Глава 5
День уже клонился к вечеру, когда Скарлетт прибыла в Атланту, но на Пяти Углах было как всегда многолюдно. Экипажи, фургоны, повозки двигались во всех направлениях, возницы покрикивали друг на друга и на зазевавшихся пешеходов. Вид привокзальных улиц делового центра города, где жизнь не замирала даже с наступлением темноты, подбодрил Скарлетт. А куча бумаг на рабочем столе еще больше улучшила ей настроение. После цепи смертей, похорон, траура и уныния ей не хватало работы, дела, активной жизни.
Пачки непрочитанных газет, кипы ежедневных отчетов из магазина ждали ее. Скарлетт радостно вздохнула и подвинула стул поближе. Она проверила перья, чернила и зажгла лампу.
Она уже взялась было за отчеты, которые составлял приказчик из Универмага Кеннеди, но тут заметила конверт, лежащий поверх кипы газет. На нем было одно слово «Скарлетт», написанное почерком Ретта.
Сердце ее радостно забилось, но она сказала себе:
«Я не буду читать письмо сейчас, это отвлечет меня от работы. И ни капельки меня не волнует, что в нем. Конечно, я прочту его, но позже, перед сном».
Скарлетт казалось, что таким образом она мстит Ретту за то, что он опозорил ее перед сестрой и Уиллом.
И она занялась отчетами. Но стройные колонки цифр, которые всегда успокаивали и радовали ее, путались в глазах. Помучавшись некоторое время, она отложила бумаги и быстро вскрыла конверт. Ретт писал:
«Я глубоко переживаю смерть Мамушки, и искренне сочувствую вам, Скарлетт. Очень признателен, что вы вовремя известили меня, и я успел приехать до ее ухода в мир иной».
Признателен? Подлец! Он обманул и ее, и Мамушку на смертном одре! Мог хотя бы для приличия остаться на похороны. Да еще Порка послал и теперь все вокруг, даже слуги, знают, что он ее бросил!
Ей хотелось сжечь это письмо, написанное крупным почерком Ретта, и кинуть пепел ему в лицо. Она отомстит этому негодяю, пусть ей придется ждать долго, но она отомстит! Как смел он так низко поступить с нею?
«Я сожгу его сейчас же, я даже не буду читать дальше! – Скарлетт потянулась за спичками, но тут же отбросила коробок. – Нет, стоит посмотреть, что еще он пишет, а если я сожгу письмо сейчас, то умру от любопытства», - призналась она себе и вновь склонила голову над листом бумаги.
В ее жизни ничего не изменится, сообщал Ретт. Счета за содержание дома будут оплачиваться его адвокатами. В соответствии с давней договоренностью все деньги, снятые Скарлетт со своего счета в банке, будут возмещаться автоматически. Она также может открыть кредит в любом магазине и дать указание отсылать счета его поверенным.
Скарлетт прочитала это с большим интересом. Все, что касается денег, всегда волновало ее, особенно с тех пор, как она познала нищету. Она искренне верила, что деньги – это спокойствие. Она копила все, что зарабатывала сама, и рост собственного счета в банке грел ей сердце и придавал уверенности.
Какой же Ретт дурак! Ведь она могла бы ограбить его, если бы захотела! И все-таки его щедрость вызывала в ней восхищение. Должно быть, он очень богат, если может тратить деньги без счета.
