Впервые опубликовано на сайте http://www.1917.com
Те, чьи мозги еще не до конца парализованы гипнозом масс-медиа, должны знать, что джихад - это вовсе не бородачи с автоматами, не «черные вдовы», опоясанные поясами шахидов, и не самолеты, пересекающиеся с небоскребами. В канонах ислама, джихад означает путь верующего к аллаху, в сущности - процесс внутреннего самосовершенствования. И в этом смысле джихад проходит любой из нас. Для большинства это дело сугубо интимное, незаметное, и лишь немногие отчаянно выплескивают его в окружающий мир: кто-то - самолетом в небоскреб, а иные - как герой нашей статьи, автор нашумевшего «Бойцовского клуба», американский писатель Чак Паланик - через свои книги. Его путь выражен гораздо отчетливее, чем путь фанатика на самолете, вехи на нем заметнее, и самое главное - джихад Паланика еще не окончен.
На обложках паланиковских книг автор неизменно увенчается титулом «короля контркультурной прозы». Что это означает, я, признаться, понимаю с трудом. «Контр» означает «против»; стало быть против культуры?.. Ко многим контркультурным гениям подобную трактовку можно применить без всяких натяжек. Дело в том, что под «контркультурной прозой» отечественная радикально-литературная помойка (Кормильцев, Цветков и иже с ними - да хоть и без них) понимает особый сорт текстов, вполне бездарных по форме и бессмысленно-бунтарских по содержанию. И они-то контркультуру толкуют именно как «культуру, которая против». Против чего? Да чего угодно... Но как же быть с Палаником, укладывается ли он в эту прокрустову лажу?
Следует заметить сразу: Чак Паланик - писатель далеко не гениальный. Его книги не будут изучать в школах сто лет спустя. И читать из-под парты в тех же школах не будут. Однако и бездарностью его тоже не назовешь. Он интересен и запоминается. Он выработал свой неповторимый, с первой строчки узнаваемый стиль - рубленые фразы и абзацы, зачастую состоящие из одного слова, предельный минимализм изобразительных средств. В его романах почти не найти того, что называется «описательной прозой». Это своего рода доведенный до экстремума Хемингуэй. Чувства. Мысли. Слова. Действия. Настоящая морзянка отчаяния и психоза...
Однако «S.O.S.» только тогда сигнал бедствия, когда он подается в течение минут или часов. Звуча без перерыва на протяжении многих лет, он перестает обращать на себя внимание. Вступает в силу закон, обязательный для любого формального новшества: чем сильней оно бьет по нервам в первый момент, тем быстрее приедается со временем. Стиль Паланика - именно тот нередкий случай, когда творец попадает в рабство к собственному изобретению и уже не в состоянии от него освободиться. Тем более, что наш герой охотно заимствует у «постмодерна» и «контркультуры» некоторые назойливые приемчики, отнюдь не обогащающие его и без того не избыточный авторский арсенал. Взять хотя бы фразы, периодически повторяющиеся в тексте неизвестно с какой целью, а скорее - без цели вовсе. Наподобие «Чего бы Иисус никогда не сделал?» для параноика-мессии из «Удушья», или «Покажи мне страсть! Вспышка», - для изуродованной фотомодели. Очевидно, это плод слишком буквального следования принципу экономии мышления Оккама, когда сущности не умножаются даже при самой жгучей необходимости...
Сюжеты романов Паланика производят странное впечатление: они предельно изощрены, закручены, и в то же время как-то вторичны. В них нет той смысловой нагрузки, на которую невольно рассчитываешь, вникая во все неясности и хитросплетения прозы - так, что по прочтении у читателя остается легкое недоумение, а зачем вообще все это было нужно? Кстати, это опять-таки дань контркультурной прозе с ее намеренным отказом от «авторских посланий» классической литературы. Хорошо ли это - вопрос спорный, но для писательских возможностей Паланика, видимо, наилучший путь - вслух сказать то, что хочешь, не переполняя текст навязчиво прущим наружу «глубинным смыслом». А сказать есть что. Оттого-то стиль Чака Паланика и не выглядит пустым украшательством, что играет в контексте книги важнейшую роль: именно с его помощью создается атмосфера ОТЧУЖДЕНИЯ, всеохватная и всепроникающая словно клубы «Циклона Б» в газовой камере Освенцима.
