Вот звонит мне человек из прошлого, затевает ностальгическую беседу, а я ему:
- От человека из прошлого не жди ничего хорошего…
Он не согласен, - не надо ждать от него чего-то дурного, он ведь профессор математики, ученый мирового уровня, специалист по некорректным задачам. А я ему:
- Профессор кислых щей, а может, математики, сказал, что он ничей, и хочется романтики.
Профессору такие импровизации не по душе, он поклонник Бродского. Иногда он читает мне его по телефону, наверное, с похмелья. Это состояние возникает у него периодически, иначе как объяснить, с чего это взрослый человек звонит в восемь утра и спрашивает без предисловий:
- А помнишь, как мы с тобой целовались?-
- Конечно, помню, - говорю, - а кто это?
- Это я, Сережа. Послушай мое любимое…
Мой неревнивый муж, разбуженный звонком и просьбой позвать меня к телефону, в недоумении наблюдает, как я зависаю с трубкой на полчаса, слушая книгу Бродского. Иногда профессор поражает меня своей памятью, восстанавливая в деталях летние каникулы между первым и вторым курсом, когда мы встречались.
- Помнишь, как мы ходили слушать музыку?
Я с трудом пробираюсь в джунглях воспоминаний, - да, конечно, помню! Это была рок-опера «Иисус Христос» и пластинки «Битлз». Музыка начинает звучать во мне, а вместе с ней:
- «I want you, I want you, I want you…»
Но я ненавижу ностальгию, лучший способ справиться с ней - превратить воспоминания в песню. А песня - сугубо моя территория, никто на нее никаких прав не имеет, - только попробуйте мне что-то сказать, остров Таманский покажется тихим заповедником. По этому принципу – полной авторской вседозволенности - сочинялась песня «Мы ходили слушать «Битлз». Что-то варилось в моей душе, а я то - добавляла воспоминаний, то - заменяла героев. Вместо моего профессора появился там другой мальчик, из другой жизни, из другого, так зацепившего меня, сюжета. О нем я узнала от Любаши, давнишней моей подруги. На ее московской кухоньке, где мы обычно чаевничали вечерами, поведала она свою историю.
Еврейский мальчик из хорошей семьи Сема Нульман встречался с Любой Рыбаковой, когда им было по семнадцать лет. Так же как мы с юным профессором, целовались на скамейке, слушали «Битлз»… Что дальше? Дело шло к свадьбе, а влюбленный мальчик становился все печальнее. В один не очень прекрасный день он спросил:
- Может, все же, ты еврейка?
Люба Рыбакова ответила честно, что никакая она не еврейка, и мальчик исчез навсегда. Люба тогда не знала, что дед ее - - Рыбаков, вовсе не Рыбаков, а Фишер…
Короткая история, которую Люба через сорок лет рассказывает с горечью, а я слушаю со слезами на глазах. У меня тоже есть тайные печали, которые отзываются во мне на подобные истории. Я скрываюсь на московской кухне от своих проблем, оставшихся дома.
Живу у Любы, хожу по концертам, готовлю программу с одним очень интересным гитаристом, Александром Марченко, завожу новых друзей. Одного из них, Станислава – Славу я знаю давно. Он коренной москвич, пишет музыку, живет с мамой. У него несколько сотен песен на стихи поэтов-классиков, а я люблю слушать... К тому же Слава поклонник «Битлз», купил новый диск и приглашает меня в гости. Отчего не пойти, времени много.
Иногда в будние дни я еду в Коломенское, лежу там на травке возле реки, читаю стихи, гуляю по аллейкам. На одной из этих аллеек получаю вороньим клювом по голове. Только-только приходит мне в голову мысль, что я остаюсь в Москве навсегда, - прощай прошлая жизнь! И тут же - удар сверху с самое темечко. В глазах темнеет, струйка крови течет по волосам. Три дня с головной болью валяюсь дома, но в воскресенье меня ждут - Слава и ливерпульская четверка.
