Глава 21
- Мисс Скарлетт, просыпайтесь. Пора подниматься, - пыталась разбудить хозяйку Панси.
- Пошла прочь, - Скарлетт отвернулась и уткнулась носом в подушку.
- Мисс Скарлетт, так сегодня воскресенье…
Скарлетт открыла глаза. Бог мой, вздохнула она, единственный день в неделе, когда не надо вставать ни свет ни заря для похода на рынок, так нет же – она должна подняться в семь часов, и плестись на мессу к святой Марии. Служба в соборе святого Михаила, куда ходит мисс Элеонора, начинается в одиннадцать. Ради одного этого можно стать приверженцем Епископальной церкви.
Еще по пути к собору тетки начали поучать ее, как следует вести себя во время Сезона.
- В Чарльстоне все придерживаются строгого, раз и навсегда заведенного этикета, и ты не должна нарушать его, - нудела тетушка Полин.
- Следует быть скромной в одежде и ничем не выделяться из толпы, - вторила ей Евлалия.
- Не дай тебе Бог оказать непочтительность кому-нибудь из старых дам!
- Платьев должно быть не больше двух, их можно разнообразить только при помощи цветов и кружев.
- Не стоит привлекать к себе внимание громким смехом.
- Ты должна быть сдержанной во всем.
- Такт и сдержанность – вот то, что всегда отличает настоящую леди.
У Скарлетт скулы сводило от их нотаций, и даже месса не принесла ей обычного успокоения.
За завтраком в своем доме тетки продолжили атаку. Скарлетт ела, кивала и молчала. Она просто старалась пропустить мимо ушей все их наставления. Интересно, за кого они ее принимают? Она прекрасно знает, как должна держать себя настоящая леди. Два платья на двадцать с лишним вечеров! А третье куда – выбросить? Будь это в Атланте – у Скарлетт на каждый вечер было бы новое платье. Эти чарльстонцы – чванливые идиоты. Почему она должна равняться на нищих, когда у нее есть средства?.. Нет, она должна. Она заключила сделку с Реттом, и не может допустить ни одного промаха. Хорошо, она постарается быть скромной, она будет вежлива со скучными старухами, но уж танцевать она будет столько, сколько звучит музыка и тут ее никто не остановит. Кажется, тетки не упоминали, что много танцевать неприлично?
В тягучих бесконечных наставлениях ее ухо уловило имя Ретта. Что там вещает тетушка Полин?
- … слишком расточительно. Конечно, все понимают, что он делает это из любви к матери, но, помилуй Бог, бросать деньги направо и налево! Даже если это деньги, заработанные на фосфатных удобрениях. Многие в Чарльстоне имеют фосфатные шахты, но никто не выставляет свое богатство напоказ. Знаешь, дорогая, кое-кто подозревает, что твой муж и до войны и после нее зарабатывал не совсем честным путем. Поговаривают о золотых приисках, о спекуляциях, о связях с «саквояжниками»…
Скарлетт не выдержала:
- А вам никогда не приходило в голову, тетя Полин, что деньги это всегда деньги? И какая разница, откуда они, если они обеспечивают крышу над головой и еду на столе?
- Ты намекаешь на то, что помогала нам все эти годы? Но это долг родственников – помогать друг другу, - поджала губы Евлалия.
Скарлетт знала, что поступила непростительно, напомнив теткам об этом, но она уже закусила удила и не могла остановиться.
- Ретт выполняет свой долг, он содержит мать и сестру, и вы не имеете никакого права его осуждать!
- Это похвально, но мы советовали бы тебе поговорить с мужем. Я пыталась убедить Элеонору, но она всегда потакала своему старшему сыну, и ты знаешь, к каким грустным последствиям это привело.
