Царёв охранитель

       Трилогия - «Двойник Светлейшего»
       Книга первая – «Государев охранитель» («Царёв охранитель», «Телохранитель Петра»)

       Жанр: «Историческая Альтернатива».


       Краткий синопсис (очень краткий синопсис)

       Первые пять лет Егор старается максимально соблюдать все требования Контракта с международной спецслужбой «SV»: предотвращает многочисленные покушения на жизнь Петра Первого, организует действенную охранную структуру, искренне старается, чтобы его действия не нарушили ход Истории.
       По истечению срока Контракта попытка «замещения» терпит крах. Егор остаётся в Прошлом. Очень скоро он «обижается», начинает подозревать, что «SV» его пошло обманула и подставила.
       А тут ещё – ЛЮБОВЬ…
       Он начинает действовать на «своё усмотрение», всё больше и больше увлекаясь этим процессом. В конце – уже ставя перед собой чёткие задачи…
       Ход Истории меняется.
       Чем всё закончится? Пока и сам не знаю.
       Скорее всего, канал «замещения» через много-много лет (в самом конце Трилогии) будет восстановлен, и Егор вернётся обратно - в Россию.
       Но это будет уже совсем другая Россия…


       Миттельшпиль, середина Игры.

       Неожиданно сквозь ветки ракитника замаячило маленькое светлое пятнышко.
Пройдя дальше метров пятьдесят, Егор понял, что на поляне, что располагалась сразу за дубом, разбитым молнией на три составные части, горел костёр. Очень осторожно, стараясь, чтобы под ногой предательски не хрустнула сухая ветка, он подошёл к дубу. Странно, после страшного удара молнии прошёл уже почти год, но могучее дерево выжило: во многих местах почерневшая кора была покрыта бодрой зелёной порослью.
       Преодолев центр разлома дубового ствола, Егор осторожно выглянул, прикрываясь молоденькими дубовыми веточками.
       В семи-восьми метрах от покалеченного дубового ствола, вокруг большого и жаркого костра, сидели трое: Швелька – его лучший и самый способный сотрудник, практически – «доверенное лицо», и двое здоровенных мужиков – матёрых, с лицами, не заслуживающими никакого доверия – сплошные шрамы, рваные ноздри, холодные страшные глаза. Бугаи такие – полностью отвязанные.
       Швелька, давясь и перхая, выцедил до дна оловянный стаканчик с какой-то жидкостью, браво крякнул, отставил стаканчик в сторону, несколько раз подряд икнул.
- Как всё получилось? Да этот Александр Данилович оказался полным лохом, бестолковкой обычной. Не, сперва то я думал, что он – из настоящих Псов, вмиг меня выведет на чистую воду, и прикончит самолично. Чего-чего, а в этом он - дока. А потом смотрю, а он всякую лажу – принимает за чистую правду. Ну, и давай его старательно грузить всяким разным. Опаньки, а он мне верит! Короче говоря, я теперь у него хожу в верных помощниках! Правда, этот старикашка Вьюга что-то подозревает, копает под меня старательно.
- Может, мы этого Вьюгу - того, по-тихому…, - предложил один из «бывалых», резко проведя по своему горлу длинным грязным ногтем большого пальца.
- Не стоит, - презрительно скривился Швелька. – Учишь вас, сиволапых, учишь – а толку никакого. Всё – прирезать, или дрыном вмазать сзади по башке. Мы сделаем по-другому. По-умному. Завтра после утренней трапезы они все уезжают на Просяной пруд – кататься на своём кораблике-ялике, там и заночуют. И Пётр уезжает, и Меньшиков, и генерал. А Зотов со Стрешневым и Голицыным как раз в Москву собрались – по делам денежным, ефимок выпрашивать у правительницы Софьи. Так что, считай, я в Преображенском останусь за главного. Вот слушайте. От северного забора я кобелей сниму, пролезете через лаз, где доски отгибаются в сторону, я вам вчера показывал. В светёлке, что сразу за луковой башенкой, я оставлю окошко открытым. Влезли, сразу направо – там молельня. Мощи Святые заберите – они в золотой оправе, а ларец, где они хранятся, весь в самоцветах чудных. Иконы берите только те, что висят на дальней стенке. Ясно? В коридоре за дверью – сундучок стоит, и его прихватите с собой. Что там? Не знаю. Но старая царица, Наталья Кирилловна, очень уж им дорожит. Потом там вещи Вьюги разбросайте – вот его войлочный колпак, пояс, фляга.
- А ты то как? – заботливо спросил второй бугай. – С тебя то не спросят потом?
- Чёрт, чуть не забыл! – долетел до Егора тоненький голосок Швельки. – Терпилу с собой возьмите. Долю малую пообещайте. Как будете уходить через окошко, так сразу его, родимого, и кончайте. Не, только ножом, чтобы много ударов было – во все места. Ещё с собой возьмите большую флягу со свиной кровищей. Отходите к забору – следом кровь лейте. Щедро так – лейте! Я потом ножом у себя жилу кровяную открою около плеча, меня и найдут – рядом с мёртвым терпилой. Мол, я воров пытался задержать, одного убил, второго ранил, да и самому досталось, Душа меня оставила – на время…. Думаю – медаль ещё дадут, да и серебра отсыпят, опять же…
- Голова ты, Швелька, голова! – дружно забухтели бугаи.
       Егор развернулся и пошёл назад: от поляны к селу Преображенскому вела только одна тропа, натоптанная Потешными полками, ночью в обход не пойдёшь.
Спрятался за знакомым толстым вязом. Ожидание – дело привычное: пять минут, десять, двадцать, час. Визуально, понятное дело, сугубо на ощущениях.
       Ага! Вот где-то вдали послышался весёлый беззаботный свист, это Швелька – довольный сам собой, следовал к месту постоянной дислокации.
Как только Швелька прошёл мимо вяза, Егор - одним прыжком, оказался на тропе, нанёс рёбрами обеих ладоней безжалостный удар по почкам предателя.
- Ох, ты! – выдохнул Швелька, медленно и плавно опускаясь на колени.
       Одна рука обхватила шею, другая – голову. Резкий рывок, противный громкий хруст…
       Егор, ступая нарочито громко, подошёл к первому кольцу постов (им же и выставленному), громко чихнул.
- Стой! Кто следует! – тут же отозвался слегка испуганный голос. – Назовись! Стрельну же!
Широко улыбнувшись – в непроглядную и неверную тьму, Егор гордо ответил:
- Царёв охранитель – следует!


       Глава первая
       Несостоявшийся корсар и капля с микробами

       Берег холодного мрачного озера.
Совсем недалеко от берега – небольшой остров, на острове – приземистая крепость, сложенная из светлых северных камней.
Лодки, полные неуклюжих вооружённых мужиков, одетых в зелёные смешные кафтаны, смело плывут на решительный штурм – под пушечными ядрами и мушкетными пулями. Грохот, яростные крики штурмующих, стоны раненых, пороховой дым, застилающий всё вокруг…
- Алексашка, сволочь последняя! – вопит, обращаясь к Егору, высокий костистый мужик, обладатель абсолютно диких круглых глаз, которые, того и гляди – выскочат из орбит. – Что ты тут делаешь, сучий потрох? Быстро на штурм, трусливый гадёныш! В первых рядах чтоб у меня…..
Грохот, яростные крики, клубы белого дыма…

       Мерзкий звон будильника…
Егор проснулся, открыл глаза и сильно ударил по кнопке, расположенной на макушке голосящего монстра, звон прекратился.
- Какой странный сон, - пробормотал Егор себе по нос. – Так всё было натурально: цвета, звуки, голоса…. Приснится же такое!
       
       Вступительные экзамены в театральный ВУЗ.
В тот день надо было что-то читать. То ли стихи, то ли прозу. Главное, что не басню. С баснями у Егора никогда не ладилось. А всё остальное, что ж, не страшно.
Страшно – то, что уже нельзя было ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда.
       Тёмный коридор, жёлтая старинная дверь, позеленевшая от времени медная изогнутая ручка. Необъятный гулкий зал, в самом его конце – Приёмная Комиссия.
Седой Мэтр – прославленный, чем-то давно и прочно позабытым.
Справа от него – молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов.
Рядом – ещё какие-то, смутно узнаваемые.
- Ну, молодой человек, просим, зачитывайте.
«Просите?», - усмехнулся про себя Егор. – «Ну что ж, ладно».
Он сглотнул предательскую слюну, и, глядя безразлично и отрешённо куда-то поверх голов важных и знаменитых, начал:

Жёлтое солнце в её волосах.
Утро над быстрой рекой.
И о безумных и радостных снах
Ветер поёт молодой.

Жёлтое солнце в её волосах.
Жаркий полуденный зной.
И о мечтах, что сгорели в кострах,
Ворон кричит надо мной.

Синее море, жёлтый песок.
Парус вдали – одинок.
Ветер волну победить не смог,
И загрустил, занемог.

Жёлтая роза в её волосах.
Кладбище. Звёздная ночь.
И бригантина на всех парусах
Мчится от берега прочь.

Камень коварен. Камень жесток.
И словно в страшных снах
Маленький, хрупкий жёлтый цветок
Плачет в её волосах.
……………………………………..

       Он читал, говорил, рассказывал - чётко и размеренно, как автомат.
Пять минут, десять, двадцать, тридцать. О чём?
О былой любви, ушедшей навсегда, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
       В старинном гулком зале звучал только его голос, все остальные звуки умерли.
Члены Комиссии замерли в каких-то нелепых позах, внимая, словно во сне безграничной юношеской тоске, и чему-то ещё – страшному и жёлтому, тому, что не поддаётся объяснению словами человеческого языка.
       Но вот Егор замолчал.
Нет, не потому, что стихотворение закончилось.
У этого стихотворения не было ни конца, ни начала.
Он мог бы ещё говорить час, сутки, год, век.
Просто - уже нельзя было ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда.
       Его голос затих, а тишина осталась. Она ещё звенела и жила секунд тридцать – сорок.
Потом послышались громкие протяжные всхлипы. Это молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов, рыдала, словно годовалый ребёнок, роняя крупные – как искусственные японские жемчужины, слёзы.
- Извините, но она, что же…- умерла? – чуть слышно спросил Седой Мэтр.
- Нет, Она жива. Просто, неделю назад вышла замуж. Не за меня, – ответ был безразличен и холоден, как тысячелетние льды Антарктиды, спящие на глубине трёх, а то и четырёх километров.
- Извините меня господа! – Егор резко развернулся, и на негнущихся ногах, неуклюже, словно загребая невидимый снег, пошёл к выходу.
Чёрные ступени, занозистые перила. Тяжёлая неподдающаяся дверь.
Серая улица. Слякоть, желтые тусклые фонари. Ветер гнал по улице бумажный мусор.
       Седой Мэтр догнал Его только у автобусной остановки.
Схватил за рукав куртки, развернул, положил ладони рук на тёплые юношеские плечи.
- Мальчик, что же ты? Ведь всё ещё впереди. А экзамены.… Да что там! Ты принят. Принят в мою мастерскую! Станешь великим артистом. Призы, премии, удача, слава.
Она узнает, и вернётся к тебе. Или, Бог с ней, что уж там. Другие будут…
- Спасибо, Мэтр, - безучастно и равнодушно Егор смотрел на белые перистые облака, целеустремленно плывущие куда-то на юг. - Я уже всё решил. Долг мечте заплачен. На этом – всё. Я улетаю – самолёт на Карибы уже вечером. Зелёное море, мартышки, попугаи.… Буду там пиратствовать понемногу, или клады старинные искать, или ещё что-нибудь там. А потом на белом-белом песке заброшенного пляжа встречу смуглую мулатку, хрупкую и беззащитную. Полюблю её. А она полюбит меня. И родится у нас дочь – крохотная и озорная, обязательно – со светлыми кудряшками. И я назову её – как звали Ту. И буду любить. И все пылинки сдувать. И если кто-нибудь подойдёт к моей девочке близко…, - его глаза, ранее безучастные и равнодушные, вдруг стали настолько безумными и страшными, что Седой Мэтр отшатнулся в сторону.
- Прощайте, Мэтр. Не поминайте лихом.
Подошёл автобус, забрал нового пассажира, и умчался куда то – в безумную даль…
       Седой Мэтр ещё долго стоял на остановке, рассеянно скользя взглядом по обшарпанной афишной тумбе, проезжающим пыльным машинам и редким пешеходам.
Он стоял и думал:
- А что, чёрт побери! Может тоже стоит наплевать на всё и всех, да и уехать в Карибию. И там, на белоснежном песке заброшенного пляжа, встретить свою мулатку, хрупкую и нежную, и обязательно – с жёлтой розой в волосах…

