Я смотрел на проходящих мимо ресторана людей и завидовал им – они были свободны. Они могли пойти куда глаза глядят, делать что хотят или вообще ничего не делать. У меня такой свободы не было. Я был заточен в помещении под названием «Мамина кухня» и должен был проводить своё время в непрестанной беготне между кухней и залом для посетителей, сгребая грязную посуду, вытирая столы, поднося холодную воду и стаканы. Я работал бас-боем у итальянца Джонни третий день и не мог сказать, что мне эта работа нравилась. Но я жил в Нью-Йорке, столице эмиграции, где тебе никто не будет платить просто так. А мне как минимум надо было питаться и снимать жилье. Жил я в смежной комнате по соседству с Ашотом, армянином сорока двух лет, волосатым и шумным, который работал охранником в Коммерческом банке. Ашот любил фильмы, он мог их смотреть сутки напролёт. И он их смотрел – на работе во время смены по портативному DVD, по дороге на работу и обратно, смотрел дома по телевизору и компьютеру, только не ходил в кинотеатры, потому что там надо было платить двенадцать долларов за сеанс, а Ашот был скупым. Меня всегда удивляло, как он смотрит американские фильмы, не понимая ни единого английского слова, но когда увидел его фонотеку, всё стало ясно – фильмы, лишённые любого интеллектуального наполнения, где всё время кто-то кого-то преследовал и стрелял, не требовали знания никакого языка вообще. Они требовали только наличия свободного времени.
Вчера Ашот по обыкновению включил свой плазменный телевизор на полную мощность, в сотый раз смотря «Матрицу» и я бы мог хорошо заработать на саундтреке этого фильма, если бы только кто-нибудь решился купить у меня полную раскладку звука по секундам. Я её знал наизусть. Из-за Ашотовой «Матрицы» я и был сегодня не в настроении – я не выспался, у меня резало в глазах. За окном ресторана безудержно светило солнце. Единственное, в чём я сейчас не завидовал прохожим там за окном, так это в том, что они находились под палящим июльским солнцем, в то время как я был в кондиционированном помещении ресторана с прохладным ионизированным воздухом.
Меня окликнул Йорго, официант, который не любил, если кто-нибудь стоял себе без дела:
- Иди сюда, помоги мне вытереть бокалы.
В любое другое время я бы послал его подальше, но сейчас в проходе между кухней и ресторанным залом торчал Джонни, владелец ресторана и смотрел на меня испытующим взглядом. О Джонни стоит сказать отдельно. В первое моё знакомство с ним он мне напомнил пирата с какого-нибудь разбитого бурей корабля - невысокий, плотный, с металлическими кольцами в ушах и бородкой, окаймляющей подбородок аккуратной подковкой. Кольца в ушах были небольшими и сделаны из дорогого металла, но всё равно по моему мнению нормальные люди их в уши не вдевают. Но что больше всего делало Джонни похожим на морского пирата, так это его привычка постоянно раскачиваться на ногах, будто под полом бушевали волны океана и он мог в любую секунду потерять равновесие и упасть за борт. При этом Джонни не давал покоя и своим рукам, то выставляя их вперёд, то пряча в карманы брюк, то разворачивая ладонями к собеседнику, а то собирая в кулаки. Всё в нём двигалось, мельтешило, не имело покоя и люди вокруг Джонни автоматически тоже приходили в движение, не могли спокойно стоять или сидеть, словно он производил на них магнетическое влияние.
Словом, я подошёл к Йорго и стал протирать бокалы.
- Что ты сегодня не в настроении? – спросил меня Йорго.
Йорго был крупным, курчавым греком, с тёмной кожей и тёмными волосами, мягкими движениями и сощуренным взглядом.
- Не показывай своего настроения никому, ты на работе и посетителям незачем знать, плохо у тебя на душе или хорошо, они должны видеть твоё улыбающееся лицо.