Отчуждение - одна из главных, если не главная социально-психологическая язва капитализма. Маркс первым подметил и описал ее в свете отчуждения производителя от продуктов своего труда. А ведь это - центральная сфера нашей жизни в обществе! Экономическое отчуждение вырастает, таким образом, в социальное, а за ним - и в личное, причем с развитием капитализма оно не ослабевает, но только приобретает более зримые формы (по мере того как отдаляется борьба за физическое выживание). Стрессы, неврозы, алкоголизм, наркомания, самоубийства - все это прямые следствия отчуждения личности от окружающего общества. Неудивительно, что новая литература (в том числе и контркультурная) ищет средства для его выражения. И уже здесь Паланику поистине нет равных. Иногда его считают веселым писателем. На обложке романа «Удушье» эта книга названа «отчаянно смешной»... Не знаю. То ли перевод не больно удался, то ли не-гениальность автора дает себя знать, но даже те места, которые Паланик намеревался сделать забавными, вряд ли способны вызвать улыбку. Его герои совсем не выглядят (и не являются!) счастливыми и благополучными, а жизни их, если там и была какая-то стабильность, взрываются самым безжалостным образом. Иногда - в буквальном смысле слова, как уютная квартирка героя «Бойцовского клуба». Их стихия - два «О»: отчуждение и отчаяние. Два колеса, в которых как белки крутятся человеческие существа. То, что они делают, пути побега, которые они избирают - это и есть их джихад. А параллельно - еще и джихад автора.
Первый роман Паланика «Невидимые монстры» (в русском издании - «Невидимки») был отвергнут издателем и его, по большому счету, можно понять. Изданная позже на волне коммерческого успеха «Бойцовского клуба», эта книга, весьма сырая и сумбурная, уже содержит в себе все приметные черты авторской индивидуальности. Фирменный паланиковский Стиль (ни на йоту с той поры не изменившийся)... Бессмысленные и беспощадные навороты сюжета... Конечно же, атмосфера отчуждения... А еще - квазифилософские афоризмы, изрекаемые персонажами к месту и не совсем. «Ты ответственна за то, как ты выглядишь, не больше чем автомобиль за то, как смотрится он. Иногда полезно размышлять о своей внешности подобным образом. Ты такой же продукт, как он. Продукт продукта продукта».
«Даже если тебе удастся вырваться из нашей культуры, ты опять попадешь в капкан. Само желание высвободиться из ловушки эту ловушку только укрепляет».
Можно не продолжать. Все это мы еще услышим из уст психопата-нигилиста Тайлера Дердена в «Бойцовском клубе». Чак Паланик как автор носит пока если не подгузники, то уж точно короткие штанишки. Его неокрепшую душу возмущает все: семья, общество, религия, культура... (Паланику-человеку в то время было уже за тридцать.) Именно это и сделало «Невидимых монстров» бестолковыми как бунт подростка.
...Повествование ведется от лица фотомодели, отстрелившей себе нижнюю челюсть. Вместе с трансвеститом и гомосексуалистом она разъезжает по Америке, воруя наркотики и обдумывая план мести подруге-транссексуалке... Это не пародия, а реальная фабула романа. У героев нет ни имен, ни места в нашей действительности. Они невидимы даже более чем мыслилось автору. Может, это такая писательская ирония. Но вряд ли.
Как ни парадоксально, иронией в большей мере напитан скорее легендарный «Бойцовский клуб»; который - по утверждению русской аннотации - Паланик "писал как большой «Fuck You» издателям". История о шизофренике, чуть было не погрузившем Америку в абсолютный хаос, приобрела мировую известность.
«Ни один из вас не обладает уникальностью и красотой снежинки. Вы - не более чем разлагающаяся органическая материя, как и все другие живые существа. Вы все - часть одной и той же компостной кучи. ... Наша культура уравняла нас в правах. Никто больше не может с полным основанием называть себя белым или черным, богатым или бедным. Мы все хотим одного и того же. Наша индивидуальность ничего не стоит».
Вот как! Чего же мы, любопытно хотим?
«"Проект Разгром» спасет мир. Наступит ледниковый период для культуры. «Проект Разгром» вынудит человечество погрузиться в спячку и ограничить свои аппетиты на время, необходимое Земле для восстановления ресурсов.
- Это единственное оправдание анархии, - говорит Тайлер, - Ты только задумайся".
К слову сказать, примечательно, что большинство анархистов охотно возносят хвалы идеологии Тайлера и «Бойцовского клуба», обнажая тем самым главный пробел анархизма: в современных условиях безгосударственное общество возможно только на руинах цивилизации. С позиций марксизма можно без всякого труда обратить идеи Тайлера во прах. Наш товарищ в рецензии на фильм (см. «Рабочая демократия» 83) вполне справедливо отметил: «В самом деле, если кому-то дикое лесное варварство уже кажется "чище" и "правдивее" окружающей нас отвратительной "цивилизации" - то буржуазия согласится иметь под боком таких горе-революционеров. Очень удобно показывать на них пальцем всякий раз когда требуется убедить массы, что любое сопротивление капитализму - лишь бессмысленное зверство. Ради этого буржуазия будет готова примериться с антиобщественными крайностями, тем более, что ударять это хулиганство будет в первую очередь по самым слабым и незащищенным слоям ...».