       В международном аэропорту Шереметьево-2 было многолюдно, шумно и нестерпимо душно. Суетливые зарубежные туристы, обременённые многочисленными чемоданами и сумками, выстроились в длинные бесконечные очереди к регистрационным стойкам.
Суета, запах пота – вперемешку с ароматами изысканных духов и дорогой туалетной воды, иностранная речь, и незримая нервная аура – царящая над всем этим бедламом.
       Егор, закинув свой тощий рюкзачок за спину, вежливо отодвигая суетливых иностранцев в стороны, прошествовал в самый дальний угол зала, непроизвольно отмечая, что многие иностранные тётеньки поглядывают на его ладную плечистую фигуру с нескрываемым интересом.
       У стойки номер двадцать два никакого ажиотажа не наблюдалось.
«Оно и понятно», - промелькнула в голове ленивая мысль. – «Желающих посетить солнечную Гавану нынче немного. Турция и Египет – намного ближе. Да и дешевле гораздо…».
       План предстоящей компании был прост и элегантен: добраться до Гаваны и там получить визу для въезда в Никарагуа. А ещё можно было подумать про всякие экзотические острова. Барбадос, например, или какая-нибудь Гренада – чем плохо?
       Егор предъявил милой молоденькой сотруднице аэропорта билет и паспорт, снял ботинки, прошёл через металлоискатель, надел ботинки обратно, и, подмигнув девушке на прощанье, прошёл дальше. Отстоям короткую очередь, он сдал свой рюкзак в багаж, подошёл к стойке пограничной службы.
«Вот и всё», - подумалось. – «Ещё несколько минут, и прощай Родина. Навсегда – прощай!».
       На плечо легла тяжёлая рука.
- Леонов Егор Петрович? – осведомился тусклый металлический голос.
- Он самый.
- Пройдёмте!
       Перед глазами – чьи-то широкие плечи в зелёной форме, с майорскими пагонами, по бокам насторожённо сопели ещё двое здоровяков пограничников, угадывалось и чьё-то присутствие сзади. Вошли в боковую широкую дверь, поворот, коридор, ещё одна дверь, новый коридор.
«Лихо это они тебя взяли в оборот!», - заботливо поделился своими опасениями внутренний голос. – «Неспроста это, ох, неспроста!».
       Шеи коснулась тонкая острая игла, десятые доли секунды – и весь мир пропал куда-то, в неизвестном направлении.
       На уровне подсознания он ощущал, как его кладут на носилки, куда-то несут, потом сыто загудел двигатель автомобиля, приятно закачало на мощных рессорах…
       
       Сознание медленно вернулось. Егор уже слышал тиканье настенных часов (старинных, скорее всего – с кукушкой), ощущал незнакомый запах – пахло то ли больницей, то ли – театральной гримёрной. Странное сочетание.
- Выпей те, молодой человек, из этого стакана. Вам сразу станет намного лучше! – заботливо посоветовал красивый глубокий голос.
       Егор открыл глаза, огляделся. Он сидел в низком и массивном – наверняка очень тяжёлом, кресле, руки специальными браслетами были прикреплены к деревянным подлокотникам, ноги по ощущениям также были несвободны.
       Перед ним на обычном стуле расположилась пожилая, но при этом очень красивая женщина. Густая грива каштановых волос, гордая осанка, умные чёрные глаза, вот только лицо и шея густо изрезаны миллионом морщин и морщинок. Женщина протягивала к лицу Егора узкий высокий бокал с неизвестным розовым напитком.
       Во рту было нестерпимо сухо – с оттенком кислятины, и Егор согласно кивнул головой. Женщина поднесла бокал к его губам. Глоток, второй, третий. Незнакомка не обманула: терпкий, чуть кисловатый напиток оказал на организм Егора воистину волшебное действие. Голова стала абсолютно ясной, обострились зрение и слух, по всему телу прошла приятная тёплая волна.
       Женщина улыбнулась – тепло, ободряюще, негромко проговорила:
- Меня зовут Анна Афанасьевна. Как зовут вас я, как вы понимаете, знаю. Вы не будете против, если на этом этапе разговора я буду говорить, а вы, в основном, слушать? Вот и хорошо. Впрочем, не возбраняется и обмениваться вопросами. Итак, Леонов Егор Петрович, двадцать с небольшим лет. Всю сознательную жизнь вы грезили о театре. После одиннадцатого класса поступали сразу в несколько учебных заведений, готовящих театральных артистов. Поступали вместе со своей девушкой Натальей, которая считалась вашей невестой. Не поступили, ну, так сложилось. День рождения у вас в феврале, поэтому весной 2006 года вас забрали на воинскую службу. Честно отслужили два года. Причём в элитных войсках особого назначения. Не будем уточнять – в каких. Владеете приёмами восточных единоборств, прошли специализированные курсы военных телохранителей. Все эти два года ваша невеста регулярно писала вам письма, клялась в своей верности, обещала дождаться. Когда вы демобилизовались, выяснилось, что недавно Наталья вышла замуж за юного лейтенанта, и вместе со своим мужем уехала куда-то на Дальний Восток, на далёкую пограничную заставу. Пока всё правильно? Тогда продолжаю. Вы решили навсегда уехать из России, на острова Карибского моря. Как вы выразились на сегодняшнем вступительном экзамене: «Долг мечте заплачен. На этом – всё. Я улетаю – самолёт на Карибы уже вечером. Зелёное море, мартышки, попугаи. Буду там пиратствовать понемногу, или клады старинные искать, или ещё что-нибудь там». Разрешите вопрос. А почему – именно Карибия? Разве на этой прекрасной планете мало других интересных мест?
Егор неопределённо пожал плечами:
- Да мне, собственно, всё равно. Можно и в другое место. Карибия – просто потому, что там тепло. О Генри в юности читал – «Короли и капуста», вот и решил. А вы, Анна Афанасьевна, представляете интересы ФСБ? Какой-нибудь другой спецслужбы?
- Можно и так сказать: какой-нибудь другой международной спецслужбы. Вам совершенно неизвестной. Что совсем и неважно в данной конкретной ситуации. Здесь важно то обстоятельство, что вам совершенно всё равно – куда уезжать. Ведь так?
- Только не в Антарктиду! – заволновался Егор. – С детства не люблю холода!
- Не в Антарктиду, - успокоила его собеседница. – Климат для вас будет вполне привычным. Как вы отнесётесь к предложению – уехать, м-м, в другое Время?
- Не знаю, - честно ответил Егор. – Неожиданное такое предложение.
- Не удивляетесь, не возмущаетесь, не требуете прекратить эти дурацкие шутки. Почему?
Егор смешно сморщил нос:
- Всё очень просто. Когда-то всё написанное Жулем Верном многим казалось фантастикой и глупыми сказками. Потом всё начало сбываться. Так что не вижу ничего странного, если и перемещения во Времени станут реальностью.
- Браво! – женщина несколько раз негромко поаплодировала. – Вы, Егор Петрович, занятный молодой человек. Вот и в вашей характеристике из воинской части написано: «обладает философским складом ума, склонен к принятию авантюрных решений». Вы, что называется, воистину «наш клиент»!
- Я очень рад, - пессимистически улыбнулся Егор. – Но нельзя ли более подробно узнать – суть вашего предложения?
Анна Афанасьевна внимательно посмотрела ему в глаза.
- Вы в школе изучали биологию? Наблюдали через микроскоп за капелькой воды, наполненной разными микробами?
- Было такое дело.
- И острой иголкой тыкали в капельку?
Егор задумчиво поморщился:
- Да вроде. Ещё песчинку помещали в эту каплю, что-то там ещё. Экспериментировали по-разному, так сказать.
- Очень хорошо! – в очередной раз обрадовалась Анна Афанасьевна. – Тогда вы должны правильно понять меня. Представьте себе, что наша с вами планета Земля вместе со всеми её обитателями, – это просто капля воды, наполненная микробами, - под чьим-то микроскопом. Для нас проходят века, для того, кто сидит за микроскопом, - часы. И этот неизвестный исследователь ставит над бедными «микробами» разные опыты.
- Какие…опыты?
- Самые разные. Например, определённому виду обезьян делаются инъекции, способствующие активизации работы головного мозга. Стимулируют и катализируют, выражаясь по научному, процесс естественной эволюции. Время от времени доверчивому человечеству подбрасывают «подарки»: колесо, технологию плавки бронзы и железа, счёты, двигатель внутреннего сгорания, динамит, ядерную бомбу, Интернет…. Чтобы придать всему процессу требуемую динамику. Параллельно с этим осуществляются психологические эксперименты, моделируются различные поведенческие ситуации, провоцируются экстремальные процессы.
- Моделируются ситуации, провоцируются процессы…, - непонимающе и хмуро проворчал Егор. – А можно поподробнее?
- Да без вопросов. Допустим на минутку, что такие фигуры, как Александр Македонский, Нерон, Наполеон, Пётр Первый, Емельян Пугачёв, Ленин, Гитлер, Сталин, и многие другие, достаточно серьёзно поменявшие ход развития истории человечества, появились не сами по себе.
- А откуда?
- Их ввёли в игру наши «экспериментаторы». Понимаете теперь?
- Нет, - честно признался Егор. – Кто они такие – эти «экспериментаторы»? И чьи интересы представляет ваша спецслужба?
- «Экспериментаторы», как легко понять, не являются жителями нашей планеты, - грустно вздохнула женщина. – А служба, которую я имею честь предоставлять, как раз и отстаивает интересы «капельки воды, наполненной микробами». Пресекаем, по мере наших сил, наиболее опасные и изощрённые эксперименты. Вот и вам предлагаем – оказать одну важную услугу – всему человечеству в целом.
       Анна Афанасьевна замолчала, молчал и Егор, пытаясь как-то осознать услышанное.
Только минут через пять он спросил:
- И есть конкретные успехи у вашей службы? Много «экспериментов» удалось пресечь?
- Много! – глаза женщины стали бесконечно строгими. – Например, Третья Мировая Война – с широкомасштабным использованием ядерного оружия, так и не началась. Хотя наши «оппоненты» пытались спровоцировать начало этого события не один десяток раз. Первый раз – ещё в 1944 году, оснастив Вермахт «грязной» атомной бомбой. Только усилия нашей специальной группы позволили предотвратить её применение. А ведь это, в свою очередь, могло коренным образом изменить ход Второй Мировой Войны. Не так ли?
- Запросто могло, - подтвердил Егор. – Только вот – почему именно я вас заинтересовал? Только не говорите, что из-за моего философского склада ума и врождённой любви к авантюрам.
       Его собеседница поднялась со своего стула, отошла куда-то в сторону.
«Сколько же ей лет?» - подумал Егор. – «Прямая спина, фигура – тридцатилетней женщины, а морщин на лице и шее – как будто ей уже все девяносто девять».
       Анна Афанасьевна подкатила элегантную тележку на колёсиках, на которой был укреплён портрет мужчины: объёмный рыжий парик, старинный кафтан, щедро украшенный самоцветами и пышными кружевами, на боку – шпага в позолочённых ножнах.
- Вам никого не напоминает сей важный господин?
Егор внимательно всмотрелся.
- Пожалуй, этот вельможа очень похож на меня. Или – я на него? Только здесь ему лет тридцать пять, да и этот парик…. А так – да, есть очень много общего. Кто это?
- Это – Светлейший Князь, Меньшиков Александр Данилович, - непонятно улыбнулась пожилая женщина. – Должна вам сообщить, что вы, Егор Петрович, его прямой потомок: ваши генетические характеристики совпадают поразительным образом – с аналогичными характеристиками Светлейшего.
- А что дальше? Чем я могу быть вам полезен?
       Обладательница миллиона морщин неторопливо прошлась по комнате – туда сюда, остановилась напротив Егора, рядом с портретом вельможи.
- Проект «Пётр Первый» был, естественно, спланирован и осуществлён нашими инопланетными «исследователями». Как и что? Детали сейчас совершенно неважны, не забивайте себе голову лишним. Несколько слов по сути этого проекта. В конце семнадцатого века Россия отставала – по целому комплексу показателей, от стран Западной Европы лет на двести – двести пятьдесят. Планировалось выяснить: может ли один сильный человек, облачённый практически безграничной властью, кардинально, в очень короткий исторический период времени, изменить данную ситуацию? Чем завершился этот «эксперимент» вы, безусловно, знаете.
- Очень успешно завершился! - кивнул головой Егор. – Что дальше?
- По сведениям, поступившим по секретным каналам, стало известно, что наши «учёные» разрабатывают следующий проект. Они хотят понять, как крутое изменение в Прошлом – путём искусственного вмешательства, может изменить Настоящее. Это первый эксперимент такого рода. По ряду критериев выбрана именно Петровская эпоха. Задумано следующее: в разгар реформ, или даже перед их непосредственным началом, Пётр погибает. Что происходит при этом с Россией – как с государством? Какой путь развития выберет русская элита того времени? В каком состоянии Россия подойдёт к рубежу двадцатого века? Сохранится ли как единое великое государство, или распадётся на десяток мелких? Бесспорно, вопросы интересные.
- Интересные, - подтвердил Егор.
Анна Афанасьевна нахмурилась:
- Не перебивайте сейчас меня, пожалуйста! Мы подходим к вашему заданию, к вашей миссии – высокопарно выражаясь. С точки зрения моего Руководства, такой эксперимент с Прошлым абсолютно недопустим, его последствия могут быть непоправимы – как для России, так и для всей планеты. Вся «капелька с микробами» может погибнуть, испарится. Принято решение «закрепить» за Петром Романовым опытного телохранителя из Настоящего.
- Есть тысячи телохранителей гораздо более опытных, чем я, - скромно доложил Егор. – Я в этом деле, если совсем честно, дилетант. Так, по верхам нахватал всякого.
       Женщина согласно кивнула головой.
- Да, это так. Ваша профессиональная подготовка – очень далека от совершенства. Но, всё же, некоторые навыки у вас есть, что очень хорошо. Да и задатки хорошего артиста у вас на лицо, что, безусловно, важно. А вот со временем у нас всё очень плохо, надо торопиться. Дело осложняется тем, что напрямую послать «агента» в Прошлое невозможно. Можно только осуществить «замену». Причём «заменяемые» объекты должны непременно быть родственниками, обладать похожими генетическими характеристиками. Теперь – понимаете?
- То есть я отправляюсь в семнадцатый век – охранять царя, а мой пращур – сюда?
- Совершенно верно. Кстати, Александр Данилович – личность неординарная, мы и в наше время найдём для него достойное занятие. Кроме всего прочего, о том, что «замена» пройдёт успешно, говорит и тот факт, что вы со Светлейшем даже родились в один и тот же календарный день. Перенестись вам придётся в июль 1687 года, за несколько дней до знакомства настоящего Меньшикова с Петром….
- Стоп, стоп! – повысил голос Егор. – Я ещё не давал своего согласия! С чего вы взяли, что я всю свою оставшуюся жизнь хочу провести «в шкуре» Светлейшего? Тем более что я прекрасно знаю, чем Меньшиков закончил, как он умирал!
- Не кипятитесь вы так, молодой человек! – устало поморщилась Анна Афанасьевна. – Мы предлагаем вам заключить контракт всего на пять лет, самых спокойных лет в биографии Петра Алексеевича.
- На пять лет? А что же дальше будет с Петром?
- Вы не единственный прямой потомок Светлейшего – подходящего возраста. Только все остальные пока – порядочные шалопаи, безо всяких полезных навыков. За пять лет мы подготовим вам достойную замену, многократно превосходящую вас по всем профессиональным функциональным возможностям. А может, и настоящего Меньшикова вернём на место, если это будет признано целесообразным. После соответствующей подготовки, конечно. Пять лет – очень большой срок, за это время можно воспитать настоящего Джеймса Бонда. Теперь по вам. Здесь всё просто: уехали в Карибию и пропали там без вести. А через пять лет вернулись в Москву – очень богатым человеком. Например, обнаружили на одном тропическом острове клад знаменитого капитана Флинта. Как вам такая версия? Не волнуйтесь, все бумаги будут оформлены должным образом…
- Не хочу – обратно в Москву! – упрямо заявил Егор.
- Вы прямо как ребёнок! – сотрудница неизвестной международной спецслужбы театрально всплеснула руками. – Хорошо, мы купим для вас небольшой островок в Карибском море, где-нибудь в архипелаге Тринидад и Тобаго. Устраивает? Островок с коттеджем, с закрытой оборудованной бухтой, в придачу – двухмачтовая яхта. Ну, и на ваши банковские счета поместим миллионов тридцать долларов. Как же иначе? Содержание частного острова – дело накладное. Что вы так глупо улыбаетесь? – женщина нажала на красную кнопку в стене и обратилась к появившемуся в дверях неприметному человеку в чёрном костюме: - Альберт, вы всё слышали? Первым делом – освободите нашего нового сотрудника от пут, предложите ему что-нибудь выпить, перекусить. Вторым делом – подготовьте стандартный пятилетний контракт. Далее…

