Глава 8
Поющая душа
Сегодня Даша проснулась в пять утра. Ей приснился сон: она стояла высоко на балконе и сверху обозревала, что делается внизу. Увидела, как идёт её подруга; увидела её аккуратно уложенные белокурые волосы натуральной блондинки и чёрную юбку в складку из необычного и красивого материала. Людочка кокетливо двигала бёдрами, и складки скользили в такт их движению. Даша позавидовала тому, что та хорошо одета и красива, как будто ей самой кто-то мешал быть такой…
Сон навеял грустные мысли потому, что Даша знала, что при всём том, что её подруга умна и красива, как и многие женщины, - она несчастна. Может быть, и был в её жизни один всплеск счастья, но на поверку и он оказался блефом.
Даша подумала: Господи! Вразуми меня! Бывает ли человек счастливым? Он скорее делает вид, что счастлив, а на самом деле он счастлив лишь для окружающих.
В каждом из нас сидит какая-то неудовлетворённость и боль, может быть, мы слишком многого требуем от жизни? Посмотришь со стороны на чужую жизнь и позавидуешь, а узнаешь поближе – всё та же боль, только у каждого своя…
У одной на первый взгляд муж хороший хозяин, а на деле – куркуль и деспот. Продержал за работой в самодельном гараже двух прекрасных парней (даже странно, откуда в наше время такие послушные парни), не давая им встречаться с девушками…, принцесс ждал что ли? Естественно, что те взбунтовались и сразу оба женились против его воли, а он решил им назло повеситься. Скорее всего, решил их попугать да ещё в присутствии гостей и думал, что они после этого не пойдут против него, но что-то видно, в его спектакле пошло не так, и действо неожиданно свершилось.
Если бы не сын, конец мог бы быть печальным. Хорошо хоть Виктор увидел и вовремя вытащил его из петли. Набежали соседи, пытаясь помочь. Даша вызвала скорую помощь, а мать Виктора, прекрасная добрая женщина, от стыда и переживаний боялась поднять глаза, ведь незнающие люди могли подумать, что это сыновья довели отца до такого.
Казалось бы, после того как человек посмотрел в глаза смерти, что-то в нём должно измениться в лучшую сторону, ан нет…, он стал ещё хуже. Сыновья уехали и прекратили общение с отцом, а бедная женщина так и тянет свою лямку, потеряв на нервной почве здоровье.
Другая бывала счастлива и спокойна в периоды, когда муж «подшивался» от пьянства и становился прекрасным работящим и добрым. Имея золотые руки и, не отказывая никому в помощи, он периодически срывался, и жизнь вновь превращалась в ад. В общем как говорят: – куда не кинь – везде клин!
Даша постаралась отогнать от себя эти грустные мысли и перестать думать о других. Ей захотелось полюбить себя, но она не знала, как это сделать…
Если копнёшь поглубже, то у тебя оказывается не так уж всё и плохо и стоит заняться своей жизнью, чтобы поменять её в лучшую сторону, не позволяя себе плыть по течению.
Утро, к счастью, выдалось прекрасное! Она уже привела немного в порядок свой запущенный участок… Сил, конечно, пришлось положить немало, но зато временами она могла позволить себе посидеть и насладиться красотой природы – это приносило ей истинное счастье. Созерцание и осознание того, что ты живёшь, это ли не счастье!?
Чтобы поднять настроение, она решила сходить в гости к Кате, что-то давно у неё не была. Ей нравилась эта полноватая и всегда улыбчивая хохотушка, да к тому же ещё и остроумная, с ней можно было вдоволь насмеяться… Люди с юмором – такая редкость… особенно теперь. У неё было море цветов. Дашу всегда восхищали розы, но они приносили массу забот, зато удовольствие от них ты испытывал более чем равноценное.
У Кати розы были разных сортов и оттенков: высокие, низкие, вьющиеся и стелющиеся – и каждая была необыкновенна в своей неотразимости. Такая красота определённо дарила минуты счастья, пока не приходилось бежать готовить обед, чтобы накормить своих мужиков. Семья у неё была, весьма обильная.
Она всегда с таким удовольствием и даже обожанием мыла посуду, что было завидно, Даша наоборот терпеть не могла. И, когда бы ты к Кате не зашёл, она стояла в саду у раковины, выставляя на столик отмытую до блеска домашнюю утварь. По крайней мере, Даша всегда заставала её именно за этим занятием.