Я промолчал из нежелания говорить с этим увальнем, который считал за необходимость меня чему-то поучать.
- Это в первую очередь нужно тебе самому – посетители не дают чаевых угрюмым людям.
- Проживу и так, - отрезал я в ответ.
- Смотри, твоё дело, но Джонни тоже не нравятся угрюмые люди.
- Мне тоже многое не нравится в жизни, но я тем не менее не учу других жить.
Йорго понял мой неприкрытый намёк и протирал дальше бокалы молча, только сопя широкими ноздрями.
Работа по протиранию бокалов относится к тем работам, которые занимают руки и оставляют в покое голову. Пользы от неё практически никакой – бокалы вымыты в изрядной порции мыльного раствора и даже скрупулёзные инспекторы из санитарной службы не могли бы и с лупой найти на них какие-либо следы грязи. Но принято, чтобы бокалы в ресторанах блестели и я их натирал. Сам между тем оглядываясь по сторонам и пытаясь прицепиться вглядом ко всему, что могло хоть как-то оживить моё однообразное занятие.
Самым интересным объектом для рассмотрения, конечно же, была Кэйт, высокая, худая шатенка из Квинса, с длинными ногами и неинтересным лицом. Лицо её до того было неинтересным и незапоминающимся, что если бы вы имели дело только с её головой и не видели остальной части тела, вам, по-видимому, бы понадобилось не менее полторы сотни встреч, чтобы после вы могли смутно вспомнить и описать то, что называлось ЕЁ лицом. Но вот ноги... Ноги были её визитной карточкой, тем достоянием, на котором можно было сделать себе состояние, потому что редко какой мужчина из посетителей не провожал глазами тайком или в открытую Кэйт, когда она удалялась с заказом от его столика к кухне. Не являлся исключением и я. Я любил смотреть на походку Кэйт, в особенности, если при этом не было видно её лица, то есть, если она находилась спиной ко мне и в такие минуты я чувствовал себя великим художником, дорисовывающим лицо по своему вкусу. Йорго заметил мой жадный взгляд, очевидно, потому что попытался открыть рот и кое-что мне сказать, но я демонстративно повернулся к нему боком и брал бокалы со столика вполоборота, почти наощупь.
Когда Кэйт прошла мимо нашего столика в третий раз, я поднял удивлённо брови и сказал:
- Кэйт, я живу в Нью-Йорке уже третий месяц и не совру, если скажу, что такие стройные ноги я вижу в этом городе впервые. У нас дома у девушек тоже красивые ноги и клянусь своими чаевыми твои предки из России.
Кэйт улыбнулась на мой комплимент, но ничего не ответила. Она привыкла к подобным комплиментам и ничего нового от меня не услышала. Чтобы привлечь её внимание мне стоило сказать что-нибудь более глубокое и интимное, но не позволяла рабочая обстановка. На улице, конечно же, я бы не отпустил так просто девушку, я бы начал ей говорить о том, что она самое лучшее создание на земле и это счастье, что нам удалось сегодня случайно встретиться. И было бы глупо не использовать этот шанс, потому что в Нью-Йорке живёт восемь миллионов людей и каждый день сюда приезжает три миллиона туристов и надо обладать большой личной удачей, чтобы в этом океане людей встретить ту единственную, от которой заводится сердце и учащается дыхание. Я бы спросил номер её мобильного телефона, чтобы позвонить сразу же на второй день, а если бы она отказала, дал бы свой, чтобы позвонила она и позволила показать, что настоящие чувства ещё способны поселиться в сердце современного человека.
У Кэйт брать телефона не было необходимости. Она каждый день приходила на работу в ресторан так же, как и я, и каждый день я мог любоваться её ногами так же, как любой другой человек. Что, впрочем, меня и злило. Я не любил оставаться в стороне от событий и шёл напролом до тех пор, пока меня не поворачивали в обратном направлении.