       Через два часа контракт был успешно подписан. Это произошло уже совсем в другом помещении, оборудованном под библиотеку в викторианском стиле.
- Что дальше? – небрежно поинтересовался Егор, удобно расположившись на огромном диване тёмно-красной кожи и прихлёбывая из высокого бокала неплохое красное полусухое вино.
- Ваш «перенос» будет осуществлён через две с половиной недели. За это время вам придётся ознакомиться с некоторыми материалами, - Анна Афанасьевна небрежно махнула рукой в сторону письменного стола, над столешницей которого возвышалась целая бумажная гора, состоящая из толстых и тонких книг – в основном антикварного вида, современных скоросшивателей и кожаных старинных папок.
- Ничего себе! – присвистнул Егор. – Да мне этого и за полгода не прочесть!
- И за отведённое время справитесь! – заверила его пожилая сотрудница спецслужбы, которая в контракте была обозначена как «Сторона SV». – Альберт Самуилович вам непременно поможет. Он у нас доктор исторических наук, академик и всё такое прочее. Специализируется именно на Петровской эпохе. Вы должны прибыть к месту новой службы «во всеоружии»: зная досконально всё о быте и нравах тех времён. Речевые характеристики данной эпохи должны быть освоены вами в совершенстве. Необходимо существенно пополнить словарный запас. Прошу уделить особое внимание информации, связанной с тогдашними обитателями Немецкой Слободы, лично с Францем Лефортом.
Времени у вас мало, так что допивайте своё вино и приступайте!
- Что, прямо сейчас?
- Прямо – сейчас.

       Следующей раз Егор встретился с «бабулей» (как он ласково называл её про себя) только через неделю. Она вошла в библиотеку лёгкой грациозной походкой, коротко поздоровалась, приветливо мотнув при этом своей шикарной каштановой гривой волос, понимающе подмигнула:
- А вы, молодой человек, сильно изменились за это время: похудели, осунулись, даже немного повзрослели. Глаза серьёзными такими стали, вдумчивыми, усталыми. Что, так тяжело усваивается информация?
- Не в этом дело, - тяжело вздохнул Егор. – Просто мои представления о Петровской эпохе были иными. Роман Алексея Толстого, разные современные фильмы. Казалось: времена как времена, немного архаичные, героические, но всё же – похожие на наши. А это колоссальная ошибка! Совсем ничего похожего нет. А нравы там – не приведи Господь! Зверство сплошное! Скотство!
- Что, мальчик, страшно?
- Очень страшно! – честно признался Егор. – Но и интересно!
       Анна Афанасьевна неторопливо полистала старинный фолиант в кожаном переплёте, подошла к двери, поманила Егора за собой:
- На несколько суток придётся прервать ваши книжные экзерсисы. Как известно, Меньшиков начинал свою головокружительную карьеру с того, что был мальчиком на побегушках при Франце Лефорте. А это совсем не так просто, как кажется. Необходимо уметь седлать лошадей, правильно ухаживать за ними, запрягать в одноколку. Надо знать, как правильно расчёсывать господский парик, начищать туфли – до зеркального блеска, выбивать и чистить курительные трубки. Кроме того, точно установлено, что в молодости Александр Данилович, тогда для всех – просто Алексашка, лихо отплясывал русские народные танцы, умел играть на ложках. Так что придётся всему этому научиться – в самые кратчайшие сроки, поедемте на нашу загородную базу…

       До «переноса» оставалось минут пятнадцать.
- Запомни самое главное, Алексашка, - давала последние наставления Анна Афанасьевна. – Франц Лефорт – это твой главный помощник, но он же и главная опасность. Только через него ты можешь познакомиться с Петром Романовым, будущим Императором России, но Лефорт человек очень наблюдательный, он может распознать подмену. Общайся с ним как можно реже. Есть у вас, Егор Петрович, вопросы ко мне?
- Два вопроса, - кивнул головой Егор, - Во-первых, по поводу влияния изменений в Прошлом – на Настоящее. Вы же понимаете, что мне не удастся полностью повторить все поступки Александра Даниловича. Вольно или не вольно, но я окажу влияние на ход Истории. Например, мне как телохранителю Петра, придётся убить энное количество людей, которых настоящий Меньшиков не убивал. Это же повлияет на Настоящее?
- Бесспорно – повлияет! – подтвердила его опасения женщина. – Но мы вынуждены смериться с этими издержками.
- С издержками?
- Вот именно! По сравнению с историческими изменениями, которые могут наступить после ранней смерти Петра, это сущие мелочи, которыми можно пренебречь.
- Вам, конечно, виднее, - пожал плечами Егор.
- А второй вопрос?
- Вы ничего не рассказывали мне о механизме «замещения». В чём он заключается?
- Тут всё просто, - спокойно ответила Анна Афанасьевна. – В строго определённое время вам сделают инъекцию, вы мгновенно уснёте, проснётесь уже в нужном 1687 году. Как видите, всё очень просто.
       Егор недоверчиво прищурился:
- Что-то вы не договариваете, милая госпожа начальница. В чём тут подвох?
Чёрные глаза пожилой женщины смотрели на Егора очень строго, испытующе.
- Всё дело в том, что одновременно (если так можно выразиться), такая же инъекция будет сделана и Александру Даниловичу Меньшикову.
- Кто же её сделает? – забеспокоился Егор. – У вас там есть ещё один «агент»?
- Да, есть. Он был «замещён» неделю назад, по гораздо более сложной и главное – по гораздо более болезненной и рискованной схеме. Так что вам повезло, молодой человек.
       Предчувствуя подвох, Егор нахмурился:
- Как зовут этого человека?
- Извините, но не могу назвать, - Анна Афанасьевна демонстративно отвернулась в сторону. – Этот человек, безусловно, будет вас поддерживать и страховать. Но у него, или, допустим – у неё, есть и своё, конкретное задание.
- Какое?
- Если вы попытаетесь активно и целенаправленно менять Прошлое (вдруг, на вас найдёт такая блажь?), то этот «агент» обязан вас уничтожить.
- Очень мило! – обиженно надулся Егор.
- Да ладно вам! Вы взрослый человек, должны понимать, что в серьёзных делах без подстраховки нельзя…

       До нужного времени оставалась одна минута.
Егор, одетый только в узкие льняные штаны-ноговицы – по моде конца семнадцатого века, сидел на табурете по середине маленькой квадратной комнаты, скупо освещённой двумя жёлтыми лампами, которые регулярно мигали через каждые три секунды. За его спиной стояла Анна Афанасьевна со шприцом наготове
- Семь, шесть, пять, - отсчитывал глубокий голос, свет окончательно погас, полная чернота заполнила собой всё. – Четыре, три, два, один. Всё – пора!
 
