Я и мы

Валентин Ирхин
       Мы любили заседать за круглым столом в районной библиотеке или, еще лучше, в местной столовой - в санитарный день. Опасное кресло на возвышении я занимал обычно сам - мне уже не привыкать. Случалось, что новичок попадал в пустой зал с открытыми окнами раньше и, выбрав по простоте душевной мое место, сам себя делал жертвой: вернуться здоровым, счастливым и целым он уже не мог никогда. Нередко отважный герой врывался с песней в зал на белом коне, а обратно шел хромой, сгорбленный, с поколебленными убеждениями и потухшими глазами, хотя и с прочно надетой глупой улыбкой.
       
       Если кто заходил во второй-третий раз, то его шансы на нормальную жизнь ощутимо падали, хотя ставки в будущей большой и увлекательной игре резко росли. Раскалившаяся рулетка с двенадцатью делениями крутилась без остановки, вынуждая прыгать маленькие разноцветные шарики. Не будь трудов сумасшедшего жаркого лета - не видать и плодов урожая. Бурные дебаты и громкие скандалы выделяли самых сильных и гневных, погружая их в такой омут, откуда выплыть почти невозможно. Неизмеримо проще сидеть тихо и незаметно, с разинутым всем ветрам ртом, но этот путь всегда слишком долог.
       
       Когда набирался кворум, мы немного молчали с опущенными головами, отмечая опасность духовной гибели для отступников, сошедших с дистанции. Правда, и здесь не обходилось без тайной зависти самых прилежных и верных учеников (в душе все были романтиками). Все еще можно было поправить, будь только намерение, но такие возможности используются нечасто. Некоторые мои блудные дети, однажды припадавшие к источнику, заявлялись спустя годы - готовые слышать, постарев от мирских удовольствий. Им они обучались быстро - но почему и каким боком от меня?
       
       Оставлять их без присмотра недальновидно и опасно, а потому я приходил в любую погоду, сквозь туман, дождь и ураган. Они ждали с нетерпением и, будучи по-детски легкомысленны, с готовностью давали высокие обеты, но не делали ничего или, точнее, свершали в больших количествах другое, ненужное. Им проще мучиться в недвижности и страхе, объятыми сомнением и ленью, чем помочь себе или на худой конец другим (в последнем им была дана полная власть). Что ж, и этот простой опыт нельзя назвать фатально бесполезным, хотя он никого не надоумит жить по-другому. Мир, который они создали своими действиями и привычками, не так уж плох, пусть и тяжел на взгляд человека без предрассудков.
       
       Бывало, что дела шли из рук вон плохо, и мы полным составом устраивались за столом для публичной игры, даже не переодевшись в чистые костюмы. Первый выигрыш для всех был практически обеспечен - на это у меня сил и воображения пока что хватало. Проблема скорее состояла в том, чтобы вовремя остановить судьбу. Вторая задача заключалась в том, чтобы красиво уйти, не обрушив здания казино, которое могло понадобиться еще не раз - в ритуальных и мемориальных целях. Сохранялся и неистребимый страх быстрых пуль разгневанных хозяев и разбитых бутылок в руках постоянных клиентов. Слепая очередь из автомата была способна навсегда испортить мешки с деньгами, которыми мы защищались.
       
       При любом раскладе наличные средства тратились еще проще, чем пришли, - на музыку, песни, вино... С балконов увеселительных заведений, которые мы занимали, монеты падали ярко-золотым дождем, рисуя мерцающие фигуры и рассыпаясь по улицам и площадям. Особенно красиво и здорово было теплыми осенними ночами, на фоне черного неба. Восторженная толпа вопила под окнами, требуя еще и других чудес, которые были невозможны без моего прямого участия. А мне в таком шуме даже говорить было тяжело.
       
       Зрелые духом не щадили себя и, сделав глоток из чаши, не боялись покидать зал по одному или вдвоем, уходя на подвиги и приключения, в призрачные города и дальние страны, леса и поля. Иные и вовсе подавались в разбойники, чередуя шальную жизнь с покаянием в скиту. По праздникам обычай требовал собираться в столице: проводились большие турниры с проверенным боевым оружием. Королева занимала место на вершине зеленого холма и равнодушно смотрела, как несчастные падают замертво, обнажив мечи и шепча ее имя. Победителю доставались от нее перчатка и перстень, где немало игл и смертельного яда.
       
       В регулярных военных действиях, разорявших страну, мы старались участия не принимать - здесь добровольцев хватало и без нас, со всех сторон, тем более за плату. Мы лучше охотились в заповедных лесах на диких зверей, строго соблюдая сезонный график и не используя огня, даже в холодную снежную пору. Бессловесные животные были покорны и понимали все - не меньше людей из моего круга. Однажды я одиноко стоял на опушке, опираясь на копье, а они рогатинами гнали из чащи прямо на меня большого и неповоротливого трехглавого дракона. В решающий момент схватки брызнула темно-вишневая кровь, обагрив всех нас с ног до головы. С тех пор их мироощущение еще углубилось, а веселья поубавилось.
       
       В морские путешествия мы собирались весной, получив задание в закрытом печатью конверте. Они неустанно гребли, а я сидел на корме и сочинял им разные истории. В грозу мы укрывались парусами. Птицы садились на мачты и были нам вместо звезд. В конце похода ветры и течения становились сильнее меня. Берег за дымкой вдали оставался недостижим, но опять вдохновлял и манил ослепительно яркими красками. На самом деле обратный путь всегда длиннее, хотя о нем рассказывают меньше.
       
       В период гонений мы размещались в подвалах инквизиции, а в более поздние времена - в хорошо охраняемой больнице с высокими окнами, которые были заперты кружевными железными решетками. В нашей тесной палате на двенадцать персон раздавать таблетки приходилось мне самому: никто в их действии не смыслил, включая большинство врачей. Тяжелые пилюли бессмертия чередовались с розовыми пустышками - все было в воле администрации. Даже самым счастливым предстояло умереть еще раз: их могли замучить на электрическом стуле, срубить мечом голову, да и клетки с голодными зверями стояли наготове в узких проходах и коридорах. Но все-таки, все-таки дело не в этом.