Андрей

Екатерина Трофимова
Мои ученики, студенты, выпускники… Каждый индивидуальность. Сколько их было? Разве всех вспомнишь? Но были такие, которых забыть невозможно. За кого-то радуешься, наполняя своё сердце гордостью – ещё бы, звание чемпионки мира по самбо. А ведь как приходилось отстаивать на оперативках, чтоб не отчисляли и не ставили перед выбором: либо секция (и что это за увлечение девочки – самбо), либо учеба. Девочка теперь сама тренер. Кто-то стал классным специалистом по той специальности, на которую учился – и тоже душа радуется, когда встречаешь таких ребят на производстве.
Сегодня речь о другом. О том, с кем я встречаюсь совсем редко, когда бываю у своей мамы, к сожалению, уже ушедшей.

… Андрей. Он не был моим учеником, не довелось мне видеть его смышленый взгляд при объяснении своего учебного материала. Я тогда работала заведующей отделением в техникуме, а его специальность была на другом. Не заметить этого 16-ти летнего парня было невозможно. В то время большинство мальчишек были с бритыми головами, а у Андрея на голове был хвостик из длинных волос. Ребята носили спортивные костюмы, а у Андрея был почти офисный – черный пиджак, всегда светлая рубашка. По поведению своему он не был, как сейчас говорят, ботаником. Схватывая на лету объяснения преподавателя, он скучал на занятиях и мог ответить на замечания.

Впервые я действительно была поражена Андреем, когда побывала на литературных чтениях 1 курса.
- Что здесь Ширяев делает?- спросила я вторую заведующую.
- Да выделывается больше, - к её грубости уже привыкли преподаватели. А студенты каждый год приходили новые и каждый год возмущались сначала, а потом затихали – а что можно сделать?

Андрей читал Маяковского:

«Послушайте, ведь если звезды зажигают,
Значит это кому-нибудь нужно…»

Удивительно, он читал так, что от этих, казалось бы, со школы знакомых строчек бежали мурашки по телу.
Он учился на электрика, а литература оказалась близкой и понятной.
Молодая преподавательница литературы была почти влюблена в этого высокого и плечистого, но пока ещё мальчика.

С того момента для меня Андрей не был просто студентом Ширяевым, он стал личностью, за взрослением которой я наблюдала со стороны.
Но случилось так, что к 4 курсу его зав.отделением стала директором, а специальность электрики передали мне. Тогда я уже по должности своей держала во внимании его студенческую жизнь.
Учился он тоже отлично … от других. Оценки – либо 5, либо 2. Последняя - чаще за поведение. Нет, он не скандалил, не кричал, он просто отстаивал свое мнение и свое право на получение более глубоких знаний. Не у каждого преподавателя хватало аргументов, чтобы объяснить Андрею, что программа обучения не рассчитана на гениев.

Уже перед выходом на гос.экзамены директриса приказом отчислила нескольких своих студентов. Она вела у них спец.дисциплины. Обычно директор не занимается отчислением, но тут надо было показать власть и хоть сколько-то «поиметь на благо техникума». Андрей со своими пятерками, приготовленными уже для выписки к диплому, оказался в этом же списке – ну, не смог он сдать спец.предмет преподавателю – директрисе. То ли она старые обиды вспомнила, то ли решила всем показать, что и умники бывают дураками, только пришлось мне пить сердечные капли после разговора на оперативке по этому поводу.

- Что мне делать, Екатерина Владимировна? - спрашивал Андрей, когда готовился проект приказа.
- Андрей, только сдавать курсовой и экзамен, - что я могла ещё сказать?

И уже после оперативки, когда решение о восстановлении в число студентов было принято, Андрей зашел в кабинет
- Я думал, вы все заодно.
- Одно только у нас разное, Андрюша, - я ничего не обещала, передо мной стоял Человек, который в жизни добьётся куда большего, чем я. Дай-то Бог.

Уже потом я узнала, что сдать курсовой и экзамен Андрей смог только после того, как покрасил пол в учебном кабинете у директрисы.
Как мне было стыдно!

Я вспоминаю, как к 4 курсу на него смотрели девчонки. Он был красив и мужественен. Спокоен и рассудителен. С отличной спортивной фигурой, играл в волейбол, за сборную техникума выступал.
Девчонки проходя мимо заглядывались, кто хихикал громче, чтобы на себя обратить внимания, более авторитетные говорили ему «Привет», он никого не обсуждал, ни над кем не посмеивался. Он был из тех людей, кто с полным соответствием мог сказать: «Честь имею».

