уже в июле 1919 года между князем Аваловым и майором Бишофом были установлены первые контакты с целью налаживанию военного сотрудничества. 28 июля германский капитан, I штаб-офицер Железной дивизии, Гейнц Гудериан обобщил ситуацию в меморандуме, содержавшем следующие тезисы:

     1.Глава временного латвийского правительства Ульманис аннулировал все обещания, данные германским добровольцам в Прибалтике, что означает полный провал германской политики сотрудничества с Латвией.

     2.Версальский договор требует вывода всех германских войск из Прибалтики и тем самым обрывает прямые связи между Германией и Россией. В случае ухода из Прибалтики Германия оказывается в окружении малых государств, всецело зависимых от Антанты. Во имя будущего развития необходимо сохранить путь в Россию через Прибалтику. Эта задача должна быть обеспечена силами германских солдат и колонистов в Прибалтике.

     Именно Гудериану удалось добиться согласия германского военного руководства на переход оперировавших в Прибалтике германских войск в армию князя Авалова. Кстати, именно в 1919 году на сумрачном небе Прибалтики впервые взошла военная звезда не только Гейнца Гудериана (прославившегося при Гитлере как один из лучших генералов германских танковых войск), но и многих других военных и политических деятелей последующих десятилетий, таких, как майор фон Фрич (начштаба подчиненного фон дер Гольцу генерала фон Кваста, позднее ставший организатором вермахта), капитан фон Штюльпнагель из добровольческого корпуса фон Плеве (известный немецкий генерал времен Второй мировой войны), боевой офицер Российской Императорской Армии и балтийский юнкер Макс-Эрвин фон Шейбнер (Шойбнер)-Рихтер (один из организаторов мюнхенского «путча Гитлера-Людендорфа» 8-9 ноября 1923 года, убитый баварской полицией в перестрелке у Фельдгеррнгалле), командир добровольческого корпуса Франц Пфеффер фон Саломон (ставший в 20-е годы командиром всех штурмовых отрядов НСДАП), капитан фон Кюхлер - I офицер штаба Курляндской бригады в 1919 году (будущий генерал-фельдмаршал вермахта) и многие другие.

     Со ссылкой на соответствующие статьи Версальского договора Антанта все более настойчиво требовала эвакуации всех германских войск из Прибалтики. 27 августа 1919 года французский маршал Фош предъявил германскому правительству прямой ультиматум, угрожая в случае его отклонения применить против Германии репрессии на Западе. В ответ министерство рейхсвера (германское министерство обороны) отдало командованию VI армии приказ незамедлительно начать эвакуацию германских частей, готовых по собственному желанию вернуться в Германию. Генерал граф фон дер Гольц отказался от предложенной эвакуации морским транспортом, предложив со своей стороны поэтапно вывезти вверенные ему войска в течение двух месяцев по железной дороге.

     К этому моменту численность Железной дивизии составляла 14 000 штыков и сабель. По своей организационной структуре она соответствовала германской дивизии военного времени. На 20 августа 1919 года в ее состав входили:

     1) 1-й, 2-й и 3-й Курляндские пехотные полки (причем 3-й полк включал в свой состав пулеметно-снайперскую роту и Вюртембергскую пулеметную роту),

     2) отдельная пулеметно-снайперская команда фон Лютца,

     3) Курляндский конный полк четырехэскадронного состава (включавший самокатную роту),

     4) 1-й артиллерийский полк в составе 3 батарей полевой артиллерии, отдельной Баденской батареи трехорудийного состава, дивизиона зенитных орудий (3 орудия), и дивизиона пешей артиллерии в составе 2 батарей пешей артиллерии и приданной полку отдельной артиллерийской батареи фон Пфеффера,

     5) авиаотряд в составе 103-го взвода полевых аэростатов, 101-й авиационной эскадрильи поддержки артиллерии (корректировавшей огонь артиллерии) и 427-й авиаэскадрильи,

     6) бронеотряд (включавший 2 бронепоезда, из которых один был вооружен 2 орудиями, а другой – 2 орудиями и 5 пулеметами, и 2 бронеавтомобиля, вооруженные 2 пулеметами каждый),

     7) радиоотряд,

     8) телефонно-кабельный отряд,

     9) отдел связи,

    10) речная флотилия (состоявшая из 3 «канонерских лодок» - по некоторым данным, переоборудованных под «канонерские лодки» гражданских речных пароходов -, вооруженных 1 револьверным орудием и 1 пулеметом каждая и действовавших на реке Аа),

    11) саперный батальон в составе 2 саперных рот и инженерно- мостостроительного отряда,

    12) грузовая автотранспортная колонна N 097,

    13) легковая автоколонна,

    14) служба продовольственного снабжения (включавшая полевую скотобойню и полевую хлебопекарню),

    15) 2 колонны конно-гужевого транспорта (колонна Вернера и колонна Кернера),

    16) конно-ветеринарный лазарет,

    17) полевой госпиталь,

    18) отряд эвакуации раненых и пострадавших,

    19) передвижной склад запасного оборудования и оснащения,

    20) 383-я станция полевой почты,

    21) рота железнодорожной охраны,

    22) конный отряд полевой жандармерии и

    23) полицейский батальон.

    Командир Железной дивизии с полным основанием опасался, что Антанта и правительство Веймарской республики задумали расчленить дивизию и расформировать ее под предлогом эвакуации. Его опасения вполне оправдались, когда дивизион пешей артиллерии был эвакуирован насильно, против воли офицеров и нижних чинов. 23 августа 1919 года аналогичный приказ прибыть в Митаву для эвакуации получил и батальон лейтенанта флота фон Рикгофа. Явившись на митавский вокзал в сопровождении капитана Гудериана, майор Бишоф отдал приказ батальону Рикгофа выгрузиться в Шаулене и расквартироваться в ожидании дальнейших приказаний. На следующий день Бишоф, в целях разъяснения обстановки, обратился к войскам со следующим воззванием:

    Солдаты Железной дивизии!

    Я намеревался обеспечить Вам возможности для проживания в этой стране. На основании договоров, заключенных с латвийским правительством в соответствии с нормами международного права, я принял Вас на службу и обещал Вам, что вы сможете здесь поселиться.

