Танцы с почтой.(Это было недавно, это было давно)
Петрозаводск, первые дни января 1956 года. В ОДО (окружном доме офицеров) новогодний вечер учеников старших классов школ города. В программе – танцы, конкурсы, викторины. Смешно, из нашей школы, что совсем рядом, на вечере было не более десяти человек.
Прошло немногим больше года, как в городах отменили раздельное обучение. Теперь нет женских и мужских школ. У малышей это прошло безболезненно, а вот старшие никак не привыкнут, особенно это заметно на вечерах в школах – ребята сидят или стоят с одной стороны, девчонки с другой. Танцуют в основном девочки. Мальчики, как правило, танцуют друг с другом, чаще на быстрых танцах, где пытаются «твистовать», смешанных пар 3-5, но зато больше ?. Ассортимент традиционный: слоу-фокс, быстрый танец (фокстрот – не особо поощряемое его название) и ещё падекатр, падепатинер, ну, еще полька, да «ручеёк» под музыку. Пригласить танцевать девочку с места считалось подвигом. Обычно двое ребят, присмотрев себе подходящую танцующую пару девчонок, выходили танцевать или сразу направлялись к цели, чтобы их «разбить». Надо было видеть, как они передвигали свои деревянные, не гнущиеся от волнения и неумения ноги. Иногда девочки отказывались «разбиваться» (из принципа или тоже от волнения). Тогда неудачливым кавалерам оставалось одно из двух – «разбить» любую ближайшую парочку, либо ретироваться «с поля боя». Первый вариант иногда приводил к цепной реакции – когда «отказники» ещё и ещё раз получали «от ворот – поворот», поэтому, чаще всего, после неудачи ребята выходили покурить, чтобы заглушить обиду. Зачастую, намечавшиеся взаимные симпатии на этом заканчивались навсегда.
Ну, на этом вечере собрались танцующая публика, так что число смешанных пар доходило до 10, а то и более. В какой–то викторине я уже заработал приз, а вот при проведении второй мне удалось подсказать нужный ответ девочке в костюме снегурочки, и она тоже получила новогодний сувенир. Надо сказать, что я сразу обратил на нее внимание, может быть из–за костюма. Поэтому в течение всего вечера я старался «случайно» оказаться рядом. И, как видите, преуспел в этом. И теперь мы уже и говорили и танцевали, и она пригласила меня на новогодний вечер в ее школу, который намечался дня через три. Меня это очень обрадовало.
Я уже упоминал о сложностях взаимоотношений старшеклассников, когда им уже хотелось общаться друг с другом, появлялись первые симпатии, влюбленности, а как себя при этом вести и что делать, не знал никто. Для меня, которому довелось «всю жизнь» проучился в смешанных школах, девчонки были просто девчонками, а не инопланетянками. Посему, Вашему покорному слуге приходилось становиться мостиком, «паромщиком», «свахой» между сильной и прекрасной половинами старшеклассников нашей школы. Доходило до абсурда, - я начинал заглядываться на какую–то девочку, она не прятала глаза, и вскоре вечером мы шли гулять, что означало несколько наших неспешных проходов по улице Гоголя от низинки у Онежского тракторного до улицы Анохина с заходом к школе. Я начинал, было, краснобайствовать, но уже минут через пятнадцать, а то и раньше, девочка плавно переводила разговор на Сережу Бородина (блондин, хорошо поет), Игоря Бойкова (высокий, спортивный, скромный) или еще кого-то, кто ей нравится. Ее интересовало, как предмет ее воздыхания относится к ней, и не могу ли я их познакомить. И я выполнял ее просьбу и расписывал ее достоинства и увлечения более подробно и красочно, нежели можно увидеть сейчас в рубриках «Знакомства», «Ты и я», «Ищу свою половинку».
