Тюфяк

Мне плохо.
Ушла Таня.
Все произошло вчера. Она сначала исчезла куда-то, не звонила, а потом, когда я написал ей, ответила: «Извини, нам надо расстаться. Мне надоело». Я вначале не понял. Потом не хотел верить. Звонил ей, пытался выяснить, что произошло, но она отключила телефон.
И вот я сижу дома. Один. Не знаю, что делать. Хорошо, что Лариса отпустила меня с работы – наверно, поняла, что что-то у меня случилось, но не стала спрашивать. Тот клиент, который был у меня последним (клавиатуру кофе залил), кажется, разбушевался. А мне все равно. Я пошел домой. Набираю раз за разом ее номер, но она не отвечает. Я, в общем-то, ее понимаю… Она и красивая и умная, в общем, современная девушка, а я совсем обычный. Увалень, как она говорит. И работаю в двадцать три года «в каком-то сервисе». (Это она зря, конечно, моя работа мне нравится, ведь каждому человеку приятно получить свою вещь, которая сломалась, как новую, но, наверное, в чем-то она права). В общем, так.
Я сижу перед телефоном. Думаю – может, кому-нибудь позвонить и поделиться? Ну, рассказать все. Может быть, легче станет. Или кто-нибудь что-нибудь посоветует. К тете Лизе мне только завтра, маме что-нибудь скажу, чтобы ее не расстраивать - но что-то нужно делать, не сидеть же вот так до вечера… Только закрою глаза – и сразу ее лицо. И усмешка. «Извини, нам надо расстаться. Мне надоело…»
Я протягиваю руку к телефону, но он неожиданно звонит.
 «Привет, Сереж».
Это Стас.
 «Привет…»
 «Как у тебя дела?»
У меня возникает желание ответить ему, как дела на самом деле, но я почему-то говорю:
«Хорошо»
«А у меня плохо, брат».
«А что?»
«Поездка моя накрылась, Сереж. Все из-за Росконцерта… Ты думаешь, с советских времен что-нибудь изменилось? Как бы не так! Как тогда все по разнарядке за кордон ездили, так и сейчас. У нас должно было быть плановое выступление в Милане, не в «Ла Cкала», конечно, но… Один тип, Марчелло, зовут, приглашал. То есть оформили-то все официально, для них наш оркестр русских народных – это находка, и оплачивают они все, вплоть до проживания и ланчей. Но наши в филармонии уперлись – и все! Говорят – почему вы? У нас таких, как вы, коллективов – пруд пруди! Что, у вас больше всех записей на радио? Или выступлений с благотворительными целями? А какие благотворительные цели, если я жене второй год машину обещаю, на скромную «десятку» денег нет! Ну и… Я им говорю, вы что, в своем уме – это мой личный знакомый, почти что друг! А они мне: приглашение не на тебя пришло, и даже не на «Русские узоры»… Я полез разбираться, оказывается, и Марчелло мало что может сделать – у себя-то он там пробил, но забыл уточнить, что коллектив такой-то и такой-то, а у нас знаешь сколько желающих на халяву прокатиться? Вот и остались мы со своими планами в родной, горячо любимой столице… Ладно, что я… Ты сам-то как?»
«Нормально. Все нормально…»
У меня странное ощущение. Я пытаюсь переключиться, и понять, о чем он – и когда понимаю, то во мне просыпается сочувствие.
«Стас, ты не унывай. Может, в последний момент они там переиграют. Нужно надеяться на лучшее…»
Говорю что-то в этом роде. На самом деле, как же так можно? Пообещали человеку, поманили и бросили. Возмущение во мне смешивается с искренним желанием помочь ему, хотя я и не знаю, как. Я прекрасно представляю себе положение Стаса и его жены (у них не хватает денег на такие поездки), черноволосого Марчелло, сухого худрука… В общем, всю эту ситуацию. Таня бы сейчас посмеялась надо мной и была бы права. «Ты о себе подумай, рубаха-парень». Но, мне кажется, когда Стас кладет трубку, он уже не так расстроен. А у меня остается какое-то странное чувство, будто что-то я не договорил. Что-то вроде чувства вины. Хотя чем, в самом деле, я мог ему помочь?