«Интересно, сколько у него сейчас денег? – размышляла Скарлетт. – Я всегда знала, что он богат, но сколько именно? Тогда, в тюрьме у янки, он проболтался, что в Англии у него на счету полмиллиона, часть этих денег принадлежала конфедератам, и пару лет назад он уверял, что возвратил их демократической партии для поддержания ее на выборах. Но наверняка за семь лет он удвоил, а то и утроил эти деньги. Он занимался какими-то сомнительными операциями с саквояжниками и подлипалами, хвастался, что нажился на неосуществленном восстановлении железных дорог штата. Ловкий пройдоха! Он всегда умел наживать деньги, не прикладывая к этому никакого труда. То, что он три года просиживал штаны в банке, конечно, не считается. Вот мне никогда ничего так легко не давалось. Мне приходилось работать, не покладая рук, вертеться и подличать, чтобы заработать деньги для себя и своих близких…. А ведь то, что здесь написано, доказывает, что он все еще любит меня! Он все эти годы любил меня до безрассудства и баловал так, как не баловал бы не один мужчина. И если он собирается продолжать давать мне все, чего я захочу, то это значит, что он не разлюбил меня… О, я знала это! В ночь смерти Мелани он говорил неправду, он лгал, потому что не поверил мне, когда я сказала, что давно люблю его. Хотя нет, он поверил, я почувствовала это, только сделал вид, что его это не трогает. Конечно же, он сделал вид, он притворялся! О, он опытный игрок и умеет блефовать, как никто. Из гордости он столько лет скрывал, что безмерно любит меня, боялся унизиться, стать смешным в глазах женщины, которая не любит его».
Она прижала письмо к щеке, думая о том, что рука Ретта касалась этой бумаги. О, она докажет ему, что любит его всем сердцем и тогда они, наконец, будут счастливы!
Скарлетт покрыла письмо поцелуями и отложила в сторону. С энтузиазмом опять принялась она за работу и так увлеклась, что когда служанка спросила об ужине, едва взглянула на нее.
- Я не буду спускаться, принеси мне что-нибудь сюда.
Она работала допоздна и заснула сразу же, едва легла. Дела в ее отсутствии шли хорошо, ужин был вкусным. Как прекрасно спать в собственной удобной постели, особенно, когда под подушкой лежит письмо Ретта.
Едва проснувшись, Скарлетт позвонила, чтобы ей принесли завтрак в постель. Дожидаясь, она достала письмо и вновь перечитала его. Довольная улыбка тронула ее губы.
Завтракая, она прикидывала, чем же ей прежде всего следует заняться. Первым делом она поедет в магазин. Ее приказчик Кершоу хорошо справляется с бухгалтерией, но когда речь идет о пополнении запасов или сезонной замене товаров, на него нельзя положиться. Наверняка, он не заказал керосина, а ведь сейчас, когда рано темнеет, он будет пользоваться большим спросом, и Скарлетт просто уверена, что у него в витринах до сих пор выложены куски ситца и сатина, хотя пришло время торговать шерстью и сукном.
Следовало бы прочитать газеты, до которых она не добралась вчера вечером, но поездка в магазин восполнит этот пробел. Она узнает все о событиях в Атланте от Кершоу и других приказчиков. Люди любят поделиться новостями, пока им отпускают товар, в их городе не принято уходить из лавки, не поболтав минут десять с продавцом. Так что Скарлетт может не утруждать себя чтением и выкинуть всю пачку, что лежит на ее столе.
Вдруг улыбка сползла с ее лица. Нет, она не может их выкинуть, где-то там должна быть заметка о похоронах Мелли, следует вырезать и сохранить ее.
Мелани… Эшли…
Вот что ей придется сделать в первую очередь.
«Черт меня дернул пообещать Мелли, что я позабочусь об Эшли и Бо! Зачем я связала себя этим обещанием? Но как я могла отказать, ведь она умирала? А клятвы, данные у смертного одра священны, во всяком случае, для меня».
И тут ей пришло в голову, что никакой Ретт не клятвопреступник. Мамушка попросила его позаботиться о своей любимице мисс Скарлетт, и он позаботился. Вот же оно, его письмо! Кредит без ограничений и оплата всех счетов – это ли не забота?
Скарлетт победно улыбнулась. А то, что его сейчас нет рядом – не навсегда. Он обещал приезжать. А как только Ретт окажется в Атланте, уж она приложит все силы к тому, чтобы не отпустить его никуда – ни в Чарльстон, ни в Лондон, ни в Париж!
