Гл. 10 Яблоки в траве

Дина Трувор
Глава 10

Яблоки в траве

Через пару дней школьники пойдут в школу. Лето прошло, так и не порадовав их теплом, его словно бы и не было… дождь, дождь… сплошной дождь… Скоро заканчивается и её отпуск придётся уезжать и она не знает, что делать дальше. Свой телефон Валька ей не оставил, а она постеснялась спросить. Здесь в Колокольчиково Даша немного оттаяла душой – это уже было хорошо, а о дальнейшем… ну, что тут думать, что будет, то будет.
Она ещё хотела привести в порядок парник, предполагая на будущий год посадить в нём розы, но дождь лил, беспрестанно, мешая сделать задуманное. Время тянулось медленно и вязко… на душе становилось сиротливо: - Что-то в последние дни не видно ни Вальки, ни его дочки? – закрадывалось беспокойство – Хорошо, хоть мольберт был убран. Даша, так и не увидела, какой он её себе представлял, а вдруг как абстракционист в виде чайника? – она посмеялась сама над собой. – Неужели они так и разъедутся, не увидев друг друга? – завтра Даша уезжает домой: - Ну, что ж, наверное, не судьба! Так ей и надо, размечталась, можно подумать, что он всю жизнь помнил о ней? Такой заносчивый, глядящий на всех свысока мальчишка… и стал бы думать о ней, Даше?!
Дашину задумчивость прервала Люська: - Ну, до чего же умница, всегда-то сделает это во время! – подумала, Даша
– Что, Люсь? – Ты то, что такая хмурая, небось, Валентина Павловича ждёшь? – ну всё-то заметит, ничего не скроешь – Ну да, да! – Да он уже, который день в городе своей выставкой занимается. Даша ещё больше загрустила, ей то он ничего не сказал.
– Представляешь, кто с нами рядом живёт? – продолжала болтать Люська – Он ведь ещё и Академию Художеств закончил! – Даша даже виду не подала, что обрадовалась и только сделала удивлённые глаза – Как! – У него должна быть выставка?! – а у самой отлегло от сердца – Слава богу, всё в порядке – и повеселела.
– Люсь! – Я завтра уезжаю – Отпуск закончился!
– Ой, Даша, а как же я теперь одна-то, я к тебе привыкла – Ничего я буду приезжать – Даша помахала вслед уходящей Люське.
По телевизору передали штормовое предупреждение. На Петербург надвигается шторм, с силой ветра до 20 метров в секунду. Старые деревья могут не выдержать. За этот сезон Дашин сад уже лишился двух яблонь. С парником, похоже, придётся отложить, до весны… Ночка предстояла беспокойная, жаль, что не узнала всё раньше, могла бы уехать в город сегодня.
Она стояла и смотрела в окно на непрекращающийся дождь: - Завтра она уедет, вернётся ли она ещё сюда? Никто не знает, будет ли существовать Колокольчиково или нет, а если будет то, в каком виде? По всему саду в мокрой траве валялись неубранные яблоки у Даши не было настроения их собирать, всё равно, есть некому. У Вальки тоже никто их не собрал…
С улицы огромный паук оплёл окно паутиной, такую, только увеличенную во много раз, она видела в сказочных фильмах.
 А железная паутина дорог уже нависала почти рядом с забором садоводства. Её кружева, опутавшие две железнодорожных ветки, висели на высоте птичьего полёта. Скоростная трасса змеиной лентой обвивала виадук и пешеходный мост – шестьдесят пять ступеней вверх шестьдесят пять вниз, помереть легче пока дойдёшь, особенно в жару. Сколько раз Даша видела людей раздетых до купальников проходящих мимо её окна. По одной из дорог уже бегали машины, на другой суетились огромные трактора, краны, (иногда зачем-то подсвистывающие), и как муравьи в жёлтых касках трудились рабочие. Жизнь приходит – жизнь ушла.
 