    Поэтому Вы оставили дома и родных, поспешили сюда и в тяжелых боях ценой собственной крови завоевали и освободили от большевизма эту страну.

    И вот теперь латвийское правительство отказывается от соблюдения договоров. Германское правительство подписало позорный мир и тем самым лишило меня возможности сдержать данные мной Вам обещания. Тем самым правительство само взяло на себя ответственность за все дальнейшие события, и я намерен защитить перед ним Ваши права.

    Поэтому я обратился к нему с нижеследующим посланием.

    Прошу понять меня правильно – речь идет лишь о том, чтобы добиться соблюдения Ваших заслуженных законных прав. Я далек от мысли нести в Германию какую бы то ни было контрреволюцию. Я хочу лишь позаботиться о Вас. А потому - поддержите меня все как один! Я один несу ответственность за все, причем беру ее на себя совершенно сознательно, ибо знаю, что Вы оказали мне высокое доверие, которое я намерен оправдать и оправдаю.

    Подпись: Бишоф.

    Приложенное к этому воззванию послание командира Железной дивизии правительству Германской Империи (как официально продолжало называться германское государство и при республиканском режиме) содержало подробное изложение пожеланий Бишофа касательно снабжения его солдат и обещание не предпринимать никаких военных действий против демократического правительства. В то же время из него совершенно недвусмысленно явствовало, что Железная дивизия в полном составе останется в Курляндии до получения соответствующих правительственных гарантий.

    Примеру Железной дивизии на следующий день последовали добровольческий Немецкий (иногда именовавшийся современниками Германским) легион и добровольческий корпус капитана Карла фон Плеве. Немецкий легион, сформированный в июле 1919 года из остатков германской 1-й Гвардейской резервной дивизии, состоял на тот момент из добровольческих корпусов Кордта фон Брандиса, графа Йорка фон Вартенбурга, Вейкмана (Вайкмана), Штевера и Дибича, добровольческого полка "«Бал(ь)тенланд», Баденского штурмового батальона, добровольческого пулеметно-снайперского отряда фон Петерсдорфа, отрядов фон Йена и Михаэля, а также авиационной эскадры (авиаполка) старшего лейтенанта Готтгардта Саксенберга и нескольких более мелких подразделений.

    Командовал Немецким легионом капитан I ранга Пауль Зиверт, его начштаба был гауптманн (капитан) Отто Вагенер. Эмблемой легиона была избрана лосиная голова, заимствованная со старинного герба Митавы, столицы герцогства Курляндского.

    Вечером 24 августа германские добровольцы Железной дивизии, совместно с русскими солдатами князя Авалова, срывая латвийские флаги, прошли факельным шествием по Митаве и потребовали начать совместную борьбу с большевизмом. Казалось, состоялась новая встреча в Таурогах и обрела новую жизнь давняя мечта о германо-российском братстве по оружию. Отныне ничто более не препятствовало вступлению Железной дивизии в ряды русской Западной Добровольческой Армии.

    По воспоминаниям участников событий (в частности, писателя Э.Э. Двингера), русские и немецкие офицеры клялись князю Авалову в верности на старинном мече рыцаря Тевтонского Ордена, снятом со стены Рыцарского зала Митавского замка герцогов Курляндских (построенного знаменитым Растрелли для Бирона и впоследствии разрушенного в ходе боевых действий «к великой радости всех местных и не местных латышей»).

    Вот краткая хроника событий последующих недель, за которыми с трудом успевали следить солдаты Железной дивизии. 26 августа 1919 года Верховное Главнокомандование рейхсвера (райхсвера) в лице генерала Гренера потребовало от Железной дивизии и Немецкого легиона «безусловного подчинения» указаниям германского правительства. 5 сентября берлинское правительство распорядилось о закрытии границы с Прибалтикой. 11 сентября 1919 года германская военная прокуратура по приказу министра рейхсвера, социал-демократа Густава Носке, возбудила против капитана I ранга Зиверта и майора Бишофа дело по обвинению в «злонамеренном неподчинении приказам».

     21 сентября 1919 года граф фон дер Гольц и князь Авалов заключили соглашение, по которому все германские войска в Курляндии переходили под командование русской Западной добровольческой Армии. Договор включал в себя, в частности, следующие пункты:

     1. Русские войска берут на себя оборону участка фронта от Риги до Митавы и обеспечивают прикрытие эвакуации германских частей.

     2. При нападении на позиции русских войск германские войска обязуются оказывать им незамедлительную помощь.

     3. Германские добровольцы переходят на русскую службу по контракту.

     4. Митавская (Курляндская) губерния и германское войсковое имущество под расписку переходят в распоряжение русского Верховного командования.

     5. Русский главнокомандующий обязуется выполнять военные и политические директивы Военно-политического Совета в Берлине.

     Этот договор, переданный по телефону, был 26 сентября 1919 года одобрен и признан германским министром рейхсвера Густавом Носке. Однако всего через три дня тот же самый Носке, не моргнув и глазом, публично заявил о том, что отдал приказ без предупреждения открывать огонь по каждому, кто попытается пересечь германо-прибалтийскую границу. 3 октября 1919 года граф фон дер Гольц был отозван в Германию, и командование VI резервным корпусом взял на себя генерал-лейтенант фон Эбергардт. Позднее фон дер Гольц принял участие в «Капповском путче" командования добровольческих корпусов, направленном против правительства Эберта-Носке, и после провала путча был заключен в тюрьму.

     4 октября князь Авалов отправил послание главнокомандующему Вооруженными Силами Юга России генералу А.И. Деникину послание, оповещая его о том, что Западная Добровольческая Армия сначала возьмет Ригу, а затем продвинется в направлении Двинск – Великие Луки – Невель – Новосокольники на соединение с русскими частями, находящимися под командованием других белых генералов. Ответ Деникина, целиком и полностью зомбированного на «верность союзникам» (то есть вероломной Антанте), хорошо известен:

     «К черту Бермондта и его немцев»!

     Аналогичное послание князя Авалова Верховному Правителю России Адмиралу А.В. Колчаку осталось вообще без ответа.

