Абрикосовый сок

Александр Леонтьев
        Она стояла напротив нас и улыбалась, вынимала из пакета абрикосы и жадно их глотала с косточками. Сок стекал у нее по щеке.
       — Ты ей понравился, — сказал Фел.
       В этот момент к перрону подкатила электричка, состав медленно остановился, открылись двери, и на перрон высыпали пассажиры.
       — Смотри, она вновь здесь, — кивнул Фел, когда мы заняли свободные места у окна, — а ведь это она тебе глазки строит.
       — Да пошел ты! — отмахнулся я.

       Вскоре мы о ней забыли, в электричке играли в карты, дурачились, Рогов жаловался на Машу.
       — Да брось ты нюни распускать, бери то, что она тебе дает и все. — Ободрял его Фел.
       Я только хмыкал в поддержку.
       Рогов вздыхал, потел, вытирал уже лысеющий лоб платком и отшучивался:
       — Триндеть, не мешки таскать.
       — Это точно, — поддакивал Фел, похлопывая его по плечу. — Но иногда мешки таскать веселее.
  В электричке было душно, воняло потом, грязью, и еще этим особенным запахом нищеты, который блуждает в давно немытых вагонах.

       В кемпинге, когда мы вошли в ресторан, широколицый, прилизанный официант усадил нас за столик, на котором уже стояли холодные закуски, вскоре он принес запотевшую бутылку водки.
       — Ну, что, надо накатить за твое здоровье, за твое драгоценное здоровье. — Сказал Фел, потирая руки. — Он быстро разлил по рюмкам водку, мы чокнулись, махнули и, откинувшись на спинки кресел, закурили.

       — А вот и Маша, — сказал я, увидев высокую, рыжеволосую девчонку, в белой футболке и такого же цвета короткой юбке, от чего она казалась особенно загоревшей.
       — Привет друзья! — она подошла, поцеловала Рогова в губы долгим поцелуем, цветы передала официанту, а Рогову протянула бархатный темно-синий футляр. Рогов открыл его, и мы увидели зажигалку «Зиппо».
       — Настоящая? — спросил Фел.
       — Спрашиваешь, — фыркнула Маша.
       — Настоящая, — удовлетворенно хрюкнул Рогов, рассматривая цифры, выбитые на нижней грани.
       — Старалась для любимого, — хохотнула Маша и уселась к Рогову на колени, он даже покраснел от удовольствия.
       — Ну, за твое здоровье, любимый! — подняла она рюмку, которую уже наполнил Фел.
       — Слушай, давай, родителей подождем, а то неудобно как-то, — обронил Рогов смущенно.
       — Да ладно тебе, чего ждать, — бросил Фел.
       Он был слегка раздражен. Его всегда удивляла способность этого увальня Рогова получать по жизни то, что он хочет, вот и таких девчонок. “ И чего они липнут к нему”, — думал он.
       Да, Рогов был добродушен, но и только. Да, он был доверчив, — но и только. Конечно, и к нему, Фелу, тоже иногда приезжали под окна и кричали, вызывая в ночь. Но то было совсем другое…

        После водки и шампанского я быстро опьянел. Я не помню, когда приходили родители Рогова, не помню, когда заиграла музыка. Помню только, — неожиданно за окнами стало темно. Я вышел из душного ресторана покурить, над головой в дымном сиянии вращались яркие фигуры созвездий.
       Кажется, именно тогда музыка заиграла громче, я вернулся в ресторан, вошел в светящийся круг и стал выделывать немыслимые па, задирая ноги выше головы. А потом вдруг я оказался перед ней, она сразу же прижалась ко мне, и я почувствовал, как по ее телу пробежала легкая дрожь.
       — Выйдем, — сказал я ей и потащил к выходу.
       У дверей кто-то мне бросил заплетающимся языком: «Она с нами». Но я даже не обратил внимания, переступил через него и все.

       Мы сели на лавочку под акацией, недалеко от ресторана, и я поцеловал ее, она мне ответила. Там мы и сидели некоторое время.
       — Ты что? — удивилась она, когда я вдруг поднялся.
       — Мне нужно найти товарищей.
       — Да они про тебя давно забыли.
       — Мне нужно их найти, негде ночевать.
       — А ты что не из города?
       — Нет, я в увольнительной.
       — Солдат?
       — Типа того.
       — А-а, — протянула она. — Да забудь ты о них!
       Я чувствовал, как дрожала ее рука.
       — А где же я ночевать буду?
       — Не думай об этом, — она взяла мою руку и засунула ее себе между ног, и я почувствовал что-то липкое.
       — Ты чего?
       — Я все же пойду.
       — Нет, ты странный какой-то.

       Теперь уже она вела меня за собой по освещенной дорожке в кемпинг. Вскоре мы остановились возле деревянного домика.
       — Ты только тихо, — приложила она палец к губам и стала открывать дверь.
       — Аня, это ты? — послышалось изнутри.
       — Да, Варвара Сергеевна, я.
       — Опять Юрку привела?
       — Нет, нет, я одна.
       — Достала ты меня уже, ни ночи покоя...