Итак, сначала она должна отправиться в дом Эшли, а магазину придется подождать.
Скарлетт дернула за шнурок звонка, вызывая Панси, и только тут вспомнила, что ее горничная осталась в Таре. Что же делать? Нельзя в одиночестве наведаться в гости к мужчине, недавно похоронившему жену, она и так скомпрометировала себя и Эшли той сценой на кладбище. Она представила, сколько было пищи для разговоров в скучных дамских кружках, после того как она бросилась оттаскивать Эшли от могилы. Нет, одной ей идти нельзя. Значит, она возьмет другую горничную, слава богу, у нее нет недостатка в прислуге. Эта новенькая, Ребекка, вроде бы не совсем бестолковая.
Траурная лента на двери маленького дома на Плющевой улице была снята и ставни закрыты, дом явно пустовал. Скарлетт поняла, что это может значить.
Индия. Сестра Эшли не решилась оставить тетушку Питтипэт, в доме которой жила с тех пор, как Мелани выгнала ее, и брат с племянником переехали на Персиковую улицу. Ну что ж, это самое разумное, что можно было сделать в данном случае. Дом у тети Питти просторный и комфортный, хозяйство хорошо налажено, а теперь, когда Дилси ушла от Уилксов, это тоже имеет значение. Бо обеспечен должный уход, а также любовь и забота двух старых дев, которые обожают мальчика, и нет необходимости срочно искать для него няньку.
Скарлетт все еще сидела в коляске, которая остановилась возле палисадника Уилксов. Она рассчитывала поговорить с Эшли наедине, но теперь это невозможно. Индия никогда не любила ее, а с того дня, как Мелани указала ей на дверь, просто ненавидит. Скарлетт содрогнулась, вспомнив, какой страх испытала, увидев на пороге конторы лесного склада Индию и Арчи. Как ужасно все это было, и как глупо, как ненужно! Она вспомнила, как обрадовалась, когда Мелли сама попросила ее задержать Эшли в конторе, как была счастлива возможности побыть с ним наедине. На что она надеялась? Ей сто лет назад следовало понять, что Эшли не тот человек, ради которого стоит рушить свою жизнь, и что на самом деле он любит Мелани, а не ее. Но она и тогда ничего не поняла, она была только раздосадована тем, что поползут слухи и необходимостью все-таки появиться на приеме у Мелли, куда муж силой приволок ее. Какой же дурой была она тогда! И теперь ей не очень хотелось взваливать на себя заботу об Эшли и Бо. Но она дала слово Мелли.
И почему эти Уилксы все время требуют обещать им что-то? При этом сами они настолько праведны и честны, что им даже в голову не приходит, что Скарлетт, от которой они добиваются обещания, вовсе не хочется его исполнять. Сначала Эшли, который в канун 1864 года умолял ее позаботиться о Мелани, а Скарлетт, дурочка, давая это обещание, все еще думала, что на самом деле он любит не Мелани, а ее. Один Бог знает, что ей пришлось вынести, исполняя обещанное. Она осталась в осажденном городе, который покинули почти все жители, одна в доме, только с Присси, Уэйдом и Мелани, которая вот-вот должна была родить. Она вздрагивала от грохота приближающейся канонады, с ужасом смотрела на зарева пожаров, потому что дала слово Эшли. Она металась по раскаленному полуденной жарой городу в поисках кого-нибудь, кто поможет Мелли разрешиться от бремени. Душной ночью она, несмотря на страх и брезгливость, сама приняла роды, потому что дала слово Эшли. Она целые сутки пробиралась через огонь, по ночным дорогам, мимо полей сражений, усеянных зловонными трупами, хоронясь от отступающих конфедератов и обходя расположения войск Шермана, потому что боялась, что у нее конфискуют повозку и клячу, единственное на чем она могла доставить больную Мелли в свой дом, в Тару. Тогда она ненавидела Мелани, порой в голове ее всплывали кощунственные мысли, что лучше бы Мелли умерла, но она дала слово Эшли, и поэтому боролась за жизнь его жены и ребенка.