     5 октября берлинское правительство распорядилось об усилении охраны границы между Германией и Прибалтикой, а военные корабли Антанты возобновили блокаду Балтийского побережья.

     6 октября 1919 года князь Авалов в качестве консультативного органа при главнокомандующим армией по вопросам гражданского управления сформировал Правящий Совет во главе с царским сенатором графом Константином фон дер Паленом. Военным губернатором очищенных от врага областей был назначен полковник Шнедеман.

     В тот же день 6 октября Железная дивизия, Немецкий легион и добровольческий корпус фон Плеве перешли на службу в русскую Западную Добровольческую Армию на следующих условиях:

     1) Германские добровольческие части остаются под командой и руководством своих прежних германских офицеров, сохраняют свою прежнюю немецкую военную форму и по-прежнему подсудны органам германской военной юстиции.

     2) Добровольцы обязуются бороться с большевизмом вплоть до прихода к власти в России нового русского правительства и признания такового, по меньшей мере, тремя великими державами.

     Таким образом, был сделан окончательный и решающий шаг к русско-германскому боевому братству. Солдаты Железной дивизии, первоначально добровольно взявшие винтовку для защиты германских восточных границ и обеспечения немецкой колонизации Курляндии, окончательно и бесповоротно стали борцами против идей большевицкой мировой революции.

     Они украсили левый рукав своих шинелей и мундиров эмблемой Западной Добровольческой Армии, представлявшей собой восьмиконечный белый православный крест (у офицеров крест был из серебряного галуна), а головные уборы - русской «Царской» овальной кокардой (грубовато-шутливо именуя ее на своем солдатском жаргоне «ди гроссе лауз», то есть «большая вошь»).

     Некоторые, правда, сохранили на тульях своих фуражек над русскими овальными кокардами (прикрепленными к околышу фуражки, на месте прежних «земельных», или «земских», кокард) свои старые «имперские» черно-бело-красные круглые кокарды «кайзеровского» образца, которые в самой Германии были уже запрещены «веймарским» правительством и заменены «республиканскими» черно-красно-золотыми.

     Русская Западная Добровольческая Армия имела несколько знамен:

     1)Русский трехцветный национальный стяг, состоявший из белой, синей и красной горизонтальных полос, с наложенным на них белым восьмиконечным православным крестом (впоследствии похожее знамя имела боевая антибольшевицкая организация «Братство Русской Правды»);

     2)Знамя, состоявшее из синей, белой и синей горизонтальных полос, с бело-сине-красным русским «трицветом» в крыже и черным коронованным орлом Российской Империи в центре полотнища (на груди орла были расположены гербовые щитки трех прибалтийских провинций России - Эстляндии, Курляндии и Лифляндии);

     3)Синее знамя с изображенным в середине в белом круге красным восьмиконечным православным крестом и красными литерами «З» (Западная) и «А» (Армия) по бокам верхней части креста;

     4)Знамя из трех горизонтальных полос - красной, синей и белой (расположенных в обратном порядке по отношению к полосам русского национального трехцветного флага), с черным коронованным двуглавым орлом Российской Империи в белом круге и синими славянскими литерами «С» и «З» по бокам (вероятно, это знамя использовалось до разрыва между князем Аваловым и генералом Н.Н. Юденичем, пока аваловские войска считались, по крайней мере официально, частью белой Северо-Западной Армии генералов Юденича и Родзянко).

     Нагрудным знаком Западной Добровольческой Армии служил белый восьмиугольный мальтийский «крест Келлера» (в память о генерале графе Ф.А. Келлере, «первой шашке России», единственном корпусном командире Царской Армии, отказавшемся присягнуть Временному правительству и давшем согласие возглавить формировавшуюся в начале 1918 года в Пскове белую монархическую Северную Армию, получившем на это – в отличие от других Белых вождей! - благословение Святейшего Патриарха Тихона и образ Богоматери Державной, но в декабре 1918 года убитом в Киеве петлюровцами; как питомец (хотя и не выпускник) Пажеского Корпуса, граф Келлер всегда носил его знак, имевший форму белого мальтийского креста).

     Позднее введенный для Северной Армии белый мальтийский крест «терпения и неутомимой борьбы» был, в знак траура по графу Келлеру, заменен на черный крест такой же формы («крест Авалова-Бермондта»). Хотя упомянутое нами выше главное знамя Западной Добровольческой Армии представляло собой бело-сине-красное полотнище с восьмиконечным белым православным крестом, черный мальтийский крест, преимущественно на белом поле, изображался на многих значках и знаменах входивших в нее частей и подразделений, а также на денежных знаках Западной Добровольческой Армии (в некоторых публикациях встречается ошибочное утверждение, будто на денежных знаках Западной Армии был изображен «германский Железный крест»). Эмблемой военно-воздушных сил ЗДА (120 аэропланов - больше, чем во всех других белых армиях!) стал восьмиконечный черный православный крест в белом круге.

      В этой связи стоит отметить следующее обстоятельство. Хотя православные кресты украшали только самолеты Западной Добровольческой Армии, аэропланы других белых армий также были украшены символами Добра – державными двуглавыми орлами (хотя, к сожалению, и без корон!), изображениями русских богатырей и национальными цветами Великой России. А вот на большевицких самолетах той поры зловеще ухмылявшиеся черепа и кости сочетались с черными и кровавыми пентаграммами, вампирами, ведьмами, красными дьяволятами (в буквальном смысле слова!), бутылками водки, чертями-куроцапами и прочей бесовщиной!

     На вооружении Западной Добровольческой Армии имелось 4 бронепоезда (столько же, сколько в Северо-Западной Армии генерала Юденича) с аналогичной символикой.

     В эмиграции князь Авалов учредил «Русский Державный Императорский Рыцарский Орден Святого Иоанна Иерусалимского», большинство членов которого составили бывшие чины Западной Добровольческой Армии. Знаком принадлежности к ордену «аваловских иоаннитов», протектором которого был Великий Князь Кирилл Владимирович, короновавшийся в 1924 года в немецком г. Кобурге, под именем Императора Кирилла I, служил белый восьмиугольный мальтийский крест с золотым восьмиконечным православным крестом на верхнем луче. Автору данных строк приходилось видеть этот «аваловский иоаннитский крест» в натуре. Но это так, к слову...