       Я достал сигареты и закурил; смолистый дым щекотал ноздри. Вокруг не было ни души, музыка стихла. Меня знобило, во рту стоял горьковатый привкус табачного дыма.
       — Ну что, ты заходишь? — выглянула она.
       Сердце у меня бешено колотилось. Как в тумане, я расшнуровал кроссовки и вошел; внутри было темно, только свет уличного фонаря пробивался через окошко над кроватью. Она уже разделась и легла, а я никак не мог расстегнуть молнию на джинсах, наконец, я скинул с себя все и полез в кровать.
       — А трусики мы будем снимать? — нервно хохотнула она и провела рукой мне по животу, от чего я сразу вспотел.
       — А ты сильный, — почувствовал я на щеке ее дыхание.
       Потом она прижалась ко мне своим горячим, как печка, телом, и застонала… целует меня, бормочет, как в полузабытьи: «Солдатик мой, милый, милый, еще, еще…» — и все такое. А мне-то что, знай себе, наяривай. Правда, эта ее подруга все время ворочалась, делала вид, что спит, а сама, наверняка, каждый звук ловила.
       Все бы ничего, но через пару минут кто-то стал выламывать дверь.
       — Ах, ты, сучара, я урою тебе сейчас! — орал мужик, не своим голосом.
       « Ну, — думаю, попал».
       — Ты бы вышла, успокоила его, а то он сейчас дверь разнесет, — говорит ей подруга.
       А этот все орет, — неймется ему.
       Тогда эта подруга вдруг поднялась и включила свет, у меня челюсть отвисла. Она была настоящая горилла.
       — А ну покажи, кто у тебя там? — перегнулась она над кроватью. — Хороший котик. Может, поделишься, а? Га-га-га. — Загоготала она, и хмель с меня, как ветром сдуло. — Ладно, пойду, отолью и заодно угомоню этого алкаша, а вы порезвитесь пока, гы-гы.
       — А ну вали отсюда, колченогий! — услышали мы ее возглас, и тот быстро сник.
       Поверьте, она могла угомонить любого.
       Настроение у меня упало, но кое-как мы вновь приладились. Эта все всхлипывает,  говорит, что так ее никто не любил. А потом она уснула, отвернувшись ко мне спиной, и все повторяла: «Оставайся во мне, оставайся во мне, пожалуйста». Только мне оставаться в ней совсем не хотелось.
       Вскоре вернулась ее подруга и начала шумно сопеть; я затаился, прислушиваясь к гулким ударам сердца, все боялся, как бы она не попросила, чтобы я теперь ее наворачивал. Наконец, она успокоилась.

       Спать не хотелось, хотелось курить, но я тупо лежал и смотрел в потолок.
       Так я пролежал весь остаток этой короткой ночи. Гудели комары, было душно, тесно, рядом тихо вздыхала во сне незнакомая девушка, чье лицо все больше проступало в свете восходящего солнца.
       Она была симпатичная, родинка на шее под подбородком, гладкая кожа смуглой щеки; ее тело пахло морем и еще духом молодой самки после гона.
       На соседней кровати ревела и грохотала в темном храпе ее наперсница. Было очень душно, хотелось встать и уйти, но автобусы еще не ходили, поэтому я лежал, смотрел в потолок, прислушиваясь к тому, как гулко стучит кровь в виске…

       Когда я стал одеваться, она проснулась и потянулась, зевая, — такая уютная, близкая, будто мы были знакомы с детства.
       — Мне пора, — обронил я, застегивая молнию на джинсах.
       — Угу, — только и промолвила она.
       Я наклонился, чтобы поцеловать ее. В глубине ее глаз пульсировали золотистые искорки. Я хотел поцеловать ее в губы, но попал в нос. Она хохотнула.
       — Мы еще увидимся? — спросил я.
       — Ты этого хочешь?
       — Да, хочу.
       Она улыбнулась и назвала мне номер своего телефона; я его сразу запомнил.
       Мне она показалась очень хорошенькой.
       — Ну, тогда я пошел.
       — Ага, звони...
       Она вновь потянулась, как пушистый котенок, и помахала мне. Все это время ее подруга храпела.

       Солнце ослепило меня, обдав жаркими янтарными брызгами света, когда я открыл дверь; чтобы сократить путь я пошел напрямик через клумбу, джинсы стали мокрые от росы.   
       Роса на георгинах сверкала янтарно-красными каплями. С моря дул легкий ветерок, и было приятно вдыхать свежесть раннего утра.

       Потом, когда я стоял на остановке, мне все казалось, что все обращают на меня внимание. Мне казалось, что на меня по-другому смотрят женщины. Но дело не в этом, дело не в этом. Я вдруг почувствовал, что во мне стало рождаться совсем новое, необычное чувство, которого я не испытывал прежде.
      Всю обратную дорогу в часть: и тогда, когда я добирался на автобусе до вокзала, и тогда, когда я ехал в электричке, и тогда, когда спрыгнул на перрон, я был полон непонятной радостью, я чувствовал, как мои губы складывались в непроизвольную улыбку. Какое-то странное чувство длилось во мне все утро, оно все росло и росло во мне, наполняя до самых кончиков пальцев.
       А потом, на перроне я вдруг столкнулся с ней. Она вновь ждала поезд. Синие глаза ее сияли, сок стекал по щеке золотистыми струйками, а она жевала, глотала абрикосы с косточками и улыбалась. Тонкая, голубоглазая, трепетная идиотка, со зрачками, закрывающими полностью радужную оболочку.
       Я случайно встретился с ней взглядом, вышел на привокзальную площадь, сел на лавочку, закрыл лицо руками и зарыдал.