***

Думается, люди, некогда бывшие
страстными почитателями
театра, оказавшись волею судьбы
где-нибудь вдали от больших городов,
по-настоящему страдают и тяжело
переживают разлуку с театром.
А может быть, они коротают вечера,
прослушивая записи спектаклей,
где были заняты их любимые
актёры или, в который уж раз,
просматривая бережно сохраняемые
ими театральные программки,
вспоминают лучшие годы своей жизни…

 

И всё-таки, оставаясь наедине со своими мыслями, я стала чаще признаваться себе в том, что с возрастом становлюсь ретроградом. Разве не поэтому мне кажутся мюзиклы и комиксы, ставшие в наш век столь популярными, некими отжимками милых оперетт и добрых детских «Весёлых картинок». А сколько странных, неоднозначных чувств вызывают у меня позаимствованные в нетеатральных странах труппы одного единственного спектакля, пусть даже талантливо поставленного и великолепно сыгранного в арендованном помещении. Но разве мыслимо для русского, любящего свой национальный театр, хоть какое-то упоминание о театре вообще без упоминания о его сцене, становящейся для большинства хороших актёров их вторым, если не первым, домом?
Наверное, я фатально устареваю, раз всё чаще и чаще, как зритель, некогда бывший настоящим театралом, ностальгирую о старом национальном русском театре с его традициями и школой, так сильно отличавшей его от всех прочих театров в мире.
Классический театр во все времена, так или иначе, был театром масок, потому как являлся копией с огромного полотна под названием: «Жизнь человеческая». Любое же человеческое общество – это сонм масок, которые, конечно же, первичны по отношению к маскам театральным. Комедианты и трагики, герои-любовники и герои-злодеи в реальной жизни – разве не с них списаны лучшие из образов, оживающих на подмостках?
Вместе с тем, я отлично понимаю, что чем талантливее и даровитее режиссёр и его актёры, тем более многолика и неоднозначна копия, писавшаяся с конкретного лица драматургом. Тем и отличались режиссёры- постановщики прошлого, что умели научить актёра, не просто перевоплотится в некоего персонажа, но создать, даже, казалось бы, в самой маленькой и незначительной роли колоссальных масштабов обобщение, вместе с тем, не превращая своих героев в некие типажи, закованные рамками клише, коими, кстати, нынче так часто умело пользуются. Вот и выходит сегодня зритель из театра, нередко оболваненным ложными представлениями о том, что все купчихи - это толстозадые, нарумяненные матроны с нулевым интеллектом, а девицы из умирающих аристократических семей обязательно болезненно бледны и сухощавы. Оказывается, современные учительницы – несчастны в своём одиночестве, врачи – благородны в своих порывах, писатели – затворники, певицы от эстрады – девицы лёгкого поведения. Список этих перечислений мог бы быть бесконечным.
 Наверное, нет ничего удивительного в том, что периодически то один, то другой типаж вдруг неожиданно исчезает с современной сцены, увы, так было и так будет, и не потому, что этого хотели служители театра или его зрители. Наверное, это типично для лицедейства, которому во все века власть то благоволила, то, вдруг, начинала подвергать его гонению.
Русская театральная школа именно тем всегда и отличалась, что способна была сделать свой национальный театр большим, чем лицедейство, поэтому он и подчинялся своим внутренним законам, иногда даже прописанным в Уставах отдельных театров, принимавшихся самой труппой.
Совсем недавно отыскала подшивку старых журналов «Театр», неведомо как сохранившихся в моих бумагах, которые всё никак не соберусь подвергнуть ревизии. Я не читала, а просто перелистывала их, но, тем не менее, глаз уловил-таки часто повторявшееся в журналах сочетание: «русская пьеса». Мне подумалось, что тогда, в шестидесятые, когда шло становление новых советских театров не только в центре, но и на периферии, наверняка, вопрос о сохранении на сцене русской пьесы был очень актуален. Сегодня же, по-моему, ещё более остро, чем вопрос о русской пьесе, как таковой, стоит вопрос о присутствии в любой из постановок, будь то старая или современная вещь, русской темы. Впрочем, этому наверняка посвящено немало статей профессиональных театроведов, критиков и рецензентов спектаклей, правда, порой грешащих против истины в угоду чьим-то личным интересам, но, увы, так было всегда вокруг театра – это тоже своего рода традиция. Я же рассуждаю и размышляю как любитель театра, как его зритель, а поэтому моё мнение вполне может не совпадать с мнением учёных мужей. Я, собственно, и не претендую на то, чтобы изрекать некую истину, с которой должны соглашаться буквально все.
Мне, например, кажется, что и сегодня не перевелись ещё зрители, любящие русскую пьесу, но, и то факт, что их становится в нашем обществе всё меньше, хоть мы и называемся русскими. А раз так, и процесс этот необратим, мне думается, перед теми, кто служит в театре, кто живёт и дышит благодаря подпитке от театра, остро встал вопрос во имя сохранения национального в нём, даже работая с современным материалом, стараться преломлять его через русскую тему. Главное же в ней всегда было, есть и будет – продолжать лучшую из традиций старого театра, а именно: заставить средствами спектакля заработать душу каждого зрителя. Наконец, дать ему испытать чувство гордости за свою причастность к русскому народу, помочь ему поверить, что нет пределов у человека на пути к совершенству и отысканию самого себя в мироздании.
Разве не на высокой идее, подкреплённой глубокой и искренней верой всегда основывалась жизнь РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ТЕАТРА!?