Такие истории происходили не раз, поэтому наши девчонки перестали быть предметом моих интересов. Возможно, это и было причиной того, что в 8 – 10 классах у меня так и не было ни одной школьной влюбленности. Ребята не менее часто обращались ко мне с аналогичными просьбами. Не мог же я, выполняя столь деликатные поручения, перебегать кому-то дорогу. Кстати, неудачи и разочарования после знакомства также изливались на меня, а порою я становился даже виновником: «Почему ты не предупредил, что он не такой?». И невдомек ей, что не он «не такой», а ее желания «не такие». Мне было легче, я числился знатоком женских душ (и, признаюсь, сам так считал). Позже я узнал, что тоже кому-то нравился, но куда им было идти, чтобы поставить меня в известность о таком факте? Самой же сказать: «Ты мне нравишься», - увы, далеко не каждая тогда могла быть Татьяной Лариной.
Именно поэтому приглашение в другую школу девочкой, на которую я смотрел весь вечер, было мне так желанно. Наконец, не кто-то, а я ей интересен, и тут уж она не будет меня просить знакомить ее или выспрашивать чье-то мнение о ней. Для нее важно, как я к ней отношусь. А «я отношусь хорошо». Именно такую фразу, ждали, как правило, все мои «клиенты». Разве что, вместо «я» ожидалось «он» или «она», и еще «очень».
На этом вечере, как обычно в те годы, работала «почта», когда желающие прикалывали на грудь бумажные номерки, а «почтальоны» (как правило, девчонки пятых – шестых классов) бегали по залу, имея при себе запасные карандаши и четвертушки листов школьных тетрадей, чего всегда хватало для «вечерних» писем. Я себе номерок не взял, но, конечно, послал Снегурочке послание, хотя она тоже была без номерка. Но это был почти тот случай, когда писали: «Москва, Кремль», и были уверены, что письмо дойдет. И мое письмо нашло своего адресата, тем более, что Снегурочка на вечере была в единственном экземпляре.
«Я благодарен случаю, приведшему меня сюда. Здесь я увидел такую девушку! Несмотря на Ваш сверкающий снежный наряд, мне становится жарко, когда я смотрю на Вас, когда Вы рядом!» Понятно, что, когда мы познакомились, она «догадалась», кто был автором этого послания, и, думаю, оно было одной из причин моего приглашения. Ну, эти несколько дней пролетели быстро, - я весь был ожидание.
Вот и железнодорожная школа. Елка стояла посредине спортзала (тогда именно это самое большое школьное помещение превращалось в актовый зал после расстановки скамеек и стола президиума). В углу на столе стояла радиола, и кто-то из ребят менял пластинки (сейчас такая должность называется диск – жокей). Среди девчонок увидел Таню, она опять была в костюме Снегурочки, и это мне почему-то не понравилось. Поздоровались издалека, зря, конечно, я не подошел сразу, думаю, она этого хотела, как же, мальчик из другой школы пришел специально к ней, девчонки обзавидуются.
Вечер был обычный для тех времен. Танцевали, в основном, девчонки. Если ставили вальс, мальчишки вообще уходили курить. Я, кажется, был единственным вальсирующим кавалером. С незнакомыми ребятами ходить «разбивать» девочек было сложно, они могли целую минуту стоять и переминаться с ноги на ногу, прежде, чем сказать: «Ладно, пойдем». Порой мы оказывались у цели перед самым окончанием музыки. Пригласить девочку с места считалось, чуть ли не подвигом, что на этом вечере мне приходилось совершать неоднократно. Но, даже для меня, это было совсем не просто, как ныне может показаться.
Сложно было даже не то, что заиграла музыка, и ты идешь через весь зал к другой стенке, при этом добрая половина (да, нет, две трети, три четверти, точнее, 90%) взоров присутствующих обращены на тебя, - как ты идешь, кого пригласишь. Проблема - в другом: вот ты уже подошел, перед тобой три – пять девушек, и, если ты с самого начала не смотрел, не отрываясь, на одну из них, то вопрос выбора становится мучительным. Вроде, ты собирался пригласить вон ту, справа, но ее соседка так смотрит на тебя! А эта, эта даже отвернулась и прикусила губку, она не так хороша, как подружки. Шансов быть приглашенной, у нее нет, и станцует она с мальчиком только, если их «разобьют» из-за симпатичной напарницы. И я приглашаю ее, вижу, как надулась та, к которой я, вроде, шел. А моя партнерша из-за волнения не попадает в такт, от этого еще больше волнуется, ведь на первые пары всегда смотрят, пока народ «не раскачается». Бывало по-разному, то она так и будет до конца красная и скованная, а то откроется и станет милее тех куклешек, что стояли рядом. Иногда и танцевать с такой, - одно удовольствие, чувствует малейшее движение правой руки, в нужный момент повернется и остановится, и уже пошла назад. Да, танго с ней, - лучшего и желать нечего. И поговорить с ней оказывается интересно.
