Письмо американской подруге

Юрий Короткевич
НАША ДЕРЕВНЯ.Конец прошлого века.
Юрий Короткевич,

       Надоело! Надоело все вокруг. Это скопище людей на улицах, в метро и в городском транспорте, где трудно шевельнуть чем-нибудь своим, не получив много советов и проклятий от возбужденных соседей. Надоело узнавать каждый день курс доллара, который все последнее время стоит, а инфляция все время растет. Надоело в середине ночи слушать соседский телевизор и просыпаться от рева грузовика под окном. Надоело чувствовать себя лилипутом среди Гулливеров озверевшего капитализма, бьющего тебя по голове демократией и свободой и говорить тебе все, что захотелось. Пора куда-то ехать... В Зазеркалье, на необитаемый остров, в каменный век.

       Кстати, почему бы и нет. У нас, тем более, там дела и собственность. Решено. В шесть часов утра 30 апреля 1995г. мы просыпаемся, берем с женой маленькую сумочку с большими деньгами, садимся на метро и едем почти час до нашего гаража. Там стоит наша (ей 17 лет) красотка. Еще вчера мы заправили полный бак, взяли две полные канистры, пилу, топор, лопату, буксирный трос, два запасных колеса, бананы, апельсины, яблоки, хлеб, вино, пиво и прочую снедь на неделю, а также семена огородной зелени и картошку для посадки. В семь тридцать мы уже катим по воскресной спящей Москве, выезжаем на Большую кольцевую дорогу и сворачиваем по направлению в каменный век.

       Раньше этот путь называется Владимирский тракт. Еще каких-нибудь 150 лет назад по нему гнали каторжан в сибирскую ссылку. Среди них были декабристы, Герцен, Достоевский, а теперь едем мы в сторону великого города Владимира. До него каких-нибудь 200 км. Кстати о путях, по которым мы все с вами ездим. Очень давно я читал в книге Н.Смелякова "Деловая Америка", что в США дорогу считают таковою в случае, если под рейкой длиной 3 метра, положенной в любом направлении, и дорогой, нет зазора больше 2 см. Только тогда ее называют дорогой и пускают автомобили, а иначе нельзя, опасно. У нас все проще. Если вообще асфальт уложен непрерывно по всей длине дороги, это роскошь,класс. Если вперемешку с ямами и буграми - это хуже, но тоже очень неплохо.

       Пока мы едем по очень хорошей дороге, проходящей почти непрерывно через поселки и маленькие городишки. Она очень прямая и немного скучная. Мы слушаем радио и смотрим на номера встречных и обгоняющих нас машин. Они из всех городов России, Прибалтики и Белоруссии, много туристов из Китая и других стран. Их везут на экскурсию во Владимир и Суздаль, где есть, что посмотреть людям, уставшим от Колизея и Лувра.

       Город Владимир старше Москвы, основан в 1108 г. в нем сохранились Соборы и памятники архитектуры вроде Золотых Ворот с середины 12 века. Они очень хорошо восстановлены, прекрасно выглядят, а, если ещё попадется и хороший экскурсовод, то можно получить бездну удовольствия.

       Но все это мы видели и слышали много раз. Проезжаем бывшую столицу древнего княжества без остановки и углубляемся по узкой, извилистой, холмистой дороге. Она достаточно хорошо асфальтирована и ведет в Муромские дремучие леса, в город Муром. Если судить по былинам, раньше здесь водились разбойники типа Робин-Гуда, которые грабили представителей раннего предпринимательства - купцов, возивших товары и деньги взад и вперед. До Мурома 140 км и уже через пять часов посла выезда из гаража мы въезжаем в этот город, который известен, по летописям с 862 г. Он стоит на высоком берегу реки Оки, притоке Волги, раньше он был славен муромским сортом огурцов, которые, если их хорошо засолить, становились отличной закуской к водке. Оттуда произошёл и Илья Муромец, богатырь похлеще Геракла. Вместе со своими дружками Алешей Поповичам и Добрыней Никитичем, они творили здесь чудеса, за что великий русский художник Васнецов увековечил их в картине "Три Богатыря" и любопытствующие иностранцы могут это увидеть во вновь открытой галерее в Москве и на конфетных обертках.


       При въезде в город, в парке, стоит бронепоезд. Такие бронированные и вооруженные локомотивы и вагоны имели имена собственные, как пароходы, и выпускались на местном заводе, когда это было нужно для народа. Этот называется "Илья Муромец", он участвовал в Гражданской войне 1918-22гг. А на другом конце парка стоит большой пассажирский самолет ТУ-104, в котором детям показывают мультфильмы. В древней части города сохранились купеческие каменные лабазы для хранения зерна, торговые ряды 18-19 веков, соборы и монастыри. Мы выезжаем из города в сторону маленького административного поселка с итальянским именем Папулино. Вообще же около Владимира и Мурома много городков и деревень с татарскими именами, напоминающими о татаро-монгольском нашествии.
       Я заговорился и забыл про дорогу. А она с трещинами и уже превратилась в смесь ям с кусками асфальта. Навстречу нам едет машина, а справа передо мной вдруг появилась ямка диаметром эдак с метр в диаметре. Пришлось на скорости около 70 въехать в нее задним правым колесом. Удар был такой силы, что обод колеса изогнулся и чуть не вылетело заднее стекло... Это плохо? Нет, это хорошо. Это я как бы провел испытания на прочность, т.к. прошлую зиму я сам менял при помощи сварки своей старушке-молодушке весь зад: раму и пол багажника, крылья, арки колес и пороги. Машина не развалилась, все о'кей. Жена Софа дала указание ехать тише и до микроцентра мы добрались без приключений.
       
