Она не помнила сколько времени прошло с тех пор, как её душа покинула бренную телесную оболочку, час или два, а может сутки...
Последнее, что запечатлелось в угасающем сознании, улетающем в небытиё, это острая, хорошо заточенная бритва, которой тонкие, но невероятно сильные смуглые пальцы бывшей пианистки полоснули по нежной и беззащитной пульсирующей венке, а так же яркий слепящий свет люминисцетной лампы, освещающей роскошную ванную комнату.
Теряя сознание, она заметила лишь то, как горячая вода стала окрашиваться в нежно розовый цвет, а пар, приподнимающийся из джакузи, задрожал дымкой и завис над её головой, словно клубящийся дымок который она так любила вдыхать сидя у костра в юности под бередящие душу аккорды бардовских песен.
-Вот и всё.. -прошептала душа, воспаряя над телом, придирчиво оглядывая его, замечая чуть располневшую от нежелательной беременности талию, попутно делая выводы, что целлюлитом здесь и не пахнет.
-Вот и конец...
Триумфа и облегчения не было, напротив, странное чувство гнетущей свободы накрыло её штормовой океанской волной, перекрывая какой-то важный клапан, мешающий ей всецело насладиться той самой вожделенной независимостью и вечным забвением, к которому так неосмотрительно стремилась и гибельно рвалась она в последние месяцы.
Отстранённым взглядом она пробежалась по претенциозному убранству ванной комнаты, стараясь не смотреть на бездыханное тело, на валяющуюся на полу бритву, и, отгоняя прочь душераздирающее щемящее чувство вечного неприкаянного одиночества, душа вылетела в коридор, а там стремглав пронеслась бесноватым вихрем в свою бывшую спальню, напугав ошалевшего от предчувствия надвигающейся смерти кота...
Мужчина средних лет, виновник её трагедии, мирно храпел на безвкусном голубом шелку постельного белья, а на лице его блуждала безвинная улыбка жестокого младенца, познающего мир...
-Вот и всё.. и точка.. -в который раз подумала она, отмечая взглядом недавно подаренный букет из пятидесяти пяти роз, стоящий в огромной напольной вазе. Лепестки чайного цвета уже тронул процесс увядания и они, трогательно поникнув, понуро встречали свой грядущий конец, клоня головки всё ниже и ниже...
Портрет её и мужа, висящий на стене, на котором огромный, не менее помпезный чем сама меблировка пентхауза, в громоздкой золочёной рема, больно кольнул её в сердце, и она с ужасом осознала, что никогда уже не прильнёт губами к тёплому и разгорячённому со сна телу любимого мужчины, так бессовестно предавшему её любовь, не прошепчет нежно "доброе утро, мин херц!" и не услышит в ответ его недовольное и сонное: "Солнце моё, щас встаю!"...
Картины прожитых лет, несомненно счастливых, хоть и напоённых болью, ревностью и ожиданиями, товарным поездом, пущенным под откос, промчались в её сознании и она, окончательно удостоверившись в том, что точка возврата пройдена, завыла в голос, заметалась бешеным танцем сумасшедшей в надломленном пространстве вечности, а затем, метнувшись в ванную комнату, не мигая уставилась на лежащее в окровавленной воде тело, своё тело..
Сомнений у неё не оставалось –оба, иона и её не рождённый ребёнок были мертвы...