Если бы Мелани знала, как Скарлетт придется изворачиваться, чтобы выполнить данное ей слово, может, она не потребовала бы его? Впрочем, нет. Это так похоже на Мелли, она бы не могла умереть спокойно, не переложив на чьи-то плечи ярмо заботы о своей семье. Но почему это должны быть плечи Скарлетт?
Она вздохнула.
«Потому что Мелани считала меня членом своей семьи, и сама была мне все эти годы сестрой, искренней, любящей и самоотверженной. Как мне не хватает ее! Уж она бы сумела убедить Ретта не покидать меня, Ретт всегда прислушивался к ее мнению, она была единственным человеком во всей Атланте, кого он действительно уважал! О, Мелли, если ты смотришь сейчас на меня, ты увидишь, что я постараюсь сделать все, чтобы твоя семья жила в достатке и благополучии. Но уж, извини, сюсюкать и гладить твоего Эшли по головке я не буду, оставлю это Индии, у нее лучше получится».
Скарлетт решительно повернулась к своей служанке и отпустила ее:
- Ступай домой, Ребекка, ты мне больше не нужна.
Она могла бы пройти через задний двор Уилксов, но была почти уверена, что калитка заперта, поэтому приказала Элиасу отвезти ее в объезд на Персиковую улицу, моля Бога, чтобы Индии не оказалось дома, и она могла поговорить с Эшли наедине. Уж тетю Питти она как-нибудь сумеет выпроводить из комнаты, та всегда к ней неплохо относилась и даже слегка побаивалась.
Но сестра Эшли встретила ее на пороге. Индия с нескрываемым осуждением оглядела отделанный мехом модный траурный наряд Скарлетт. На ее собственном глухом черном креповом платье не было никаких украшений.
«Бесись, сколько хочешь, старая ворона», - подумала Скарлетт, забыв о том, что Индия старше ее лишь на четыре года.
- Я пришла навестить Эшли, - сообщила она.
- Вас здесь никто не ждет, - Индия попыталась закрыть дверь перед носом Скарлетт, но та не позволила ей сделать этого.
- Даже не пытайтесь, Индия Уилкс, - прошипела она ей прямо в лицо. – Я дала слово Мелли и сдержу его, даже если мне придется убить вас, чтобы попасть в этот дом.
Но Индия не отступала, она изо всех сил тянула дверь на себя, от напряжения и злости ее бесцветное лицо покрылось красными пятнами. Сражение на пороге продолжалось некоторое время, пока на шум в холл не вышел Эшли.
- Это Скарлетт? Я хотел бы поговорить с ней.
Индии пришлось отступить, и Скарлетт, бросив на нее презрительный взгляд, вошла в дом.
Каким-то жалким жестом Эшли указал ей на дверь гостиной, приглашая пройти туда. Скарлетт заметила, что выглядит он больным и старым. Темные круги вокруг выцветших глаз – когда-то она считала серые глаза Эшли самыми красивыми на свете, - на лбу и в уголках рта пролегли глубокие морщины. Он сильно похудел, одежда болталась на нем, как на вешалке, вся его некогда стройная фигура ссохлась и будто покосилась, и следа не осталось от былой военной выправки.
Сердце Скарлетт перевернулось от жалости к нему. Конечно, она уже не любит его, как прежде, но у них остались общие воспоминания, общая печаль о Мелли. Эшли Уилкс всегда будет частью ее прошлой жизни.
- Милый Эшли, - начала было Скарлетт, когда они уселись на маленький диван в гостиной.
