В тот год я впервые увидел живого негра, в смысле, его можно было пощупать, постоять возле него, посмотреть его диковинную одежду - пестрый балахон и шапочку.
В Москве прошел Фестиваль и к нам, в Геленджик, приехали иностранцы.
Им показывали как отдыхают советские дети. Негр был один среди корейцев, поляков, немцев, итальянцев, индусов. По русски он говорил довольно сносно. Мы с Ленькой Донцовым сразу дали ему кличку- дядя Том.
Когда Танька Островинец спросила, почему он без брюк, он заржал, открыв большие и белые зубы.
- У нас в Африке очень жарко!
Таньке тогда досталось от директора лагеря. Но ведь никто не сказал, что можно спрашивать, а что нельзя. Я хотел спросить, голодают ли негритянские дети, но негр был довольно упитан и как-то не верилось, что "дядя Том" живет в хижине и его дети недоедают.
Вторая смена только началась и все готовились к открытию. Надо было готовить номер художественной самодеятельности. Поскольку прошел фестиваль, желательно было придумать что-то иностранное. Языков мы не знали. Лишь Акоп Оганесян по-армянски матерился. Но армяне-не иностранцы.
И тогда мы решили станцевать негритянский танец. Только что нам показали фильм "Пятнадцатилетний капитан" и там негры под дождем воинственно потрясали копьями. Вожатая долго упиралась, но главным нашим аргументом было присутствие "дяди Тома". Мы хотели доказать, что для советских детей нет непреодлимых препятствий.
Отобрали двенадцать человек. Из мальчишек все смуглые- Акоп, Ленька, Вовка Иткин, я и Яшка Френкель. А девчонки, кроме Таньки и Лельки Токаревой все бледные и сметанистые. Особенно, Людка Коломенская. У нее нос облупился и был красный, как морковка.
Сложнее всего было подобрать музыку. Мишка, заносчивый трубач из музотряда, отказался что-нибудь придумать. Мы сидели на берегу моря хмурые и не знали, что нам делать. Лишь Жорка Лазаренко что-то ритмичное постукивал палочками по пионерскому барабану. Потом тихо сказал:
- Я могу сделать джазовый ритм. У меня брат стучит ударником в парке Островского на танцах. Вожатая недоверчиво глянула на Жорку:
- Ну-ка, попробуй.
Жорка взял палочки и кисточку с металлическими волосками и барабан ожил, ритмично шипя и вздрагивая.
Мы вскочили и стали вихлять бедрами и скакать на полусогнутых ногах, что-то членораздельно ухая. Надев на поясницу связки сухих и вонючих водорослей и намазав себя смесью из песка и грязи новоявленные дикари сходились и расходились шеренгами, прыгали друг за другом по парам, кружась вокруг себя в разные стороны. Вожатая с тревогой и надеждой глядела на нас, всплескивала руками и приговаривала:
- Ой, не натворить бы беды!
На следующий день, после тихого часа у кострища возле столовой, мы набрали полную банку сажи. Копья были вырезаны загодя из сухих веток. Намазавшись сажей заранее, мы оставили чистыми только лицо и руки, которые зачернили уже за сценой.
Когда объявили наш номер,
- африканский танец исполняют пионеры четвертого отряда-
нас всех заколотило от страха. Но Жорка застучал под шум раздвигающегося занавеса и мы поскакали навстречу своей славе.
Дядя Том, ошалевший глядел на нас, потом забарабанил по спинке сидушки впереди себя, и не выдержав, выскочил на сцену.
Что только он не вытворял! Сбросив свой балахон, он остался в коротких шортах, мускулистый и подтянутый. И повел нас по кругу, вытанцовывая, ловко поворачиваясь и вращаясь. Наша "негритянская" шобла послушно повторяла все его движения и звуки.
Фурор мы произвели.
"дядя Том" сказал:
-конечно, у нас в Сенегале так не танцуют, но вот у зулусов в ЮАР я такие танцы видел...
При слове "ЮАР" наши юные лица посуровели, апартеид нам, советским детям не давал покоя.
В награду дали двадцать кило яблок и разрешили долгожданный поход в Адербиевку.