Я сижу перед телефоном. Снова – один. Наедине со своими мрачными мыслями. Вообще-то я эгоист. Ну кому я нужен со своими проблемами? Нельзя перекладывать их на чужие плечи, Лариса, конечно, молодец, спасибо ей…
Нет, надо позвонить Ире. Может, она… Но опять звонок, и когда я снимаю трубку, то мне уже от одного голоса становится легче. Это Женька.
«Здоров».
«Привет. Как ты?»
«Я? Отлично. Вчера какой-то козел по машине гвоздем провел. А так просто зашибись, Сереж. А ты?»
«Я? Да ничего вроде…»
«Нет, ну это реально круто. Выхожу значит с утра, только с сервиса его привезли, моего мальчика – и, бл.., вижу: свежак, от багажника до бампера, по всему крылу! Я к нашему, бл.., консьержу, к алкашу этому: видел? Куда там ему увидеть, он глаза залил с самого утра… А так, Сережка, все просто п..ц, как хорошо. И что делать? Я оглядываю двор, вижу такого парня, вахлака какого-то, думаю, он, ну, и, ты понимаешь, бросился к нему, набил морду! Царапина-то свежая! Как я на работу с ней поеду, а? Я еще к моей бывшей хотел заехать вечером, не то чтобы похвастаться, а... ну, ты знаешь, как она от меня уходила – да у тебя ничего не будет, да ты на баб все протратишь, да ты за мамкиной спиной – и года не прошло, как я «мерин» купил! А тут… Ну, сажусь за руль, злой как черт, еду обратно в сервис – и знаешь, какой счет они мне выкатили? Не, Серега, у тебя машины нет, ни хрена не знаешь! Да им самим такую царапину надо, бл.., по мозгам провести! А так, все отлично, Серега, все путем».
«Жень, ты не расстраивайся. В конце концов, царапина – это не конец жизни…»
«Епт, Серег, для меня это конец жизни! Реально конец!»
И я понимаю, что так оно и есть. Вы Женьку не знаете, а я с ним давно знаком. Он на самом деле очень добрый. Бабник, это да. От него и жена ушла поэтому. Она, кстати, тоже очень хорошая, мы до сих пор с ней отношения поддерживаем. Мне даже кажется. что им врозь лучше… Так вот, Женька на эту машину четыре года копил. Как только они развелись, так и сказал себе (и мне тоже): в лепешку разобьюсь, пластом лягу, а куплю! Чтобы она увидела… И работал. Он прораб, ремонтирует квартиры. На новый у него, конечно, не хватило, но взял трехлетку, ему там кто-то из знакомых из Германии пригнал, по случаю. И почти новая машина. Выглядит, по крайней мере, классно. А тут он в небольшую аварию попал – какой-то азербайджанец ударил его в зад – и всю неделю ходил как в воду опущенный. Сделали – опять двадцать пять! Так что я его понимаю. Я по привычке сразу представил себя на его месте: вот у меня машина, и такая ситуация! Я бы тоже тому типу морду набил, кстати, несмотря на то, что со школьных лет не дрался ни разу. У Женьки, кстати, есть еще одно достоинство: он отходчивый. Рассказал мне – и поехал куда-то, по делам, контролировать своих «абреков», как он их называет, по объектам. А у меня осталось впечатление – живое впечатление, я вам скажу – что мне сейчас позвонят из сервиса, и скажут, сколько нужно заплатить за покраску. Чувство – врагу не пожелаешь!