- Кэйт, - крикнул я, когда девушка проходила мимо нашего столика с тёмно-зелёной скатёркой в руке, чтобы поменять её на чистую. – Не торопись так сильно, дверь ресторана всё равно закрыта для посетителей и мы могли бы с тобой спокойно поговорить.
- Я работаю, - мило ответила Кэйт.
Она и не думала останавливаться со мной для разговора – больно ей было нужно. А меня это распаляло ещё сильнее. Йорго прекратил тереть пузатый бокал полотенцем и бросил мне через плечо:
- Прекрати доставать Кэйт, она не такая простая девчонка, как кажется с виду.
- А с чего ты взял, что я её достаю? Я с ней беседую, так, как это принято в культурном обществе.
- Но она же тебе не отвечает, и не ответит. Посмотри в ту сторону, видишь маленькое чёрное окошечко на стене между кухней и задней дверью – это из кабинета Джонни, он часто наблюдает за нами в это окошечко, а потом только выдает свои распоряжения. И я не удивлюсь, если сейчас он смотрит из него на тебя и меня.
- Надо ему это - смотреть на тебя и меня.
- Он хозяин и дело его как раз смотреть за работой в ресторане. Впрочем, - Йорго лениво махнул рукой, - с тобой говорить, только время терять.
И он опять замолчал.
Позавчера по телевизору я смотрел передачу из зала суда. Судили какого-то парня. Он познакомился с девицей в ночном баре, проводил её домой и под шотландское виски и музыку в стиле блюз грубо изнасиловал её в её же собственной квартире. Я восторженно следил за развитием событий на экране, потому как выражение «грубо изнасиловал» представляло самый интересный пункт обвинения. Прокурор говорил, что парень нарушил права своей знакомой в тот миг, когда она сказала: «Я не хочу, уходи», а он продолжал её «грубо насиловать». Адвокат же убеждал, что подружка сама пригласила парня в свою квартиру, сама налила ему скотч и потянула в постель, а потом, в самый ответственный момент, когда, по физиологии, мужчина своими желаниями управлять уже не мог, переменилась в настроении и дала от ворот поворот.
Дебаты между прокурором и адвокатом были жаркие, я видел, как адвокат то и дело вытирал ладонью свою красную шею и промокал платком лоб, но удача в тот день отвернулась от парня и ему дали приличный срок за насильное принуждение женщины к сексу. Я находился под впечатлением несправедливого приговора и отчаянно размахивал руками, высказывая Ашоту свое возмущение американским правосудием. Ашот меня поддерживал и говорил, что ну их на фиг с их Америкой и их эмансипацией, где из мужика делают импотента в пять минут, и лучше всего не связываться с американками ни под каким предлогом, а спокойно себе заводить знакомство с русскими, которые в американских законах ничего не понимают и понимать не хотят.
- Вот когда ты от меня съедешь, - заключил под конец Ашот, - я возьму на квартиру русскую девушку, которая недавно сюда приехала и не насмотрелась по телевизору всех этих передач о демократии. И она будет платить мне деньги за комнату и я буду с ней спать без всякой эмансипации и дискриминации.
С такими мыслями я смотрел сейчас на Кэйт и думал, смогу ли я в случае чего остановиться в тот самый кульминационный момент, когда мужчину останавливать уже по идее не может никто.
Кэйт прошла мимо меня со стопкой ламинированных меню, чтобы вытереть их перед вечерним открытием ресторана и я молча последовал за ней взглядом. Но когда она возвращалась обратно, я всё же не удержался и спросил самым обычным будничным тоном, каким спрашивают у прохожих дорогу к метро или туалету, свободна ли Кэйт в свой выходной вечером, потому что мне нужен репетитор английского языка и я бы ей заплатил, как репетитору, если бы она согласилась со мной провести этот вечер где-нибудь в укромном месте в Манхеттене, рассказывая попутно что-нибудь на английском языке. Кэйт посмотрела на меня снисходительно, а потом ответила, что у неё есть бой-френд и ни о каких встречах и разговорах на английском языке не может быть и речи. Нет так нет, тут же согласился я, хотя не понимал, что же плохого может быть в репетиторстве со способным слушателем.