Честь! Это в нем было.
Когда после техникума он поступал в вуз, ещё одно событие меня поразило.
Андрей успешно сдал первый экзамен и ехал сдавать второй. То, что он поступит, не вызывало ни у кого никаких сомнений. Ехал с другом на машине. Есть у нас такой участок дороги до областного центра, где чаще всего случаются аварии. Нет, аварии не случилось, но машина именно на этом участке остановилась и дальше – хоть ты что делай, а главное – ремонтируй. Время уходит, экзамен в вузе письменный, опаздывать нельзя.

- Андрюха, лови попутку и поезжай, - посоветовал друг.
Только Андрей остался с другом, солидарность проявил.
… и, следовательно, осенью в армию.

Вернется через 2 года, поступит в вуз без проблем, и с учебой проблем не будет – все так и думали. Два года пролетят быстро.
Только мама, когда провожала, чувствовала как на сердце давит.

Пролетел следующий учебный год, новые первокурсники, повзрослевшие студенты 4 курса. Наступил уже и очередной…

Известие сначала показалось и не страшным, обычным – упал вертолет в Чечне Ми-26. И постепенно эта фраза начала обрастать страшными подробностями, которые коснулись уже нас лично. Нас – всех кто знал и любил Андрей.

«Сегодня во второй половине дня в Перми получили официальное подтверждение гибели двух пермских солдат при крушении в Чечне вертолета Ми-26.»

«По данным московской телекомпании ТВС, в авиакатастрофе Ми-26 погибли два рядовых из Пермской области. Один из них был призван из Перми, другой из Краснокамского района Пермской области. Местные органы ГО и ЧС и Минобороны пока эту информацию не подтверждают и не опровергают. Число погибших в результате катастрофы в Чечне вертолета Ми-26 достигло 115 человек.»

«Губернатор Пермской области Юрий Трутнев выразил соболезнования родственникам погибших солдат. По официальным данным, погибли 19-летний пермяк Владимир Ефремов и 20-летний житель Краснокамска Андрей Ширяев»