- Будь Элеонора построже, ему бы не пришлось покинуть Чарльстон в столь юном возрасте и пробыть вдали от родины двадцать пять лет, – вставила Полин. – И сейчас, когда общество готово повернуться к Ретту лицом, он должен быть особенно осмотрителен. Зачем так швыряться деньгами, заработанными на фосфатах? И Элеонора может быть поскромнее в своих притязаниях, тогда…
У Скарлетт язык чесался сообщить им, что всех фосфатов в мире не хватит, чтобы оплатить то, на что Ретт тратит деньги, но она сдержалась и преувеличенно вежливо проговорила:
- Я чрезвычайно признательна вам, тетушки, и приму к сведению каждое ваше слово. Я не премину поговорить и с мисс Элеонорой и своим мужем. А теперь мне пора.
Она решила предупредить Ретта, что чарльстонцы пристально считают деньги, которые он тратит на возвращение семейных реликвий, мебели, серебра.
- Они считают, что это деньги от продажи фосфатов? - рассмеялся он. – Значит, сработало.
- Считают! Да эти две старые курицы вовсе не умеют считать! Но ведь наверняка в Чарльстоне найдется человек, который умеет сложить два и два, и получится намного больше, чем приносит ваша шахта. Почему бы вам не объявить во всеуслышание, что вы владелец банка в Атланте? Кроме того, они ведь осуждают не только вас, но и мисс Элеонору.
Довольная ухмылка сползла с лица Ретта, и он проронил небрежным тоном:
- Только не делайте вид, будто вас беспокоит, что говорят о моей матери.
- Неправда, Ретт, я очень люблю вашу маму!
- Не смейте лгать!
Ретт схватил ее за плечи и пристально уставился в глаза, будто хотел заглянуть ей в душу.
Скарлетт несколько секунд смотрела в эти черные, бездонные, любимые глаза. Лицо Ретта было так близко, сто лет она не видела так близко его глаз, его губ, ей так хотелось, чтобы он поцеловал ее… Ресницы ее непроизвольно опустились, она подняла лицо, вся подалась к нему, даже встала на цыпочки, ожидая поцелуя. Она ощутила, как руки Ретта сжали ее сильнее, весь он напрягся. Вот сейчас, через мгновение…
- Черт бы вас подрал, Скарлетт! – внезапно отпустил он ее, и быстро отвернулся.
Она испытала разочарование, но всего лишь на миг. И тут же подумала: «Он почти держал меня в объятьях, он почти поцеловал меня! Мне надо только все время стараться быть поближе к нему, и я добьюсь своего». Скарлетт едва успела пригасить торжествующую улыбку к тому моменту, когда он обернулся к ней и спокойным голосом произнес:
- Пойдемте вниз, вы должны рассказать это моей матери.
Реакция миссис Батлер на рассказ Скарлетт оказалась неожиданной:
- Евлалия не права. Я со вниманием отнеслась к ее словам о том, что мы тратим слишком много. Но не думаю, что мы рискуем подвергнуться остракизму из-за этого. Люди обычно прагматичны. Бедному полезно иметь богатых друзей, и меня неправильно поймут, если я демонстративно стану подавать гостям плохое вино вместо хорошего. А уж то, что Ретт добывает семейные вещи – вообще святое дело, и тут никто не может его осудить. К тому же в любой чарльстонской семье почтут за счастье, если Розмари выйдет за их сына, или брата, или кузена, и они наверняка не будут выяснять, откуда у невесты такое большое приданое.
Ретт грустно усмехнулся – он не верил, что Розмари захочет выйти замуж.
- Так вы считаете, мисс Элеонора, что нет причин для беспокойства?
- Моя дорогая, кружок, к которому принадлежат твои тетушки – далеко не самый влиятельный в Чарльстоне. Я очень люблю Евлалию и уважаю Полин, но не хочу идти у них на поводу. Они не имеют сыновей и поэтому не могут понять меня. Когда сын заботится о матери – ничего нет дороже, и я не буду отказываться от того, что дает мне Ретт.
Она ласково посмотрела на сына, а он склонился над ее рукой и бережно поцеловал.