     Пока «в верхах» происходили вышеперечисленные события, солдаты Железной дивизии оставались на своих позициях вдоль р. Эккау. То и дело на передовой происходили стычки с латышскими патрулями, а в тылу – с большевицкими бандами, что, впрочем, не мешало процессу интенсивной боевой подготовки. Курляндский пехотный полк, с начала июля 1919 года обеспечивавший безопасность железнодорожной линии Шаулен-Тильзит, был сменен добровольческим отрядом Шаурота и вернулся в состав Железной дивизии. Пользовавшийся всеобщим уважением капитан Гудериан был отозван в Германию 15 сентября 1919 года и переведен в крепость Кольберг.

     В конце сентября из Германии в Митаву прибыл Железный отряд прославленного военного летчика и кавалера ордена «За заслуги» (Пур ле Мерит), капитана Рудольфа Бертольда в количестве 700 штыков. Это боевое соединение имело и другое название, полученное им по месту формирования – «Франконский отдельный крестьянский отряд особого назначения». Отряд Бертольда был, в качестве 3-го батальона, придан 2-му пехотному полку. 5 октября князь Авалов, под чьи знамена собрались уже более 15 000 русских и 40 000 немецких добровольцев, объявил всю латвийскую государственную территорию операционной базой русской Западной Добровольческой Армии и призвал «белых» латышей и литовцев к совместной борьбе с большевизмом.

     В то время как «белые» литовцы, в обмен на гарантию их автономии, проявили готовность участвовать в этой борьбе, правительство Ульманиса, науськиваемое Антантой, категорически отказалось от какого-либо участия Латвии в войне с Советами.

     Карлис Ульманис (являвшийся, как и лидер «белой» Эстонии Константин Пятс, старым революционером и давним ненавистником Российской Империи, приговоренным к смерти за подрывную деятельность еще в 1905 году и ухитрившимся бежать из Риги, накануне вступления в нее русских карательных войск генералов Орлова и Мейнгардта и полковника графа Граббе, лишь благодаря попустительству либерального царского губернатора Сологуба) категорически отказался даже пропустить Западную Армию через территорию Латвии на фронт против большевиков.

     Мало того! Латвийское «национальное» правительство, еще 24 сентября 1919 года начавшее мирные переговоры с большевиками, стянуло под Ригу 15 000 штыков и сабель. Эти - якобы «белые»! - латышские войска угрожающе нависали над левым флангом русской Западной Добровольческой Армии, готовой к наступлению на Двинск. Одновременно русское белое Северо-Западное Правительство, не без нажима со стороны Антанты (заставившей генерала Юденича передать часть своей немногочисленной артиллерии «белым» латышам, не замедлившим повернуть эти пушки против аваловских добровольцев!), обратилось к солдатам русской Западной Добровольческой Армии с призывом не подчиняться более князю Авалову. Князь не замедлил с ответом:

     Радио. Митава. № 1250 113

     Северо-Западному правительству. Ревель.

     Ваше предательское воззвание к моим войскам доложено, прежде всего, мне; иначе не могло быть там, где существует воинская дисциплина. Попытки ваши пошатнуть ее подобными приемами в стиле Керенского – наивны. В ваших же интересах не дать этому произведению более широкого распространения, а то мои молодцы-солдаты могли бы дать вам ответ крепким русским языком. Со своей стороны, прошу передать солдатам на Нарвском фронте, столь много претерпевшим от вашей политики заискивания перед эстонцами, что мой совет – строго соблюдать дисциплину и быть уверенными, что, обеспечив свой тыл, я в недалеком будущем стану рядом с ними для совместного удара по большевикам.

     Командующий Западной Армией полковник князь Авалов.

     В данной связи необходимо заметить, что в Северо-Западной Армии генералов Юденича и Родзянко в отношении «монархистов» и «германофилов», под нажимом «верной демократическим принципам» Антанты (во главе с Британской монархией!), велась форменная «охота на ведьм». Известный всей России депутат Государственной Думы, черносотенец Н.Е. Марков (Марков 2-й), служивший обер-офицером для поручений при Военно-гражданском управлении Северо-Западной Армии и с начала июля 1919 года издававший в г. Ямбурге газету «Белый Крест», распространявшуюся офицерами - членами основанной им организации «Союз верных», был вынужден скрываться под именем «Льва Николаевича Чернякова». В случае установления его личности, Маркову 2-му, как известному всей «прогрессивной» общественности России «монархическому зубру» и «верному цепному псу царского режима», грозило немедленное изгнание из рядов Северо-Западной Армии. Но и без «разоблачения» Маркова 2-го учрежденные им «Союз верных» и газета «Белый Крест» были, под давлением либеральных деятелей, задававших тон на белом Северо-Западе России, закрыты тогдашним командующим Северо-Западной Армией генералом А.П. Родзянко (племянником М.В. Родзянко, Председателя «февралистской» Государственной Думы). Марков 2-й всячески пытался организовать антибольшевицкую пропаганду, распространял листовки, призывавшие красноармейцев обратить свои штыки против красных поработителей России, однако обстановка в руководстве Белого движения (переполненного масонами, кадетами, эсерами, меньшевиками и прочими «февралистами» - революционерами «первого призыва», оттесненными более хваткими, жестокими и беспринципными большевиками от кормила государственной власти, обманом вырванного «февралистами» из Царских рук) не позволяла ему развернуть на белом Северо-Западе мало-мальски широкую и эффективную пропаганду. Впрочем, на других фронтах Гражданской войны 1917-1920 гг. в России дело обстояло, к сожалению, не лучше. Единственным отрадным исключением (не считая «оперативной зоны» генерал-лейтенанта барона Р.Ф. фон Унгерн-Штернберга, оперировавшего в далекой Монголии) была ситуация в Белом Приморье в 1921-22 гг., где Приамурский Земский Собор под эгидой Воеводы Земской Рати генерала М.К. Дитерихса провозгласил (хотя и слишком поздно!) восстановление Монархии в России. Впрочем, это уже другая история. «Мы же на прежнее возвратимся», как любили выражаться в таких случаях древнерусские летописцы...   