Впрочем, это не главное. Не может быть критики бесплодней, чем педантично экзаменовать произведение искусства на соответствие тому или иному политическому катехизису. Ни одно настоящее произведение такого экзамена заведомо не выдержит. Для понимания джихада Чака Паланика интересно другое. Мы видим, как отчуждение выплескивается из индивидуальной психики на улицы мегаполисов. Герои - уже не кучка отщепенцев, но значительная часть общества. «Мы - нежеланные дети истории, которым с утра до вечера внушают по телевизору, что когда-нибудь мы можем стать миллионерами и рок-звездами, но мы не станем ими никогда». Каких идей можно ждать от шизофреника, страдающего раздвоением личности? Однако эти идеи распространяются с неотвратимостью раковых метастаз. Тайлер не спаситель мира, он его разрушитель, но ничем не замаскированное разрушение тоже может стать притягательным - если не знаешь, что строить.
So many people I know
Come of age tense and bitter eyed
Can't create so they just destroy
C'mon!
Let's set someone's dog on fire!
Jello Biafra
Последняя книга Чака Паланика (во всяком случае, известная мне) - «Удушье» - на первый взгляд, представляет собой шаг назад. Автор снова возвращается к живописанию кружка отщепенцев. Главный герой - сексуально озабоченный неудачник, считающий себя клоном Иисуса Христа. Два безмозглых чудища - Сюжет и Стиль - кажется, царят надо всем.
Но меж тем этот роман заслуживает внимания. Конечно, в нем присутствует очередной гуру, изрекающий нигилистические афоризмы, на сей раз - Ида Манчини, мать главного героя. Эту любопытную персону читатель видит в двух ипостасях: через глаза ребенка - как непримиримую бунтовщицу (в данном случае уже не против цивилизации, но против человеческого сознания), и в восприятии взрослого человека - старуху, умирающую в доме престарелых. Безжалостность разоблачения утверждает сама постаревшая Ида: «Я боролась против всего, но теперь меня стало тревожить, что я никогда не боролась за что-то... Мое поколение ... мы только смеялись надо всем и вся и как могли, развлекались... но мы не сумели сделать мир лучше. Мы только судили то, что создали другие. У нас не было времени создавать что-то самим». Тайлер Дерден в юбке выносит приговор не поколению - много ли там подобных? - а прошедшему этапу Чака Паланика. Его джихад идет дальше. И все бы ладненько, «деструктивное» настроение сменилось «конструктивным» - да только еще один момент. В книге есть один («контркультурный» критик написал бы - «знаковый») персонаж - Денни, как он говорит о себе, «неудачник, повернутый на мастурбации»; лечащийся от сексуальной озабоченности наряду с главным героем. «- Воздержание - это само по себе нормально - говорит Денни, - но когда-нибудь я собираюсь жить так, чтобы делать что-то хорошее, а не просто не делать плохого... Понимаешь, мне не хочется, чтобы моя жизнь заключалась только в том, чтобы не дрочить".
Так он говорит, и начинает собирать камни (Паланик иронично использует библейский образ - в прямом смысле: подбирать булыжники на улицах), а потом и строить из них - что? Он и сам не знает. В финале романа несколько фриков, неудачников, неприкаянные души, собираются на руинах и принимаются за строительство.
"Это странно и жутко, но вот они мы: отцы пилигримы, чокнутые, не вписавшиеся во время, - мы создаем свою собственную, альтернативную реальность. Пытаемся сотворить мир из камней и хаоса.
Что получится - я не знаю.
.... Но может быть, знать - это не обязательно.
То, что мы строим сейчас, в темноте, на руинах - это может быть все, что угодно".
Мир отторгает героев, и они пытаются найти ему замену. Они уже не разрушают, но что создавать - так и не знают. Правда, речь идет о людях, явно ненормальных. Паланик на их стороне, но как быть остальным? Во всяком случае, Тайлер Дерден тут уже не советчик.
В каком направлении пойдет дальше джихад Чака Паланика; что он будет строить из собранных камней? Вряд ли социализм: постыдное отождествление его с советской бюрократией надолго, если не навсегда отравило западную интеллигенцию. Возможно, общее увлечение американского «культурного сообщества» борьбой за изменение общества захватит и Паланика. Во всяком случае, несколько по-настоящему хороших книг мы ожидать вправе. Он ведь уже далеко не юнец. Пора бы и остепениться, но только не слишком: как бы читатели не разочаровались.