В канун рождества после воскресного обеда вся семья направилась в Конфедератский дом, чтобы украсить его к Рождеству ветками, которые привез Ретт с плантации. Элеонора несла в подарок вдовам и сиротам два торта.
Скарлетт пребывала в чудесном настроении. На Брод-стрит она купила Ретту в подарок инкрустированную перламутром коробку для сигар. Быть может, он тоже готовит для нее какой-нибудь сюрприз? Она получила доказательство, что муж по-прежнему любит и желает ее, ведь он чуть не поцеловал ее нынче утром. Она уверена – ему едва удалось сдержаться.
«О, Ретт! Ты можешь сколько угодно изображать холодность, но с тех пор, как твое замороженное смертью Бонни сердце отогрелось, ты опять стал самим собой, а значит, твое сердце вновь принадлежит мне! Ведь ты признавался, что влюбился в меня с первого взгляда, и страстно желал даже тогда, когда не мог получить. И я вновь заставлю тебя признаться в этом! Чуть тлеющие угли, если на них подуть, разгораются ярче, не так ли? И твое сердце загорится вновь от любви. Мне только надо придумать, как раздуть этот огонь».
Уверенность в том, что все будет хорошо, придавала Скарлетт радости, и она тихонько стала напевать рождественскую песенку. Ретт, шедший под руку со своей матерью, с удивлением взглянул на нее и неожиданно подхватил припев. На следующем куплете к ним присоединилась Розмари. К цели своего путешествия они подошли в самом праздничном настроении.
Вдовы, живущие в Конфедератском Доме, организовали чай и принялись наделять детей кусками торта. Розмари помогала им, а Ретт под руководством матери занялся украшением стен ветками сосны и падуба. В уголке Скарлетт тихо беседовала с Анной Хэмптон.
Ей нравилась эта девушка. Анна была столь же высоконравственной и чистой, как Мелани Уилкс. Сама не обладая такими достоинствами, Скарлетт была способна оценить их.
Едва семья Батлеров появилась в приюте, Анна засуетилась и занервничала. Здороваясь с Реттом и подавая ему руку, она покраснела и боялась поднять на него глаза.
«Прямо как Мелли, - заметила Скарлетт про себя. - Ту тоже пугали сила и мощь Ретта. Сколько раз она говорила мне, что робеет в его присутствии».
Анна была столь же застенчивой и такой же восторженной, как умершая подруга. Она, как и Мелли когда-то, восхищалась Скарлетт, и при встрече всегда говорила что-нибудь приятное. Сегодня она отдала должное ее прическе.
- Как бы я хотела иметь такие блестящие черные кудри, как у вас, Скарлетт. Мои волосы прямые как палки, и очень непослушные.
- Я думаю, если воспользуетесь щипцами, ваша прическа будет не хуже моей. Мои волосы вьются совсем немного, локоны я ежедневно завиваю, - снисходительно ответила Скарлетт, жалея незаметную сироту.
Вскоре комната была празднично украшена, торты съедены, и Анна со своими воспитанниками устроила небольшой концерт для гостей. Детские голоса, распевающие рождественские гимны, звучали так трогательно, что Скарлетт едва не прослезилась. Это вновь напомнило ей Мелли и те утренники, которые подруга устраивала для детей Атланты. Она вспомнила, как Уэйд и Элла любили ходить в гости на Плющевую улицу, как считали дом Уилксов вторым своим домом, а Мелани – своей второй матерью. Глядя на этих милых крошек, Скарлетт вдруг вспомнила, что забыла купить рождественские подарки собственным детям, а лавки закрылись на целую неделю. Ей стало ужасно стыдно, но она отмахнулась от неприятных мыслей, чтобы не портить праздничного настроения. Совсем без подарков Уэйд с Эллой не останутся – уж что-нибудь Сьюлин положит каждому в чулок… А позже, после Рождества, Скарлетт обязательно отправит щедрые подарки всем в Таре.