Но для той, которой пренебрегли, ты уже – враг № 1. И, вполне возможно, что, собравшись на следующем танце «разбить» их пару, можно нарваться на неприятность. Пусть потом она пожалеет, но сейчас, сейчас она смотрит тебе в глаза и гордо отказывает, к удивлению ее напарницы, что уже повернулась к ждущему ее кавалеру. Так что, танцы, - это совсем не просто.
Конечно, танцы - танцами, но я старался не забывать почту, к явному удовольствию «почтальонок» и моих «адресаток» (смею так думать). Некоторые из запомнившихся записок привожу по памяти, т. к. подлинники были утеряны лет 20 назад. Сразу признаюсь, что число посланных писем было больше, нежели полученных. Как правило, инициатором переписки был я, номер 43. Впрочем, были и исключения, притом, весьма неожиданные.
14-43 Откуда Вы взялись, о, чужеземец, что пишет письма и танцует вальсы?
(Однако, кто же здесь, в школе на окраине города может писать такие письма? Надо бы посмотреть, куда (кому) почта доставит мое ответное письмо. Да и напишу я вот так, пожалуй, хорошо, что недавно Державин или Жуковский были у меня в руках. А, может, стиль от Гомеровских «Одиссеи» и «Илиады»).
43-14. Я появился здесь того лишь ради, чтоб получить от Вас записку эту. Она залогом будет мне отныне, что я смогу узнать и Ваше имя.
(Ага, вон та черненькая худенькая девочка, кудрявые волосы выдают в ней еврейскую кровь).
14-43 Я – Руфина, и нисколько не стесняюсь, что написала первой. Было бы интересно ещё поговорить с Вами. Кажется, Вы тот, кого я ждала.
(Ну, вот, связался на свою голову. Конечно, она умненькая, но я сегодня пришел танцевать, а не говорить о книгах, музыке и другой высокой материи, так что, извини.
Все же, пишу ей)
43-14 За всю жизнь я не получал более приятных писем, чем Ваши.
(Ух, ты, а вот это – класс! Я засмотрелся на полноватую блондинку, что танцует так легко и непринужденно, будто дышит или поет. И в танце уже кажется она стройной, и стремительной, и изящной. Вот тебе и железнодорожная школа! Нет, не зря я сюда пришел, совсем не зря!)
43-12 Как мне называть царицу бала, от которой глаз не оторвать?
12-43 Я – Лена. Как Вас зовут?
(Да, конечно, имечко у меня еще то. Когда я буду взрослым, все будет нормально, но сейчас! Было бы Сергей или Георгий, ну, Саша, Александр, а то - Владик. Прямо, детский сад! Напишу, что Вилли).
43-12 Вы танцуете, как Истомина, прямо: «И быстрой ножкой ножку бьет». Отныне, присно и вовеки, Ваш Вилли.
(Это я хорошо завернул, что-то церковное, но здорово!)
12-43 Спасибо за комплемент, только у нас в школе нет никакой Истоминой. Потанцуем?
(«Увы, нет в жизни совершенства», подумалось мне после прочтения последней записки. Да и от танца с ней я не испытал восторга. Она жила в танце, она вела меня, она ждала, что я смогу больше, не как все. Я, действительно, мог больше, чем все, но меньше, чем ей хотелось...
Так, где там моя Снегурка? Вроде, я оказался здесь благодаря ей..)
43-7 О, Снегурочка! Следующий танец мы танцуем? Я приглашаю, не убегай.
7-43 Вы надсмехаетесь надо мной, когда танцуете с Леной, с другими, а не со мной. Я жалею, что пригласила Вас!
(Ну, вот, начинается. Что я сразу с ней не станцевал?)