     6 и 7 октября латыши атаковали позиции Железной дивизии в районе Олая.

Перед князем Аваловым возникла военная необходимость ликвидировать угрозу своему левому флангу. 8 октября 1919 года Бермондт отдал приказ к наступлению на Ригу. Для этой боевой операции были сформированы 3 боевые группы.

     Немецкий легион под командованием капитана I ранга Зиверта должен был наступать через Кеккау на Торенсберг.

     Железной дивизии под командованием майора Бишофа предписывалось через Янсон пробиваться прямо на Ригу.

     Русский Корпус имени графа Келлера под командованием самого князя Авалова должен был атаковать Ригу через Шлок (Слоку, ныне – часть территории г. Юрмалы).

     Бригада Вырголича, усиленная несколькими мелкими германскими отрядами, обеспечивала прикрытие правого фланга наступающей армии. Прикрытие левого фланга было поручено русскому отряду генерала Билинского, усиленному бронепоездом.

     2-й пехотный полк Железной дивизии наступал вдоль Рижского шоссе, 3-й пехотный полк – на Бонде, 1-й пехотный полк – на Шварценгоф. В качестве дивизионного резерва оставались кавалерийский полк и егерский батальон. Все сложности рельефа местности были известны по предыдущему, успешному наступлению на Ригу.

     Погодные условия были неблагоприятными – проливной дождь и сильный, налетавший резкими порывами ветер с востока. Оборону Риги возглавил лично прибывший в Латвию французский генерал Ниссель. Рижский гарнизон был усилен свежей эстонской дивизией. Хорошо вооруженный и обученный Антантой противник засел на сильно укрепленных позициях, ощетинившись жерлами орудий, пулеметными стволами, штыками дивизий и корпусов.

     8 октября Немецкий легион в ходе ожесточенного боя взял Кеккау. Батальону Бертольда удалось очистить от латышей Янсон, а 3-му пехотному полку под командованием капитана Кивица – взять штурмом мызу Рудзе. С наступлением ночи во фланг и в тыл Бертольду под Тюрингсгофом ударили латышские танки, броневики и бронепоезд. Большинство экипажей латышской и эстонской военной техники составляли британские офицеры. Бертольд ухитрился вырваться из огненного кольца в западном направлении, но был вынужден оставить на поле боя 27 раненых и одного унтер-офицера санитарной службы. Все 28 добровольцев, попавшие в лапы осатанелых латышей, были после зверских пыток забиты насмерть кузнечным молотом.

      9 октября 1919 года Железная дивизия перегруппировалась. 1-я рота 1-го пехотного полка закрепилась в Шварценгофе, 2-й пехотный полк занял Янсон, а на правом фланге 2-я и 3-я роты 3-го пехотного полка совместно с егерским батальоном и 1-м русским стрелковым полком атаковали Торенсберг. Вечером того же дня 2-я рота 3-го пехотного полка и Баденский штурмовой батальон под командованием ротмистра Крауссе д' Ависа на плечах поспешно отступавших латышей ворвались в это предместье Риги.

      При подходе войск князя Авалова к Риге полковник Земитан со штабом в панике бежал из Риги, отдав войскам приказ занять позиции у Юглских озер.

      На подступах к Риге князь Авалов, проявив добрую волю, попытался при посредничестве представителей Антанты вступить с правительством Ульманиса в мирные переговоры и убедить его пропустить Западную Армию на антибольшевицкий фронт. Однако «союзники», поначалу согласившись способствовать примирению сторон, неожиданно отказались от взятой ими на себя посреднической роли.

      10 октября германские добровольцы Западной Армии очистили от латышских войск все предместье Торенсберг. В тот же день правительство Ульманиса в полном составе, включая военного министра генерала Симонсона, бежало из Риги в Венден. В Риге воцарилась паника, колонны беженцев потянулись из города в сторону Юглы. Части Железной дивизии и Немецкого легиона приготовились к решающему штурму, захвату мостов через Двину и вступлению в Ригу. Тем временем русские части на левом фланге заняли Дален, большой остров на Двине между Болдера и Динаминде. Таким образом, весь западный берег Двины оказался под контролем русской Западной Добровольческой армии. До оперативной цели наступления, города Риги, было, казалось, рукой подать. У многих добровольцев Железной дивизии еще был в памяти победный день 22 мая, когда они, совместно с русскими частями и Балтийским ландесвером, освободили от большевиков этот древний ганзейский город, одну из драгоценнейших жемчужин в короне Российской Империи.

      Вероятно, тот радостный день запомнился им таким, каким описал его в своей автобиографической повести «Кадет» Леонид Зуров, русский писатель и будущий секретарь И.А. Бунина в эмиграции, который юношей по долгу совести вступил в Белую армию и участвовал в освобождении Риги.

      «- Белые в городе! – донесся отчаянный крик скакавшего во весь опор ординарца…

      - Наши! - радостно крикнул Митя.

      - Женщина подбежала к окну...

      - Что вы? – нервно засмеявшись, сказала она по-русски и прижала руку к сердцу.

      Несколько солдат в немецких касках шли посередине дороги и изредка прикладывали к плечам винтовки. За ними несли на руках пулемет. Тахали выстрелы. Колонна шла сзади. Солдаты остановились у Окружного суда. Из здания кто-то выбежал, за ним погнались и закололи его ударом в спину.

      Мальчики выбежали на улицу. Еще метался на бульварах самокатчик, делая круги, но, сбитый выстрелом, свалился у собора и остался недвижим, а у лежащей на земле машины кружилось колесо. Вдалеке незнакомые люди часто перебегали через дорогу, ложились, и тогда эхо выстрелов тупо отскакивало от стен. Солдаты в касках побежали туда. Впереди них шел совсем еще мальчик. Он останавливался, смотрел в бинокль, потом, взмахнув рукой, бросился вперед. В переулке кучка солдат затопталась на месте, прокричала и побежала дальше. На тротуаре осталось два трупа. Аэроплан выпустил не то серебряный шар, не то ракету. Квартал был занят.