Но Эшли, казалось, не услышал ее. Он начал говорить, монотонно, будто сам с собой, рассказывая о Мелли, сбиваясь и повторяясь, перескакивая с одного на другое. И все это было о том, как он любил умершую жену, какая она была добрая, сердечная, благородная женщина, как любила его, Бо и Скарлетт. Его обесцвеченный горем голос был тих, лишен всяких эмоций. Во время своего рассказа он взял руку Скарлетт и постепенно сжимал ее все с большей силой, не замечая, что делает.
Скарлетт стиснула зубы от боли, но не отнимала руки. Индия Уилкс, неподвижно стоя в дверях, наблюдала за этой сценой.
Вдруг Эшли умолк, некоторое время смотрел перед собой невидящими глазами, а потом простонал:
- Скарлетт, я не могу жить без нее! Не могу! – это был вопль раненого зверя, молящего у небес смерти и избавления от мучений.
Скарлетт резко выдернула свою руку. Она должна пробиться через стену отчаяния, которую он воздвиг вокруг себя, иначе он погибнет. Вскочив с дивана, она встала перед Эшли, пытаясь привлечь к себе его внимание, но тот даже не пошевельнулся, не поднял головы, чтобы посмотреть на нее.
- Эшли Уилкс, если вы сейчас же не прекратите это, я ударю вас или завизжу так, что будет слышно у Пяти Углов!
Он перевел взгляд на ее лицо, но будто бы не видел, в этом взгляде не было ничего, кроме боли.
- Я долго слушала вас, Эшли, а теперь вы послушайте. Вы что же, думаете, что вы единственный человек, который любил Мелли и страдает оттого, что она умерла? Я тоже любила ее, и даже больше, чем думала…. Ее все любили, но никто не собирается зачахнуть от тоски и умереть. Посмотрите на себя, во что вы превратились? Вы заморили себя голодом и стали похожи на привидение. Мелли глядит на нас с небес, и вы думаете, ей это нравится? Мне стыдно за вас, Эшли! Вы забыли о том, что у вас есть сын и вы должны жить и работать, чтобы обеспечить ему достойное будущее. Хорошо будет, если мальчик, только что потерявший мать, потеряет еще и отца, потому что он, видите ли, не может жить без Мелли? А вы знаете, что она пережила, чтобы родить Бо? Это знаю только я, потому что я вот этими самыми руками принимала роды.
Скарлетт, когда-то старавшаяся быть в глазах Эшли безупречной леди, произносила сейчас слова, которые уважающая себя женщина не должна произносить в присутствии мужчины, но ей было наплевать.
- То, что перенесла Мелли, убило бы любого, даже самого сильного мужчину, она провела в мучениях пятнадцать часов. Пятнадцать часов нечеловеческой боли, вы слышите? Она переносила эту боль, чтобы родить вам ребенка. Вам! А вы? …Вы, единственный, кто остался у Бо - забросили его! Вы слишком жалеете себя, вместо того, чтобы заботиться о сыне, вы делаете все, чтобы он остался сиротой.
Эшли сидел с отрешенным видом, глядя в одну точку, и было непонятно, слышит ли он Скарлетт.
Она взяла его за подбородок и заставила взглянуть себе в глаза.
- Вы должны взять себя в руки, Эшли. Сейчас вы пойдете на кухню и прикажете кухарке подать вам горячей еды. И вы съедите все, а если вас вытошнит, съедите снова. Вы не имеете права морить себя голодом, потому что у вас есть сын. А завтра с утра вы пойдете на лесопилку, на которой не были уже полтора месяца, и будете ходить туда ежедневно, чтобы зарабатывать деньги на одежду, еду и образование для Бо. Если вы настоящий мужчина, а не дохлая устрица, то начните думать о ком-нибудь, кроме себя. Идите к сыну, обнимите его и пообещайте, что будете заботиться о нем.
