Кирюня Топоров любил женщин. Разных. Белых, синих, даже безглазых. Была у него одна безглазая женщина. Она томно вздыхала и говорила: «Ох, Кирюня, какой ты красавчик, иди почеши мне коленку». Кирюня не был красавчиком. Наоборот. Дети, столкнувшиеся с Кирюней в тёмной парадной, долго ещё (месяц) заикались и кричали во сне. А бедные родители капали в ложечки корвалол и заливали детские горла.
У Кирюни была длинная плоская голова, как камбала, и мелкие, горошинки глаз. Он умел не моргать целый час. У Кирюни был дружок – таксист Горошик. Этакий развязный малец с квадратной челюстью. Этой челюстью Горошик ежеминутно колол грецкие орехи. И громко провозглашал «Позвольте, это бесподобно!».
По ночам Горошик приезжал в гости к Кирюне.
- Здравсвуй брат, - говорил Горошик, дёргая квадратной челюстью.
- Гутен таг, - отвечал Кирюня, после чего получал удар в нос.
- А я, - говорил Горошик, - мимо проезжал, дай думаю, загляну к брату. Проведаю, как он тут без женщин.
У самого Горошика женщин было полно. Молодых, старых, с грудями и без. Главное – горячих, или как минимум тёплых.
Тепло Горошик особенно ценил. Его таксоматорное хозяйство насчитывало один автомобиль ВАЗ 2104. Теплолюбивый Горошик, даже в жаркий июльский денёк включал на полную катушку печку и грелся. Бывало, он грелся с какой-нибудь дамой на коленках, на ходу, путешествуя из города любви Бологое в свою родную деревню.
- Заходи, милый дружок, - пропищал Кирюня Топоров, держась за ушибленную челюсть. – Никого не привёл? – с надеждой спросил он и заглянул Горошику за спину.
- Сегодня будет жарко, - бессмысленно протянул Горошик, и хлёстко саданул Кирюню в ухо.
- Ой, - сказал Кирюня, - ничего не слышно.
В комнате сияла чистота. Кирюня трепетно к этому относился. Он сильно переживал, если какая соринка, букашка или червячок заползали на его территорию.
- Я к тебе по делу, - раскатисто затянул Горошик и почесал рыжую бороду (я разве не сказал, что он был рыжий, как ржавчина на крыльях ВАЗ 2104), - как у тебя с бабами?
- Ой, - икнул Кирюня.
Он смущённо ковырял ногти и шмыгал камбаловидным носом.
- Как-то у меня не очень, - тихо сказал Кирюня, расправляя белоснежную скатерть на круглом столе.
- Всё дрочим? – дружелюбно спросил Грошик, обнял ладонью затылок Кирюни и мягко саданул об стол. Раздался глухой звук. – Подыскал я давеча тебе одну.
Кирюня поднял глаза надежды на благодетеля.
- Намедни я мотался в Котлин, подвозил одну курвёнку. Позвольте, думаю, это бесподобно. Самая масть моему брату Топорову.
Кирюня пожирал мелкими глазками (которые для случая, кажется, даже увеличились, как дрожжевые печенюшки) своего товарища.
- Правда, жирновата она. Но это ничего, да, ты же любишь жирненьких?
- Да-с, - скромно ответил Кирюня и опустил глаза.
Здесь наша история принимает неожиданный, я бы даже сказал, непредвиденный поворот. Заскрипел, как свежий мелок по стеклянной доске, ключ в замке. Мерзко и подленько. Друзья обернулись. На пороге стояла Люба Тарасенко. Она – остроносая жирненькая, как настоящая русская красавица. Удивлённо хлопала короткими ресничками, и глупо улыбалась.
Челюсть Горошика стала медленно отваливаться. Он неторопливо повернул череп в сторону брата Кирюни. Огнеопасный коктейль шокированного ужаса и злости бурлил в его рыжеволосых глазах.
- Что за курва, милостевый сударь, извольте отвечать.
Бусинки глаз Кирюни запрыгали в дырках глазниц, как шарики в игрушке «лабиринт».
- Это Люба, - ответил он.
- Ах ты шлюха! - заорал Горошик. Злородный коктейль полился из его рыжеподобных глаз. Он перевернул стол. Порвал на себе таксомторный мундир, обнажая волосатую, ржавую грудь. И стал крутиться на месте волчком в танце злобы всепоглощающей.
Кирюня Топоров забился в угол, тихо повторяя «Зримое иллюзорно, зримое иллюзорно. Верь любви»…
На этом месте, я должен открыть вам самую главную тайну. Женщины для Горошика являлись не более чем искусной декорацией его жизни. Он обставлял себя бутафорными матронами лишь ради поддержки достойного имиджа таксомоториста. На деле же женщины не интересовали богатыря Горошика. Кирюня, камабловидный, тщедушный мужичок и был зазнобой Горошика.
Люба Тарасенко оказалась совершенно лишним, лишённым смысла и логики персонажем. Кирюня подцепил её в клубе «Метро» на детской, наркоманской вечеринке. Ему ужасно хотелось подрасти в глазах Горошика. Но зримое иллюзорно, Кирюня понял в этот самый миг.
Я тоже там был. Сидел на кресле и наблюдал за всей этой трагической сценой.
Чем всё кончилось? А ничем. Помирились Горошик и Кирюня. А Любку они пришибли и на кусочки порезали, что б палки в колёса не пихала.
Мужская дружба – такое дело.