      Митя со Степой подбежали к пулемету, стоявшему в конце бульвара. Степа, говоря что-то по-немецки, жал солдатам руки, а потом сел верхом на пулемет и, размахивая руками, что-то запел. По улицам бежали, смеясь и плача, люди... Мальчишки на Эспланаде подожгли революционные арки, и они горели ярким высоким пламенем. К гипсовой статуе Карла Маркса поднесли жердь и, ударив статую под подбородок, снесли хрупкую белую голову... Немцы подходили. Их колоннен-вагены солидно громыхали. Немцы шли, увешанные снаряжением, куря огромные сигары, и ели куски хлеба, намазанные медом. Дамы их обнимали, целовали и предлагали им кофе. Немцы кивали головами, прихлебывали из кружек и снова затягивались сигарным дымом.

     На тротуарах лежали убитые с лицами, закрытыми фуражками…

     В город вступили русские части. Они повели наступление с утра, от Кальнецемского моста, где на пулеметной горке были расположены их позиции. Русские разведчики, отыскав тропу, идущую через ржавое болото, вывели по ней на грунтовую дорогу ударный отряд ландесвера. Латышские части пошли по открывшейся дороге прямо на город, а по Митавскому шоссе двигалась немецкая Железная дивизия. Аэропланы держали связь.

     Еще было светло. Солнце начинало заходить, германские часы показывали цифру пять, а большевицкие восемь, когда отряд, миновав затихший форштадт, вышел к мосту.

    - Русские идут!..русские идут! – послышались крики из толпы.

    На темно-гнедом коне ехал князь, худощавый, длиннолицый, по-гвардейскому отдавал толпе честь, улыбался, слегка обнажая зубы и, задергивая голову, весело кричал командиру русской роты, коренастому капитану:

    - Климент Петрович! А! Как нас встречают?

    Полнолицый капитан, с опущенными вниз усами, мелко и рассыпчато в ответ засмеялся и, посмотрев на толпу, прищурил глаза.

    - Изголодались! – крикнул он.

    Рядом с ним шел адъютант отряда, высокий офицер. Эскадрон дробил копытами настилы моста. Отряд веселых добровольцев, одетых в немецкую форму с русскими погонами на плечах и двуглавыми орлами на касках, шел бодро. Солдаты перекликались с горожанами и раздавали им сигареты. Исхудалая женщина, признав в молоденьком добровольце своего сына, шла рядом с ним, держа его за рукав. Черноглазый капитан, ехавший верхом, играл на блестевшем на солнце кларнете веселый марш, добровольцы подпевали, колотили ложками по манеркам, а посредине роты митавский волонтер нес трехцветный флаг, взятый из своего дома...».

    В то время, как 11-я рота 1-го пехотного полка перешла Двину по Любекскому мосту и закрепилась на восточном берегу, Бишоф неожиданно послал связных во все вовлеченные в бой подразделения с приказом прекратить наступление. Была отозвана на западный берег Двины и только что закрепившаяся на восточном берегу 11-я рота лейтенанта фон Борриса. Добровольцы, видевшие долгожданную, а теперь – ускользавшую от них на глазах цель своего наступления, отказывались что-либо понимать. Они на чем свет стоит ругали «высшее начальство», отдавшее этот «нелепый» приказ, но все-таки подчинились. Прошло всего несколько дней – и правота командира Железной дивизии, следовавшего какому-то непостижимому военному инстинкту, была доказана со всей убедительностью.

    Майор Бишоф приказал отступить, руководствуясь как политическими, так и тактическими соображениями.

    1. Политические соображения заставляли его любой ценой избежать угрозы суверенитету Латвии, который в результате не подготовленного политически захвата Риги мог быть поставлен под вопрос, ибо Латвия практически стала бы сферой безраздельного влияния русского Центрального Совета Западной России. Ввиду отсутствия предварительных попыток политического зондажа вопроса о будущем статусе Латвии Антанта непременно воспользовалась бы этим как поводом для военного вмешательства. А ведь командование Западной Добровольческой Армии на данном этапе планировало посредством наступления на Ригу всего лишь склонить латвийское правительство к военному сотрудничеству с русской Западной Армией.

    2. Военные соображения сводились к тому, что овладение Ригой не имело бы решающего значения для планировавшегося похода в глубь России, конечной целью которого было провозглашено взятие Петрограда с последующим освобождением Москвы от большевиков. Наличных сил все равно не хватило бы для наступления вглубь России и одновременного удержания линии фронта против латышей (и пришедших к тем на выручку эстонцев) восточнее Риги. Все снабжение должно было бы осуществляться через рижские мосты, находившиеся под постоянной угрозой нападения английского флота (как в свое время в июле месяце). В то же время оборонительные позиции на западном берегу Двины были весьма удобными с точки зрения возможности удержания их наличными силами, выжидая возможного улучшения обстановки в будущем.

    На северном участке фронта русский 1-й стрелковый полк генерала Билинского 12 октября 1919 года взял штурмом Динаминде. Однако уже 14 октября противник выбил русских добровольцев с двинского острова Дален. Впрочем, незамедлительная контратака егерского батальона под командованием старшего лейтенанта Бюхнера ликвидировала этот прорыв.

    В ходе боев за Ригу стала проявляться все нараставшая нехватка боеприпасов, военного снаряжения, медицинского имущества и перевязочных средств. Основная причина этой нехватки заключалась в очередном ужесточении контрольно-пропускного режима на германо-прибалтийской границе, введенного берлинским правительством 10 октября 1919 года.

    В результате, всякое снабжение оперировавших в Прибалтике белых войск было прекращено. И, наконец, 19 октября 1919 года в полной мере оправдались и наихудшие опасения майора Бишофа. «Бульдожья Британия» в очередной раз показала клыки русским и немцам.

    В устье р. Западной Двины вошло соединение английских военных кораблей под латвийским флагом (4 крейсера новейшего типа, 1 крейсер-истребитель типа F-85, 2 канонерки и 2 эскадренных миноносца, не считая прибывших из Либавы 4 французских миноносцев и американского крейсера «Питтсбург») под командованием британского адмирала Коэна. 9 английских кораблей открыли артиллерийский огонь по Болдера и Динаминде. Огнем своих тяжелых орудий британская эскадра разметала русских пластунов Авалова-Бермондта и облегчила латышской пехоте взятие Динаминде.

