Тёплый сентябрьский день. После полудня в православном храме людей раз-два и обчёлся. Церковницы чистят перед вечерней подсвечники. Прохладный полумрак. Вдруг в ярко освещенном проёме двери появляется шатающийся оборванец. Он еле стоит на ногах - видно, перебрал.
- Где Коля? – громким шёпотом, боясь нарушить тишину святилища, спрашивает он у юркой свечницы.
- Не там ты ищешь своего Колю. Иди проспись… - брезгливо отворачивает от него нос праведница в платочке.
- Ты, бабка, это… Не шуми. Коля тут должён быть… Покажи где… Мне нужно… Позарез…
- Да ты сам погляди. Пусто в храме-то. До службы ещё далеко…
- Бабка! По-хорошему прошу: веди к … Чудотворцу, понимаешь, глупая ты бабка?!
- Батюшки-светы! Вона какого Колю тебе. Ишь ты. Колю ему приспичило… Уважил бы имя Чудотворца-то, а то Колю ему, как забулдыгу какого, прости Господи.
И маленькая плотная старушка повела пьяного к образу святителя Николая Чудотворца, почитаемого на Руси, можно сказать, не меньше самого Христа. Подвела и оставила, перекрестившись на образ. А пьяный бухнулся перед иконой на колени, схватился руками за полы прикрывавшего его тряпья, как бы высвобождая душу, и зарыдал-зашептал:
- Коля!… Я пришёл!… Долго собирался, ты знаешь, ты всё знаешь, и пришёл… Так хреново, Коля, что… Сам знаешь… Не могу больше… Люську прогнал. Как обещал. Эту паразитку… Вчера… Сам знаешь… Да Люська, Коля, ни при чём. Коля!… Да, я выпил… Жизнь, Коля, такая… Сам знаешь… Хотя откуда тебе знать? Ты тут в храме, а там такое творится, Коля… Как тут не выпить? Я тебя спрашиваю. Как мне жить-то дальше, Ко-ля-я?!- Спазм в горле перехватил дыхание, тело его вздрагивало от судорожных рыданий, которые он пытался сдержать и не мог.
Он покачивался на коленях, опустив голову. Потом, справившись с собой, снова забормотал:
- Я тебе так скажу… Ты не знаешь, Коля, что творится на белом свете… Ты вот помогаешь людям, Коля, я знаю – помогаешь, а они, бл…, такое творят! Прости, Коля, вырвалось. Я ж не святой. Бывает, и в морду дам. А заслужили, Коля. Заслужили, не только чтоб в морду. Они же меня, Коля, всего обобрали… Живу я теперь, как собака шелудивая, то в подвале, то на чердаке. А сегодня прихожу – замок навесили. - И снова громкий всхлип. - От меня, Коля, понимаешь? Не нужен я тут, Коля, никому. Понимаешь? Ни-ко-му, Коля, не нужен! Разве что Люське… Ты её знаешь, Коля. Она, паразитка, с ними заодно. Потому и прогнал эту дуру. А что делать, Коля? Вот ты мне скажи, Коля, куда мне теперь деваться? А-а-а, не знаешь. То-то и оно… Возьми меня к себе, Коля!… Устал я маяться, как собака. Можешь ты это сделать, Коля? Ты ж Чудотворец. Вон сколько людей к тебе ходит… Говорят, помогаешь… Так помоги, Коля! Не часто прошу! Первый раз пришёл к тебе, Коля! Сил моих больше нету! Будь другом, забери меня к себе…
Он рыдал, давился слезами, и всё говорил, говорил, бедолага, рассказывал о том, что так наболело и не было сил больше терпеть…
Церковница неодобрительно поглядывала в его сторону, шепча Иисусову молитву и то и дело одёргивая на себе тёмно-зелёный фартук. Вдруг она увидела, что пьяный как-то странно захрипел, осел и повалился набок. Она осторожно подошла к нему, наклонилась и всплеснула руками:
- Батюшки-светы! Услышал-таки святой Угодник! Прибрал бедолагу… Царство ему Небесное… А я сколь ни прошу, не прибирает меня к себе Господь, не заслужила… Что ли скорую вызвать…