Адербиевка- деревня за хребтом, который как в зеркало глядится в Геленджикскую бухту. Чтобы добраться туда, надо было преодолеть горный кряж и спуститься в долину речки Адербы.
На следущее утро мы встали в пять утра, взгромоздили на спину рюкзаки с палатками, крупу, тушенку, другую снедь и пешака потопали через спящий город к подножью хребта.
У самого начала тропки, ведущей в гору, сделали привал.
Девчонки, как обычно, уже устали, но назад дороги не было. Отряд на сутки сняли с довольствия, выдали сухой паек, больные остались в медпункте.
Тропка круто уходила вверх, виляя между валунами мергеля* и зарослями какой-то травы с розовыми цветами.
-розовые цветы - это огонь-трава, предупредил физрук Владимир Иванович.
- сорвете голыми руками, будет ожог и волдыри! Следующий привал-на полпути к вершине, вон у той серой скалы. Пошли.
Шли мы, как в детском саду, парами. Мне досталась,(честно сказать, я сам выбрал) Лелька Токарева. Во-первых, она мне нравилась, во вторых, она была такая же худышка как я, и тащить ее в гору было бы легче. В третьих, у нее были огромные, чистые-пречистые серые глаза. И когда она смотрела на меня жалобным усталым взглядом, я был готов тащить ее на гору на руках.
Тяжелый рюкзак с тушенкой тянул назад. Глаза видели только куски камня и сухую землю. Пот стал медленно заливать глаза. Физрук шел позади, подтягивая отставших, а вожатая впереди, задавая темп.
Они были бывалыми туристами и не первый раз таскали детишек в горы.
А мы...мы из кожи вон лезли, чтобы доказать нашим девчонкам какие мы настоящие мужики. Олька вытирала панамкой пот на моей физиономии и для меня это было высшим блаженством. Ее глаза смотрели на меня с каким-то недетским любопытством и восхищением. Знал ли я о том, что нас ждет впереди? Нет, конечно...
Ну вот, наконец, и скала. Да и не скала вовсе. А кусок гигантской буквы "С", которую видно было за десяток километров.
" Слава КПСС"
Солнце взошло из-за хребта. Но мы его еще не видели. Зато вся бухта и город раскинулись как на ладони. Бухта и впрямь напоминала девушку с тонкой талией** - вход в бухту из открытого моря, и широкими бедрами посередине. А может, это была старинная бутылка? Но турки, которые впервые появились здесь триста лет назад, наверняка, как и мы забрались на гору, поразились красотой открывающейся дали, поцокали языком и загорланили:
-Геленджик!, Геленджик!
Бирюзовое море переливалось и играло в лучах восходящего солнца.
Мне виделись трехмачтовые бриги, бегающие по вантам матросы в красных фесках, рабы, таскающие на черных спинах колониальные товары...
Лелька сидела рядом. Она держала в руке розовый цветок огонь -травы.
- смотри, Григ, а она совсем не жжет. Как и медузы в море. Воспетка (воспитательница) и физрук врут все.
- почему ты зовешь меня Григом.
-композитор такой был, Григ. И ты Григ, Григорий. А я Сольвейг. И ты сочинишь для меня песню.
- я для тебя уже станцевал,....зулусский танец.
- нет, Григ, мне нужна песня.
Надо же, ей всего двенадцать, а уже подавай песню...
- я не играю на музыкальных инструментах..
- ты сначала напиши слова..., а потом я подберу музыку. Я немного играю на фортепьяно.
- это че, пианино чтоль?
- ну вроде этого...
Вторая часть пути на гору была более пологой. Камни и зубья мергеля, торчащие из земли, расступились Пришло второе дыхание и мы бодро продвигались к макушке хребта, непрерывно оглядываясь назад.
А внизу открывались волшебные виды. Катера и яхты казались игрушечными. С Тонкого мыса, справа от нас взлетали самолеты, разворачивались над бухтой и отправлялись в открытое море и далее на север, В Ростов, Краснодар, Москву.
Далеко слева был виден Фальшивый Геленджик***. Там замечательный, в гальке, а не в камнях, как у нас пляж..
А еще дальше, вдоль горизонта, на юго-восток, почти напротив Михайловского перевала, у самого моря две горы отделили кусочек заросшего лесом берега. Там Джанхот..
