***

Татьяна Леухина
Не берусь утверждать, так
ли воспитаны люди в иных
странах, но у нас с самого
младенчества человек живёт
с чувством постоянного долга –
сначала перед родителями,
позднее – перед школой, и всю
жизнь – перед Родиной…

Как-то раз, разбирая старые архивные документы в поисках некогда записанных сюжетов для рассказов, обнаружила в одной из папок толстый конверт с поздравительными открытками разных лет. Это были поздравления от дальних родственников, которых давно уже нет в живых, от знакомых, однокурсников и одноклассников. Не удержалась от соблазна перечитать их, забыв на какое-то время о том, ради чего достала увесистую коробку с бумагами. Сначала взялась рассматривать сами открытки, с нередко повторяющимся из года в год рисунком. На тех, что писались по случаю Дня победы, неизменная орденская лента, даты – 1941 – 1945, и обязательный салют на заднем плане открытки. На новогодних открытках – всё больше заснеженные голубые ели на фоне башни московского кремля с курантами. Редкая открытка к Международному дню 8 марта обходилась без мимоз и тюльпанов. Пожалуй, большим разнообразием отличались открытки к 7 ноября – там и революционная «Аврора», и гвоздики, и алые полотнища знамён, и памятники вождю революции, и транспаранты с лозунгами: «Вся власть советам!», «Да здравствует Великая октябрьская социалистическая революция!»
Невольно подумалось, как далеко шагнула печатная индустрия сегодня, что ни праздник, магазины и киоски, лотки и почтовые отделения просто ломятся от красочных – на любой вкус открыток, так что, поздравляй – не хочу! Только, с кем ни поговорю, люди стали всё меньше отправлять поздравлений, обходясь услугами телефонов. В пору же моей молодости, помнится, список тех, кому следовало обязательно отправить открытку к тому или иному празднику исчислялся десятками человек. Причём, помимо родственников и друзей туда вносились те, с кем ты вместе отдыхал или познакомился в поезде, с кем встретился на курсах повышения квалификации или жил в одном номере в гостинице во время командировки – впрочем, всех не перечесть. Открытки покупались пачками, и отсылались они заранее, так как в дни праздников почта бывала так перегружена, что не успевала справляться со всей корреспонденцией, и адресат порой получал поздравление с Днём победы, например, лишь к концу мая.
Впрочем, может быть, просто мы состарились и растеряли друзей, похоронили родственников, да и почтовые услуги стали в больших объёмах не по карману, а молодые по-прежнему рассылают свои поздравления по городам и весям, как некогда это делали мы – не залёживаются же на прилавках самые яркие и красочные открытки…
И всё-таки, ведь не ради картинок я взялась рассматривать собранные некогда в одну папку поздравительные открытки. Начала читать. Господи, до чего же всё одинаково, будто писалось одним человеком и по поводу одного и того же праздника – везде дежурные поздравления и такие же пожелания здоровья, творческих успехов, счастья в семье. Правда, кое-кто умудрялся пожелать двух счастий разом – личного и семейного. Но, так или иначе, без пожеланий счастья не обошлась ни одна из прочитанных мной открыток. Представила себе, что могло случиться, если бы все пожелания сбылись – я бы, наверное, просто-напросто утонула в счастье, захлебнулась бы в нём, а значит, опять всё бы было не так хорошо, как хотелось бы. Впрочем, всё, что слишком, чересчур – это перебор, и ничего хорошего не сулит.
 А сколько всевозможных эпитетов прилагается к этому самому счастью в каждом пожелании: то оно должно быть огромным, то безбрежным, то большим или простым человеческим, будто у человека оно вообще может быть каким-то иным, звериным, например. Поэтически настроенные отправители стараются пожелать безоблачного или лучезарного счастья.
Хотя, наверное, обычно желают того, чего чуть-чуть не достаёт, и кто-то искренне надеется, что от того, что он написал, тому, другому человеку, станет немного легче на душе, возможно, он верит, что именно благодаря его пожеланию адресат, пусть на какое-то мгновение, почувствует себя счастливее, чем он есть на самом деле. Возможно, и я во всё это искренне верила когда-то давно, когда садилась за стол и целый вечер тратила на то, чтобы подписать поздравительные открытки. Наверное, сегодня я писала бы в них совсем другие слова, хотя от стереотипов, ох, как нелегко порой бывает отходить.
Ну, как скажите, я могла бы сегодня желать кому-то из своих близких счастья, когда разуверилась в том, что человек вообще может находиться в состоянии этого самого счастья сколько-нибудь длительное время. Час, миг, мгновение - да, пожалуй, это возможно, потому что по-настоящему счастливым можно себя почувствовать лишь тогда, когда тебя не мучают заботы, не сковывают никакие обязательства, не давит тяжкий груз долгов. Я, конечно же, имею в виду вовсе не денежные долги – от них, в конце концов, можно избавиться двумя простейшими способами: первый – не брать в долг, а постараться обойтись теми средствами, которые сам заработал, второй – если берёшь, поторопись их раньше вернуть - тебе же будет спокойнее.
Я же веду речь о том чувстве долга, с которым мы - все, как один, рождаемся. Мне кажется, что мы запрограммированы быть вечными должниками, и для многих, если не для большинства, эта ноша оказывается непосильной, делая нас, в итоге, несчастными. Так, мы с первой минуты жизни должны родителям за своё появление на свет Божий, и всю последующую жизнь должны за это расплачиваться.
 Мы должны школе и институту за то, что они дали нам образование. Впоследствии же оказывается, что расплатиться по этому долгу редко кому удаётся.
Мы должны Родине за то, что она позволила нам стать её гражданами. Кому и за что только мы оказываемся не должны?..
А ведь мы так и уходим из жизни, не расплатившись по своим долгам.
Проблема ещё, оказывается, и в том, что, сколько бы ни отдавали, долги продолжают расти, и мы становимся их заложниками, навечно попадая в долговую яму.
Чувства же, которые овладевают человеком от осознания своей несостоятельности, губят в нас последние надежды на обретение свободы в этом мире. Может быть, по этой самой причине большинству из нас, как бы мы от того не открещивались, присуща психология раба?
Может быть, именно это и подразумевает христианство, нарекая каждого, появившегося на свет, рабом, пусть и рабом Божьим?
Пытаюсь в этой связи объяснить себе смысл молитвы, изложенной в главе шестой «Святого благовествования» от Матфея, где содержится такое обращение к Господу: « И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим».
Не об этих ли неоплаченных долгах идёт речь в молитве «Отче наш»?
Что ж, тогда, похоже, Господь так и не слышит нашей мольбы, раз мы от крестильной купели до гробовой доски остаёмся под гнётом вечных долгов.