«Актер театра и кино на высоком профессиональном уровне проведет свадьбу, юбилей, празднование любого важного события в вашей жизни, а также поможет в скорбные для вас дни».
Это объявление даю я: невысокий ростом, полноватый, с невыразительными чертами лица, то есть с абсолютно невыигрышной для актера внешностью и амплуа – комический любовник или простак.
Однако, как утверждают некоторые мои приятельницы, когда я вживаюсь в роль, в моих глазах можно прочесть неподдельную страсть.
Но, увы, ролей нет. В театре остается только один спектакль с моим участием, где совершенно не требуется изображать несчастного влюбленного, объекта насмешек, а нужно только дружески похлопать главного героя по плечу и сказать «с твоей бы внешностью, друг….». Подразумевается, что с внешностью героя-любовника Толика Лунца, я бы наворотил амурных дел, которые ему, Толику, и не снились.
Да, забыл, - голос! Мой голос как будто мне не принадлежит. Разговаривая со мной по телефону или закрыв глаза во время спектакля, каждая женщина может представить себе того, о ком мечтает. Любовные интонации даются мне легко, я знаю, где понизить голос до шепота, а где – сделать паузу и вдруг возопить.
Но где применять мне все это? На юбилеях? В скорбные дни, как я деликатно выразился в объявлении, то бишь, на поминках? Ну да, что-то похожее на гордость охватывает меня, когда я вижу, как начинают прикладывать к глазам носовые платки впечатлительные дамы, и заученным жестом, который поспешно прерывается ввиду его неуместности на панихиде, мужчины тянутся за сигаретой. Но это все лирика. Уже неделю никто не звонит по объявлению, и я начинаю вибрировать.
Сегодня как раз тот день, когда требуется мой выход – «с твоей бы внешностью, друг…».
Все сказано, спектакль подходит к концу, общий поклон, снятие грима, впереди - бег по растаявшей снежной каше к набережной, где я ставлю свою машину.
«Алик, тебя тут спрашивают». Это наша всеми любимая Людочка. Когда-то Людочка была помощником режиссера, проверяла готовность спектаклей, вела их, следила за правильностью произнесения текста пьесы актерами, за работой реквизиторов, бутафоров, декораторов. Теперь она на пенсии, но без театра не может и изредка дежурит у служебного входа.
Я сбавляю ход и ищу глазами того, кому я мог понадобиться в столь поздний час. Неужели работа? Вот оно! Приглашение сняться в фильме, в рекламе?! Переманивание в столичный театр?! Господи! Что?
В полумраке фойе какая-то фигура в светлых одеждах отделяется от стены.
«Здравствуйте, Александр. Мы можем поговорить?»
Очень бледненькая, какая-то вся вымороченная, словно из нее выкачали всю кровь, и она вот-вот хлопнется в обморок, молодая особа вырастает передо мной, как призрак, как эльф, как жилец потустороннего мира.
Изображаю максимум внимания, уже понимая, что никакими фильмами и рекламами тут и не пахнет. Но кто же она? Поклонница, покоренная моим выходом «с твоей бы…»?
Людочка делает мне знак, который я понимаю как «Веди ее в библиотеку». Конечно, это никакая не библиотека, а так - «Красный уголок», где иногда мужья поджидают после спектакля своих жен-актрис или ревнивые жены мужей-актеров, дабы оградить их от искушений в виде молоденьких почитательниц их таланта.
«Видите ли…», начинает незнакомка, когда я усаживаю ее в кресло, а сам мощусь рядом на неудобном стуле с вычурной спинкой. Пахнет духами. Увядшей травой и цветами. «У меня очень больна мама…» Как? Траурная речь по еще живому человеку? И, пардон, почему она явилась сюда, в театр, а не позвонила по телефону, указанному в объявлении?
Но эльф не дает разгуляться моим мыслям и продолжает: «Я сегодня видела вас в спектакле». Ах, всё же поклонница. Но причем тут больная мама?
«И хочу просить вас об одном одолжении».
Все. Перестаю гадать. Я весь внимание.
«Я вам хорошо заплачУ».
О! Так все же – заказ!
«Мне нужно, чтобы вы сыграли роль влюбленного когда-то в маму человека».
Вот еще напасть! Где это видано? Театр одного актера! По-английски – «One-Man-Show».
Как одна моя знакомая совершенно серьезно перевела аналогичное название любимой мною туалетной воды – «Один мужчина показал». «One-Man-Show» для умирающего?
И что же этот один мужчина может показать?
«Не волнуйтесь», продолжает призрачное существо.
«Мама все время в забытьи. Но врач сказал, что, возможно, она слышит. Я хочу, чтобы перед смертью она узнала, что ее всю жизнь любил один человек».
Ее речь закончена. Она смотрит на меня как человек, которому наконец-то стало легче от произнесенных слов, но тревожит реакция собеседника.
«Но вы поймите», сомневаюсь я. «У меня другое амплуа. Я – комик. Может, не получиться. И потом…Сколько вашей маме лет?»
«54 года».
«Ну вот, значит, и мне должно быть не меньше. А разве я похож на пятидесятилетнего старика?»
«Ну, во-первых, моя мама не старуха. А, во-вторых, не могли бы вы….». Она делает неопределенное движение у лица.
«Загримироваться?» догадываюсь я.
«Да» соглашается она. «Скорее всего, мама не увидит вас. Но все же…Вы ведь актер. И у вас такой голос…».
Я раздираем сомнениями. Ну не было такого никогда! А с другой стороны, какая роль! На сопротивление! То есть, в переводе с актерского языка – сыграть полную противоположность себе, вырваться за пределы амплуа. Эх, была не была!
«А что я должен говорить? И как зовут вашу маму?» спрашиваю я, и лицо жилицы потустороннего мира приобретает некоторые краски: из желто-бледного становится чуть розоватым, приблизительно таким, какой бывает у персика в начале созревания.
«Вы согласны? Ох, как я вам благодарна!» говорит она, и в голосе звенят колокольчики радости.
«Вот. Я тут написала. Вы просто выучите слова».
Она разжимает руку, и я вижу в ней сложенный лист бумаги, по виду вырванный из блокнота.
«А не маловато слов-то?» сомневаюсь я.
«Ну, вы можете что-то добавить от себя, но это не обязательно», отвечает уже вполне земное создание с блестящими от стоящих в них слез глазами.
«А когда?» интересуюсь я, «когда запланирован мой…», я смолкаю, не решаясь произнести - «театр одного актера».
«Завтра», быстро говорит она. «Завтра вечером. Когда в больнице будет мало людей. Я вам позвоню».
Мы прощаемся и расходимся в разные стороны, как подпольщики после тайной сходки. Я ловлю себя на мысли, что так и не спросил, как ее зовут, а она не взяла моего телефона. Может, это все шутка?
Окончание здесь: http://www.proza.ru/2008/11/28/276