В шесть часов пополудни двери ресторана открылись для вечерних посетителей и я завертелся в бешеном ритме. Я бегал между залом и кухней в желании угодить клиентам и получить лишний доллар чаевых и похвалу от менеджера. К полуночи я насчитал в своем кармане около полусотни долларов и одобрительный кивок Джонни, когда почти на лету подхватил бутылку с вином, выскользнувшую из рук официанта и грозившую тут же разлиться на вечерний костюм посетителя. В полночь же, когда двери ресторана закрылись за последним завсегдатаем и я смог присесть на краешек сервировочного столика, вытянув вперёд натруженные ноги, меня подозвал к себе жестом босс.
- Эй, Юджин, иди-ка сюда!
Увидев, что я встал, Джонни направился в свой кабинет, демонстрируя таким образом желание поговорить со мной наедине, из чего я заключил, что мне, скорей всего, вручат премиальные, да так, чтобы не вызывать зависти остальных работников ресторана.
С чинно поднятой головой я прошествовал в кабинет хозяина и остановился на пороге.
Джонни сказал:
- Закрывай дверь и слушай то, что я тебе хочу сказать.
Лоб хозяина был нахмурен.
- Ты хорошо сегодня отработал и если бы не так, я бы долго не говорил.
Большими пальцами рук Джонни держался за ремень брюк и во всей его позе чувствовалось напряжение. Я не стал ничего спрашивать и уточнять, а решил дослушать панегирик Джонни до конца.
- Ты, Юджин, хороший работник и я давно не был так доволен бас-боем, как тобой. Но сегодня ты меня очень сильно расстроил и я не знаю, как быть дальше.
Голос Джонни был твёрд и сам он пристально смотрел на меня, как бы удостоверяясь, что я с должным вниманием отношусь к его словам:
- Ты понимаешь о чём я говорю?
Я механически кивнул в ответ – большего от меня в этот миг и не ждали.
- Я думаю, ты заметил в конце квартала ресторан с зелёной вывеской у входа и тяжёлыми дверями, который принадлежит индусу Вишалу, да?
Я опять кивнул головой.
- Так вот, у этого индуса полгода назад были очень серьезные проблемы, когда одна из его официанток подала в суд, обвиняяя повара в сексуальных домогательствах и требуя за это баснословной компенсации. Индуса от банкротства спасло только то, что официантку признали не вполне вменяемой, хотя нервы она ему при этом потрепала изрядно. Понимаешь?
Я кивнул.
- У меня в ресторане тоже работают девушки и они тоже знают, как подавать заявление в суд, а потому я не хочу выступать в роли этакого денежного мешка, с которого можно доить деньги лишь потому, что какому-то официанту или бас-бою слишком понравились ноги Кэйт. Ты понимаешь о чём я говорю?
К этому времени руки Джонни уже начали жить самостоятельной жизнью и мельтешили в воздухе, словно крылья мельницы.
- Поэтому, иди и подумай над тем, что я тебе сказал, потому что у меня нет привычки повторять дважды одни и те же слова!
Джонни небрежно махнул рукой в сторону двери и я безропотно покинул его кабинет. В другом конце зала я заметил Йорго, который с каким-то особенным интересом посматривал в мою сторону, и Кэйт, которая говорила с кем-то по мобильнику, не обращая внимания ни на что вообще. Я вынул из кармана свой сотовый и отыскал на нём телефон Инги, девушки, с которой познакомился позавчера на станции метро. Инга недавно приехала в Штаты из Питера и её сердце было ещё широко открыто для бескорыстных отношений в этой дикой стране победившей эмансипации.