ДОЖДЬ
И вдруг погода испортилась. Небо потемнело, но это были не облака. В середине августа в Туркмении их не бывает, еще не осень. В Азии она приходит в один день. Еще вчера все было как обычно с конца марта – днем 44 – 46 градусов, ночью 39 – 40. А нужно работать – устанавливать приборы в глубоких шурфах, а там любят пережидать жару ядовитые змеи, приходится брать с собой палочку с рогулькой на конце - к этому скоро привыкаешь.
Но главное – питьевая вода, которую на полигон привозят раз в день и не дай бог пропустить! Здесь есть скважина с горячей минеральной водой, но пить ее нельзя, а вот принимать ванны – восторг! Она (надеюсь, навсегда) излечила меня от остеохондроза. Жаль, что тамошние власти озабочены только тем, кто из них станет очередным туркменбаши (почитайте бредовую Рухнаму, по глупости переведенную даже на эстонский, там автор без шуток утверждает, что именно туркмены изобрели колесо и плавление металлов, а Квадроченто стало возможным только потому, что тогда в Италию проникли туркмены). Но международные аэропорты у источников целебных вод не строят, - хотя вода много лучше, чем в Мацесте…
А ведь нужно еще и нормально питаться, если не хочешь погубить печень и почки. Питье – 4 – 5 литров в день горячего зеленого чая (холодную воду пить нельзя), а еда…За ней нужно ехать на рынок в центре Ашхабада. Дождешься легендарного автобуса №16 Берзенги – Ашхабад (на это может уйти несколько часов), купишь что нужно, попьешь чал, сквашенное разведенное верблюжье молоко, неразведенное не пьют, оно имеет жирность 6%, желудок не выдерживает, сам убедился, и едешь назад. А от конечной остановки в Берзенгах до полигона 3 км пешком по пустыне с тяжелым рюкзаком за спиной. Но в пустыне все же кое – что растет кроме верблюжьей колючки., например тонкие остренькие и странно зеленые на такой жаре листочки, удивительно ароматные, их хорошо добавлять в чай. Да и цветущие апрельские верхушки колючки, если их высушить в тени, а потом заварить, дают тончайшего вкуса изысканный напиток, хорошо утоляющий жажду. Какие же мудрые верблюды, они за завтраком проходят по Кара-Кумам 10-15 километров, не считая возможным откусывать с каждого куста больше одной веточки.
Так выживает эта колючка и кормит верблюдов. Ее корни уходят на 40-60 метров вглубь, а колючки на концах столь тонки, что их не видно. Но если случайно прикоснешься к ним незащищенной рукой, назавтра пойдут нарывы. А как же верблюд их ест? Непонятно. Я рукой обследовал пасть знакомой верблюдицы, она мне это позволяла и не сердилась, а легко могла откусить всю кисть. Так вот, у нее и небо, и язык такие же нежные, как у любого человека.
Когда идешь по пустыне, нужно следить, чтобы не наступить на небольшой серебрящийся кустик, где живет каракуртиха (“черная вдова”) - маленькое (около сантиметра) черное насекомое. Ее укус за несколько минут убивает верблюда (не забудем, что его и на мясо зарезать не просто, это мощный организм, а кровяное давление больше 300 мм рт. ст. Человек же от ее укуса умирает сразу). Самка каракурта окутывает ближайшую былинку светлой паутинкой, и туда весной робко приползает ее самец (он не кусается). После копуляции она его съедает – больше не нужен. Природа беспощадна к мужским особям. Так, в наших краях шмели-самцы осенью все погибают, а в земляных норках к весне выживают только шмелихи.
И вот наутро, в первый день осени все становится другим. Почти так же тепло, но чувствуется, что воздух стал другим, он обещает тучи и даже дождь и недолгий холод. Но и на Новый год тут может быть +26 градусов, но это другие градусы, как в водке и пиве…
А сейчас небо темнело, а воздух сгущался. Скоро он стал плотным почти как вода, которой нельзя дышать. Под ветром поднялись вверх лессовые отложения - тончайшая пыль, которая в Азии и так присутствует всегда, делает бесполезной чистку обуви и цементирует легкие. Ветер крепчал, пыль летела горизонтально, температура воздуха поднялась до 46 градусов, и скоро вместе пылью тоже горизонтально полетел мелкий щебень, ранящий лицо. Мы закрыли рты полотенцами, но сквозь них было трудно дышать. Лесс хрустел на зубах, и его все же приходилось сглатывать. Мы чувствовали себя почти так, как жители Помпеи и Геркуланума, когда на них обрушилась раскаленная везувийская вулканическая пыль. Но она их сожгла, не оставив даже костей,только пустоты в остывших отложениях плотной пыли, и потом я в Помпее с потрясением смотрел на отлитые в гипсе сплетенные в предсмертных объятиях юношу и девушку…
Казалось, что нас ждет то же, и я крепко обнял мою любимую жену, которая тогда была еще жива…Но ветер понемногу стал ослабевать, небо светлело. Затем все стало как обычно – желанная жара почти без пыли, которая пушистым ковром одела все вокруг.
Таким я навсегда запомнил туркменский дождь.