Вершина хребта оказалась пологой площадкой.
Как же нам хотелось узнать, а что же там, за горой!? И вот, наконец, мы увидели...
Бесконечная вереница гор, малых и больших, и где-то далеко, на северо-востоке, блестят в лучах солнца заснеженные вершины Большого Кавказского хребта..А может это каемка блистающих облаков?
Зато слева, снизу все знакомо! Мы машем руками, орем тем, кто может быть, видит нас в бинокль с Толстого мыса.
Мы добрались, мы на вершине!
Расстилаем палатки, режем хлеб, овощи, открываем тушенку. Сухой завтрак. Во фляжках на боку у каждого вода. На кусок черного кладется увесистая, с дразнящим запахом мясная мякоть. Вкусно!
Полчаса валяемся на траве. Потом девочки-налево. Мальчики-направо. И на спуск.
Как же мы заблуждались, думая, что спускаться будет легче!
Ноги летели вперед и уже через пять минут стали подкашываться.
Первой споткнулась, упала и больно ударилась толстушка Людка Коломенская. Физрук приказал остановиться.
- Все. Идем осторожно и медленно.
Откуда ни возьмись, на траве появились яблоки. Почти спелые. Оказалось, что слева и справа заброшенный сад. И яблоки на деревьях. Белые, желтые, с запахом гор, меда и каких-то трав. Вдруг раздался чей-то хохот.
Это Яшка Френкель звучно ржал.
-Наградили!!! 20 кг. яблок.! а ТУТ ИХ ЦЕЛАЯ ТОННА!
Мы рванули на деревья. Девчонки расстелили палаточный брезент и яблоки посыпались с глухим стуком.
- немытые не есть!, кудахтала вожатая.
Но мы уже не могли оторваться от этой дразнящей ароматной сладости. И ели, ели до оскомины.
Сады были до самого подножья. И когда животы были уже полны, объявились груши. Спелые, с коричневатой сердцевинкой. Руки были липкие от сока. Хотелось смыть с себя дорожную пыль и усталость.
Где же эта Адерба с Адербиевкой? Отряд нехотя тронулся вниз.
Послышалься лай собак и мычанье коров. Мы вышли на поляну. Пацан нашего возраста с длинным кнутом , лихо щелкая, сгонял животных в кучу.
-эй, кирюха, как нам до Адербиевки добраться?
-та вот же она! Воон тополя виднеются. Там почта и сельсовет.
- а речка далеко?
- та там же!
-груш хочешь?
-та нет, я дичку не ем, у меня дома в саду воот такие!
Вечер. Палатки расставлены. Мы накупались в Адербе. Эта речушка глубиной воробью...по пояс, едва нас вместила. На костре варится суп рисовый с тушенкой. У котла колдует физрук. Есть охота, скулы сводит. Стоим с алюминиевыми чашками и ждем.
- первые подходят девочки! -шумит вожатая, и раздает по краюхе черного хлеба, зубочку чеснока и наливает до краев миску горячим, с куском тушенки, супом. Подходят все, даже толстуха Людка. Она приехала худеть в лагерь, а лопает за троих.
Быстро стемнело. С гор послышался противный вой. Мы тревожно переглянулись.
-Шакалы бродят. Их тут развелось за послевоенные годы, спокойно сказал физрук.
Послышались чьи-то шаги. Из-за костра показался наш давешний знакомец, а с ним девчонка и двое пацанов.
-мы посидим с вами?
-идите ближе к костру. Есть хотите?
-та нет. Мы повечеряли. Вот, груш вам принесли.
Пастушонок высыпал из авоськи десятка три желтых груш. Это не мелкая дичка, которой мы набили днем свои животы.
-Сыграем завтра? с надеждой спросил кирюха-пастух.
- во что?
- у хутбола..
- в футбол что ли?
-а команда есть? поле, мяч..
- мяча нет, а команда есть..
- так у нас же есть мяч,! заорал Ленька.
Костер медленно догорал. Малиновые угольки просвечивали сквозь пепел. Я сидел и навзничь, задрав голову, смотрел в звездные облака. Лелька, в сиреневой майке и шортиках расположилась рядом.
