Слово не воробей

Людмила Калиновская
За окном вставало солнце – жаркое, июльское. Оно уже заглядывало в окно, на котором были простенькие ситцевые занавески. Семья просыпалась. Хныкали дети. Кому-то надо было на горшок, кому-то попить, кому-то поменять пеленки. Детей было много – пятеро и все хотели есть.
Петро поднял голову и снова упал на смятую подушку: голова гудела с перепою. Вчера опять пил с мужиками прямо в своей грязной кузнице. Там на клочке газеты соорудили незатейливый стол, собрали, что у кого было. Нашлись лучок, сальце, черный хлеб, ржавая селедка и холодная посиневшая картошка. Мужички сложились и купили три чикушечки, потом сбегал кто-то еще, и так сидели, пока не упились. Каждый из них после получки припрятывал денежку от семьи для таких «посиделок», после которых приползали домой еле живые и наводили страх на домочадцев.

Петр ночью приходил домой, тяжело вздыхал, потом с трудом снимал свою измазученную робу, бросал тут же, где снимал, и кричал жене, чтобы дала поесть. Его жена Верка, измученная детьми, пьянками мужа, вечной нищетой, тряслась от страха быть избитой, а потому ставила на стол остывшую жареную картошку, соленые грибы или квашенную капусту. Петр вяло жевал все, что было на столе, потом сваливался тут же у стола и засыпал, а бедная Верка тащила его на постель, потом убирала грязную робу, недоеденную картошку и со слезами на глазах, ложилась спать.

Вот и сегодня в это воскресное утро все просыпались и не знали, что их ждет – плохое ли, хорошее ли. Одевались, умывались из рукомойника, что висел во дворе на старой березе. Потом Верка посадила за дощатый стол всех завтракать. Обычная картошка, пожаренная на подсолнечном масле, детям по стакану молока, которое брали у соседки, да еще в честь воскресения блины, которые Верка смазала домашним вареньем из малины.
Петр хмурился, пища не лезла в горло. Надо было опохмелиться, но нечем было. Кое- как, пожевав Веркиных блинов, он стал просить денег на бутылку, ну хотя бы на чекушку. Верка, не выдержала и заорала на мужа так, что дети притихли. Денег всегда не хватало. Хозяйства никакого во дворе, кроме собаки. Спасал только огород. Верка обзывала Петра пьянчугой и всякими дурными словами. Кричала, что он ей до смерти надоел своей пьянкой. А Петр требовал денег, и отступать не собирался. Он готов был уже взяться за Верку всерьез и намеревался ее поколотить. Она это поняла и пошла за деньгами. Принесла денег на бутылку водки и бросила ему на стол:
- Бери последние гроши от детей, все никак не напьешься. Стыда никакого у тебя нет. Чтоб ты сдох где-нибудь под забором, чтоб тебя поездом зарезало! Чтоб мои глаза тебя больше не видели!
Верка кричала так, что слышно было в соседних дворах, и люди с интересом слушали очередную ссору кузнеца с женой.
       Петр взял деньги, надел фуражку, свои хромовые сапоги и пошел в магазин за бутылкой.

       Его небольшой, сколоченный из досок и засыпанный внутри опилками домишко, стоял посреди большого огорода. За огородом была дорога, по которой возили лес в леспромхоз, а дальше был высокий откос. За этим откосом проходила железная дорога, главная магистраль нашей страны Москва-Владивосток, а дальше была колея, по которой обычно маневрировали составы, которые формировались на здешней станции и грузились леспромхозовским лесом.
       Петр пошел в магазин, который располагался за железной дорогой. Он купил бутылку водки и возвращался домой. Голова гудела так, что не было сил терпеть, и тогда Петр открыл бутылку и выпил, сколько мог, прямо с горлышка. Стало немного легче – сердце заработала ровнее, и руки уже не тряслись, так как это было утром. Пройдя маневровые пути, Петр присел на бревно, отхлебнул еще немного с бутылки и пошел дальше. Водка делала свое дело. Туманом застилался путь к дому, ноги стали тяжелыми. Захотелось курить. А тут еще всякие мысли лезли в голову от Веркиных пожеланий. Курить хотелось так, что уже не было сил терпеть.