- Канун Рождества – лучшее время в году, - признала Скарлетт, когда они вышли из Конфедератского дома, и медленно двинулась к Баттери. – Эти детишки такие милые!
- Кстати, дорогая, я сделал то, о чем вы просили.
Скарлетт непонимающе уставилась на Ретта.
- Я имею в виду подарки Уэйду и Элле. Я отослал их в Тару, - объяснил он, глядя на нее с невинной улыбкой.
«Он понял, что я опять забыла про своих детей. Он всегда считал меня плохой матерью и сейчас тычет мне этим в нос». Скарлетт даже не порадовало, что он исправил ее оплошность, она испытывала только раздражение. С кислой миной она поблагодарила Ретта.
- Скарлетт, душечка, почему ты не вызовешь сюда своих детей?, - поинтересовалась Элеонора. - Я была бы рада познакомиться с ними. Ретт рассказывал, что твой сын чудесный мальчик, и дочка очень милая.
«Это Элла-то милая? Мне она никогда такой не казалась. И живи дети здесь, мне бы пришлось проводить с ними кучу времени, а сейчас я не могу себе этого позволить. У меня есть цель и я должна ее добиться».
- Спасибо, мисс Элеонора, я подумаю об этом по окончании Сезона. Боюсь, в ближайшее время я не смогу уделять детям должного внимания, - как можно естественнее проговорила Скарлетт и заметила, что муж криво усмехнулся, а его мать понимающе кивнула.
- Да, до Сезона осталось всего несколько дней. Я подозреваю, что янки будут сидеть у нас на шее и контролировать каждый наш шаг. Они не смогут забыть свадьбу Люсинды, ведь целый город нарушил комендантский час! Боюсь, они не постыдятся опять осматривать наши корзины на рынке, как делали это пять лет назад.
- Рыться в корзинках? – поразилась Скарлетт.
- Готов поспорить, мама, что ты и твои подруги приготовили для голубых мундиров кучу сюрпризов, - улыбнулся с намеком Ретт.
- Да, их ждет нечто неприятное под зеленым луком и спаржей.
- Порошок, вызывающий зуд? – предположила Розмари.
- Открытая коробка с сажей? – спросил Ретт.
- Опять перец, как тогда? – допытывалась его сестра.
- И кое-что другое! – воинственно вскинула голову мисс Элеонора. – Мы должны показать, что не боимся их.
Наутро в понедельник рынок сотрясался от хохота. Дамы с удовольствием позволяли янки копаться в своих корзинках. Вскоре солдаты покинули торговую площадь под улюлюканье горожан.
Во время партии в вист, который здесь вели не на деньги, а на контрабандный кофе, дамы делились впечатлениями. Скарлетт тоже рассказала о том, что в корзинке мисс Элеоноры было растение под названием ядовитый сумак. Кожа после прикосновения к нему покрывается красными пятнами, которые не сходят неделю.
- Партия, - заключила она, кидая на ломберный столик карты. – Я опять выиграла.
«Я постоянно выигрываю в карты, - мелькнула у нее мысль, - и эту партию с Реттом я тоже выиграю, как бы он не избегал меня. Уже несколько дней мы ни на секунду не оставалась наедине, но завтра первый бал Сезона, и мы с ним будем танцевать. Я дождаться не могу того момента, когда он положит руки мне на талию…».
Сидя перед зеркалом, Скарлетт пристраивала принесенные Реттом цветы к своим волосам.
- По-моему, ужасно, - поморщилась она и взглянула на Панси, ожидая ее мнения.
- Что вы, мисс Скарлетт, если мы поднимем волосы наверх, и среди кудрей расположим бутоны, вы будете просто красавицей.
Скарлетт в этом сомневалась. Ну почему Ретт настаивает, чтобы цветы с плантации были единственным украшением? Ее бальное платье и так выглядит слишком скромно. Сама она рассчитывала украсить себя жемчугом, как тогда, на маскараде. Это было бы так шикарно - жемчуг в прическе и ожерелье на шее. Что бы там Ретт ни говорил, она наденет бриллиантовые сережки, в конце концов, они – ее собственные, а не подарок мужа.