     Пленных латыши не брали, и всех, включая и раненых, беспощадно добивали на месте, в соответствии с полученным приказом русских и немцев в плен не брать. Одновременно другие британские военные корабли под Либавой обстреляли позиции добровольческого корпуса фон Плеве, роты которого уже почти очистили город от латышских войск. По воспоминаниям участников событий, «земля кругом буквально кипела от разрывов тяжелых снарядов».

     Под защитой корабельной артиллерии британского флота латыши усилили свой нажим по всему Двинскому фронту. В довершение ко всему, на южном участке фронта позиции Немецкого Легиона были неожиданно атакованы советскими и ...литовскими (!) полками. В ходе внезапного нападения «белым» литовцам (обученным, обмундированным и вооруженным немцами «на свою голову» в период оккупации Литвы германской армией!) удалось отбить у фрайкоровцев несколько железнодорожных платформ с пушками, пулеметами, боеприпасами и даже шестью аэропланами.

     20 октября 1919 года в бою под Фридрихштадтом (Яунелгавой) пал смертью храбрых доблестный ротмистр фон Йена. В тот же день добровольческие корпуса Брандиса и Дибича разгромили под Радзивилишками 3 литовских батальона, наступавших на железнодорожную ветку Шаулен-Мемель.

     Части Западной Армии продолжали успешно продвигаться в Курляндии. 22 октября они взяли Салдус, 30 октября Тался и Сабиле, 9 ноября Кулигу.

     В то же время истекавшие кровью на Северном участке фронта русские добровольческие части оттеснялись латышами все дальше на запад. По мере своего наступления латыши в роковой (с точки зрения белых добровольцев) день 9 ноября 1919 года (годовщина Ноябрьской революции в Германии!) охватили левый фланг Железной дивизии. Контратака егерского батальона 10 ноября отбросила наседавшего противника, однако была остановлена концентрированным огнем английской и эстонской корабельной артиллерии.

     В этой ситуации майор Бишоф был вынужден отдать Железной дивизии приказ оставить Торенсберг и отойти на исходные митавские позиции. В ночь на 12 ноября произошло новое обострение обстановки. 3-й батальон 2-го пехотного полка под командованием капитана Бертольда был отрезан в охваченном пожарами Торенсберге. Однако контратака пулеметной роты и самокатной роты подоспевшего штурмового отряда (СА) Россбаха прорвала кольцо вражеского окружения.

     Эта помощь пришла в самый последний момент и совершенно неожиданно. Добровольческий штурмовой отряд Россбаха в составе 1200 штыков и сабель под командованием старшего лейтенанта Россбаха, в нарушение приказа министра рейхсвера, 31 октября 1919 года перешел границу у Таурог. Фрайкор Россбаха, покрывший себя славой в боях с поляками в Силезии и зачисленный в состав «временного рейхсвера» в качестве 37-го егерского батальона, потребовал перебросить его в Прибалтику.

     Поскольку Россбаху было отказано в предоставлении железнодорожного транспорта, он, покинув 23 октября 1919 года свои казармы, расположенные в Кульмзее, на польско-германской демаркационной линии, и, совершив во главе фрайкора (и присоединившегося к нему 3-го батальона 21-го пехотного полка рейхсвера майора Курца из Торна), полутысячекилометровый «марш-бросок», привел свой сводный отряд на фронт пешим порядком, хотя и не поспел к началу контратаки на Динаминде, запланированной майором Бишофом. Тем не менее, россбаховские роты, отчаянным штыковым ударом отбросив наседавших «белых» латышей,  смогли обеспечить эффективное прикрытие отхода Железной дивизии. Ситуация чем-то напоминала другой эпизод гражданской войны в России - своевременный приход Дроздовского полка на подмогу Добровольческой армии генерала Деникина, отступавшей от Екатеринодара после гибели генерала Корнилова...

     Наконец Бишоф собрал остатки Железной дивизии под Митавой. Бойцы были на пределе своих физических возможностей. К тому же повторное отступление весьма негативно сказалось на боевом духе войск. Единственным, что еще удерживало остатки добровольческих рот и батальонов вместе под черным «знаменем Смерти» Железной дивизии, было общее бедственное положение и верность командиру. Но когда опьяненные успехом «белые» латыши и эстонцы усилили натиск, им, несмотря на бронепоезда и танки, пришлось еще не раз испытать на собственной шкуре, что у немецко-русских белых (без кавычек!) добровольцев «не иссяк еще порох в пороховницах». Белые русские и немцы постоянно огрызались.

      Так, 18 ноября 1919 года россбаховцы контратаковали и отбросили наседавших латышей до Олая, «усеяв поле трупами». На следующий день егерскому батальону удалось в ближнем бою вернуть русской Западной Армии г. Альт-Ауц. Тем не менее, всем было ясно, что продолжение вооруженной борьбы в составе начавшей разлагаться Западной Добровольческой Армии лишено всякой перспективы на успех. Поэтому майор Бишоф 20 ноября 1919 года возвратил Железную дивизию в состав VI германской армии и принял решение очистить Курляндию.

      К отступавшей Железной дивизии присоединился удерживавший дотоле южный участок фронта Немецкий легион. 16 ноября 1919 года в бою под Цоденом пал его командир, капитан I ранга Зиверт. Командование принял на себя майор Левенфельд.

      Раненые вперемежку с многочисленными прибалтийскими и немецкими беженцами эвакуировались железнодорожным транспортом, в то время, как Железная дивизия и Немецкий легион – потрепанные в боях, но непобежденные! - тремя маршевыми колоннами отступали к границам Восточной Пруссии. Для обеспечения безопасного вывоза беженцев по железной дороге егерский батальон, 2-й и 3-й пехотные полки 3 декабря 1919 года нанесли контрудар под Окмянами и далеко отбросили наседавшие латышские части.

      12 декабря 1919 года штаб Железной дивизии перешел близ Мемеля (нынешней литовской Клайпеды) тогдашнюю границу Германской Империи. Арьергард Железной дивизии прибыл туда 25 декабря, а последние подразделения Немецкого легиона вступили на территорию Германской Империи в морозную новогоднюю ночь 1919-1920 гг.

