Несколько слов о любви
В бачке омывателя закончилась вода. Дашка всё порывалась залить. Я ей запретил. Вообще не люблю её подпускать к машине. Жалко дуру, всё пытается сделать что-то для меня. А мне плевать. Такое бывает, ничего не поделаешь. Дашка – это женщина, с которой я живу. Она милая, добрая. Мы трахаемся два раза в неделю, когда я позволяю…
Моторчик жужит, а воды нет.
Осень выдалась на редкость замызганная, как та шлюха, у которой я тормознул на углу Искровского и Тельмана. В потёртой красной, кожаной куртке, с каплями грязи на лице. Да ещё и пьяная. Остановился, думал, голосует. Вообще-то у меня нюх на проституток, не первый день работаю. Но тут ошибся. Всё из-за грязного окна. Ни черта не видно!
Я для приличия открыл дверь. Она без слов засунула голову. Растянула в улыбке губы, будто размазанные по лицу. Бледная грудь повисла в куртке. Видел я шлюх и посвежее. Впрочем, теперь меня это не интересовало.
Она странно смотрела на меня и улыбалась. Извинился, захлопнул дверь. За что извинился, сам не знаю.
Пошёл мелкий, сумеречный дождик. Стеклоочистители затянули соплями лобовое стекло. Уличные фонари забрезжили сквозь стекло, будто факелы, или звёзды в детских книжках. Я люблю ночь. Я люблю порядок ночи, её спокойное безмолвие. Магнитола бормочет, дорога шипит ей в такт. Ну и прочая романтическая размазня….
В жизни всё очень просто.
Я пересёк Большивиков и свернул на Российский. Дождь застучал сильнее. У дороги стояла девушка, голосовала. Притормозил. Впереди остановилась светлая разволюха-четвёрка. Разговор получился коротким. Хлопнула дверь, девушка осталась мокнуть под дождём.
- Здравствуйте, вам куда?
Наверное, девочка не расслышала меня.
- Да не работаю я, не работаю! – рявкнула она.
Мокрая, в чёрных, узких джинсах и бесцветной тряпичной курточке, со слипшимися длинными волосами. Она плакала, остатки туши стекали по мокрым, бледным щекам.
- Куда вам? – повторил я.
Девушка всхлипнула и навострила взгляд.
- У меня нет денег.
Иногда на меня находит. Я махнул рукой.
- Садись, подброшу.
Она плюхнулась в кресло, дыхнуло запахом холодного дождя. Пришлось включить печку на полную.
Страстно, как секундомер бомбы зацокал поворотник. Я недавно купил Форд, всё никак не могу привыкнуть к новым звукам.
- Так куда мы едем? – спросил я.
Девушка пробурчала что-то вроде «спасибо, спасибо» и полезла целоваться. Её холодные, мокрые губы тыкались куда-то мне в щёку.
Мне едва хватило сил отстраниться.
- Меня зовут Настя, - сказала девушка.
- О, как мою бывшую жену, - ответил я.
- Я тоже была жената, - она говорила это с непоколебимой детской гордостью.
- В смысле за мужем?
Настя будто не слышала меня.
- Только мы так и не научились ладить. Женатая жизнь не для меня, понимаешь, да? Да.
- Куда тебя довезти?
Дождь яростно бился о лобовое стекло. Теперь и вода в бочке омывателя не требовалась.
- Посмотри, капли разбиваются, будто мотыльки. А эти смывают их мертвые трупы.
Дворники шуршали туда-сюда. Настя водила пальцем по стеклу. Свет от проплывающих мимо фонарей мерцал на её лице. Я пока не знал, какое это лицо. Я пока не знал, кто она. И не знал, что будет. Может, я отвезу её к родителям, или до ближайшего любовника. А может, ко мне. И она останется навсегда. Я ничего этого не знаю, и никогда не знал. А, может, мы умрём завтра. Ха, смешно. Каждый более-менее соображающий дурак скажет вам, завтра не существует, и никогда не существовало. Легко придумывать завтра. Каждый дурак может насочинять такое завтра, что пузо лопнет.
- Я хочу стать дизайнером, - сказала Настя, – я люблю рисовать.
- Хорошее занятие, - ответил я.
- Да, я стану дизайнером. Лет через шесть.
- Прекрасно.
- Ты любишь рисовать?
- Нет, - отвечаю.
- Почему?
Она искренне выпучила размокшие глаза и схватила меня за руку, которой я держал ручку коробки передач. Её холодные длинные пальцы обвили мою кисть.
- Поцелуй меня, - сказала она вкрадчивым голосом, будто произносила страшный секрет.
Снова зацокал бешенный поворотник. Пропустив встречный поток, я стал поворачивать. Какой-то мудак на Логане решил проскочить на красный. Я ударил по тормозам, машина дёрнулась. Настя едва не въехала в лобовое стекло.
- Пристегнись, - сказал я.