Я сижу перед телефоном… Таня, конечно, не позвонит. Мы несколько раз ссорились, по моей, конечно, вине – и я всегда звонил сам. Для меня это не унизительно, чтобы она там ни говорила. Ну, если я действительно виноват, то почему, собственно, она должна звонить? А я каждый раз – после каждой ссоры – садился и пытался разобраться. И понимал: здесь я должен был уступить, тут неправильно повел себя, тут чушь сморозил… Как это, думал, каждый раз, она от меня еще не ушла! Ушла вот теперь… И все равно, каждый раз когда раздается звонок телефона, у меня екает сердце. Может, все-таки, она? Нет, Ира…
«Ир, как я тебе рад! Ты знаешь, у меня…»
«Сереж, а у меня проблема. Ты извини, что я тебя нагружаю по мелочам. Ты не знаешь кого-нибудь, кто занимается управленческим учетом? Ну, среди твоего коммьюнити никого нет? Нужен человек со знанием английского, с реальным опытом внедрения ССП! У меня все просто горит. Сереж, если бы ты знал, как достал меня это ресеч! Я четвертый год работаю на компанию, тружусь, как пчела, повышаю ее стоимость, а мне каждый раз дают такие задания и таких клиентов, что хоть стой хоть падай! И подчиненные еще те. У нас девчонки, ты же знаешь, и я все время их вынуждена подгонять: сделай то, сделай это, там отчет не написали, тут к митингу не подготовились… И вот теперь клиент требует, а где я ему такую единицу найду? И начальница туда же – это твоя, Ирина, работа. Посмотри, может, кто-то есть у тебя».
На этот раз я взволнован не на шутку. Надо сказать, что половины из того, что Ира говорит, я не понимаю. У них какой-то свой язык, какая-то бизнес-этика, что ли. Но у нее в голосе такая озабоченность, что я мгновенно прокручиваю в уме, к кому я бы мог обратиться с ее проблемой – у меня самого, конечно, знакомых, которые занимались бы тем, о чем она говорит, нет. Ну, позвоню, кому-нибудь, конечно. И она продолжает говорить, а у меня в голове встает картина ее офиса, все эти взмыленные девушки, строгая начальница в брючном костюме, в тонких очках и с твердой линией рта – и мне становится жалко Иру и одновременно тревожно за нее. Она, если разобраться, такая милая! Ее муж, с которым я немного знаком, говорит, что они все там переливают из пустого в порожнее – он не любит ее работу, хотя сам, кажется, не работает. А она работает за двоих, и семья держится на ней. Доросла за четыре года от простого сотрудника до начальника отдела. У меня вообще есть не очень, думаю, хорошее свойство: все преувеличивать. Вот и сейчас я представляю себе, как неизвестные мне «ресечеры» (это такие, думаю, вредители внутри компании) изводят ее недоделками, а «икспириенс», который она получает (это я знаю, опыт, но мне кажется, что это нечто вроде талонов на хлеб) – не окупает той мизерной зарплаты, которую ей платят. Она говорит мне еще что-то. Могла бы и не говорить, милая Ира, я сделаю все, что от меня нужно. И, положив трубку, я снова снимаю ее – обзваниваю знакомых с тем, чтобы найти среди них человека с опытом работы с ССП. Приходится еще несколько раз перезванивать Ире, чтобы выяснить, а что это такое.
У Игорька простуда и на сегодня занятия отменяются. После того, как сделаю домашние дела, буду снова сидеть у телефона. То есть не сидеть, конечно же. Обязательно кому-нибудь позвоню. Только не ей. Я и на этот раз виноват, чего греха таить – пока не знаю в чем, но виноват, конечно, если она ушла. Она мне как-то сказала – едко так, как только она и умеет: «У тебя нет никакой гордости, никакого чувства собственного достоинства. Все на тебе ездят. Ты тюфяк». Честно говоря, я не понимаю о чем она. Ну что, мне отказаться выслушать того же Женьку, если он на меня надеется, отказаться помочь ему чем-то? Проблема в том, что мне зачастую нечем помочь – и вот тогда я испытываю стыд за то, что люди на меня надеются, а я… Или что я звоню ей сам? Так я уже говорил об этом. Гордость, мне кажется, вообще тут не причем. И если совсем начистоту, я не понимаю, что это такое. Так или иначе, я по-другому не могу. Вот возьму и позвоню ей. Да. Только разберусь, что я на этот раз сделал не так.