- слушай, Григ, музыку ночи, вот сейчас из кустов выйдет Имма Сумак**** и запоет голосами черноморских джунглей...
Напротив, в кустах что-то зашевелилось. Мы напряглись, но Имма голосом вожатой закричала:
-девочки, ко мне, на вечернюю прогулку!
- Григ, подожди меня, не уходи..
Все уже залегли в спальники, ухайдоканные усталостью и впечатлениями. Темень окружила с последним догоревшим угольком. Я стал наощупь пробираться к своей палатке, но кто-то мягко взял меня за руку.
- Григ, мне хорошо.. поцелуй меня.
Я ткнулся носом Лельке в щеку, но она повернулась и наши губы прикоснулись..
Утром, после завтрака(чай и хлеб с маслом)мы отправились на матч.
На большой поляне, за деревней было зеленое, с травой, поле. Сеток не было. Вокруг поля собрались местные ребята и девчонки. Их учитель физкультуры, в белых штанах и белой рубахе, взялся судить.
Поле было маленькое, и мы играли семь на семь. Ленька Донцов стоял в воротах.
На удивление, соперник оказался силен. Деревенские играли босиком и носились по полю как угорелые. Ленька метался в рамке как тигра, но в конце тайма все-таки пропустил. Пастушонок добил отскочивший от штанги мяч.
В перерыве Владимир Иванови нас не ругал.
-матч надо свести вничью. Не гоже проигрывать босоногим. Гриша, ты че мечешься и в защите и в нападении? Разберитесь, Акоп, Яша и Вовка в защите, а Григ с остальными в нападении, пусть забивают!
-ага, а остальные, это Адель и Растям Канеевы-близняши, им и вовсе по десять лет!
Игра закончилась ничьей. В конце матча мне поставили бедро и я кувыркнулся с грохотом и криком.
-Пендаль!!!
Ленька взялся исполнить и забил ответный гол. Ничья.
После матча хозяева напоили нас молоком с черным хлебом и мы отправились собираться в обратный путь.
На гору мы не полезли. Пересекая речку много раз, вдоль хребта вилась узкая грунтовка до пересечения с шоссейкой. Там нас ждала грузовая машина. Налегке, съев все запасы, четвертый отряд имени Цезаря Куникова тронулся в обратный путь.
Адерба, как все горные речушки летом, мирно текла неглубоким ручейком. Иногда срывалась сверху шумным водопадом. Но нам это не мешало. Дорога, окруженная зарослями ежевики и держи-дерева, пугала своей таинственностью. На ходу, срывая сизые ягоды, подбадривая себя ором и пиратскими криками, Ленька, я и Акоп пытались привлечь внимание усталых девчонок.
Солнце перевалило за зенит и скрылось за хребтом. Среди водопадных брызг и переправ через ледяную Адербу мы шустро продвигались к цели. Горный кряж стремительно снижался, и вот солнце, уже на закате, ласковым лучиком встретило нас.
На обочине шоссейки стоял грузовик. Дядя Христофор, шофер махнул нам рукой из кабины.
- первые садятся девочки, ближе к кабине, кастрюлю, палатки, чашки и ложки к бортам!
Отряд расселся, успокоился, пересчитался.
- трогай, дядя Христя, постучал по кабине физрук.
Машина натужно заревела, запрыгала по ухабам и камням и выбралась на асфальт. Обогнув хребет, мы вдалеке вновь увидели бухту. В золотистых лучах заката море переливалось как большая тарелка супа.
На проплывающие мимо сады и виноградники смотреть не хотелось.
Котлетку бы побольше с макарончиками...
Въехали в город. Из репродуктора какого-то дома отдыха неслось:
- до чего ж ты хороша, сероглазая,
как нежна твоя душа, понял сразу я....
Лелька Токарева смотрела на меня, а я в ее серые, с голубинкой, глаза..
*мергель- минерал, из которого делают цемент.
** Геленджик по-турецки, то ли девушка, то ли невеста.
***Фальшивый Геленджик - ныне Дивноморск, с начала 60-х.
**** Имма Сумак - перуанская певица. 50 лет назад ее знал весь мир.