- Быт! Как же он давит на психику! Изо дня в день ты должен готовить, мыть, стирать – этот несносный быт, так часто разрушающий семьи. Ох, уж эти постоянные заботы, отнимающие у женщины большую часть её жизни, до поры до времени нравящиеся, но потом начинающие угнетать, потому что ты понимаешь, что превращаешься в обычную прислугу. Иногда тебя просто перестают замечать: - подай, принеси, убери – обязанности валятся на твою голову, и хочется свободы.
Дети выросли! – кажется, живи; но жизнь прошла… ты недолюбила… недогуляла, и в тебе появляется неудовлетворённость. Появляются мысли: - зачем жила? – этот вопрос достаёт и съедает твоё спокойствие.
Ты стареешь…, муж уходит от тебя к молодой, и ты остаёшься ни с чем – как это несправедливо – и женщина мечется… и не знает, как жить дальше.
У детей свои семьи хорошо, если есть внуки, а если и ни того, и ни другого.
Даша встречала женщин, словно рождённых домохозяйками, они говорили, что им это нравится, наверное, но Даша была не такая…, Дашу это угнетало и пугало больше всего. Она умела хорошо готовить, когда к ней приходили гости, но для себя это делать не любила и перебивалась в основном перекусами как когда-то в детстве. Она подумала о своей жизни…
Нет! – Хватит терзать себя! Пора вставать, работать и жить…, просто жить! Не ныть, не кукситься, а жить полноценной жизнью, что это она определила себя в старухи… да она ещё молодым даст фору…
Я сегодня хочу быть счастливой
Мне сегодня как минимум жить…
Она выглянула в окно, было шесть часов утра, наползал туман, наверное, будет тепло…, в туманной дымке сад был великолепен.
Огромные куполообразные и пестролистные хосты украшали газон; раскидистые кусты гортензий своими белыми роскошными шапками от тяжести почти касались земли; высокие острые шпоры болотного ириса у маленького пруда в тумане отсвечивали белизной, а плетистая роза ярко-алого цвета свешивала бутоны с перголы, и как кровью, осыпала лепестками траву. Среди высоченных папоротников, украшающих стены беседки, желтели цветки настурции, а на альпийской горке белели крупные соцветия бегонии, и всё это на фоне беседки, в тумане похожей на буддийский храм – мистика…, мистика была вхожа в этот произвол природы, словно застывший в предутренней дрёме.
Всё замерло в полупрозрачной чуть дышащей тишине.
От такой красоты у Даши перехватило дыхание:
– Да как она только посмела так плохо думать о жизни!? Она не могла оторвать взгляд от окна и всё смотрела и смотрела – ушли и сомнения и печали.
Что может быть прекраснее этого утреннего мгновения такого непорочного и сиюминутного, но оставившего в ней счастье жить! – Господи! Как хорошо! – прости меня, дуру, грешную, и дай мне толику любви, чтоб я могла почувствовать и красоту Человека, рождённого твоей мыслью – это ли было бы не счастье?!
Дай, Господь! – ещё хоть раз!
Мне жизнь земную.
Дай Господь, ещё хоть раз
Тебя прошу я.
Чтоб увидать ещё хоть раз
Зелёный луг в рассветный час…
С любимым, с утренней росой,
чтоб встать на цыпочках босой,
И новорожденного плач,
Чтоб услыхать…
Увидеть зори и закаты
И внять громовые раскаты
И спелых яблок в летний спас,
Чтобы вкусить ещё хоть раз…
Дай, Господь! – ещё хоть раз!
Дашина душа пела где-то глубоко в её сердце и рвалась наружу. Она устала жить в темноте и безмолвии и готова была взорваться от чувств, переполняющих её и неиспользованных ею. Ей вдруг захотелось жить и ощущать эту жизнь физически каждой клеточкой своего сердца; своего тела и мира, живущего в ней.
Ей захотелось сажать, пересаживать, спасать, улучшать свой дом и природу, и сущность людей; главное их, - чтобы они ощущали то, что ощущает она, и радовались каждому проявлению жизни и возможности жить, - просто жить и наслаждаться этим пониманием.
Последние ночи оказались для Даши бессонными. С вечера она не могла заснуть, а по утрам просыпалась в четыре пять часов и в голову начинали лезть непрошенные мысли. Она думала…
Она думала, даже работая в саду, словно решала для себя важную теорему она решала, как ей жить дальше.