       Нестерпимо острая боль в темечке, абсолютная тишина…
       

       Глава вторая
       Первые шаги по Прошлому
 
       Егор летел с огромной скоростью по узкому чёрному туннелю, где-то в конце туннеля чуть виднелось, вернее, только угадывалось, крохотное белое пятнышко. Пятно неуклонно приближалось, расширялось, из него, словно щупальца спрута, вылетали разноцветные спирали, опутывали Егора, пеленая в радужный кокон…
- Господи, страшно то как! Господи!!! Когда же это закончится?

       Всё закончилось неожиданно и сразу.
Тишина, только где-то на втором плане – бодрая барабанная дробь.
Егор вслушался: никакая это не барабанная дробь, а стук собственного сердца!
«Следовательно – что?», - спросил внутренний голос, и тут же сам и ответил: - «Следовательно, мы живы с тобой, дурилка картонная! Следовательно – ура!».
       Егор открыл глаза – крошечная дверь: три метра на два с половиной, в одном торце виднелась дверь, сколоченная из плохо струганных досок, в другом – маленькое окошко. Судя по скупым солнечным лучам, с трудом пробивающимся через мутное стекло, было раннее утро. Почему утро, а не вечер? Да потому, что лучи были светло-жёлтыми, откровенно – утренними.
       А вот запах был совершенно незнакомым, не-то чтобы очень противным и гадким, но определённо странным: одновременно пахло деревней, свежими деревянными стружками, вчерашней баней и грязным постельным бельём, пролежавшим в барабане стиральной машины не одну неделю.
Постельного белья, впрочем, и вовсе не наблюдалось, Егор лежал на толстой войлочной подстилке, под головой располагалась войлочная же скатка, покрытая льняной, не очень то и чистой тряпкой.
       Под правой коленкой неожиданно сильно зачесалось, Егор ощутил сильный укус, пальцами нащупал неизвестное насекомое, раздавил, но каморке распространился характерный коньячный запах.
- Вот же чёрт! – ругнулся Егор сквозь зубы. – Надо срочно найти воды и умыться.
Но сделать это прямо сейчас он не мог, - необходимо было строго соблюдать инструкции, касавшиеся его первых минут пребывания в Прошлом.
       Егор спустил босые ноги на гладкий деревянный пол. В свете тусклых солнечных лучей выяснилось, что он сидит на некоем подобии нар, покрытых войлоком (называется – «кошма», вспомнилось). В полутора метрах от нар к стене была прибита короткая широкая доска (словно столик - в купе железнодорожного вагона), возле дверей к стене крепилась ещё одна, но уже более узкая доска, по обе стороны от оконного проёма на железных костылях висела какая-то нехитрая одёжка. Он встал и тут же чуть не споткнулся о кожаные сапоги (как выяснилось позже – о низкие, и где-то даже – элегантные, полусапожки бордовой кожи с мелкими медными бляшками), ругнувшись, прошёл к узкой полке, висевшей рядом с дверью.
       Инструкция не обманула: на узкой полочке обнаружился бронзовый подсвечник с десятисантиметровым огрызком свечи, кресало, огрызок трута. Егор, как учили, покрутил колёсико кресала, подул на искры, падающие на трут, родился крохотный язычок пламени. Зажёг свечу, поплевал на пальцы, аккуратно затушил свечу, осмотрелся.
       Широкий столик оказался плотно завален самыми разными вещами.
Тяжёлый серебряный нательный крест на красном льняном шнурке Егор сразу же повесил себе на шею. Туда же последовал и бронзовый ключ – на хилой медной цепочке. Ослабив завязки на кожаном мешочке-кошельке, высыпал себе на ладонь десятка два монет: полушки, копейки, алтыны, несколько серебряных.
«Рубля четыре будет, - прикинул Егор на глазок. – «Не густо. Хотя – как посмотреть. На эти деньги сегодня можно купить небольшое стадо баранов, или – дойную корову с хорошей тёлкой».
       Засыпал монеты обратно, отложил кошель на кошму, взял в руки посеребрённую коробочку.
«Элементарная блохоловка!» - предупредительно подсказал внутренний голос. – «Абсолютно ничего хитрого!»
Словно подтверждая правильность этого предположения, с мочки левого уха на шею сполз кто-то очень маленький, стало нестерпимо щекотно.
- Чтоб тебя! – Егор сильно хлопнул по шее ладонью. – А с гигиеной, ребята, тут у вас совсем и не важно…
       Ещё на столике обнаружилось множество стеклянных и керамических флакончиков.
Егор наугад открыл один из них, поднёс к носу. Пахло свежим огурцом.
«Огуречный лосьон после бритья», - обрадовался внутренний голос. – «А вон и опасная бритва!».
Ник взял в руки опасную бритву (на деревянной ручке, нескладную, лезвие было спрятано в кожаный чехольчик) повертел в руках, ухмыльнулся, положил на место.
Понюхал содержимое ещё нескольких флаконов, один из запахов показался знакомым – натуральный «Тройной» одеколон. Протёр шею, прижёг укушенную клопом ногу под коленкой. Открыл ещё одну плоскую коробочку, наполненную белым порошком, ткнул пальцем, лизнул, порошок оказался самым обычным мелом. Рядом с коробочкой лежала длинная дубовая палочка с разлохмаченным концом.
«Вопрос с гигиеной рта выяснили – уже хорошо!» - подумал Ник. – «Хотя, с этим-то и непонятно: согласно всей прочитанной литературе, русские простолюдины – в это время, к своим зубам относились безо всякого почтения. С другой стороны, я сейчас нахожусь в посёлке немецких и голландских поселенцев – под названием Кукуй. Могли эти переселенцы и научить моего предшественника всяким полезным вещам, с них станется. Да и флакончики эти – больно уж их много, не иначе Алексашка тырил их у всех иностранцев подряд, безо всякого почтения и смысла…
Осмотр других вещей он отложил «на потом», так как неожиданно захотелось по малой нужде.

       Егор надел на ноги широкие холщовые штаны: длинные, светло-коричневые, расшитые красными нитками - широкими вертикальными полосами. Завязал поясок, продёрнутый через добрый десяток аккуратных дырочек, несколько раз подпрыгнул на месте, - пытаясь удобно уложить «хозяйство» в незнакомую «упряжь».
«Нормально, могло быть и хуже», - решил для себя.
       Подошёл к костылям, вбитым в стены по обеим сторонам от оконного проёма, осторожно – стараясь ничего ненароком не порвать, снял с них одёжку, бросил на кошму, начал внимательно рассматривать – одну за другой. Определившись, начал одеваться.
На ноги Егор напялил широкие и длинные холщовые штаны – прошитые редкими вертикальными строками ярко-красной нитью. На мускулистый торс надел широкую палевую рубаху, щедро расшитую мелким цветным бисером (концертная придумка герра Лефорта), две верхние пуговицы – по наитию, оставил расстегнутыми.
       С обувкой получилось несколько сложней.
Под узкой полочкой, в правом углу, обнаружилась целая горка заскорузлых матерчатых квадратов и прямоугольников – ситцевых, холщовых, льняных и даже - бархатных.
- И что тут – онучи, а что – портянки? – пафосно, но, одновременно, и очень тихо, вопрошал Егор, роясь в тряпичной куче.
Через некоторое время выяснилось, что квадратные куски материи – это портянки, они полностью заправляются в сапоги. А онучи – они имеют двойное предназначение: первое – сделать встречу «ступня – сапог» максимально комфортной, второе – плотно обмотать штанину, предотвращая её выползание из сапога – в самый неподходящий момент. Да и вообще, мягкие они такие, приятные для кожи…
       Ладно, намотал онучи, аккуратно заправил в них концы холщовых штанов.
Что там у нас непосредственно с обувью?
       Обуви – при внимательном осмотре, обнаружилось целых шесть пар: кожаные стильные полусапожки, две пары жёстких (явно – сильно ношенных) иностранных туфлей на высоких каблуках, две пары практически новых лаптей, от которых остро пахло свежей древесной стружкой, и пара очень низко обрезанных серых валенок.
Туфли Егору сразу не приглянулись: сразу было видно, что их до него носило множество людей. Крутой «секонд хэнд», одним словом. Да и лыковые лапти – со статусом зарубежного посёлка Кукуя, явно не совпадали. Надел бордовые полусапожки, притопнул пару раз, - просто чудо: обувь сидела на ноге как влитая.
       Егор подошёл к маленькому оконцу, попытался высмотреть – что там делается снаружи. Всё было спокойно и благостно: солнце медленно восходило на востоке, стыдливо выставив над линией горизонта свою - дай Бог, десятую часть, не более. В видимой части двора также было оптимально спокойно: несколько заспанных девок, босых, одетых в серые суконные рубахи, простоволосые, длинными хворостинами выгоняли за красивые, широко распахнутые ворота, небольшое коровье стадо. Пять пятнистых и рогатых коров, трёх крепких тёлок, с десяток голенастых телят.
Повздыхав – о чём-то неопределенном, девки отошли в сторону и стали полностью невидимыми, только говорок их долетал из-за угла неразборчивым шёпотком.