      В Восточной Пруссии собрались около 5 800 добровольцев Железной дивизии. В своем приказе по дивизии от 31 декабря 1919 года майор Бишоф сообщил им, что дальнейшее боевое использование дивизии как единой военной части более не представляется возможным и, следовательно, Железная дивизия распускается. Кавалерия и артиллерия переводится в Мюнстерлагер, а пехота и все прочие части – в район между Везером и Эльбой для последующей демобилизации.

      Так завершило свой боевой путь одно из лучших германских добровольческих соединений. Но и в боях последующих лет бывшие бойцы Железной дивизии, продолжавшие держать порох сухим, были в первых рядах германских белогвардейцев.

      Так, например 15 марта 1920 года кавалер прусского королевского ордена «За заслуги" и бывший командир 2-й роты 2-го Курляндского пехотного полка, военный летчик-ас капитан Рудольф Бертольд, награжденный князем Аваловым за кампанию в Прибалтике русскими орденами святого Станислава 2-й степени и святой Анны 4-й степени («клюквой» на Аннинском оружии), во главе своего Железного отряда пал в бою с отрядами красногвардейцев в Гарбурге (под Гамбургом). Истекавший кровью из многочисленных ран, Бертольд так и не отдал спартаковцам своего ордена.

      Осатанелые красногвардейцы удавили раненого офицера его же шейной орденской лентой и отрезали ему голову (в полной мере оправдав закрепившуюся за ними репутацию головорезов)…

      23 марта 1920 года сохранившийся кадр 3-го Курляндского пехотного полка под командованием Кивица в бою под Геннингсдорфом (пригород Берлина) наголову разгромил коммунистический батальон силою в 450 штыков при 36 пулеметах...В рядах фрайкоровцев в Германии, кстати, доблестно сражались с добравшимся и туда большевизмом также многие ушедшие с ними офицеры и чины русской Западной Добровольческой Армии.

      НАГРАДЫ И ЗНАКИ ОТЛИЧИЯ

      В 1920 году генерал-майор князь Авалов, как Верховный Главнокомандующий русской Западной Добровольческой Армией, учредил для награждения ветеранов Железной дивизии особую медаль, а командир дивизии майор Бишоф - особый памятный знак.

      Медаль Железной дивизии, носившаяся на черной ленте с белой каймой по краям (как у прусского Железного креста), имела форму круглого древнегерманского щита с эмблемой Железной дивизии – черепом и перекрещенными костями в центре и девизом ЖД: «И ВСЕ ЖЕ»(нем.: UND DOCH)вдоль нижнего края медали (на аверсе) и гербом ливонских рыцарей Тевтонского ордена («варяжским» геральдическим щитом с прямым латинским крестом), а также цифрами «19-19» по бокам гербового щита (на реверсе).

      Памятный знак Железной дивизии, носившийся на булавке, имел овальную форму. В его центре был изображен Железный крест, обрамленный дубовым венком, с надписью «Железная» (нем.: EISERNE) над и «Дивизия» (нем.: DIVISION), а также цифрами «1919» под крестом.

      Сохранились сведения о награждении как русских, так и немецких солдат, унтер-офицеров и офицеров Западной Добровольческой Армии русскими военными орденами и медалями. Автору данного очерка приходилось видеть германскую офицерскую саблю так называемого «блюхеровского» типа с «клюквой» (знаком ордена Святой Анны IV степени), алым Аннинским темляком и обычной для этой награды надписью «ЗА ХРАБРОСТЬ» - но только не по-русски, а по-немецки: «FUER TAPFERKEIT» - на гарде!

      Что же остается сказать в заключение нашего краткого очерка? Если бы все белые вожди думали так, как князь Авалов или атаман Краснов, а союз русских и германских белогвардейцев был реализован в масштабах всего Белого движения, то борьба с международным сбродом, захватившим власть в столицах и нескольких центральных губерниях Российской Империи, непременно завершилась бы победой белых. Ведь вся тогдашняя военная опора советской власти состояла в основном из латышских, мадьярских, китайских и прочих «интернационалистов». И потому с моральной и патриотической стороны позиция П.Н. Краснова и П.М. Авалова, рассчитывавших на вполне реальную тогда помощь германских войск, давала единственный шанс на успех.

     Увы – история не знает сослагательного наклонения...

     Здесь конец и Богу нашему слава!

     ПРИМЕЧАНИЕ

     В основе данной исторической миниатюры лежит доклад В.В. Акунова «Германские добровольческие корпуса в составе Русской Западной Добровольческой Армии» на VII научно-практической военно исторической конференции «Гражданская война в России. 1917-1922» во Всероссийском Обществе ОХраны Памятников Истории и Культуры, Москва, 21-22 октября 2000 г.

    Второй, расширенный и снабженный фотографиями, вариант данной миниатюры был опубликован в общеказачьей газете «Станица» №1 (37) за январь 2002 г. в двух частях, под названием «Уссурийский казак князь П.М. Бермондт-Авалов» (ч. 1) и «Добровольцы армии Бермондта-Авалова» (ч. 2).

    Третий, еще более расширенный, переработанный и иллюстрированный, вариант работы В.В. Акунова, под названием «Германские добровольческие корпуса с составе Западной Добровольческой армии», был опубликован в московском журнале «Наследие предков» №16 /2002.

    Четвертый, еще более расширенный и дополненный, под названием «Германские добровольческие корпуса в составе Западной добровольческой армии П.Р. Бермондта-Авалова. 1919-1920 гг.» - в екатеринбургском историческом научно-популярном альманахе «Белая Армия/Белое Дело» №11/2002.

    Пятый, под названием «Рыцари Белого Креста» - в военно-историческом альманахе «Белая гвардия», М., «Посев», 2003 г.

    Шестой, под названием «Почти забытая война», в книге В.В. Акунова «Фрайкоры. Германские добровольческие отряды в 1918-1923 гг.». М, «Огни», 2004.

    Седьмой, сокращенный вариант, под названием «Почти забытая война» - в журнале «Родина" №3, март 2008 г. (спецвыпуск «БЕЛОЕ ДЕЛО. Вехи истории»).