- Я хочу в туалет, - проныла она, - в туалет.
- Хорошо, - говорю, - на бензоколонке у Ледового есть туалет.
- Ты бессердечный, - сказала она и демонстративно отвернулась.
Мы заехали на бензоколонку. Я заглушил мотор. Настя молчала, рисовала на запотевшем окне человечков.
- Туалет, - сказал я.
- Я боюсь, - ответила она.
- Что?
- Я не пойду одна.
Она говорила, будто объявляла мне ультиматум.
- Что за чертовщина?
Она смягчила голос.
- Пойдём со мной, пожалуйста. Я боюсь одна.
- Чёрт…
- А я пойду, а ты меня бросишь.
Она снова заплакала. Худая, с размытыми, акварельными глазами, тонкими, бледными губами. Она жалко смотрела в мои глаза. Тогда меня начало воротить в первый раз.
- Пошли, - сказал я.
Во всём помещении станции находился всего один клиент. Толстяк из 31-й Волги, с блестящей от дождя пролысиной. И кассир – молодая женщина лет тридцати, со старомодной «химической» причёской.
- Тебе туда, - сказал я Насте, указывая на дверь у холодильника с напитками.
- Я одна не пойду.
- Да как…
- Я одна не пойду! – повторила Настя громче, так что кассирша покосилась на нас.
Она громко завыла. Я схватил её за рукав и потащил в туалет.
Я привык жить по законам бреда, но, боюсь, в этот раз зашёл слишком далеко. Безумная девка скинула штаны и уселась на горшок. Я стоял рядом. В тесном туалете было не развернуться. Стоял спиной к ней, стараясь никуда не смотреть. Весь дурацкий туалет был завешан зеркалами. Я видел, как она улыбается. Слышал плюханье в воду.
Настя обняла меня за ногу и стала говорить, какой я хороший. Что лучше, чем Странник, её системный дружок. Что знаю, что такое любовь. Я знаю, что такое любовь… Она срала и говорила мне это.
Когда мы вышли из туалета, я не поднял головы. И не знаю, как там на нас посмотрела кассирша.
- Так, так, - сказал я, - куда же мы едем?
- Ты же водитель, - улыбнулась Настя, - тебе решать.
- Да.
Вырулил на Коллонтай. На автобусной остановке, под дождём валялся человек. Он лежал обняв какой-то пакет. Чертовщина. Я прибавил скорости.
- Хочу есть, - подала голос Настя.
- Хорошо, - ответил я.
Когда меня накрывает, накрывает до финиша, до самой ленточки. Бывает, удивляюсь самому себе.
- На Ладожской есть шаверма, - говорю.
Настя радостно засмеялась.
- А, нет, - вспомнил я, - есть же хорошая шаверма на Большевиков.
- На Большевиков?
Улыбка слетела с её лица. Она насупилась.
- Да, очень вкусная шаверма, - сказал я.
- Хорошо.
На Дальневосточном я развернулся. У «Карусели» заметил голосующих, но я был занят, полон под самую крышечку.
После некоторых сомнений, я оставил Настю в машине. В павильоне «Шавермы» стояли два молодчика. Они по очереди пили пиво из двухлитровой бутылки и, громко чавкая, поглощали шавермы. Повар азербайджанец сосредоточено занимался настройкой маленького чёрно-белого телевизора. Заикаясь на шуме, телевизор что-то вякал о кризисе в сознаниях, объединении правоцентричных партий, выборах американского президента – о чём-то таком далёком от этого узкого ларёчного мира с запахом шавермы, что становилось смешно.
Я задумался, заслушался, засмотрелся. Меня прервал повар. Спросил, что желаю. Я заказал одну шаверму. Мне совершенно не хотелось есть.
Прорезая ночное бормотание города, заверещал автомобильный сигнал. Я выскочил на улицу. Настя ожесточённо стучала по рулевой колонке.
- Что случилось? – закричал я.
- Ты скоро? – спросила она, - я так долго одна.
- Чёрт, сейчас приготовят, сейчас!
Я сильно хлопнул дверью и вернулся в павильон. Она продолжила сигналить. Я дождался шавермы, расплатился и вышел. Настя вылезла из машины.
- Вот, - сказал я, - ешь.
- А ты? – она взяла шаверму, но смотрела на меня.
- Я не хочу.
- Я не буду одна есть.
Я молчал.
- Я не буду одна есть.
- Не ешь, - говорю.
- Тогда я пойду, - крикнула она, будто я глухой старик.
- Иди, - сказал я.
Она швырнула в меня шавермой, развернулась, едва не упала в лужу, и виляя тощими бёдрами в узких джинсах пошла проч. Я стоял, держа в руках разбитый рулет шавермы. Резкий, сладковатый запах соуса вызвал у меня тошноту. Бросил шаверму в лужу и сел в машину. Предстояла длинная, трудовая ночь.
Ноябрь 08