       Далее нас ждала уже просто дорога без всякого покрытия. Сначала через красивый сосновый лес. Был даже выбор - дорога с громадными ямами от очень больших тракторов, но широкая; дорога похуже для грузовиков и с лужами, и совсем узенькая тропинка для всех прочих. Как а сказке. Мы решили быть скромными и выбрали последнюю - тропинку между деревьев. Она вывела нас на непаханое поле. По причине случившегося у нас очередного переходного периода его не пахали два года, не было то ли горючего, то ли тракторов, то ли заработной платы. А может быть ничего не было, и дорога шла себе по полю и была проезжей прямо до нашей деревни.

       Мы добрались до нашего царства и собственности почти без проблем, почти за шесть часов, даже обидно, ведь были готовы ко всему. Наша деревня расположена по берегам маленькой речушки, текущей в довольно глубоком овраге, она имеет примерно 120 домов. Круглый год здесь живет столько же семей, сколько имеется коров, - около 40. Большая часть других жителей зимует в городах по всей России - в Муроме, Москве, Санкт-Петербурге, а с апреля по ноябрь ведут хозяйство: содержат свиней, кур, гусей, воспитывают внуков.

       Аборигены отличаются очень смуглым лицом от постоянного пребывания на воздухе, тяжело работают на своих огородах, их возраст больше 60 лет, а речь отличается от московской. У них так называемый Волжский говорок. Если москвичи говорят про животное, дающее молоко - кАрова, то местные тщательно производят звук О, без редукции, плавно и певуче. Как правило, они доборы, приветливы, большинство из них женского пола, и все они любят выражать свои немногочисленные мысли с помощью русского мата. Наш родной мат в их речи, даже при общении с коровами, составляет до 90 процентов от общего объёма слов, но делают они это бессознательно, не желая обидеть собеседника. Где-то я читал, что в древности "матерные слова" были изобретены жрецами в качестве секретного языка, так что русский народ является прямым наследником и продолжателем святого дела конспирации своих мыслей, чтобы скрыть от всех, что творится в нашей великой русской душе.

       Архитектура домов и расположение надворных построек в каждом владении-усадьбе сохранились за последние 300 лет нетронутым. Внешне дома изменились тем, что крыша стала как правило железной или покрыта шифером, появились гаражи (они есть почти у всех), дома покрашены. В домах электричество, радио, у многих холодильники, телевизоры, магнитофоны. Многие держат живность, выращивают картофель и овощи и могут прожить независимо от "забот" государства, покупая только хлеб, спички, соль и чай, а так магазин почти всегда закрыт и пуст.Есть только водка, которую покупают, если не успели нагнать самогона.
 
       Но, хватит болтать. Свершилось. Мы подъезжаем к своему дому. Снаружи и внутри он такой же, как и все, и мы старались ничего в нём не менять, не привезли даже холодильника. Его с успехом заменяет погреб, в нем в самую жару температура не более 8 градусов по Цельсию. Водопровода нет. Есть очень глубокий колодец, и я ведрами ношу очень хорошую воду. На весь день хватает четырех-пяти ведер. В каждой комнате, а у нас их две, имеются печи дровяного отопления, а на одной раньше приготовляли пищу.

       У нас газовая плита и баллон с газом. Нет здесь также ни у кого телефона, нет медицинского пункта первой помощи (ближайший в 1О км), нет школы, так как зимой нет детей, а местная власть - администрация посылает в деревню на велосипеде женщину-почтальона, которая доставляет старикам пенсию. Господи! Что нужно всем нам от тебя, и что ты нам рано, или поздно всем даешь? Покой от всего!

       За покоем мы и ехали. Здесь такая тишина, что слышно биение своего сердца и шум в ушах, особенно ночью. На третью ночь ленивое ухо все же уловило какой-то шорох. Что это? Может быть местные рэкетиры-разбойники хотят снять у нашей машины старое колесо? Или, упаси Бог, совсем угнать нашу дорогую старушку? Я взял фонарик, пошел в бывший хлев и увидел нашу подругу невредимой. Вернулся и лег рядом с женой.

       Она доложила, что нас посетили мыши. Она их "любит", у нее это наследственное по женской линии и она мне сообщает о каждом шорохе, даже если я крепко сплю.