И я отправляюсь в гости, прихватив, как Ева, огромное красное яблоко. От метро до Славиного дома надо идти дворами вдоль пятиэтажек. В воскресный летний вечер здесь довольно многолюдно, - одуревшие от каникул дети и попивающие пиво подростки. На подходе к Славиному дому я подворачиваю ногу. Падаю на асфальт и почти теряю сознание от боли. Пытаюсь привстать и слышу рядом с собой:
- Ой, смотрите, баба - - нулась.
Оборачиваюсь, вижу рядом группу подростков. Они помогают добраться мне до скамейки. Приходится прыгать на одной ноге, на вторую страшно смотреть, она распухает и сиреневеет на глазах, но главное – больно! Прошу ребят дойти до Славиной квартиры и позвать его. Через несколько минут появляется накаченный, что в тот момент было важно, Слава. Он заносит меня к себе на третий этаж и старается как-то помочь. Лед из морозилки успокаивает боль, но слушать «Битлз» с должным настроением не получается. Как-то я проглатываю несколько песен, но на словах «I need you, I need you, I need you…», понимаю, что теперь я без Славы не обойдусь. Добираемся до моего пристанища, - а это четвертый этаж, и Славе – Гераклу опять приходится меня нести. Дружба крепнет, и где-то между третьим и четвертым этажами я решаю, что четвертый куплет будет посвящен Славе. Первый – это про меня и профессора, второй – еще немного про нас, но главные герои - Люба и Сема, третий про надменных родственников (его я потом удалила), которые мешают влюбленным, четвертый про Славу, - заслужил. Пятый… пока не знаю.
Звонит мой муж Вадим, которого эти приключения приводят в ужас:
- Возвращайся домой! Скорее! А не то что-нибудь еще случится!
С шишкой на голове, с порванными связками на ноге, я все равно нахожусь в процессе. Готовлюсь к выступлению, репетирую, но главное - в работе новые песни. Музыка к «Битлам» очень сырая, я прошу Вадима помочь, напеваю по телефону какие-то отрывки.
Наши репетиции с Сашей проходят более чем странно, у него обостряется радикулит, а я прыгаю на одной ноге. Когда звонит телефон, никто из нас не может взять трубку. Саша застывает в форме буквы Г, а я как кузнечик скачу по паркету, но не успеваю… Конечно, это повод для безудержного веселья. Мы дружно хохочем, - может, и Саше посвятить куплет? Ведь его тоже беспокоят русско-еврейские отношения. Образу юного профессора в песне остается все меньше места. В последнюю репетицию появляется Николай с флейтой, он играет несколько песен в программе, делает это, на мой взгляд, безупречно. Хорошо, что его не волнует национальный вопрос.
Наш концерт проходит вполне убедительно. Обожаемый Сергей Никитин говорит теплые слова перед выступлением, даже употребляет эпитет «мастер» - это про меня. Прихрамывающая, но вдохновленная, через день я уже еду на поезде в Самару. До вокзала меня довозит давнишний приятель Лева, которого волнует тот же вопрос. У него предзакатное увлечение нимфетками, с одной из них он бы построил более прочные отношения, но…
Ночью в поезде, подвесив ногу к верхней полке за полотенце, я сочиняю и сочиняю. Две песни приобретают законченную форму – «Мы ходили слушать «Битлз» и «Не покидай меня до осени», третья на подступе. Выхожу в коридор купейного вагона и вижу в окне… Такую красоту невозможно выразить словами. Раннее утро, сиреневый туман лежит на полях, покрытых сиреневыми цветами. Боже! А ведь это мне знак, подарок сверху за мою бессонную песенную ночь. Какой восторг!
Спустя несколько часов на Грушинском фестивале я встречаюсь с Вадимом, у которого готова музыка к «Битлам». В ней переплетаются мои и его интонации, и еще – цитата Джона Леннона в припеве. На следующий день мы исполняем песню на площадках фестиваля, а потом – и на плавучей гитаре перед многими тысячами зрителей.
- I love you, I love you, I love you…