43-7 Таня, не сердись! Для меня этот вечер – продолжение сказки, начавшейся 4 дня назад. Но ты все время танцуешь, а вытащить ваших ребят, чтобы «разбивать», - просто невозможно.
(Конечно, после Лены танцевать с кем-то, - прямо смешно. И то, что в танце вел я, ничего не меняло. Сейчас Снегурка казалась мне почти такой же неуклюжей, как я сам пять минут назад.
Ох, а как же я эту не заметил? Или она только пришла? Распущенные черные волосы с гребнем и крупной розой, цветастая широкая юбка, туфли на каблуках, смелая обтягивающая кофточка, конечно, Кармен! Танцует, откинувшись, скользит по сторонам обжигающим взглядом, да, вот это – королева, Ленка рядом с ней просто коро…, ну, не буду так грубо. Наверно, она - девятиклассница, а, может быть, уже десятый? Какой там номерок на ее груди? Взглянув и подумав так, я даже покраснел. О-Е-Е! Мысли у меня стали сбиваться. Плохо, конечно, что она выше меня, да еще на каблуках. Нет, видно, мне с ней не танцевать, как бы ни хотелось этого).
43-16 Такая – жгучая брюнетка. Такая – яркая Кармен. Ах, если б я был чуть повыше. Ах, если б я был супермен!
Вот она получила мое письмо, прочла, видно, спросила у почтальонки, от кого, хотя, думаю, и меня она заметила, и самой ей не пришлось ломать голову относительно автора этого письма. Так, прямо через зал направляется ко мне, внутри все сжалось и похолодело. Ах, как идет, все ближе и ближе. Остановилась рядом, смотрит на меня, чуть откинувшись и склонив набок головку. Тут заиграла музыка, она, не поворачиваясь, махнула рукой, и в зале стало тихо. Ну, атаманша! Я замер, как кролик перед удавом, нет, как перед бездонной пропастью, шириной метров пять, что необходимо перепрыгнуть.
«У нас гость? Я спою ему песенку» ласково говорит она, – «Итальянскую, «Бамбино». Да, пожалуй, передо мной Царевна–Лебедь с замашками Бабы-Яги. Это шутливая и грустная песня о маленьком мальчишке, что влюбился во взрослую девушку. Девчонки и ребята подтягиваются со всех сторон, ожидая зрелища. После этой песни мне останется только сбежать с вечера, я уже не смогу ни танцевать, ни писать письма, все будут смеяться над моим позором, Может, уйти сейчас? Нет, кольцо вокруг нас уже сомкнулось. И она начала. Голос был, конечно, хорош, но слова прямо убивали меня.
(((по желанию можно послушать эту песню сейчас, или после прочтения всего рассказа: http://www.youtube.com/watch?v=56HiAOkhZfM&feature=related )))
Опять стоишь ты неподвижно под балконом,
На мостовой, на перекрестке оживленном.
(Ой, что же делать?
И, неожиданно для самого себя, я опускаюсь на колено, протягиваю
к ней руки и мимикой пытаюсь «подыгрывать» тексту.)
Ты возомнил себя несчастным и влюбленным,
Смешной малыш, когда ты ешь, когда ты спишь?
(Глаза ее заблестели, и смотрит она на меня совсем по-другому. Страха моего не осталось, и радость заполняет меня всего. Теперь мне и припев уже не страшен, не то, что минуту назад).
Отправляйся-ка домой,
Вытри нос и уходи
А страданий, дорогой,
Будет много впереди.
( Народ, похоже, весьма положительно отнесся к нашему вокально-мимическому дуэту. Пусть, я не отрывал глаз от «Кармен», но точно чувствовал одобрительные взгляды, в основном, девчонок).
Слез, пожалуйста, не лей,
Осуши свои глаза.
Ведь об этом, дуралей,
Могут маме рассказать.