С трудом, перебрасывая ноги через рельсы, Петр двигался домой. Вот он уже перешел через один путь, уже перешагнул через рельсину другого пути, и остановился. Достал папиросы «Беломор-канал», переступил одной ногой рельсу, зажег спичку и стал прикуривать папиросу, прикрыв руками лицо. В голове шумело или где-то что-то громыхало, Петр не разбирал, хотелось спать.
       Внезапный удар огромной силы свалил его с ног, опрокинул, сапог зацепился за рельсину, и что-то пыхтящее и тормозящее понеслось по его ногам, которые хрустели под колесами этой адской машины. Что-то горячее обожгло его изнутри, разлилось по телу и застряло в самом сердце острой иглой, словно раскаленной до бела в его кузнице. И эта раскаленная игла стала гаснуть и постепенно превращаться в маленькую точку, которая затем погасла совсем. И только темнота обнимала его своими мягкими нежными руками и несла его душу туда, где сиял вечный свет Любви…

Верка билась в истерике и всё кричала, что это она виновата в смерти Петра.
       Что это она желала ему смерти, это она хотела, чтобы его зарезало поездом.
Она кричала истошно, и этот крик разносился ветром по всему леспромхозу. Все, кто не был на похоронах, слышали и содрогались от этого безутешного крика. Дети жались от страха друг к другу, и не понимали что происходит.
Верка все время причитала о том, как ей теперь жить одной с кучей детей.
Петр хоть и пил, но был хорошим кузнецом и на работе его ценили. Он был единственным кузнецом и это озадачило начальство.

Петра похоронили достойно, с музыкой. Леспромхоз выделил денег на похороны и помогли семье, чем смогли в то далекое нищенское время.
С кладбища Верка приехала разбитая горем, притихшая и потерянная. По дому хозяйничали соседки, старушки, которые накрыли во дворе простые дощатые столы и усаживали всех помянуть душу Петра, так нелепо закончившего свою жизнь.
       На другой день после похорон, Верка обнаружила в доме мужика, о котором знала, что он работает тоже в леспромхозе, и зовут его Володька.
Володька колол во дворе дрова и складывал их в поленницу. Верка позвала его за стол помянуть Петра и в страхе подумала, что боится остаться одна, без Володьки. А он не собирался никуда уходить. Еще на кладбище Володька решил перейти к Верке, а свою жену с двумя детьми бросить.
       Так у Верки появился новый муж и жизнь покатилась той же дорожкой, что и раньше, даже веселей.

Ровно через год сгорела кузница, в которой работал Петро. Этот пожар наделал много переполоху среди населения и у начальства леспромхоза. Недалеко от кузницы были установлены цистерны с горючим, и возникла версия их взрыва. За дощатым забором, который огораживал всё автомеханическое хозяйство леспромхоза, располагались частные дома, и люди были встревожены не на шутку. Но всё обошлось, благодаря нечеловеческим стараниям всех, кто мог принимать участие в тушении пожара. Горела сама земля, так как все было пропитано мазутом и соляром.
Уже после пожара, когда все было потушено, и люди успокоились, поползли разговоры о том, что Петро забрал свою кузницу с собой, чтобы было чем заняться на том свете. Так уж он любил свою работу, что затосковал, видимо.
Баки с горючим были срочно переустановлены за поселком. Установили заправочные колонки и лесовозы заправлялись без задержек. Далеко, но надежно.

Верка родила очередную дочку уже от Володьки, потом еще и еще.
Жизнь её не изменилась. Володька пил, бил её и денег всегда не хватало. На детишек от Петра Верка получала пенсию, но дети всегда были полуголодные, кое- как одетые, завшивленные. Старшие дети подрастали и старались уйти из дому и найти лучшую долю для себя. Слава Богу, это у них получалось. Почти все они определились в жизни, и только единственный сын Петра попал за мелкое хулиганство и отсидел небольшой срок, но не потерял себя и сумел наладить свою жизнь.
Володька с Веркой ничего не меняли в своей жизни. Вместе пили, когда были деньги, вместе голодали. Потом Володька умер ночью во сне, и Верка осталась одна с детьми все в той же избушке посреди большого огорода. Дети покидали свое убогое жилище и изредка навещали свою сморщенную от тяжелой жизни мать, которая кроме старой телогрейки ничего не имела из богатства.

Дети становились на ноги и уже могли немного помочь Верке. Кто-то купил занавески на окна, кто-то платье, пальто, сапоги. Ожила Верка и повеселела, перестала прикладываться к рюмке.
Дети, рожденные от Володьки, оказались не столь удачными, тоже пытались устроиться в жизни, но рюмку мимо рта не проносили.
В один из зимних вечеров одна из Володькиных дочерей, уже, будучи замужем, переходила железнодорожные пути вместе с мужем. Оба были навеселе. Приближался поезд, они решили, что успеют и побежали.
Молодая женщина осталась без ног.
Это случилось в том же месте, где когда-то убило поездом Петра.

Верка долго болела после этого случая и все причитала, что это её проклятие действует. После этого она стала ездить в церковь и отмаливать когда-то сказанные Петру страшные слова.

       Но слово – не воробей, и никакими молитвами не замаливается то, что сказано в гневе, потому что Вселенная – это великая множительная машина, которая будет вам же возвращать раз за разом то, что вы желаете другому.

Желайте друг другу добра, прощайте друг друга, любите друг друга, и Вселенная будет возвращать вам многократно это желание также добром, удачей и Любовью!
11.2008г.