       Уяснив, что другой информации не добыть, Егор решил выйти - в Мир, да и переполненный мочевой пузырь давал о себе знать
Подошёл к двери, отодвинул два массивных засова, подёргал легонько – нет, дверь не поддавалась.
Снял с шеи медную цепочку с бронзовым ключом, засунул ключ в замочную скважину, повернул. Лёгкий скрип, дверь приоткрылась…
       Егор вышел – обычный русский рассвет, уже даже – «зароссветье», часов семь утра.
Где-то далеко печально мычало кукуйское стадо, уходящее в русские поля.
Выяснилось, что его каморка являлась половинкой маленького домика под плоской крышей, с двумя входными дверьми в торцах.
«Интересно, а кто у нас – сосед?», - подумал Егор. – «Надо будет как-то выяснить».
Просторный двор, у южной стены – симпатичный кирпичный домик, практически – коттедж.
Далее поляна – сплошной газон, зелёный и нежный. Со всех сторон – на приличном расстоянии, у северного низкого забора, располагались самые различные строения: низенький амбар, скотный двор, сарай, русская баня, сенник, конюшня пара погребов…
«Неплохой у Лефорта земельный участок», - отметил Егор. – «Гектара полтора будет».
       На встречу выскочила, радостно лая, низенькая и смешная собачка – сплошные уши.
Собачка не верещала, не пласталась, она просто рассказывала о том – что она очень рада этому светлому утру, этому скромному рассвету.
       Егор, почесав собачонку за ушами, пошёл к дворовым постройкам, надеясь обнаружить там нужник. Ага, вон пожилой мужик в потёртом кафтане и в смешном войлочном колпаке на голове, держа в руках несколько зелёных листьев лопуха, вошёл в небольшой деревянный сарайчик, стоящий на отшибе. Через минуту туда же попытался пройти молоденький парнишка в длинной холщовой рубахе, подпоясанной красным кушаком. Выяснив, что дверь заперта изнутри, паренёк недовольно плюнул и справил малую нужду на угол сарайчика.
Не долго думая, Егор последовал примеру мальца, отойдя за ближайший амбар.
       Что ж, теперь можно было заняться и серьёзными делами.
Егор пошёл на голоса, раздававшиеся со стороны конюшни. Повернул за угол, там три мужика разного возраста окружили крохотного гнедого жеребёнка, о чём-то оживлённо споря.
- Данилыч, соседушка! Утро доброе! – радостно приветствовал Егора высокий кряжистый тип в кузнечном фартуке на груди и животе, заросший чёрной курчавой бородой такое впечатление – по самые глаза. – У тебя же батяня – знатный лошадник! Вот рассуди ты наш спор. Я говорю, что этот стригунок – в бабках слабоват, да и дёсны у него желтоваты. Продавать надо срочно, пока копыта не отбросил. Вот и Вьюга согласен со мной. А Васька балаболит, - ткнул корявым пальцем в худосочного юнца, лицо которого было щедро покрыто россыпью алых прыщей, - мол, добрый конь получится из этого уродца. Вот рассуди ты нас, друг добрый!
- Доброе утро, воистину – доброе! – важно провозгласил Егор, внимательно рассматривая лица спорщиков.
«Судя по тому, что кузнец обратился по отчеству, я здесь в авторитете», - решил про себя Егор. – «Поэтому и вести себя надо соответственно. Ну и лица у них: мальчишка весь в прыщах, у кузнеца физиономия разукрашена какими-то ямками и угрями, старик Вьюга и вовсе – одни сплошные оспины и родимые пятна. Видимо, совсем здесь плохо – с косметическими препаратами…».
       Егор неторопливо обошёл вокруг жеребёнка, присел с видом знатока ощупал его ноги, нежно пальцем погладил по ноздрям, помял верхнюю губу, веско высказал своё мнение:
- Ты, Васенька, завсегда слушай старших. Они много чего видали – по этой жизни. Некуда не годится этот коняшка. Совсем хилый, чисто комар – по ранней весне.
- Ну, Данилыч, ты горазд – по-умному говорить! Иногда так завернёшь, хоть стой, хоть падай! – восхитился кузнец. – Только ты лучше здесь не ходи, поближе жмись к господскому дому.
- Что так? – нарочито небрежно поинтересовался Егор.
- А то сам не знаешь?
- Не, ни сном, ни духом. Вот те крест!
- Да Фома тебя, Санюшка, ищет. Прибить грозится, бугай здоровый, - проинформировал рябой старик Вьюга. – Кто-то ему донёс, что ты его дочку Марфутку…. Ну, того самого, сам знаешь, чего.
- Брехня! – искренне возмутился Егор. – Наговор сплошной! Домогалась эта дура меня, врать не буду. Но отказал я ей, не нравятся мне глупые бабы. Где сам Фома то сейчас?
- У себя, где ж ему быть ещё! – прыщавый Василий махнул рукой в сторону сенника. – Мастерит чегой-то.
- Покедова вам, люди добрые! – кивнул головой Егор и бодро зашагал в сторону высоченного сарая, где складировали сено на зиму.
- Санюшка, ты уж там сторожись, не лезь на рожон! – долетел обеспокоенный голос Вьюги.

       У распахнутых настежь дверей сенника на массивной деревянной колоде сидел здоровенный детина средних лет, насаживал на новое древко железные грабли. Большой такой дяденька – семь на восемь, восемь на семь, конкретный. Шикарная русая борода, пудовые кулачища, маленькие злобные глаза-щёлочки.
- Искали меня, дяденька? – вежливо спросил Егор, остановившись в семи шагах. – Так вот он я, сам пришёл.
- Иди ты! – вскинув голову, изумился Фома. – Сам пришёл? Сейчас я тебя казнить буду! В муках страшных будешь помирать!
- Ничего не получить у тебя, боров грязный, - спокойно сообщил Егор.
- Почему это?
- По кочану это.
       Фома резко вскочил на ноги, выпрямился во весь свой двухметровый рост, ткнул в сторону наглеца граблями, целя в лицо.
Егор ловко перехватил сельскохозяйственный инструмент за древко, вырвал из рук Фомы, отшвырнул далеко в сторону.
-Ну, а что дальше?
- Ты так-то? – взревел здоровяк и двинулся на ловкача, закатывая рукава своей рубашки, расшитой весёлыми красными и зелёными петушками.
       Уловим краем глаза, что к сеннику целенаправленно стягиваются любопытствующие, Ник несколько раз качнулся влево вправо, и, дождавшись, когда противник широко размахнётся своей правой рукой, ударил левым крюком Фому в область печени. Тот сразу же согнулся в три погибели, присел на корточки.
Егор примерился, и послал сопернику в ухо хук справа. Бить кулаком, правда, не решился, опасаясь нанести противнику серьёзное повреждение. Ударил открытой ладонью. Звон разлетелся – на всю округу, Фома отлетел метров на пять в сторону, упал, покатился по земле, тоненько подвывая и отчаянно матерясь.
- Данилыч, сзади! Берегись! – громко прокричал кузнец.
       Егор обернулся, - прямо на него нёсся ещё один двухметровый амбал, украшенный холёной русой бородой, разве что помоложе Фомы – лет на десять.
«Младший брат, наверное», - подумал Егор, принял здоровяка на «мельницу» и пользуясь инерцией, отправил далеко вперёд.
Прокувыркавшись по траве, «младший брат» смачно приложился головой о деревянную колоду, затих, по его щеке потекла кровь.
- Убили, Федьку-конюха убили! – громко запричитала простоволосая растрёпанная бабища бомжеватого вида – с фиолетовым фингалом под глазом.
- Цыц, ведьма! Умолкни! – гаркнул на бабу Егор, подошёл к неподвижно лежащему конюху, нагнулся, приложил указательный палец к жиле на шее, вслушался, после чего выпрямился и доложил зрителям:
- Живой он! Скоро придёт в себя. Вы ему, убогому, водички полейте на голову. А мне не досуг – здесь с вами лясы точить. Прощевайте, народы! – зашагал в сторону кирпичного господского дома.

       Подойдя к задней стене дома вплотную, Егор обнаружил, что дом был вовсе и не кирпичный – обычный бревенчатый сруб, аккуратно обшитый гладко струганными досками, которые, в свою очередь, были выкрашены «под кирпич».
- Санька! Санька! – надрывался мужской голос с мягким иностранным акцентом. – Где ты, исчадье ада?
- У Алексея Толстого все называли Меньшикова в юности сугубо «Алексашкой», а здесь – кто во что горазд, - недовольно проворчал Егор и громко прокричал: - Здесь я, господин Лефорт! Уже бегу! – запихал за щеку войлочную полоску, предварительно скатанную в шарик.
       По песчаной дорожке он обежал коттедж, оказавшись на стороне парадного входа: круглые и прямоугольные цветочные клумбы, неизвестные, обильно цветущие деревца в кадках, крошечный пруд с золотистыми рыбками, по середине пруда – весёлый звонкий фонтанчик, скамейка-качели под навесом, низенький забор из штакетника, выкрашенного в голубой цвет. На низеньком крылечке, рядом с входной дверью, украшенной цветными стеклянными витражами стоял худенький мужчинка средних лет – в длинном бархатном халате, лысоватый, остроносый, в его правое ухо была вставлена золотая пиратская серьга с красным рубином.
- Тебе надоело служить? – строго спросил мужчинка, и золотая серьга в его ухе гневно задрожала. – Хочешь опять торговать пирогами? Ночевать под мостом?
- Виноват, господин Лефорт! – слёзно заканючил Ник, тыкая пальцем в свою «распухшую» щёку. – Зубы заболели, проклятые! Всю ночь мучился, не спал совсем! Флюс вскочил, видите?
 - Флюс? – смягчился Лефорт. – Это есть очень плохо! Зачем же – терпел? Ты же – не глупый человек. Надо было утром сразу же идти к доктору Фогелю. Он больных принимает в любое время, лишь бы платили. Ладно, потом сходишь. Сейчас одежду мне приготовь, парик расчеши, туфли начисть. Потом коня заседлай. Пусть сегодня это будет Карий. Как подашь к крыльцу, мне сообщи.
       Денщик из Егора был так себе, всего то четыре дня обучали его этому высокому искусству. Но справился – в общих чертах, даже нюхательный табак сменил в табакерке господина Лефорта – по собственной инициативе, добросовестно вычистил две курительные фарфоровые трубки.
       Покончив с домашними делами, Егор отправился в конюшню.
Фёдор, голова которого была замотана льняной тряпкой, хмуро расчёсывал гриву каурому голенастому жеребцу.
- Как здоровье? – вежливо поинтересовался Егор
- Да пошёл ты! – отмахнулся Федька.
Егор тяжело вздохнул.
- Да не обижайся ты, чудак! Ну, получилось так. Бывает. Скажи лучше, как Карий нынче?
- Сам что ли не видишь? – кивнул Фёдор головой на каурого коня. – Хорошо всё. Его, что ль, седлать велено?
- Его самого.
- Вот и седлай, раз велено! – конюх в сердцах сплюнул себе под ноги, отошёл в сторону.
       Егор подошёл к жеребцу. Тот недоверчиво покосился на человека лиловым глазом, испуганно заржал, гневно всхрапнул, ударил несколько раз подкованными копытами задних ног по доскам стойла.
«Распознал, гад такой, подмену!», - понял Егор. – «Это человека можно обмануть, а с животными – оно гораздо сложней будет».
А время поджимало, следовало поторопится, пока господин Лефорт не разгневался.
- Федь! – позвал Егор. – Запряги вместо меня. А то руки дрожат после вчерашнего, перепил малость.
- Да пошёл ты! – лексикон конюха разнообразием не отличался.
- Не кочевряжься ты, дурик. Я тебе алтын заплачу. Мало? Хорошо, два.
- Сказал нет, значит – нет!
       Оттолкнувшись от горизонтальной перекладины, Егор ловко перепрыгнул на другую сторону, одним широким прыжком преодолел расстояние, отделяющее его от упрямца.
- Ты что удумал, злыдень? – Федька потянулся за вилами, прислонёнными к досчатой стене.
Егор несильно ткнул указательным пальцем конюху в солнечное сплетение. Мужик громко охнул и сложился напополам.
- Запрягай, Федя. Седлай, родной, - ласково попросил Егор. – Я очень не люблю – дважды повторять свои просьбы…
       Взяв запряжённого и осёдланного коня под уздцы, Егор обернулся к конюху, бросил ему под ноги два медяка.
- Заработал – получи! Я хоть и строгий, но – справедливый!
       Егор постучал костяшками пальцев в оконное стекло.
- Господин Лефорт, ваш Буцефал подан! Извольте ехать!
Через несколько минут на крыльце появился Франц Лефорт – напудренный и напомаженный, в нарядном камзоле, украшенном пышными кружевами, в кудрявом длинном парике благородного пепельного цвета – с отдельными платиновыми прядками.
- Герр Франц, вы – само совершенство! – льстиво заверил хозяина Егор.
- Благодарю, Александр, благодарю! – довольно улыбнулся Лефорт. – Кстати, мой друг, откуда тебе известно про коня Буцефала?
- Бродячий старец – третьего дня рассказывал на Варварке, - не моргнув глазом, браво соврал Егор, а про себя подумал: «Осторожней надо быть, не стоит козырять своими знаниями. Ведь Алексашка Меньшиков – юноша неграмотный, дремучий…»
       Забравшись на жеребца, Франц Лефорт внимательно посмотрел на Егора.
- Если зубы перестали болеть – обязательно поешь. У Лукерье на кухне сегодня зайчатина и рябчики. Очень вкусно. К полудню сходишь к фройляйн Анхен Монс, она даст тебе поручение, - многозначительно и весело подмигнул. – Она всё расскажет, что надо сделать. А нынче вечером у нас гость, сам русский царь Пётр. Готовься, будешь плясать, песни петь. Смотри, не напейся раньше времени! О, я смотрю, мои старые сапоги налезли на твои огромные ноги. А ты всё говорил: «Малы, малы!».
- Это я просто с вечера не пил жидкости, вот опухоль и сошла с ног, сапоги и пришлись впору…
- Ха-ха-ха! – трескуче рассмеялся Лефорт. – Какая смешная шутка. Браво! Два литра Мозельского – это называется – «ничего не пил с вечера»! Ха-ха-ха!