       Теперь же шорох походил на скрежет бензопилы. Потом, на следующую ночь я увидел виновника. Если бы его можно было поймать и побрить, он смело бы прошел в игольное ушко, на манер верблюда. Но лучше бы это был верблюд, его можно было бы накормить и успокоить. Но этот несмышленый младенец не давал нам спать три ночи. Под конец, я обнаружил и законопатил норку, когда он был еще внутри комнаты. Как он рвался наружу! Ночной покой был нарушен. Днем мы занимались идиллической работой - я копал лопатой землю, делал голландского типа гряды под картошку и овощи, а жена везде наводила городской порядок, так что после месяца пребывания мы могли бы быть образцом.

       Но нам еще хотелось заглянуть к властям,заплатить им налоги, за электричество и за страховку дома. И вот рано утром мы пошли за пять километров в микроцентр в местную администрация, бывший сельсовет. Погода стояла чудесная, дорога прекрасная, пахнет черемухой, а такого воздуха нет даже в Кисловодске. Мы шли по той же дороге через поле, по которой мы приехали из Москвы. Но, О Боже?!! Что слышно и что видно. Два громадных трактора с колесами больше нашего роста аккуратно пахали поле и, заодно и дорогу. Её больше не было. Нужно ругаться (я это себе позволил), нужно кричать (и я кричал), надо подавать в суд и писать жалобу в администрацию. Взволнованные и злые мы пришли в избу по размеру не больше нашей. В комнате сидели две молодые женщины и аккуратно что-то писали, а средних лет смуглый голубоглазый администратор в мятом сером костюме сосредоточенно листал телефонный справочник Чикаго, пардон, Москвы... С криками скорби мы рассказали о случившемся, надеясь, что он сейчас вскочит, что-то прикажет и дорога, как в сказке, станет не хуже прежней.

       "Что вы так убиваетесь? Ведь дорога эта неплановая, т.е. он хотел сказать, что на ЕГО плане дороги нет." Всегда мудрая жена тут же спросила: "А где же плановая дорога?" "А ее нет, никогда не было и она не планируется в обозримом будущем! Но вы не волнуйтесь, она, дорога, получается всегда сама."

       Всё хорошо, так было всегда, даже когда администрации не было вовсе. И администратор оказался прав. Черные тучи нашего настроения стали исчезать, когда на обратном пути, заплатив налоги и страховку, мы увидели на нашем лугу следы велосипеда почтальона. Дорога родилась.
 
       Есть вопрос: Чем первобытный человек лучше образованного современного? А просто тем, что первобытный умник страдает только при наличии проблемы, а образованный начинает её решать, когда её еще нет, и очень удивляется,когда на самом деле появляется совсем другая, не планированная проблема, и надо снова думать. Вот и у нас, образованных, червь сомнения начал точить душу. Мы же умеем логически мыслить, а это зло. Я же точно знаю, что за оставшиеся два дня одна колея от велосипеда, даже если он и вез пенсию для всего села, не превратится в проезжую дорогу, а дождь, который просто обязан пойти после недели жары, превратит пахоту в болото.

       В ночь перед отъездом конечно же лил дождь, как из ведра. В восемь утра, когда мы запланировали отъезд, мы решили, что нет ничего страшного: мы посидим здесь еще недельку, пока все просохнет. Ну что случится? Ну не попадем мы на день рождения к своей подруге, вернувшейся из поездки по Израилю. Она хотела рассказать про землю обетованную. Но она ведь вернулась, она подождет.

       На всякий случай я одел резиновые сапоги и телогрейку (это любимая одежда в деревне, раньше так одевались заключенные); сказал, что иду в разведку и чтобы ждала к обеду. Утро опять было чистым, дышалось легко. Я прошел мимо посаженной уже картошки. Много раз в своей жизни я сажал картошку и кроме усталости мало чего испытывал. В этот раз на меня нахлынуло какое-то первобытное, даже сексуальное, чувство соучастия в оплодотворении земли. Она была теплая, мягкая, картофелина легко входила во влажную ямку. Все же в первобытном строе предки понимали смысл жизни, делая Богинь плодородия в виде массивных каменных баб,похожих на картофелины. Ну, хватит о бабах, надо искать дорогу... Я глубоко вдохнул, почувствовал родной едкий запах и увидел вдали быстро приближающийся маленький колесный трактор. Да! Администрация всё же права. Из велосипедной колеи, из пахоты более отчетливо стала видна вновь рождающаяся дорога.

       На душе стало совсем хорошо, но я все же прошелся до конца новой - старой дороги, понял, что мы спасены, и вернулся через 20 минут домой. Ура! Мы едем в Москву, наверное, мы проскочим рукотворное препятствие, унося в душе воспоминания о первобытной тишине и спокойном отношении людей к вечно меняющемуся, но постоянному миру. Через час мы уже ехали по смеси асфальта и ели последний банан. Но, чем ближе мы приближались к Москве, тем больше меня мучил вопрос: Что-то делает хозяин нашего дома - мышонок? Как же мы надоели ему за эти семь дней!