Были-жили Гл. 1 в тексте нет букв Й, Х, У

       
 
от АВТОРА:
Дорогой читатель, здесь вы не найдёте ни единого слова, с буквами: Й, Х, У
---

Правдивая рассказка бабы Мани, где опровергаются прописные истины

***


     Значит, так:
Когда-то в недавние времена жила-была одинокая вдова - Порося. И была она из себя такая краля, ого! – Белая да пышная! Да чего там говорить, всем Порося взяла: и рылом, и станом. Нрава сдержанного - слова лишнего не обронит.

Ещё чем она завидная была - зажиточная! Прям, барыня. - Домище аж трескалось от добра! Её боров-то, Карл Фролович, помираючи, мно-ого чего пооставил. Перед смертью наказывал, мол, блюди себя, Порося, и добро наше береги, тогда, дескать, и без меня заживёшь, припеваючи. Порося и жила, горя не знала, как сыр в масле раскатывалась. Правда, печалило её одно: сколь годов с Карлом в мире и согласии провели, а поросяток и не нарожали. Да...
А ещё приказывал боров Поросе: ты, дескать, жена, за первого встречного не торопись, дескать, присмотрись вначале как и чё.

Но Порося и сама разбиралась, кого надо, а кого не надо привечать.
Так вот. - Решила богатая невеста построить... этот... ммм... салон, где бы люд при капитале мог чинно время проводить: выставки всякие, посиделки... то да сё - в картишки поиграть, винца попить да песенки попеть. Предполагала вдова там и кавалера себе подыскать. А чего? Всё может быть. Есть ещё время себе родственников понаделать.

Порося слов на ветер не бросала, сказала: «построить салон» - построила!

И попёр народ с толстыми кошельками ко вдове на огонёк! -
Здесь и Полкан Барбоскин - отставник-пограничник с обветренным лбом и растрёпанными нервами. Здесь же и разлюбезная его Матильда, овчарка злая да ревнивая, одно слово - собака!
И осёл-интеллигент, Пим Размазякин – в салоне. Пим, как облюбовал себе кресло, так в нём и покачивался днём и ночью да в дрёме сигары посасывал. И было в его облике что-то доброе, лошадиное. «Только не ссорьтесь, господа! Только без мордобоя...» - поправляя белоснежные манжеты, просил кого-то во сне Размазякин.
Индюк-Платон здесь тоже не новичок. А как же без Платона-то? Нет, без него нельзя, он - птица ва-ажная - счетовод на ферме. При нём же и полюбовница - тетёрочка-Мотя. - всегда в обновке! Вот и теперь растопыренная по моде юбочка «соблазниться-облизаться», выдавала тетёркины формы. Барышня - очаровашка! А имя-то какое сладкое: Мо-о-тя...тя...
Заскакивали в салон и молодожёны – козочка Доля (така-ая озорница!) с барашком Виталиком. Они - аспиранты. Торопливые, деловые.

Однажды новобрачные пришли не одни - сзади переминался замызганного вида козёл в возрасте. «Модест Сократович, профессор, - приподняв цилиндр с засаленными пятнами, он почтительно склонил рога-огрызки, – Долюшкин... эээ... дядя». Заботливая Доля (чего ж скрывать?) давно мечтала пристроить своего подержанного родственника - без гроша в кармане, к Поросе - вдове «с золотым мешком». Козлова племянница надоедала: «Присмотритесь, Порося Борисовна... Модест-то Сократович... он... – Доля волновалась, - он может Вам... партию составить. Ведь дядя не женат».

Вдова и, правда, после этого на козла запоглядывала: «Ладно, что плешив маленько да бородёнка жидковата. Авось... оно - самое то? Говорят же: «Стерпится – слюбится» Посмотрим...» – решила Порося.

И гость пользовался её особым вниманием. Не в пример молодёжи, он засиживался в салоне и наслаждённо глагольствовал с Пимом на разные темы.
О-о, Модест Сократович в своё время повесели-ился! Есть, что вспомнить! Не раз-не два бока-то мяли объегоренные им рогоносцы-приятели, да волосья драли соблазнённые прелестницы. А теперь, изрядно поизносившись-промотавшись, старичишка спал и видел: домик с садиком, себя в гамаке... а рядом... вот она! - тёплая жёночка качает его и отгоняет стрекоз, которые так и нор-ровят, подлые, все разом сесть на его физиономию - кошмар и только! –«Кыш-ш, бестыжие!» - кричит жена, и... козёл просыпается...
 ***

Вечерело. Солнце желтком болталось над крышами, обливая небосклон. Бесстыдник-ветер раздевал берёзки. Он горстями метал осенние листья и разносил серебряное пенье мандолины...

Порося Борисовна полдничала на балконе крыжовником со сливками и, поёживаясь, сбрасывала носочком «дары осени» - гнилые ветки, а в голове её червями ползали безотрадные мысли: «Вот и лета, как не бывало... И вас нет, годы золотые... И ты где, моя половинка?.. встретишься ли когда?.."
***

А сегодня Порося именинница. Она ещё толком глаза не продрала ото сна, а поздравители весь звонок издёргали!
«Один момент! – кричит заспанная свинка, - Открываю!» Быстренько наряжается в платье лазоревое, подбивает перманент и спешит к гостям.
На пороге Модест Сократович при шляпе да при бабочке. Франт! «...Вроде... ничего ещё козёл». Модест протягивает розы: «Вы сегодня, эээ... Порося Борисовна, красавица невозможная!»
«Мерси!»