       Закрыв за Лефортом широкую калитку, Егор отправился на поиски кухни, - в животе уже значимо и противно урчало.
Приоткрыл входную дверь, он вошёл внутрь, принюхался, - съестным пахло из правого коридора. Короткий коридор упёрся в запертую тёмную дверь, Егор подёргал за ручку, нетерпеливо постучал.
- Кто там? – спросил за дверью высокий женский голос. – Ты что ли, Алексашка?
- Я, конечно, кто же ещё!
- Не открою, ты опять будешь приставать, охальник! – непреклонно сообщила женщина.
«Вы, мон шер, судя по всему, слывёте здесь записным кобелём, большим любителем женского пола!», - глумливо шепнул внутренний голос.
- Открывай, Луша, открывай! Не буду я к тебе приставать! – пообещал Ник. – Поем и к фройляйн Анхен пойду.
- К Монсихе, что ли?
- К ней самой. Так что открывай, не трону! Святыми Угодниками клянусь!
       Только минут через семь, после усердных уговоров и страшных клятв, дверь широко распахнулась, пропуская Егора на кухню.
Узкая и длинная дровяная плита, широкий стол, стеллажи, заставленные жестяными банками, глиняными горшками, берестяными корзинками, холщовыми и льняными мешками и мешочками.
Егор сел на низкую деревянную скамью. Лукерья – полная женщина лет тридцати пяти с добрым конопатым лицом, поставила на стол перед ним две глиняные миски: первая была до краёв заполнена сметанным соусом, в котором плавали большие куски тёмного мяса, во второй находились жаренные птичьи ножки и крылышки. Рядом с мисками стряпуха положила большую деревянную ложку и серебряную двузубую вилку, придвинула дощечку с крупно нарезанными кусками серого хлеба – с ярко выраженным запахом отрубей.
       Егор, никуда не торопясь, ел, раздумывая о всяком разном, в первую очередь – о предстоящем вечере. Зайчатина и рябчики были недурны.
- А попить что дашь? – спросил у поварихи.
- Квасу хочешь? А то господин Лефорт не велели – тебе вина давать.
- Можно и кваса. Почему нет?
- Ладно, - непонятно вздохнула Лукерья, - так и быть, нацежу наливки, Бог с тобой.
Подошла к большому бочонку, стоявшему на толстенном берёзовом полене, открыла краник, наполнила до краёв высокую оловянную кружку, поставила её рядом с хлебной дощечкой, посмотрела на Егора – странно так, тревожно.
- Выпей, что ли. Странный ты какой-то сегодня, на себя не похожий. Всё молчишь, не пристаёшь, не щиплешься. Заболел никак?
Егор молча пожал плечами, отпил из кружки, напиток оказался классической вишнёвой наливкой – ароматной, лёгкой, десять-двенадцать алкогольных градусов.
- Знаешь что, - смущённо проговорила Лукерья, глядя на Егора глазами верной дворовой собаки. – Ты приходи ночью, когда пирушка закончится. Я тебе, так и быть, дверь открою…
«Попробуй – пойми этих женщин!», - пафосно воскликнул внутренний голос.
- Приду, если время будет, - вслух ответил Егор, про себя зная, что не придёт.
Не был он ещё готов к близким отношениям с местными женщинами, - элементарно опасался заразиться какой-нибудь гадостью. Тут предварительно надо было разобраться – как и что, чтобы без всяких негативных последствий.

       Из ранее изученных архивных материалов, Егор знал, что дом виноторговца Иоганна Монса находится недалеко от коттеджа Лефорта, под флюгером в виде чёрного лебедя.
А вот сведения о Анне Монс расходились. Одни источники утверждали, что Анна была дочерью Иоганна, девицей благонравной и в 1687 году абсолютно непорочной и целомудренной. Согласно другим очевидцам, Анна была виноторговцу совсем даже и не дочерью, а жизнь вела беспутную, беря с мужчин деньги за свои услуги. Обычной проституткой, по их словам, она была, если говорить прямо, безо всяких дипломатических увёрток.
       Он нашёл нужный дом быстро: тщательно оштукатуренные стены, выкрашенные в кремовый цвет, узкие окошки, бордовая черепичная крыша, над которой медленно вращался чёрный флюгер-лебедь.
Егор откинул крючок, открыл калитку, поднялся на крыльцо, вежливо постучался у узкую дубовую дверь.
- Фройляйн Монс! Антвортен! Дас ист ихь! Алексашка Меньшиков, червь недостойный!
- Входи, червь, не заперто! – ответил ему приятный – с лёгкой пикантной хрипинкой, голосок.
       Через прихожую Егор вошёл в большую комнату, служившую, судя по всему столовой. Комната была плотно заставлена различной мебелью, на поверхности которой располагались многочисленные безделушки: фарфоровые мопсы и кошечки, деревянные фигурки слонов, японские веера, шкатулки, украшенные перламутровыми вставками.
На стенах столовой висели гравюры с видами Баварских Альп, портреты каких-то мрачных мужчин и чопорных женщин.
- Ты что уснул там, мой маленький озорник? – позвал голосок из приоткрытой правой двери напротив. – Забыл, где мой будуар?
       Егор, слегка робея, вошёл в будуар фройляйн Анхен.
Будуар – как будуар: широкая кровать под красным пологом, платяной шкаф, китайская ширма, прикроватный столик, трёхстворчатое зеркальное трюмо – напротив которого и сидела на элегантном стуле с изогнутыми позолоченными ножками означенная фройляйн.
На первый взгляд – лет девятнадцать-двадцать, белокурые волосы до плеч, нос-кнопка, голубые глаза, на щеках – милые ямочки и лёгкая угревая сыпь. Ничего особенного, короче говоря. Одета девушка была в скромное домашнее платье – с оголёнными плечами, на стройных ногах были надеты мягкие бархатные туфли без задников. Голубые глаза Анхен, отражённые зеркалом трюмо, были умными и лукавыми, с лёгкой развратинкой.
- Ну, что стоишь столбом? – удивилась милая барышня, она говорила по-русски достаточно правильно и почти без акцента, только немного замедленно, короткими усечёнными предложениями. – Иди ко мне. Увалень деревенский. Целуй! – указала пальчиком на свою лебединую шею.
       Делать было нечего, Егор подошёл к девице, изобразил страстный поцелуй.
- Ой, щекотно! – завизжала Анхен, отстранилась посмотрела внимательно: - Какой-то ты сегодня другой, Алексашка. Словно замороженный. Может, приболел?
- Я, я. Их бин кранк! – подтвердил Егор, указывая на свою щёку с войлочным шариком. – Зубы проклятые ноют. Флюс вскочил.
- Бедненький ты мой! – всплеснула девушка руками. – Тогда сегодня мы не будем целоваться. У тебя же, наверное, воняет изо рта. Впрочем, ты мне уже прилично надоел. Я не из тех женщин, которые долго спят с одним и тем же кавалером. Особенно – без денег. Кстати, - подозрительно прищурилась, - ты стал говорить по-немецки по-другому. Грамотно. Вот даже артикль «бин» употребил. С чего это вдруг?
- Стараюсь, моя наяда! – влюблено глядя на фройляйн Монс, горячо заверил Егор. – Я же обещал, что непременно освою германскую речь. Вот и стараюсь.
- Молодец, хороший мальчик! – одобрила Анхен, ласково потрепала его по щеке и тут же стала серьёзной. – Раз на сегодня любовные утехи отменяются, сразу перейдём к делам. Возьмёшь мою коляску. Ту, с откидывающимся верхом. Иван запряжёт, я прикажу. Поедешь на Разгуляй. Найдёшь там мастерскую чулочных дел мастера Шварца. Он твой тёзка. Скажешь, что от меня. Заберёшь пакет. Потом посетишь аптеку месье Жабо. Там для меня должны приготовить микстуру от кашля. После этого заедешь в Рыбные ряды. Купи чёрной и красной икры. Только смотри, свежей! Осетрового балыка – большой кусок. Две средних стерлядки. Как это по-русски? Копчёных, вот. Возьми деньги, - небрежно протянула несколько монет. – Сдачу потом отдашь. Пересчитаю!
- Это всё, моя прекрасная госпожа? – склонился Егор в шутовском поклоне.
- Не паясничай! – прикрикнула девушка и даже гневно топнула ножкой. – Главное будет вечером. Сегодня к герру Лефорту приезжает царь Петер. Гадкий молокосос. Я его буду очаровывать. Говорят, он до сих пор ещё не знает женщин. Это очень хороший шанс. Мы с Францем решили, что пришло время. Буду приручать этого дикаря. Понимаешь? Вот и хорошо. Я его очарую. Как? Так, что он голову потеряет. Навсегда. Я очарую и исчезну. Петер начнёт меня искать. Ты его проводишь ко мне. Утром отвезёшь его во дворец, в Преображенское.
- Провожу, отвезу, - Егор покладисто кивнул головой.

       Анхен Монс неожиданно превратилась в разъярённую фурию:
- Ты что улыбаешься, недоносок? Не сметь улыбаться, дурак сиволапый! Если не приведёшь ко мне царя, сотру в порошок! Лично отрежу твой любимый отросток! Топором отсеку!