Она выпустила, наконец, его подбородок и непроизвольно вытерла пальцы о юбку, потом развернулась, гордо подняла голову и пошла к выходу. Индия, все это время стоявшая в дверях, тут же кинулась к брату:
- Эшли, бедный мой, дорогой Эшли! Не обращай внимания на то, что она наговорила. Скарлетт – чудовище!
Скарлетт лишь криво усмехнулась, услышав за своей спиной эти слова. В прихожей, на полке под зеркалом, она заметила шляпку тети Питти, тут же стоял зонтик, без которого мисс Гамильтон никогда не выходила на улицу. Значит, тетушка дома? Наверное, сидит у себя наверху, слушая вопли Скарлетт, и дрожит как крольчиха от страха. Она достала из сумочки кусочек белого картона с золотым обрезом и бросила его на полку.
- Если вы боитесь встретиться со мной лично, тетя Питти, я оставляю вам свою визитную карточку, в знак того, что посетила ваш дом, - крикнула она в сторону лестницы и вышла, хлопнув дверью.
Она не могла больше ни минуты оставаться в этом доме. Внутри у нее все клокотало от злости. Конечно, она вела себя грубо с Эшли, но она не могла поступить иначе. Ей надо было докричаться до него, ведь он совсем ничего не понимает! Своим тупым безразличием он напомнил ей помешавшегося после смерти мамы отца. Она знала, что Эшли обожает своего сына, и может быть, он все-таки услышал и понял, что без него Бо пропадет?
«Может быть» ее совсем не устраивало. Скарлетт обещала Мелли, и она заставит Эшли жить и работать, чего бы ей это ни стоило.
- Едем к мистеру Гамильтону, - приказала она кучеру, садясь в свою блестящую лаком карету.
Мистер Генри Гамильтон, шестидесятивосьмилетний адвокат, был старым холостяком и женоненавистником. Все дамы Атланты побаивались его, начиная с мисс Питтипэт, его родной сестры. Но только не Скарлетт! Она знала, что и он, в свою очередь, считает ее не такой глупой, как остальные женщины, и ценит за деловую хватку. Уже много лет мистер Генри вел все ее дела.
Скарлетт вошла в его кабинет без доклада, как-никак, он был дядюшкой ее первого мужа. Мистер Гамильтон отложил в сторону свои бумаги и поднялся ей навстречу.
- Здравствуй, Скарлетт! Что привело тебя в мою контору? Хочешь подать на кого-то в суд?
- Здравствуйте, дядюшка Генри! Нет, в суд подавать я ни на кого не буду, а вот пристрелить кое-кого мне очень хочется!
Мистер Гамильтон улыбнулся, ему всегда нравилась эта ее несколько эксцентричная манера выражаться.
- Сядь и успокойся, Скарлетт. И расскажи, что тебя так взволновало.
Скарлетт уселась и задала вопрос, ответ на который был ей хорошо известен:
- Дядюшка Генри, действительно ли после смерти Чарли мне досталась в наследство вся его собственность?
- Ты прекрасно знаешь, что это так. Чарли оставил тебе склады возле станции, правда, их сожгли янки и на их месте ты построила салун; кроме того, часть фермы неподалеку от города. Судя по темпам роста Атланты, она скоро окажется в городской черте и эта земля здорово подорожает.
Скарлетт взглянула ему в глаза и проговорила сладким голосом:
- И, насколько я понимаю, половину дома на Персиковой улице?
- Уж не собираешься ли ты вселиться туда?
- Нет, конечно, дядя Генри. Но я хочу, чтобы Эшли уехал оттуда. Эти две старые девы его в могилу сведут своим сочувствием. Он вполне может вернуться к себе домой. Я найду ему хорошую прислугу и няньку для Бо.
Генри Гамильтон пристально посмотрел на Скарлетт.
- То, что Эшли страдает от обилия сочувствия – единственная причина?