Примчались наседка Глаша и сожитель её - Петро-певец - на цыплят молодец. Отдышались и - разом: «С днём ангела вас, Порося Борисовна-а! – и бочонок с красным бантом вкатывают, - Примите от нас!»

«Мёд, что ли?..» – скривилась Порося.

«Грязь!»

«Да вы что-о?! - именинница так и села, - Как-кая пре-елесть! – серые глазки её засмеялись, - Ребятки, да где же вы грязь-то раздобыли? Я вот не нашла...»

«Договорились... кое с кем... на дальнем болоте. – заскромничал Петро, негромко сказал, - Лично для вас, Порося Борисовна!»

«Спасибо, родные! По теперешним-то временам это – большая ценность.» – Дама осторожно подняла бочонок: «я счас...», - и заспешила в покои опробовать подарок.
Оно и, в самом деле, с грязью творится чё-то неладное. -
Встала вчера Порося на зорьке и - бегом к местным котловинам – там-то завсегда грязи полно (и пациенто-ов – словно, грязи!). Решила Порося, как обычно, свободное очко занять: ко дню ангела намарафетиться – грязевые ванны принять (она же чистюля - страсть!) Примчалась, а та-ам... вот те и на! - ни пациентов, ни грязи! Как же так? А ещё говорят: «Свинья везде грязи сыщет» Ничего подобного! Борисовна все лежбища облазила, все ямины-колдобины проверила – грязи... тю-тю!

Так свинья грязи и не нашла! Сильно расстроилась.

И вот... бочонок... точно, с неба свалился!

Вышло: грязь нашла свинью! Всё правильно.
 ***

«Кадриль моя
Простая и серьёзная!» - Неслось из радиолы.

Гости занимались кто чем: кто плясал-дробь рассыпал, а кто просто беседовал. Мотя, например, цветочки на окошке поливала.

«Мои чада, - Платон гордо разложил перед ослом фотокарточки индюшат, - Смышлёные-е! Этот толстячок ест, всё, что-о... так скать... не приколочено! - Отец восторженно посмотрел на соседа, - Я, братец, семьянин, и целиком за-а... так скать... – счетовод понизил голос и, покосившись на Мотю, заговорил в нос, - я целиком за крепкие отношения.»

«Отлично...» – осёл подавил зевок, он, как всегда, был рассеян. Да и отцовства Размазякин не ведал.
 
«Нет, в семье не должно быть серости и... так скать... одинаковости. Не должно быть... дигаль-дигаль-дигаль... - Платон напыщился и неожиданно вывалил соплю: она повисла на клюве. Собеседник, сноровисто втягивая свою индюшачью гордость на место, закончил, - Избегать этого – наша, так скать... задача!»

«Точно! – живо вмешалась в разговор наседка-Глаша и быстро-быстро затараторила, - Далеко за примерами и бежать не надо: вон соседи наши всегда цыплят по осени считают, как ненормальные! А то не сообразят, что детвора за лето повырастет: большеньким-то цыплятам всё любопытно. Мы вначале тоже, как и все, цыпляток осенью считали. А осенью на дворе последняя теплынь стоит. Несмышлёныши так и норовят со двора на волю смыться - посмотреть, что там на белом свете творится?! – трещала квочка, - А ты в это время, как начнёшь за ними гоняться, как начнёшь считать!.. ооо... одно наказанье! со счёта сбиваешься! Ты за ними, они – от тебя! Ищешь потом, кого-где... Тогда мы стали Платон Трофимыча в помощники звать. – Глаша благодарно посмотрела на счетовода. Тот от дифирамба распыжился. - А это, – продолжала балабонить Глаша, - это - лишние... тити-мити... Извините, Платон Трофимыч! – Индюк огорчённо пригладил перья. А наседка лопотала, - Теперь мы с Петюшиком цыплят... по весне считаем! Как родятся, так и считаем, пока они в гнезде. Зато мы - не такие, как все, и денежки экономим! Да-да! Для подсчёта цыплят годится только весна!»

С бокалом вина появился Модест Сократович (ага, давно его не видали!). Профессор звонко прищёлкивал языком, - «Ммм... пикантно... отдаёт шоколадом с анисовыми орешками... - Козёл опростал бокал. - О чём спор, молодёжь?»

«Об жизни калякаем. – Платон встал, - Позвольте... так скать... отбыть! Приспичило...»
«Да-да, идите, конечно! Терпеть вредно... – профессор посторонился и, оседлав кресло, поставленным фальцетом завёл, - Итак, господа, так называемые ... ээээ... прекрасные представительницы нашего мира до сего времени ещё никем не оценены, знаете ли. Особенно, конечно, нами... ээээ... козлами», – профессор замолчал, обвёл взглядом зал. Дамы щебетали о своём. И лишь Осёл, казалось, вникал.

«Засиделся, надо бы продышаться», – осёл неожиданно поднялся с кресла и зашаркал к дверям.

«Мы - с вами!» - Дамочки следом повскакали с мест.
Модест Сократович остался один и чего-то затосковал... Он запозевал...
«Старость... Когда-то цистернами глотал, а щас... от бокала опьяне-ел... Да-а, старость. – повторил козёл. - Не заметишь, как и смерть явится. А любовь... мимо... - Глаза слипались. - Порося Борисовна обещала, вроде... а сама – ноль... внимания...» Козёл совсем распозевался. Его поклонило в сон...
               
                (продолжение следует)