Едва успев войти в квартиру, она услышала, что включился автоответчик: - Дашенька! Это Валентин Павлович! Вы не поужинаете сегодня со мной? – Даша задержала дыхание – снимать… не снимать трубку и рывком, боясь передумать и не оставляя себе пути назад – Да Валентин Павлович с удовольствием!
Они встретились в уличном кафе при гостинице, расположенной недалеко от Дашиного дома. Кафе, декорированное под яхту, напомнило Даше о путешествии на теплоходе по Волге. Даша боялась о чём-либо спрашивать Вальку и не найдя достойной темы, чтобы не сидеть молча, стала ему рассказывать об этой поездке, оставившей в ней массу положительных эмоций. Может быть оттого, что она была молода – эта поездка запомнилась навсегда. Ей снова хотелось посмотреть шлюзы и увидеть, как оскаливается оголяющееся дно реки, когда в шлюзах спускают воду, а в это время на теплоходе, как ни в чём не бывало, играет музыка и веселятся люди, прильнувшие к борту. Она посмеялась, вспоминая день Нептуна, который они встречали на зелёной стоянке. Она тогда была в костюме «чертовочки». В костюме – это громко сказано; все были в купальниках, и каждый раскрашивал себя сам как мог. К её кучерявой головке приделали рожки, из-под резинки трусиков веером выглядывала колода карт, и вокруг суетился эскорт чертенят, из отдыхающих на теплоходе разновозрастных мальчишек. Перемазанные сажей они действительно походили на чертенят. По зелёной поляне величественно расхаживал сам Нептун с трезубцем в руке и загонял всех в Волгу. Хохота и визга было хоть отбавляй, но когда все выкупались, уж тут-то и началось настоящее веселье. Надписи, которыми украшали себя, не боясь последствий и надеясь, что они смоются, действительно смылись; но день был жаркий, и по розовой загорелой коже белыми буквами проявилось то, что не должно было быть увиденным, особенно близкими людьми, - теплоход быстро приближался к конечной стоянке.
- Мне так хочется побывать на Каме! Говорят, что берега Камы изумительно красивы – сказала Даша – Я тогда купила даже путёвку, но обстоятельства! – ох, уж эти обстоятельства! – не позволили мне этого сделать – это так и осталось моей мечтой.
– Знаете Дашенька, кажется, такие экскурсии уже восстановили или хотят это сделать. Мы с вами обязательно поедем по Каме, и никогда не будем откладывать на завтра то, что нам хочется сделать сегодня. Он протянул ей пригласительный билет на выставку.
– Извините, что не сделал этого раньше, закрутился с организацией – Вы придёте?
– Обязательно Валентин Павлович…  Они договорились встретиться завтра и пойти туда вместе.
А завтра Даша позвонила и попросила перенести их встречу на следующий день. Сегодня был первый день работы после отпуска и на неё свалилась масса проблем.
На следующий день Даша старательно приводила себя в порядок, (ей очень хотелось произвести впечатление на Валькиных друзей), когда неожиданно громко зазвонил телефон:
– Даша здравствуйте! – она услышала в трубке глухой незнакомый голос – Это дочь Валентина Павловича… у него инфаркт… он просит вас придти, если можно?! – у Даши словно оборвалось что-то внутри – Конечно, конечно, где он находится? – получив адрес больницы, она рванула туда ничего не соображая – Как же так, как же так… ведь вчера… Она металась по коридору больницы и ругала себя за то что, вчера увлекшись своими рассказами, она ничего не почувствовала. Бесчувственная, бесчувственная эгоистка – ругала она себя. К Вальке никого не пускали, он был в реанимации. Даша осталась в больнице, прикорнув на стуле и монотонно, словно молитву читала стихи. Она не умела молиться и сейчас жалела об этом.

Я приду в проливные дожди,
Ты жди меня милый мой жди.
Для меня лишь окно раствори
Ты жди меня милый мой жди.
Я войду мягкой влагой к тебе,
Смочив губы и руки твои,
Задержусь на любимом лице
Я приду в проливные дожди.
Только ты мой любимый дождись
Меня здесь в золотом октябре
Только ты ко мне милый вернись
непогасшей свечой на окне.

На утро после обхода врача ей разрешил зайти к нему на пять минут. С подушки на Дашу смотрели потерянные и грустные глаза: - Спасибо, Дашенька, что пришли
– Валентин Павлович, Валька! – неожиданно вырвалось у неё, и она прикусила язык, попытавшись сгладить неловкость
– Дашенька я ведь узнал вас!
– Правда, что же вы молчали?
– Я боялся… старый больной, никому ненужный человек – Ты обязательно поправишься, Валька, ведь мы с тобой должны поехать по Каме, я беру с тебя слово, ты понял?
 – Да, да, моя хорошая! – он слегка улыбнулся и облегчённо вздохнул, рука его неожиданно обмякла…
– Нет, нет… Валька!!!!!!!! Врача…………..
– Как же так, Валька? – мы же по Каме…
Она шла, не видя перед собой ничего, и никого. Слёзы, не преставая, текли по её лицу – Почему? Почему!? Именно сейчас…
Неожиданно вспомнила о выставке, на которую они хотели придти вместе.
Войдя в зал первое, что увидела – свой портрет. Валька нарисовал её в движении, она легко скользила между цветов, слегка касаясь их рукой. Было много воздуха и солнца, похоже, у Вальки тоже была своя мечта. Выставка определённо имела успех. Рядом с картиной экзальтированный молодой человек читал стихи:

Ах, эта женщина в цветах
Тюльпанов и Пушкинии,
Шла с лёгкой песней на губах,
Сорвав покров с уныния.