Был и еще куплет, и она летящей походкой обошла вокруг меня, скользнула рукой по голове. Потом закончила песню, послала воздушный поцелуй и сделала прощальный жест рукой. Я тут же уронил лицо в раскрытые ладони, как бы, скрывая слезы отчаяния. Раздались аплодисменты, «Кармен» крутанулась передо мной так, что взлетевшая юбка, открыв стройные ноги, едва не махнула по моему лицу. Она, смеясь, протянула мне руку, а второй махнула назад. Тотчас же заиграла музыка, и мы понеслись с ней в вальсе.
Я видел блеск ее глаз; улыбку, предназначенную мне одному; впитывал ее голос от звонкого смеха до загадочного шепота; тепло ее гибкой талии жгло мою руку. Я уже не замечал, что она выше меня и ничего, совсем ничего не видел вокруг нас. Честно говорю, ни до, ни после этого вечера, у меня не было такого незабываемого, восхитительного танца. Когда музыка кончилась, голова моя шла кругом, и я непроизвольно поднес ее руку к моим губам (первый и последний раз за все школьные годы). А потом отвел ее на место, бережно поддерживая согнутую в локте руку (совсем, как в фильме о дореволюционных балах). И она, оказавшись у стены, грациозно повернулась и сделала книксен (я тогда не знал, что это так называется). Похоже, такое действо в их школе было тоже в первый раз. Как мне не хотелось отпускать ее руку! Да и она так сейчас смотрела на меня…
Два или три танца я не мог (и не хотел) ни с кем танцевать и не смотрел письма, полученные только что. Тут мне принесли еще письмо, но не аккуратный квадратик или треугольник, а сложенный вдвое лист с оборванным краем. И я его открыл. Без обратного адреса грубым, корявым почерком там было написано:
-43-Ты писака! Ищо будишь к Ленке ципляца тогда пойдем за школу паговарим.
(Черт подери! Еще того не хватало! Признаюсь, драться в чужой школе неизвестно с кем, вовсе не входило в мои планы, когда я отправлялся сюда. Похоже, надо скоренько «линять», закругляться).
Я поспешно пишу последние записки, а две «почтальонки» стоят рядом и ждут для себя работу. Делю между ними поровну последние четыре письма – записки.
43-7(Снегурочке) Ах, если б у Вас был телефон! Я не хочу, чтобы Вы таяли вообще, и в моей жизни, в частности.
43-12 (Лене, из-за которой весь сыр – бор) С грустью констатирую, что к моему вящему сожалению (использую дешевые штампы, считая, что украшаю свою речь), создавшаяся необходимость лишает меня всякой возможности ещё раз станцевать с Вами (и, слава богу).
43-16 О, жестокосердная, твоя песня ранила моё сердце, и я в горе удаляюсь.
(Ах, Кармен, Кармен, я совсем потерял голову. Иметь неприятность из-за нее, это еще, - куда ни шло, но уж никак не из-за Ленки, что танцует классно, но пишет неграмотно, да и, кто такая Истомина, даже понаслышке не знает.
Жаль, конечно, что не успел станцевать с Руфoй, но на прощание надо ей что-то хорошее написать, хотя время поджимает. Ну, а другим - нечего. Лихорадочно успеваю срифмовать четыре строчки).
43-14 Покидая срочно вечер, Эти строки шлю для Вас, И, надеюсь, нашу встречу. Вспомним мы еще не раз.
Ну, все. Теперь мне необходимо медленно и непринужденно дрейфовать в сторону раздевалки, чтобы не создалась видимость поспешного и позорного бегства (хотя, на самом деле так оно и есть). Пытаюсь еще боковым зрением определить, не появились ли у меня провожающие – «сопровождающие». Честно говорю, отсутствие таковых меня очень обрадовало.
По идее, рассказ мой на этом должен был кончиться, но я позволю себе задержать еще Ваше внимание на неожиданном его продолжении.