- Больно! – прикрикнула она на Панси. – Ты мне дыру в голове решила проделать?
- Простите, мисс Скарлетт, но коли я не закреплю как следует шпильки, так прическа рассыплется.
Скарлетт послушно поворачивала голову. Лучше Панси никто не справится с ее прической – она знала это наверняка. Она и держала возле себя эту дурочку только потому, что та отлично умела управляться с волосами. Скарлетт милостиво предложила Розмари воспользоваться услугами своей горничной, но сестра Ретта почему-то отказалась. На ее месте Скарлетт ни за что не упустила бы шанса показаться на людях с безупречной прической. Ведь наверняка волосы Розмари опять будут стянуты в пучок - похоже, ее служанка ничего больше не умеет.
Глядя на свое отражение в зеркале, Скарлетт поняла, что поднятые вверх волосы подчеркивают красоту ее точеной шеи, и сережки будут выделяться в открытых ушах. Вместе с Панси они пристроили белые бутоны при помощи заколок.
Когда через полчаса Скарлетт была полностью готова, она во весь рост встала перед зеркалом и осталась довольна своим видом. Голубое шелковое платье мерцало в свете ламп. Скромный турнюр, подол и шлейф окаймляла полоска черного бархата. Ее точеную напудренную шею украшала бархатная ленточка, такие же две были на запястьях. Черный бант, переходящий в турнюр, выгодно подчеркивал тонкую талию. Вырез платья украшало пять камелий, которые тоже были перевязаны черными бантиками. Скарлетт потрясла головой, проверяя прочность прически, и бриллиантовые подвески заиграли всеми цветами радуги. Она победно подняла голову, любуясь на свое отражение. На этом балу она покорит всех мужчин!
Бальный Сезон, охватывающий семь недель после Рождества, проводился в Чарльстоне едва ли не в сотый раз. За эти годы выработался целый свод неписаных правил этикета, ритуалов и традиций. Балы давали по очереди двадцать самых родовитых фамилий Чарльстона и проводились они с необыкновенным размахом. Десятки экипажей съезжались перед началом бала к тому дому, в котором нынче принимали гостей. Десятки вышколенных лакеев в красивых ливреях разносили на серебряных подносах напитки, звучала чарующая музыка. Пожилые дамы, хранительницы чарльстонских традиций, устраивались вдоль стен на позолоченных стульчиках, обмахиваясь веерами и делясь последними сплетнями. Зрелые мужчины обсуждали права Юга и драконовские законы федерального правительства, а молодые с удовольствием танцевали. Количество танцев на балах Сезона было строго регламентировано, и музыка, которая их сопровождала – тоже. Чарльстонцы, покровители изящных искусств, обладали тонким музыкальным вкусом, и на их балах нельзя было услышать песенок недавнего сочинения, столь популярных на вечеринках в других штатах.
Война на пять лет прервала традицию, но через два года после ее окончания чарльстонцы добились от военного правительства разрешения на возобновление серии зимних балов. Они считали это одной из своих побед – ведь комендантский час отменялся на двадцать одну ночь в году! И, несмотря на то, что жители города не могли теперь проводить балы с такой роскошью, как прежде, они постарались сохранить старые ритуалы и даже придумали новые традиции.
Первая из них показалась Скарлетт просто дикой. Ей пришлось сменить свои бальные туфельки из голубого шелка на простые ботинки, так как на бал следовало идти пешком. Она поверить не могла, что Ретт не заказал извозчика, и тут же выложила ему, что не пожалела бы четвертака, лишь бы доехать до места в экипаже. Муж только криво усмехнулся, а миссис Батлер успокаивающе похлопала Скарлетт по руке:
- Дорогая, все так делают! Панси понесет твои туфельки в сумочке и поможет тебе надеть их в дамской комнате.