Она обязательно поедет по Каме, жизнь так коротка, что ничего нельзя откладывать на завтра… она сделает это ради Вальки.
– Надо позвонить Люське! – Нет! – Лучше будет если она сама, съездит к ней. Они, молча посидят и поревут…
Тихо, по-бабьи так, чтобы им никто не мешал.
Она шла к Люське… дождь, дождь… второй месяц, практически не прекращаясь, лил дождь. Земля промокла до такой степени, что Даше казалось, у неё промокло даже внутри. Чавкало под ногами, канавы были переполнены и больше напоминали небольшие речушки. Техника, которой постоянно не хватало возможностей для проезда, с завидным постоянством расквашивала дороги в их садоводстве. Осень плакала беспрестанно, но сейчас это не раздражало Дашу – она была созвучна её настроению. Хотя ей казалось, что в природе было всё отвратительно: и желтеющая не ко времени листва; раскисшие дороги; свалки, хаотично набросанные пробегающими пешеходами – жизнь напоминала выгребную яму, а, может быть, это сама Даша не хотела замечать красоту. Сезон, начавшийся экстримом, закончился из рук вон плохо…
– Почему жизнь поступила так бессовестно – она не знала, как прорвать назревший нарыв. Сейчас она придёт к Люське – напиться что ли? Ни при каких обстоятельствах она никогда этого не делала и держалась как оловянный солдатик – Почему оловянный он же мягкий? – подумала она. Сегодня она постарела на десять лет, в ней что-то сломалось. И ещё этот проникающий во все поры дождь! – она понимала, что выглянет солнце и настроение улучшиться – всё пройдёт, но не сейчас…
Сейчас она придёт к Люське, и будет выть, размазывая сопли.
– «Зачем, тебя я милый мой узнала!» – и Люська опять скажет:
– Даш! – тебе надо ребёночка! – не может женщина жить так, чтоб ни о ком не заботиться…
– Люська ! – у меня не стало мечты ты это понимаешь? – По…ни…ма…ешь? – Моя мечта утонула в колодце жизни.
Мелькнул маленький солнечный лучик и вновь беспросветность – Нет! Она не позволит жизни сломать себя ей ведь всего только сорок!!! Она даже не сразу сообразила, что кто-то протянул ей руку, помогая перепрыгнуть канаву...

А в ночь горели дома обжитые бомжами. Горели страшно… вместе с людьми. Из них выскакивали, истошно крича, голые женщины. Их расплавившиеся синтетические ночные рубашки висели клочьями на обгорелых ягодицах. От страха за свои дома суетились, пытаясь помочь пожарным, садоводы. Даше машины перекрыли все выходы, дороги были узкие и они не могли подъехать к месту пожара. Она как раненый зверь металась за сеткой. Там в домах горели лишённые помощи люди и не важно, какие он были плохие или хорошие – это были люди. Все её проблемы отошли на задний план, перед её глазами вершилась человеческая трагедия. Неожиданно в темноте её глаза наткнулись на маленький ершистый клубочек. Это на середине дороги среди суеты и огромного трещащего пламени, в центре которого постоянно что-то взрывалось, не шелохнувшись, сидела собака. Она словно застыла, в её взгляде было что-то такое, будто она знала о жизни гораздо больше чем люди.

Яблоки в мокрой траве…
       листьев опавших золото
Осень пришла рябиной в окне.
       Хочется счастья. Холодно.
Плачет природа. Движение кисти…
       деревья поникли в миноре
Осень художник! – ты им только свистни,
       и вмиг позабудут о горе.
Вдохнув напоследок твоё совершенство,
       зайдутся в предсмертном угаре
Ах, осень! – в груди моей тесно…,
       а яблоки как на базаре.

Жизнь требует к себе трепетного отношения. Если дана тебе жизнь, какая бы она не была – надо жить! – Ни одно мгновение не повторится и прошлое невозможно исправить и изменить. Ты можешь измениться сам и не станешь повторять свои ошибки, но то, что сделано тобой раньше, уже навсегда записано в книгу жизни, и счастлив тот, кто сумеет её прочесть.


Конец