Новый Год в сентябре

Лалибела Ольга
Жемчуг во сне – к слезам, вспоминает она, собирая таблетки, которые скачут по полу, как бусинки. Там, во сне ей не хватает дыхания, и она вцепляется в горло, срывая бусы. Нет. Сначала были слезы. Когда она пишет ему письмо, а пальцы скользят по мокрым от слез клавишам.

Чем же унять эту боль? Как стереть все картинки, которые, помимо воли, всплывают в мозгу? То ли дело компьютер. Еще вчера все было в памяти: фотографии, нежные слова, адресованные ей, которые она по крупицам собирала, отсекая все несущественное.

Сегодня ничего этого нет. Память пуста. Нет «папки» с его инициалами, где фотографии, с которых он посылает ей приветы, то сидя в кресле, то поднимая бокал совсем не за ее здоровье. Та память пуста. А что делать с той, что засела в голове, в груди, разлилась по коже, запуталась в волосах, отпечаталась на губах?

Ключи от старенькой дачи в Юрмале всегда с собой в сумочке. 31 августа для нее не конец лета, а – Новый год. Она уже не помнит, с каких пор ее год начинается 1 сентября.

И эта последняя ночь лета и года сейчас проходит под звуки не на шутку разбушевавшегося моря. Его слышно даже здесь на короткой улочке, параллельной той, на которой стоит их дом.

Она ведет его в темноте за руку, как ребенка, обходя знакомые с детства кусты и выступающие корни деревьев. Она слышит, как он тихо смеется, умиляясь давно забытым ощущениям. Ну не забавно ли взрослому элегантному мужчине пробираться тайком в ветхий домик, вместо того, чтобы снять номер в уютном отеле на ярко освещенной улице? Но сегодня ее Новый год, и он подчиняется капризам любимой.

Любимой?

Наконец-то четыре стены смыкаются вокруг них. Свет проникает только через окно. Убрать его? Нет-нет. А как же его глаза? Ей нужно видеть его глаза. Там такая любовь, которую она хочет выпить до дна. Она встает на цыпочки и целует его в глаз.

Ужасно шумит море. Она закрывает уши ладонями. Тогда сразу волной накатывает запах груш, разложенных мужем на большом обеденном столе для дальнейшего их созревания. Она стесняется груш, как будто они могут рассказать мужу о ней. «Пойдем отсюда», бормочет она. Но он крепче сжимает ее. Простите, груши. Прости, мой дом. Но ведь это пришел он. Я же говорила вам всем, что он придет. Когда-нибудь это случится. Простите.


А потом – танец. Он сказал: «Здесь рядом одно кафе, хозяин мой друг. Там музыка. Пойдем, я хочу потанцевать с тобой».

Да, вот эту картинку надо бы стереть: они отражаются в зеркалах, в темном окне, в каждой бутылке вина на столах – одна его рука вокруг ее талии, другая с захваченной в плен ее ладонью прижата к его груди, к сердцу. Белый рукав его рубашки на ее черном платье, ее темная голова на его белой рубашке. Больше она ничего не видит.

В машине она не садится с ним рядом. Очень кружится голова. От танца? От вина? От счастья? От стыда?

Она ложится на заднем сиденье, сбросив туфли на высоких каблуках. Как маленькая девочка хочет подтянуть колени к груди. Мешает узкое платье. Он прикрывает ее своим легким пальто. Разве может быть так хорошо? Ее мягко покачивает. Пахнет его одеколоном. Он здесь. Он рядом.

А сегодня письмо. Она, светясь от радости, открывает электронную почту. Он пишет, что они не могут больше встречаться. Что друг все рассказал его жене. Что он не хочет огорчать свою жену.

Его друг. Тот, который обнимал их и усаживал за столик. Который делал знак музыкантам, чтобы они играли для них. Который с улыбкой смотрел на их танец.

Она собирает таблетки. Они не нужны. Нет. Эту память ей не стереть. Теперь, когда в компьютере нет ничего, пусть что-нибудь останется в сердце. Этот счастливый Новый год в сентябре.
https://www.youtube.com/watch?v=Ax7bcUt0MUk