Ей было совсем неплохо одной, её ничто не связывало, она могла делать, что хочет, идти куда хочет – она была свободна. С удовольствием ходила на выставки в театры, иногда одна, иногда с подругами, коих было множество, благодаря её общительности. Но где-то глубоко внутри зудел червячок, не дающий ей покоя. Как ни странно, ей хотелось о ком-нибудь заботиться. Наверное, это извечная тяга женщины к материнству давала о себе знать.
- Не превратилась бы эта мимолётная тяга в ухаживании за больным и стареющим мужчиной в потерю самой себя? Она элементарно может потерять свою собственную жизнь, и ей придётся жить чужой жизнью – готова ли она к этому? – она ведь не девочка, выскакивающая замуж без раздумий, она должна будет поломать свою вполне сложившуюся жизнь… об этом стоит думать.
Даша остановила ход своих мыслей: - Ты что, делишь неубитого медведя, вот идиотка-то!
– Даша! – Куда это вы пропали? – вздрогнув, Даша неожиданно увидела Вальку
– Ой, Валентин Павлович, извините, я задумалась.
– Что за мысли такие в хорошенькой головке, которые не дают ей покоя?
– О жизни всего-навсего – ответила , засмущавшись, Даша.
– Ох, надо же, а стоит ли забивать себе этим голову. Жизнь плутовка как захочет, так и сделает, чтобы вы себе не придумали
– Да, что верно, то верно – вздохнула Даша – Ну, тогда предоставим ей самой право, решать…
Они весело рассмеялись
– Так, где же это вы от нас прятались эти дни? – Валька определённо был в настроении. Даша шутливо прижала руку к щеке и сморщилась
– А, зубной врач… сочууувствую
– Не врач, а садистка.
– Да, что вы?
Даша постаралась, как можно мягче рассказать о своих мучениях, но одно воспоминание вызывало у неё новую боль.
– Дашенька у вас есть свободное время? Может быть, мы порисуем?
– Порисуем? – не сразу поняла Даша – А, ну конечно, с удовольствием! Только я боюсь, что не выдержу долгой неподвижности. Я такая непоседа и болтушка, что буду без конца вертеть головой и что-нибудь вам рассказывать.
– Я согласен, повертитесь немного передо мной, а я что-нибудь о вас разузнаю и почувствую вас лучше.
У вас такие прекрасные глаза и классический греческий профиль.
– Ой, только не профиль! Я его терпеть не могу… нос как у Людовика XIV…ха…, ха…, ха…
– Давай, давай не скромничай – подзуживала, вися на заборе Люська.
Они подошли к мольберту, где уже был приготовлен чистый лист бумаги. Даша села в приготовленное кресло и Валька начал пристально вглядываться в её лицо, время, от времени прося повернуться, в ту или иную сторону. Даша немного смущалась, но он этого не замечал, перед ней уже сидел художник.
– Так, кажется, поймал! До окончания прошу не подглядывать
Даша сидела молча, она тоже разглядывала и изучала его, вдруг это всё-таки не он, а просто похожий на него человек? В нём определённо было что-то от Вальки, но иногда казалось, что это просто она своим желанием делает его похожим на того. По лицу чувствовалось, что жизнь изрядно потрепала его; так бывает с людьми, избалованными в детстве и не привыкшими к трудностям, но он похоже из своих передряг вышел с честью. Может быть, когда-нибудь она и узнает обо всём, а сейчас перед ней сидел творческий человек, и это для Даши было главным. Они оба любили и понимали красоту, которая спасёт и их жизнь тоже.
Их идиллию, как всегда, нарушила неугомонная Люська.
– Эй, голубки! – идите чай пить. Даша вздрогнула, и правда, она ведь не завтракала, и чай был бы, кстати, да к тому же она чувствовала себя неловко и не знала, как выйти из этой идиллии, в которой они пребывали.
– Чтоб они делали без Люськи? – А вот с его дочкой, похоже, будут проблемы – она уже поймала на себе пару язвительных взглядов свысока. Она и Люську, видно недолюбливала, да с Люськи как с гуся вода, пёрышки встряхнёт, и пошла, а ты оставайся со своим гонором. Она ту не приглашала пить чай, она её игнорировала как пустое место, наверное, та ей сильно насолила. Люська прощала всем и всё, но красотке, явно не симпатизировала, да и у Даши с первой минуты появилось к ней какое-то отторжение, как к инородному телу.
– Замуж бы её выдать! – неожиданно подумала она.