Через день я уже подумывал, как бы мне снова оказаться в той школе, чтобы увидеть… Понимаю, что и для Вас было не сложно вычислить, что хотел я увидеть не Снегурочку в своем белом с блестками платье, не Ленку – толстуху (более деликатно, - девушку плотной комплекции), не умненькую евреечку Руфу…
А тут мама, собравшись постирать мою вельветовую курточку (папин пиджак я начал надевать на вечера только в девятом классе), попросила освободить карманы. И ворох записок лежал передо мной на столе, но среди них не было записки с почерком «Кармен», записки, за которую я без сожаления отдал бы все остальные. Кстати, за те прекрасные минуты, что мы провели вместе, я так и не успел спросить, как ее зовут. Какие-то записки я рвал, что-то отложил на память (в основном, они и были представлены выше). А вот и та записка, что испортила мне весь вечер и заставила трусливо сбежать. Я начинаю, было, ее рвать и останавливаюсь, обратив внимание на характерное написание нижнего хвостика у букв «з» «д» и «у». Это был не традиционный овальчик, не резкий обрывок вправо, а специфический треугольник. И остановился я, так как только что видел такие же хвостики. Снова перебираю записки, - ох, ты, точно, как у Руфы! Так, и буква «т» написана одним росчерком, а в других записках,- и двумя и четырьмя палочками, или, как «ш» вверх ногами. Даже не будучи криптографом, можно было уверенно сказать, что это – одна рука. Да, буквы написаны крупно и нарочито кривовато, сделаны заведомо грубые ошибки… И здесь можно было завершить повествование тремя словами «Ай да Руфа!»
Но я что-то никак не могу остановиться, попрощаться с тем удивительным вечером и его необычным окончанием. Конечно, возмущение этой наглой девчонкой и стыд за свое трусливое поведение прямо захлестнули меня, и желание еще раз попасть в ту школу совсем пропало. Только лет через шесть, если не больше, случайно натолкнувшись на эти письма-бумажки, я, наконец, по достоинству оценил Руфу, голова у нее оказалась просто блестящая. Посудите сами, встретить мальчика, который ей понравился, писать ему письма и получать ответы, о каких только можно мечтать… И вдруг он растворяется в этой …, не видит и не слышит никого и ничего. Нет, это немыслимо, и она делает все, что можно и что нельзя. И убеждается, что, если он сбежал, значит, он – не герой, не тот, что ей нужен. А, уж «подколоть» красивую и успешную девчонку, сами понимаете, об этом тайно мечтает любая школьница. Кстати, за такую концовку я Руфе должен быть благодарен, ведь прелестница «Кармен», похоже, в свои года уже взрослыми мужиками вертела, как хотела, так что школьные мальчишки ей и на дух не были нужны. А те пять минут, что она загорелась со мной, - просто от неожиданности, что я чуть-чуть отличался от остальных. А так, уже на следующий танец, в лучшем случае, на следующий день я стал бы для нее просто одним из множества «бамбино», смешным и сопливым малышом, от которого надо отвязаться. Но я тогда этого не понимал и опять ждал бы и добивался тех радостных и неповторимых, минут, что она мне походя подарила. Не получая их более, страдал бы и мучился, мучился и страдал.
Так что, Руфа, спасибо тебе за урок, пусть с опозданием, но теперь я понял и оценил тебя, и ты осталась в моей памяти не вредной и взбаламошенной девчонкой, а поэтической натурой, готовой защищать свое «Я» доступными тебе методами.
Впрочем, и для нее было хорошо, что я сбежал. Останься бы я, она могла увериться, что вот тот, кто ей нужен, «рыцарь без страха и упрека». Но, видя, для кого я остался, к кому намертво присох, она бы еще больше мучилась и страдала.
Окажись мы вместе, тоже не уверен, что все было бы хорошо. Надо признаться, что в 15 лет девушки года на 2, на 3 «старше» юношей – одногодков.
Впрочем, все прочитанное Вами относилось ко временам бывшим ровно полстолетия назад. О нынешних – не берусь судить. И одежда, и школьные вечера сейчас другие, да и почта – сплошные SMS да «Mail Ru», так что потребности в «почтальонках» сейчас отсутствуют, бумага и ручка уже не нужны. Зато сейчас не определишь по почерку, кто тебе прислал «фокусное» письмо, правда, мобильник сам за автора поставит подпись, то есть номер. И все равно, все равно на школьных вечерах и сейчас часто происходят истории, о которых в наше время пели так:
«У меня есть сердце,
А у сердца – песня,
А у песни – тайна,
Эта тайна – Ты!»
Январь 2004 – июль 2005