Щеки Скарлетт вспыхнули гневным румянцем и она воскликнула:
- Вот уж не ожидала, Генри Гамильтон, что на старости лет вы будете собирать сплетни!
- Не показывайте свои зубки, молодая леди! – прикрикнул на нее адвокат, вставая со своего места. Он прошелся по комнате и уже более спокойным тоном продолжил: - Послушай, Скарлетт, у тебя умная головка, когда речь идет о твоем бизнесе, но что касается всего остального – уж прости меня - глупее тебя еще поискать.
Скарлетт хмуро слушала его.
- Во-первых, дом Эшли уже продан, пять дней назад я составил купчую. Во-вторых, это я посоветовал ему переехать к Питти. Не из-за горестных воспоминаний, связанных с этим домом и не потому, что меня беспокоило, кто будет присматривать за ним и мальчиком, а потому, что он нуждается в деньгах. Его лесопильный бизнес на грани краха.
- О чем вы толкуете, дядя Генри? – Скарлетт не верила своим ушам. – Конечно, Эшли никудышный хозяин, но он не может разориться! Лесопилки – самое прибыльное дело, строителям постоянно нужны доски.
- Нужны, если они что-то строят. Спустись с небес на землю, Скарлетт. Ты что, газет не читала? Или тебя интересуют в них лишь колонки светских новостей и городские сплетни? Я был о тебе лучшего мнения.
Скарлетт смотрела на дядюшку Генри с удивлением, она ничего не понимала… При чем тут газеты?
Адвокат вернулся за свой стол и объяснил:
- В Нью-Йорке разразился финансовый скандал. Джей Кук разорился, акции Северной Тихоокеанской железнодорожной компании стали стоить дешевле бумаги, на которой они напечатаны. Началась паника, падение акций распространилось на весь железнодорожный бизнес, а потом и на другие предприятия, прямо как карточный домик. И кризис только начинается, скоро он охватит всю страну. Люди избавляются от акций, они хотят иметь только живые деньги. Некоторые банки объявили о прекращении выплат.
От ужаса у Скарлетт похолодели руки.
- Что с моим магазином и с моими деньгами?
- Банк, в котором хранятся твои деньги, вполне надежен, я специально это проверил. Что касается магазина – не думаю, что розничная торговля сильно уменьшится. И вообще, я полагаю, что кризис не может серьезно отразиться на деловой жизни Атланты, он больше касается торговых бирж, крупных предприятий и банков. Однако люди боятся вкладывать деньги, в том числе и в строительство. Как долго это будет продолжаться, пока неизвестно.
- И значит, Эшли не будет получать денег с лесопилок? – растеряно проговорила Скарлетт, но тут же задала адвокату вопрос: - Но если никто не вкладывает деньги, почему дом Эшли так быстро купили?
- Потому что я вовремя посоветовал его продать, дотошная мисс. Я сообразил, чем грозит паника в Нью-Йорке, еще до того, как высохла краска на газетных полосах.
И мистер Гамильтон рассмеялся. Скарлетт тоже хихикнула из вежливости, хотя не понимала, чему тут радоваться. В стране назревает экономическая катастрофа, Эшли сидит без работы, и что будет дальше – неизвестно!
Наконец дядюшка Генри прекратил смеяться и заговорил другим тоном.
- Итак, тебя не устраивает, что Эшли живет в доме Питтипэт?
- Да, меня это не устраивает, - холодно ответила Скарлетт. – Он похож на ходячий труп, там нет никого, кто мог бы подбодрить его. А эти бесконечные рыдания по поводу смерти Мелли только усугубляют его тоску. Сегодня я дала ему хорошую встряску, но не знаю, подействовало ли это. Если даже и подействовало, то ненадолго, пока он находится в этом доме.
Дядя Генри смотрел на нее скептически. От раздражения Скарлетт покраснела и повысила голос.