       Глава третья
       Знакомство с Петром, первое покушение

       Коляска, в которую была запряжена смирная гнедая лошадка, чуть заметно переваливаясь с боку на бок, плавно катилась по пыльному просёлку. Светило ласковое июльское солнце, в голубом бездонном небе весело щебетали еле видимые жаворонки, тёплый ветерок нежно шевелил волосы на голове. Но Егору было не до любований красотами русской природы, он усиленно размышлял:
«А может быть эта Анхен и «заменена» экспериментаторами на своего «агента». Почему бы и нет? Теоретически – вполне даже возможно. Хотя, рановато, честное слово. По идее, они должны дождаться, когда начнутся реальные Петровские реформы. Когда эти реформы серьёзно навязнут в зубах у бояр, плешь у них протрут. Тогда и ответная реакция на неожиданную смерть Петра будет сильнее, Россия с удвоенной скоростью понесётся обратно, в убогую патриархальную старину. Так то оно так, но надо все варианты просчитывать…».
В конце концов Егор решил ограничится только подменой пузырька с микстурой от кашля. Вполне логично – если там и будет яд, то его через пять минут и не будет.
       Показались знаменитые Покровские ворота.
Нет, вернее всё было совсем не так: сперва в ноздри ударил сильный трупный запах (в этом Егор разбирался – служил, всё-таки!), поднял глаза – Покровские ворота.
Смешные такие – деревянные, помпезные. Несколько стрельцов бродили рядом с воротами – в красных (клюквенных?) и зелёных кафтанах, горели костры – невесёлые, дымные, вонючие.
Но противно пахло вовсе не от костров: в обе стороны от ворот шёл полуразрушенный неглубокий ров, а по городской стороне рва стояли виселицы, визуально – несколько сотен.
«Ничего не понимаю!» - брезгливо заявил внутренний голос. – «Ну, повесили гада, какие вопросы? Заслужил – получи. Это как раз и понятно. Повесили – сняли и закопали. Нет, всё должно висеть – в назидание другим…. Вон – скелет висит в обносках…. Да, бывает. Но как же – воняет, так его! Ладно – перетерпим…».
       А ещё рядом с дорогой, метрах в десяти, стояла толстая дубовая колода, возле которой горкой лежало с пару десятков отрубленных, уже – почерневших рук, над этой горкой кружили, хищно жужжа, разноцветные жирные мухи…
Егор спокойно проехал через ворота.
       Все эти поручения по чулкам-микстурам – дело плёвое: гаркнул – пару раз, что шкуру снимет, бросил вожжи, вошёл, забрал посылки, дальше поехал. Правда, около аптеки какие-то серые личности явно намеривались увести повозку, но – успел, по ходу сорвал с аптечного фасада плоскую вывеску, метнул. Попал, конечно, будут, уроды, знать в следующий раз – с кем связались.
       А вот с Рыбными рядами – это – да! Блин, это был – реальный 1995 год, самые что ни наесть натуральные тёмные бандитские времена. Подъехал – лучше бы не подъезжал: вонюче, людно, нищих и калек – несчитано, такое впечатление, что раза в два больше, чем обычных людей – покупателей и продавцов вместе взятых.
- О, кукуйский хват пожаловал! – известил тоненький наглый голосок. – Чечаз мы его – в солянку польскую смешаем! Гы-гы-гы!
       Подошедший паренёк был низкорослый и худенький, лет восемнадцать-девятнадцать, но по глазам было сразу видно, что парнишка тёртый, скользкий и смышлёный.
- Ты, Швелька, сторожишь! – с усмешкой посоветовал пареньку безногий калека, скромно жмущийся к обшарпанной стене двухэтажного дома. – Данилыч то у нас нынче – обитает при знатных чужеземных господах. Пожалуется на тебя немчуре, а те ребята страшные, в миг задерут – как дикого кабана, ха-ха, - засмеялся невесело, словно через силу.
- Ну, чего тебе, вьюноша? – дружелюбно спросил Егор. Сперва он хотел по-простому заехать наглецу в зубы, но потом присмотрелся: за худосочной спиной Швельки маячило несколько хмурых личностей – полных отморозков по внешнему виду. Опять же следовало и приятелей здесь заиметь, к которым можно было бы обращаться с разными вопросами.
- Да ты совсем забурел, морда кукуйская! – неожиданно возмутился парнишка. – Всего то и старше меня на один годок, а «вьюношей» обзывается!
Егор слегка нахмурился:
- Ты по делу говори, земеля, нет у меня времени – лясы с тобой точить!
- Можно и по делу. Одна копейка с тебя – возок постеречь. И ещё две – за прошлый раз.
- Какой ещё прошлый раз?
- А неделю назад, запамятовал? Кто уехал, а за охрану так не заплатил, типа – очень торопился к зазнобе?
- Ну, было такое дело, - пожал Егор плечами. – Бывает. А почему две деньги, когда полагается одна?
- Одна – за честный пригляд, другая – честный штраф, чтобы не забывал в другой раз. Так то вот, если по понятиям!
       Бросив вымогателю три копейки-чешуйки, Егор прошёлся по рядам. Рыбное изобилие откровенно поражало: каких рыбин тут только не было, всевозможных видов размеров. Рыба свежая и вяленая, копчёная и солёная – в больших бочках. Один из осетров явно весил больше ста пятидесяти килограмм, гигантский сом был длиной больше восьми метров. И всё это было безумно и непривычно дёшево: за пару-тройку копеек можно было купить приличный по размерам бочонок с солёной воблой, или – полновесный килограмм (на глазок) свежайшей чёрной икры.
       Быстро сделав покупки, Егор подошёл к возку, уверенным барственным жестом подозвал к себе Швельку.
- Чего тебе ещё? – недовольно скривился паренёк, провожая жадным взглядом дородную боярыню в собольем капоре (и это летом!). – Говори быстрее, а то у меня дел – невпроворот!
- Ты хлебное вино уважаешь?
- А кто его не уважает? Ты знаешь такого человека?
- Тогда давай в следующий первый день встретимся в царском кружале, в том, что на Разгуляе. Посидим, покалякаем с тобой за жизнь нашу скорбную.
- Дело какое намечается? – глаза Швельки заинтересованно заблестели.
- Может, и дело. Там видно будет.
- Тогда я с собой ещё Алёшу Бровкина прихвачу. Помнишь, вы с ним пирогами тухлыми торговали вместе?
- Помню, конечно, прихвати! – кивнул Егор головой, а про себя подумал: «А Толстой-то свой роман писал – со знанием дела, глубоко, видимо, копал».
       Егор доставил все покупки в скромный домик Монсов, предварительно наполнив флакончик с микстурой от кашля чистой колодезной водой, отчитался, отдал сдачу.
- Как пообедаешь, сразу иди к Лефортовой дворне. Старик Вьюга уже спрашивал о тебе, - сообщила Анхен, поправляя на своей голове многочисленные бигуди. – Да смотри, про Петера не забудь! Как только, так сразу веди его ко мне. Да и на вино не налегай, молодой пропойца…
       На обед Лукерья предложила постные щи с репой и капустой, совершенно невкусные и несолёные, а вот белый пшеничный хлеб был что надо: мягкий, ароматный, духовитый, с аппетитной коричневой корочкой. Запив всё это пенным забористым квасом, Егор отправился на задний двор – искать Вьюгу.
       За сенником проходила самая настоящая репетиция ансамбля русских народных песен и танцев: старик Вьюга являлся художественным руководителем этого коллектива и главным режиссером – в одном лице.
- Ты, Санюшка, сегодня сам на себя не похож! – недовольно сетовал старик, мотая седой бородой. – Варёный какой-то, прямо. Твой выход – на восьмом коленце, - кивнул головой в сторону ложечников, возглавляемых хмурым Фомой, одно ухо которого было гораздо больше другого. – Восьмого! Считать разучился? И рука. Кто так при поклоне – рукой машет? Ты же не дрова рубишь, в конце концов!
- Ну, извини, старинушка! – оправдывался Егор, пальцем показывая на свою щёку, за которой по-прежнему находился войлочный катышек. – Зубы с утра ноют, проклятые! Спасу никакого нет…
       Через два часа за сенник пожаловал сам Франц Лефорт. Опираясь на массивную трость, послушал некоторое время, достал из кармана камзола часы в круглом позолоченном корпусе, щёлкнул крышкой, замахал рукой:
- Всё, завершайтесь! Через час царь Петер будет здесь! Переодевайтесь, живо, живо! Всем надеть синие порты и лазоревые рубахи. Те, что петушками расшиты. Живо, живо! И никаких лаптей мне. Всем сапоги надеть! Высокие, кожаные. В батоги всех, неучи!

       Стемнело, в доме зажгли свечи, на улицах загорелись масляные фонари – под стеклянными колпаками с отверстиями в полусфере.
Возле высоких Лефортовых ворот послышались громкие крики, смех, звонкий разбойничий посвист.
- Стоять! Стоять, кому говорено! Стоять! – раздался басовитый юношеский голос, тут же, впрочем, сорвавшийся на звонкий фальцет. – Открывайте ворота, лентяи! Быстрее! Принимайте великого посла от еллинского бога Бахуса!
Егор и Вьюга бросились к воротам, развели створки в разные стороны.
       Во двор въехала низенькая позолоченная карета на резных колёсах, в которую была запряжена четвёрка здоровущих свиней. Из окошка высовывалась чья-то красная испитая физиономия с мочалом (вместо парика) на голове. Рядом с каретой – с вожжами в руках, вышагивал рослый юноша в немецком платье и пышном рыжеватом парике на голове, с редкими «кошачьими» усишками над верхней губой. Юноша выглядел каким-то неловким: непропорционально длинные, «журавлиные» ноги, длиннющие руки, узкие плечи. Сразу было видно, что зеленоватый кафтан с чёрными отворотами его обладателю откровенно мал, а рыжеватый парик, сбившийся на сторону, – также откровенно велик. Юнец явно смущался, напуская при этом на себя бесшабашный и весёлый вид. Петру можно было смело дать лет двадцать с небольшим, хотя Егор знал, что царю совсем недавно исполнилось только пятнадцать.
       Пётр открыл дверцу кареты, за воротник заячьего тулупа вытащил наружу пожилого благообразного низенького человечка, сильно толкнул его в спину, отчего человечек – пьяный до изумления, тут же повалился на колени. «Никита Зотов», - подумал Егор. – «Царёв воспитатель, пёс верный». Многочисленные обитатели Кукуйской слободы, собравшиеся перед парадной дверью коттеджа Франца Лефорта, подбадривающее захлопали в ладоши.
- Это очень весёлая шутка, мои господа! – громко заверил всех присутствующих Лефорт. – Царь Петер – очень умелый шутник!
- Мейн либер генерал, я привез тебе великого посла с великим виватом - от еллинского бога Бахуса! – чуть заикаясь и бешено вращая круглыми глазами, заявил юноша. - Мит херцлихен грус…. Сиречь, бьет челом…. Свиней и карету в подарок шлет…
Лефорт подняв высоко вверх руки, громко захлопал в ладоши, залился веселым смехом:
- Какая замечательная и весёлая шутка! Мы, глупцы, думали поучить его забавным шуткам, но он ещё сам поучит нас шутить. Эй, музыканты, марш в честь бахусова посла!
За кустами жасмина ударили барабаны и литавры, громко заиграли трубы.
Пётр облегчённо вздохнул и довольно засмеялся…
       Лефорт взял царя под руку:
- Прошу проследовать в мой скромный домик! Откушать – что Бог послал, как вы, русские, любите говорить! А потом будут танцы до упаду! Позвольте, герр Петер, познакомить вас с очаровательной Анной Монс, дочерью почтенного виноторговца Ивана Монса. Анна – самая красивая девушка нашей слободы!
Анхен склонилась в почтительном полупоклоне, демонстрируя свои оголённые белоснежные плечи и великолепную полную грудь – в откровенном декольте.
       Лефорт взмахнул рукой, грянула русская плясовая, Егор пошёл вприсядку, отбивая подковами каблуков звонкую дробь, - с переворотами и подлётами, завертелся юлой…
       Гости прошли внутрь дома расселись за заранее накрытыми столами.
- На улице будь! – краешком рта приказал Егору Лефорт. – Стой у открытого окна, посматривай и не зевай. Жди нужного момента!
       Оркестр без устали наигрывал плясовые мелодии: русские, немецкие, совершенно непонятного происхождения. Пары кружились в плавных менуэтах, скакали в весёлых ритмах удалой польки.
Над столами клубился табачный дым, спиртное лилось рекой.
Егор, наблюдая, не отходил от раскрытого окна. Пётр явно захмелел, глупо и смущённо улыбался, сильно прижимаясь своей длинной ногой к крутому бедру Анхен. Девушка громко и заливисто смеялась, многозначительно и развратно подмигивая царю. Процесс развивался в соответствии с тщательно разработанным планом…
       Наконец на крыльце забелела пышная юбочка Анхен.
- Санька, ты здесь? – раздался громкий шёпот.
- Здесь!
- Я пошла к себе. Не зевай! Жду тебя с этим малолеткой. До чего же противный типус! Он, похоже, даже зубов никогда не чистит! Доннер ветер!
       Петр выбрался на свежий воздух минут через двадцать пять, недоверчиво огляделся, пошатываясь, подошёл к высокому кусту сирени, помочился, пробормотал себе под нос:
- Где теперь искать эту чертовку сисястую? А? Сбежала, ну надо же…
- Я провожу, государь, если хочешь! – подал Егор голос, выходя на свет, падающий из открытого окна. – Она недалеко тут живёт, да и папенька ейный у герра Франца пьянствовать изволит.
- Ты кто таков будешь?
- Алексашка я, Меньшиков, денщик Лефортов!
- А, плясун! Лихо это у тебя получается. Молодцом, одобряю! Ну, тогда веди, плясун, веди!
       У входной двери дома Монсов Пётр неожиданно остановился, нерешительно замялся:
- А вот с женщинами – как оно? Что делать то надобно?
- Что делать с женщинами? – негромко и удивлённо присвистнул Егор. – Тут в двух словах не расскажешь. Слушай, твоё Величество…
Минут пятнадцать Егор излагал некоторые прописные истины. Пётр внимательно слушал, удивлённо вертел головой, иногда переспрашивал. В конце повествования погрозил Егору пальцем:
- Поверю тебе, Алексашка, на слово. Но смотри, если всё это – дурацкие шутки, головы тебе не сносить!
- Да что ты, государь! – Егор молитвенно сложил ладони рук перед грудью. – Как я могу шутить над тобой? Ты же – надёжа наша! Общее русское сердце! Мин херц – то бишь. Ты иди, государь, не сомневайся! Я пока двуколку запрягу, к рассвету отвезу тебя в Преображенское, во дворец. Всё будет в лучшем виде, не сомневайся! Иди к барышне, резвись…
- Ладно, посмотрим – что к чему! Порезвимся, - Пётр трижды сплюнул через левое плечо, постучал костяшками пальцев по деревянным перилам, взялся за дверную ручку, широко распахнул дверь…
- Это ты, папенька? – долетел чуть испуганный голос Анхен…
       Егор самостоятельно запряг Карего в двухместный возок, не торопясь, подъехал к домику Монсов, привязал коня к забору, подкрался к приоткрытому окошку, прислушался. Страстные женские охи и стоны, мужской звериный рык.
«Идёт процесс, идёт!» - усмехнулся про себя Егор и отошёл обратно, забрался в повозку, настраиваясь на долгое ожидание.