Но звонит Лена. И на этот раз я понимаю, что не хочу рассказывать ей о своей беде. Сказать по правде, я даже сомневаюсь, беда ли это. Хотя Лена, меня, конечно, поняла бы, потому что она – сама доброта. И тут я нисколько не преувеличиваю. Я иногда бываю у нее с мужем в гостях (так уж вышло, что я один не в браке среди своих знакомых) – и всегда чувствую какую-то успокоенность, что ли. Хотя сама Лена всегда о чем-то тревожится. Редко о себе. И все эти хлопоты с ремонтом, конечно, достают ее потому, что у нее скоро должен быть ребенок…
«Сереж, у тебя голос какой-то… У тебя что-то случилось?»
«Да нет. Как у вас с Володей дела?»
«Да как обычно. Боремся. Теперь вот с сантехниками. Вернее, я борюсь – Володя все время на работе…»
Володя, насколько я знаю, в это вообще вникать не хочет. С виду. Хотя тоже беспокоится, и не меньше, чем она. Он такой ответственный, каких свет не видел.
«А что там такое?»
«Да вот плитку положили совсем не так, как мы хотели. Мы хотели не сплошную, как у других, ну, как у Сашки, например, а чтобы мозаику имитировала. Мозаику в туалете или в ванной сделать, конечно, дорого – но имитация очень красивая получается. Ну, в каталоге. А у нас..»
«Так ты же говорила – сантехники…»
«А, ну да. Никак не можем разобраться с трубами. Тот кого мы наняли, пьет уже третий день. Вызвали наших, из ЖЭКа, так они нам такую цену заломили… ты б знал! У меня чуть сердечный приступ не случился».
«И что?»
Я не знаю, чем ей помочь, но, как всегда, проникаюсь ее настроением. И тревожусь.
«Ну, сделали кое-как. И двери. Сереж, если бы ты знал, как нас обманули с дверями. У нас акустика в туалете…»
Картина повторяется. Она продолжает говорить, а у меня в воображении возникает их квартира – уютная, в общем-то, и без ремонта, на мой простой взгляд. Квартира и то, как их обдирают все кому не лень. Лена же ведь не торговка, а Володя занят более важными делами… Сантехника, понятно, очень важная вещь, да и акустика в туалете – кому это понравится. Допустим, пришли гости, сидят на кухне, а из туалета раздаются разные звуки… Ну, и тому, кто в туалете, конечно, не легче… Одним словом, я Лену понимаю, хотя ничем помочь не могу. Разве что только выслушать. И ложусь поздно. Не могу уснуть оттого, что все это не выходит из головы…
Странно, мне позвонили почти все, кому я хотел позвонить сам. На следующее утро, когда я отправляюсь на работу, мне отчего-то приходит это в голову. У Ларисы, кстати, тоже что-то случилось. Но она молчит. Она вообще молчунья.
Вечером, отправляясь к Игорьку, и повторяя в голове то, что ему скажу по поводу домашнего задания (он допустил там много ошибок, но, на мой взгляд, непедагогично вот так, сразу, пинать ребенка) – я думаю, что, в общем-то, мне уже легче. Я ведь со всеми, в общем-то, поговорил. Пусть не о своем. Но все же. И мне приходит в голову гениальная, по моему разумению, мысль: дело вовсе не в том, что ты говоришь человеку, а в самом этом факте, в самом разговоре! Да, я тоскую по Тане, и буду, наверное, тосковать еще много времени, но ведь люди, которые меня окружают, тоже не без проблем, и если проникнуться жизнью других, то на свои проблемы, кажется, остается не так уж много времени – а это здорово! Изложил я конечно не очень, но, думаю, понятно. Я вообще чувствую себя на пороге какого-то, как говорят, осознания, чего-то важного, связанного с жизнью и взаимоотношениями с другими людьми. Но тут я прихожу к тете Лизе, и она, как всегда, предлагает мне чай с «челночком», и как всегда, я вижу, как из-за дверного косяка высовывает чернявую голову Игорек, и лукаво улыбается – знает уже наверное, что я начну его «распекать» - и мои мысли отходят на задний план.

А на следующий день звонит Таня. Оказывается, все мои волнения были напрасны.
«Сереж, как у тебя дела? Что нового? Слушай, мы завтра переезжаем на дачу, вещей столько, ты нам не поможешь? Как ты, не заскучал там без меня?»