- Я не знаю, что вы слышали или что вы там думаете, дядя Генри, но Эшли мне не нужен. Я поклялась у постели умирающей Мелли, что позабочусь о нем и о Бо. Может, мне и не хочется этого делать, но я пообещала.
Генри Гамильтон почувствовал себя неловко. Он не любил таких вот эмоциональных разговоров.
- Только не начинай плакать, Скарлетт…
- А я и не собираюсь! Мне необходимо что-то предпринять, чтобы помочь Эшли, а вы…
Все-таки несколько слезинок скатилось по ее щекам. Она быстро промокнула их тыльной стороной своей затянутой в лайковую перчатку руки.
Мистер Гамильтон откинулся на спинку стула и сцепил пальцы у себя на животе.
- Самый последний человек, который сейчас может помочь Эшли – это ты, Скарлетт. Выслушай меня внимательно и не обижайся. Правда или нет – меня это не касается, – но одно время о тебе и Эшли много болтали. Мелани заступилась за тебя, и общество, из любви и уважения к ней, тебя не отвергло. Но Индия не переставала рассказывать о том случае, и многие ей верили. Эти слухи о вас продолжаются и по сей день. А тебе еще надо было устроить этот спектакль на кладбище: обнять Эшли, оттаскивать его от могилы Мелли, которую все считали святой.
Скарлетт открыла рот, чтобы объяснить, но он жестом остановил ее.
- Я знаю, что ты собираешься сказать, так что не затрудняйся.
Он опять сцепил пальцы.
- Эшли почти бросился в могилу, он мог сломать себе шею, я все это прекрасно видел. Но это неважно. Если бы Эшли упал на гроб, все бы назвали это трогательным. То, что они не останавливали его, соответствовало правилам, выработанным обществом. Обществу нужны определенные правила, чтобы соблюдался порядок. То, что ты, именно ты, прилюдно обняла мужчину, который не является твоим мужем – нарушило правила. Твоя выходка прервала похороны, и на поминках все только об этом и шептались. Ты разве забыла, что после той истории в день рождения Эшли весь город разделился надвое: одни поверили в твою невиновность, а другие осудили тебя? Теперь все женщины в нашем городе на стороне Индии, у тебя среди них не осталось ни одного друга. Ты прекрасно знаешь, кто задает тон в обществе Атланты. И не стоит рассчитывать на их христианское милосердие и всепрощение, только Мелани была способна на такое. Пойми, Скарлетт, если ты сейчас как-то проявишь свое внимание к Эшли, ты сделаешь его таким же изгоем, каким стала сама. И не надейся на снисходительное отношение мужской половины нашего города, их жены не допустят этого.
Скарлетт молчала, сжав губы и не глядя на него. Дядюшка Генри встал.
- Оставь Эшли в покое, Скарлетт. Так будет лучше и для него и для тебя. Ты знаешь, я всегда хорошо к тебе относился и этот совет – единственное, чем я могу тебе сейчас помочь. А Эшли…. Пройдет время, около него появится какая-нибудь сладкоголосая маленькая леди, она утешит его, позаботится о нем. И забудь ты про свою половину дома на Персиковой улице! Надеюсь, ты не прекратишь переводить Питтипэт деньги на его содержание? Так ты выполнишь обещание, данное Мелли. Пойдем, я провожу тебя до экипажа.
Скарлетт тяжело поднялась и оперлась на руку дяди Генри. Все оказалось совсем не так, как она думала. Все оказалось гораздо хуже: финансовая паника, не дающая Эшли заработать на лесопилках, общество, со злорадным интересом ожидающее, что же будет между ней и Эшли… . Дядюшка Генри только расстроил ее, и все-таки она не зря сюда заехала. Она должна была все это услышать, и рада, что услышала именно от него.
А сейчас ей надо самой все разузнать о панике на Нью-йоркской бирже и о том, в сохранности ли ее деньги.
Продолжение на странице автора или по ссылке:
http://proza.ru/2008/11/23/644