       Пётр вышел на крыльцо только на рассвете – розовая нитка зари уже целомудренно теплилась на востоке. В той стороне, где находился Преображенский дворец, на небе висела чёрная туча, из корой время от времени вылетали узкие жёлтые молнии, басовито и угрожающе гремел гром.
- Ты где, Алексашка? – хрипло спросил царь.
- Здесь я, мин херц, здесь! – откликнулся Егор.
- Ну, и имечко ты мне придумал! – довольно хохотнул Пётр, залезая в повозку. – А впрочем, можешь и так называть. Заслужил!
- Что, всё так и было, как я рассказывал?
- Ты даже и половины не рассказал! – широко и довольно улыбнулся царь. – Да, занятное это дело, очень – занятное! Ладно, хватит языками трепать, поехали. Мне спать хочется – как не знаю что. Ты плащи то догадался захватить? А то – как бы под дождь не попасть.
- Захватил, да и туча в сторону уходит…
       Коляска медленно ехала через поля, заросшие густым разнотравьем, солнышко уже оторвалось от линии горизонта, со всех сторон раздавался весёлый птичий щебет, над крупом коня кружили редкие комарики.
- Ты, Алексашка, у Лефорта в денщиках ходишь? – очнувшись от дрёмы, неожиданно спросил Пётр.
- Да вроде того, помогаю – как умею.
- А ко мне пойдёшь в услужение? Сперва – постельничим, потом переведём в денщики. Так как?
- Так с нашим удовольствием, мин херц! За честь почту! Только ты это, - с генералом сам договаривайся!
- Договариваться? Царям по чину не полагается – договариваться! Прикажу, пусть только попробует кочевряжиться, немчура худосочная, по плечи вобью в землю! А ты что же, оружия никакого не прихватил с собой? Вот люди лихие появятся – чем своего царя будешь защищать?
- А вот этим, - Егор глазами указал на ровный, хорошо оструганный берёзовый дрын: сантиметра четыре в диаметре, длиной – один метр сорок сантиметров, заостренный с двух сторон. – Хорошая вещь – в умелых руках!
- Ну-ну, - недоверчиво проворчал царь, снова погружаясь в сон.
       Повозка выехала на высокий холм, сильно запахло горелым. Справа от просёлка возвышалась недостроенная крепостная стена: деревянные сваи, переплетённые ивовыми фашинами, по углам – симпатичные башенки, вдоль стены тянулся глубокий ров. А с левой стороны дымилась совершенно непонятная чёрная конструкция, состоящая из трёх составных частей.
- Мин херц! – Егор невежливо толкнул царя локтем.
- А? Что? – испуганно отреагировал Пётр, бестолково пуча свои круглые глаза.
- Что это такое впереди?
- Это? Так крепость моя, стольный город Прешпург. Недостроенная пока, правда.
- Не, про крепость то я понял. Я спрашивая вон про ту чёрную штуку, откуда дым выходит.
- Ничего себе! – царь был непритворно удивлён. – Святые Угодники! Тут же ещё вчера вечером рос трёхсотлетний дуб! Могучий такой, высокий. Красавец – одним словом. Это что же, его молнией так шандарахнуло? Велика твоя сила – Господи! Давай, Алексашка, правь прямо к этому месту! Осмотрим всё.
Повозка остановилась в десяти метрах от сгоревшего дерева, Пётр ловко соскочил на землю.
       Ту они и появились – выскочили из-за дуба, где, видимо, и прятались. Трое, по всем внешним показателям – отъявленные душегубы, бродяги с Большой Дороги – в каких-то совершенно жутких лохмотьях. Один был вооружён стрелецким бердышом, двое других держали в руках классические кистени.
- Назад! – закричал Егор, схватил в руки свой дрын, выскочил из коляски, схватил Петра за шиворот, отшвырнул себе за спину.
- Ой, лихо мне! Ой, убивают! – жалостливо причитал царь, опускаясь на землю и обнимая приступок возка.
- Не сцы, лягуха! – подбодрил Петра Егор, ловко вертя дрыном над головой. – Прорвёмся, не впервой! Подходи, корявые!
- Деньги давай, боярин! – завизжал один из нападавших, размахнулся кистенём и бросился вперёд.
       Егор легко ушёл в сторону, сделав резкое колющее движение навстречу противнику, раздался страшный вопль, полный дикой боли. Пирует, блок, отбивающий в сторону бердыш, маваша-гири в грудь второму нападавшему, поворот, новый колющий удар, новый крик боли…
       Через семь-восемь секунд все три тела мирно лежали на зелёной травке: два – непреложно мёртвых, третье – умирающее, с берёзовым дрыном в солнечном сплетении.
- Кто вас послал? – Егор покачал палку из стороны в сторону, присел на корточки, вгляделся в лицо поверженного врага. – Кто – послал? Говори! Говори! Говори!
- Стёпка Одоевский, боярин, - выдохнул бродяга, обладатель реденькой бородёнки и пегих сальных волос. – Не мучай ты меня! Кончай уже!
- Как скажешь! – покладисто согласился Егор и ударил бродягу «орлиным клювом» - прямо по сонной артерии.
       Сзади послышались странные звуки, Егор резко обернулся. Пётр лежал на земле, всё его длинное неуклюжее тело сотрясала сильная дрожь, на губах пузырилась розовая пена. Егор метнулся к царю, положил его голову себе на колени, крепко зажал правой рукой, левой достал из-за голенища сапога нож, аккуратно разжал царские зубы, вставил между ними лезвие ножа.
       Припадок длился минут десять. Наконец, тело царя перестало выгибаться в дугу, на лице появилась маска блаженства, губы сложились в неуверенную улыбку.
- Всё, кажется, отпустило! – облегчённо выдохнул Пётр, глядя на Егора чуть смущённо и жалобно. – А эти трое? Убежали?
- Успокоились, родимые! – усмехнулся Егор. – Кстати, их Степан Одоевский подослал. Знаешь такого?
- Как не знать! – глаза Петра вспыхнули от нешуточного гнева. – Верный пёс моей сестрицы-Софьи. Гадюка! Никак не может успокоиться, сволочь…
       Бросив удивлённый взгляд на три мёртвых тела, царь взобрался в повозку, скупо похвалил:
- А ты, Алексашка, хват! Далеко пойдёшь, братец, если не заворуешься…
Подхватив свою берёзовую палку, Егор уселся рядом с Петром, взмахнул вожжами:
- Поехали, дорогуша!
       
       До Преображенского добрались без всяких приключений. Ехали молча, почти не разговаривая, Егор только полюбопытствовал о природе недавнего припадка.
Пётр нахмурился:
- Года три назад меня отравить пытались. Лекарь Фурье насилу отпоил каким-то отваром. Но иногда всё возвращается, особенно если волнуюсь…
«Особенно – если испугаешься до полусмерти!», - усмехнулся про себя Ник.
       Проехали через ворота, окованные широкими железными полосами, от ближайшего деревянного терема им навстречу побежали взволнованные люди – конюхи, стольники, офицеры, кто-то в генеральском мундире, впереди всех – Никита Зотов, абсолютно трезвый, расчёсанный, с ухоженной кудрявой бородкой, в тёмной дорогой ферязи, - совершенно непохожий на себя вчерашнего.
- Государь, государь! А мы то уже извелись все! Уже и не знали, чего подумать! Матушка ваша, Наталья Кирилловна, всю ночь глаз не сомкнула…
- Помолчи, Зотыч! – устало прервал его Пётр, ткнул указательным пальцем в Егора. – Вот этого человека зовут – Алексашка Меньшиков. Данилыч – по отцу. Подготовь Указ. Назначаю означенного Алексашку своим спальником! Нет, - задумался на минуту. – Назначаю его «царёвым охранителем»! Так и пропиши!
- Батюшка, Пётр Алексеевич! – повалился на колени Зотов. – Нет у нас такого чина, не гневайся!
- Нет, так будет! – сказал царь, словно – припечатал. – Пока вы тут галок ртами ловили, на меня трое злыдней напали. И этот Алексашка меня спас, всех троих воров отправил в ад, к чертям на сковородки. Вот так оно. Произвести – в «охранители»!
- Кто напал? Где? Я сейчас людей пошлю! – с сильным акцентом залопотал генерал.
«Генерал Теодор фон Зоммер», - узнал говорящего мужчину Егор и чётко ответил:
- Дорога на Кукуй. Напротив Прешпурга стоял трёхсотлетний дуб. На рассвете в него попала молния, сожгла, остатки развалила на три части. Вот около этих дымящихся пеньков и лежат тела. Убил я их с помощью этой берёзовой палки. При допросе было установлено, что убивцев подослал боярин Степан Одоевский. У меня всё!
- Молодец, дельно! – похвалил Егора фон Зоммер и обратился к молодому человеку в кафтане Преображенского полка: - Василий! Возьмёшь людей, подводу. Тела воров привези. Округу осмотри. Тщательно – осмотри! Каждый кустик проверь! Выполнять!
       Пётр поманил Егора пальцем:
- Пойдём спать! Ляжешь в моей светёлке!
       В опочивальне Егор разул царя, снял кафтан, развязал белый шейный шарф. Петр, предварительно разогнав в разные стороны стайку наглых рыжих тараканов, лег на толстую войлочную кошму, велел Егору лечь рядом. Прислонив голову ему к плечу, негромко попросил – ломким юношеским голосом:
- Ты, братец, охраняй меня. Хорошенько – охраняй! – через десять секунд тоненько засопел, мгновенно погрузившись в спасительный сумрак сна…

       Через некоторое время Егор сквозь чуткий сон услышал, как тихонько заскрипела входная дверь, приподнял голову, всмотрелся. В дверном проёме показалось непроницаемое лицо Никиты Зотова. Зотов веско кивнул головой, мол, давай на выход, разговор есть!