«Вертолет по имени «Курск» По последним данным, 115 человек сгорели заживо при катастрофе вертолета Ми-26 в Чечне. Кто виноват - чеченские террористы или состояние российской боевой техники? Экипажу вертолета Ми-26 (командир - майор Олег Батанов) в минувший понедельник надо было доставить из Моздока на чеченский аэродром Ханкала роту сухопутных бойцов и отгулявших отпускников. «Вертушке» несколько раз переносили время взлета - погода скверная. Пока ждали вылета, у машины скопилась куча «нештатных» пассажиров, среди которых мелькали и гражданские пиджаки (свидетели теперь рассказывают следователям, что их было «не больше десяти»). Каждое появление кого-нибудь из экипажа у машины сопровождалось тем, что летчика дергали за рукава и с глазами, полными собачьей тоски, просили «подкинуть» до Ханкалы. Типичная картина для всех, кто хоть раз бывал на этой войне... В итоге набралось 132 человека, в основном сменщики уже послуживших и повоевавших. Плюс ящики с боеприпасами, плюс тяжеленные «латы»-бронежилеты, плюс оружие, плюс коробки с провиантом и медикаментами... Сейчас трудно сказать, что заставило командира и экипаж махнуть рукой на святые заповеди полетных инструкций. Но в утробу «коровы» набилось почти на 40 человек больше, чем положено. Очевидно и второе нарушение командира: в случае перегруза экипаж обязан слить избыток керосина. Тем более что Ми-26 подбирался уже к своему двадцатилетию: перегруз для него - что мешок с песком на спине у сердечника. В любой момент может случиться инфаркт. До Ханкалы оставалось с полдесятка километров, командир уже второй или третий раз «прицеливался» к аэродрому, когда машину тряхнуло и повело в сторону. На табло в кабине вспыхнуло самое страшное в воздухе слово «Пожар». Батанов сообщил на землю, что у него горит правый двигатель, и попросил разрешения на аварийную посадку. Причем - существенная деталь! - матерый воздушный «волк» (Батанова не раз обстреливали на войне) даже не заикнулся о том, что по нему бабахнули снизу из переносного зенитного ракетного комплекса (ПЗРК). Земля дала «добро» на аварийную. Тяжелораненая «вертушка» почти два километра тянула к земле в клубах пламени - пылал керосин, которого в баках было почти под завязку. Для стопроцентной реализации командирского решения экипажу не хватило километра. Батанов выжал из машины все, что мог, - свирепо рычавший Ми-26 пытался создать хотя бы видимость посадки, чтобы не рухнуть камнем на землю. Экипаж от смерти спасло то, что вертолет ударился о землю сначала хвостом, затем брюхом, в утробе которого кувыркались люди. Во время удара о землю машина треснула, мощно плюхнул керосин. Дальше - ад. Крики о помощи, дым, лютый росплеск огня, разрывы ящиков с патронами и гранатами, страшный запах горящих тел... Первое, что сделал экипаж (кроме Батанова, еще четыре человека), - выбил покореженную дверь и стал выкидывать шокированных бойцов за борт. Но после того, как рванул еще один ящик с патронами, эта работа стала смертельно опасной - да и сильнейший огонь уже не давал возможности подступиться к раненым... Следом за Ми-26 экстренно сел и Ми-8. В него погрузили человек 20, еще подававших признаки жизни. «Восьмерка» рванула в ханкалинский госпиталь, откуда уже неслись машины-«санитарки». К утру в живых осталось чуть больше половины бойцов и офицеров. По мнению офицеров Минобороны и штаба Объединенной группировки войск, сообщения о том, что Ми-26 якобы сел на минное поле и выскочившие пассажиры взрывались на минах, - полная чушь. У командира экипажа есть карты минных полей вокруг аэродрома, сказали мне в военном ведомстве, он вел машину в светлое время суток: «Да и не самоубийца же он». К тому же просочилась любопытная деталь: один из офицеров-пассажиров стал первым делом выбрасывать ящики с патронами из салона, чтобы спасти оставшихся в живых сослуживцев. Ящики, которые теперь кому-то причудились минами, и рвались. А офицер тот погиб - его разорвало на части в десяти метрах от пылающей машины... Рассматриваются две версии ЧП: самопроизвольное возгорание старого двигателя и огневое воздействие с земли. Якобы есть два свидетеля, которые видели след выпущенной из ПЗРК ракеты. Нельзя исключать, что эти двое - банальные подставы, которых «надрессировали» военачальники. Следов же от ракеты или от пуль на правом двигателе Ми-26 не обнаружено. Гораздо более правдоподобной выглядит версия о перегрузке сгоревшей машины. Двигатели ее были порядочно изношены: о таких вертолетах говорят, что «из трех «вертушек» собран». А в общем, почти 80 процентов машин в Чечне (и это - фактически на войне!) выработали гарантийные ресурсы. Сколько уже об этом говорим? Аж с 1994 года. Политики и генералы сочувственно вздыхают. Министры плачутся - нет денег. А трухлявые вертолеты продолжают валиться с неба.»

Мама… Ей пришлось ехать опознавать сына. Пришлось доказывать остальным претендующим на это тело родителям, что эти обгоревшие останки – её Андрюша, любимый, красивый. Она уже и не плакала на похоронах. Уже ни сил, ни слез не осталось.

Хоронили в сентябрьский солнечный день. На площадке возле техникума поставили цинковый гроб, покрыли Российским флагом. Окошко… на гробе было окошко, но что там можно было разглядеть, да и надо ли было. Не вскрывали гроб.

Собрались люди со всего города, администрация, военкомат, родственники.
Всё та же директриса произносила речь, каким он был для нас всех. Хотелось что-то сказать, возразить – «Не Вам эти слова говорить бы надо»… А в горле сдавило комом, звуки не произносились. Слёзы полились…

И уже закрывшись в кабинете я дала себе волю – никто не видел истерики, я рыдала от несправедливости, от безысходности- ничего, ничего уже не поправишь. А сколько их ещё будет? Таких мальчиков, которые уходят в никуда… И два своих сына, которые не защищены от этого страшного для матери слова – армия.

Прошло уже 6 лет. Я иду на кладбище проведать могилку мамы. Иду через главную аллею.
Андрюша… Как ты там, после того ада-огня? Как вы там все, ушедшие так рано? С гранитной плиты на меня смотрит красивый Человек в берете… ВДВ.