- Но у меня нет сумочки для туфель! – возмутилась Скарлетт.
- У всех есть такие сумочки, - вставила Розмари, - можешь взять мою.
Скарлетт раздраженно тряхнула головой. Сумочка для туфель! В Атланте о таком и не слыхивали! Там люди не ходят на балы пешком, даже если для этого надо проехать всего три квартала. Нет, эти чарльстонцы - непроходимые идиоты! Не может быть, чтобы у них не нашлось нескольких долларов обеспечить себя экипажем на Сезон. Это просто одна из их нищенских традиций, которых они с упрямством мула продолжают придерживаются.
В дамской комнате Вентворф-холла она была шокирована. Десятки дам разных возрастов сидели на скамейках, подняв свои юбки, а служанки пудрили их голые ступни, натягивали чулки и надевали бальные туфельки. От вида старушечьих ног с синими венами и скрюченными пальцами Скарлетт едва не стошнило.
Затем им с миссис Батлер, Розмари и Реттом пришлось отстоять едва не полчаса в длинной очереди на лестнице, ожидая возможности поприветствовать хозяев бала. А где-то уже звучала музыка, и пары, должно быть, кружились на натертом до блеска паркете.
Скарлетт стояла рядом с невозмутимыми Батлерами, в ряду таких же терпеливых гостей, и мысленно возмущалась:
«В Джорджии хозяева сами выходят встречать гостей, а если с кем не удалось поздороваться – обменяются приветствиями после. Черт подери, почему эта очередь двигается так медленно?»
- Ты должна поприветствовать всех: Минни Вентворф и ее мужа, их сына, невестку, мужа дочери, саму дочь и ее взрослого сына, - поучала мисс Элеонора.
Скарлетт только вздохнула. Скорей бы уже оказаться в бальном зале!
На верхней площадке лестницы слуга в расшитой золотом ливрее встал перед Скарлетт с подносом, полным маленьких книжечек и карандашиков. Скарлетт про себя заметила, что, несмотря на потертость своего костюма, лакей выглядит наряднее, чем многие гости - ни одного платья ярко красного, или зеленого или любого другого насыщенного цвета не было ни на одной из дам. Тона их нарядов казались приглушенными, украшения строго выверены, и ни одного бриллиантового гарнитура не увидела Скарлетт на дамах Чарльстона. Однако жемчуг все-таки попадался. «Скажу Ретту, - решила она, - чтобы не смел запрещать мне носить жемчуг!» Она взяла карточку для танцев с подноса, как будто для нее они вовсе не в диковинку. Когда-то Мамушка рассказывала, что на балах в Саванне всегда были такие карточки. Вот бы посмеялись близнецы Тарлтоны, или братья Фонтейны – они бы животы со смеху надорвали, узнав, что заранее надо записываться, чтобы потанцевать с девушкой. Скарлетт совсем забыла в эту минуту, что четверых Тарлтонов и Джо Фонтейна нет в живых, Тони где-то в Техасе, а вспыльчивый смуглолицый Алекс давно уже не галантный молодой человек, а фермер, ежедневно встающий ни свет ни заря, чтобы отправиться в поле.
Под звуки доносящейся из-за дверей музыки, ноги ее невольно отбивали такт. Она ощущала себя молоденькой девушкой, которой не терпится оказаться в центре внимания.
- Я так счастлива быть на вашем балу, миссис Вентворф, - проворковала Скарлетт, присев в реверансе перед старухой Минни. То же самое она по очереди сказала всем членам ее семьи. Наконец ритуал приветствия был позади, и они вошли в бальный зал.
Сотни свечей горели в бра на стенах, и огромная сверкающая люстра свисала с потолка в центре зала. И пусть стены слегка облупились, а выщербленный паркет тщательно замазан воском, все равно, это был бал, самый настоящий бал, пожалуй, более блистательный, чем все, на которых Скарлетт бывала до этого. Десятки лакеев сновали меж группами беззаботно беседующих гостей, держа в руках серебряные подносы с наполненными бокалами и замороженным желе в хрустальных чашах. Она не удивилась такому количеству слуг – мисс Элеонора предупредила, что это лакеи, собранные из всех лучших домов.
- Если увидишь Маниго, не удивляйся, дорогая. Наши бывшие рабы – такие же чарльстонцы, и рады поддержать традицию. К сожалению, нынче ни в одном доме не наберется полусотни слуг.
Скарлетт прислушивалась к шуму голосов, смеху, музыке, смотрела на этих людей, забывших, что была война, что их мир, старый беззаботный и исполненный очарования мир канул в прошлое, и в эту минуту невольно почувствовала уважение к ним. Пусть чарльстонцы напыщенные снобы, но они плюют на патрули на улице и веселятся, как прежде. И она тоже будет веселиться, ведь Ретт обещал быть любезным и обходительным с ней.
Ретт действительно был с ней мил и безупречно вежлив. Он пригласил жену на первую кадриль, и в течение ночи танцевал со Скарлетт еще два раза. Но, к сожалению, он был столь же мил не с ней одной. Он танцевал со своей сестрой, он галантно ухаживал за несколькими дамами, которые представлялись Скарлетт мрачными матронами. Скарлетт это раздражало, однако как только она оказывалась рядом, Ретт оборачивался к ней, предупредительно подавал напитки и интересовался, не устала ли его дорогая женушка. Но стоило ей принять очередное приглашение и отойти с новым кавалером, как он точно так же оказывал внимание сестре, матери, другим женщинам, которые смотрели на него весьма благосклонно.
Скарлетт видела со стороны, что немногие мужчины в этом зале могут соперничать с ее мужем – так он высок, статен, так красив и неподражаемо элегантен. Он ровно и любезно говорил с ней, когда усаживал на стул после очередного танца, и видимо, его ничуть не волновало, что ни одна из замужних дам не пользуется таким успехом, как его жена. А Скарлетт танцевала больше, чем любая молодая девушка на этом балу, она едва ли пропустила два танца. Стоило музыке кончиться, как к ней подбегало несколько мужчин, прося ее кавалера познакомить их с партнершей, и тут же записывались на следующие танцы.
Скарлетт бесило, что Ретт будто не замечал этого. Ей вдруг захотелось, чтоб он начал ее ревновать, и она стала улыбаться кавалерам еще чаще, и ее зеленые чуть раскосые глаза блестели от возбуждения, а щеки окрасились румянцем. Она была неотразимо привлекательной, к тому же была новым лицом на этих ежегодных балах, где все друг друга знали. Ощущение успеха буквально окрылило ее. Она вновь почувствовала себя юной, обожаемой, комплименты сыпались со всех сторон. Она озорно улыбалась, и соблазнительные ямочки играли на ее щеках, она опускала трепещущие ресницы, игриво поглядывая из-под них на кавалера, и чувствовала, что мужчины реагируют на нее, как прежде, ни один из них не может устоять перед ее чарами. И наплевать, что почти все они мужья ее приятельниц, с которыми она разыгрывала партии в вист или сплетничала на рынке. Она была в своей стихии и чувствовала себя как рыба в воде среди всеобщего поклонения.
Домой они возвращались пешком. Ретт поддерживал под руку свою мать, Скарлетт с Розмари шагали рядом. У Скарлетт ноги гудели от танцев, но настроение оставалось приподнятым.
- Это был замечательный вечер! – высказалась она с восторгом.
- Я рада, что ты хорошо провела время, дорогая, - откликнулась миссис Батлер. – По-моему, ты, Розмари, тоже не скучала?
- Ма, ты ведь знаешь, что я терпеть не могу танцевать. Эти глупые мужчины так скучны!
«Если бы ты пользовалась у них успехом, они не показались бы тебе такими скучными», - подумала Скарлетт. Она заметила, что золовку не часто приглашали.
- Хорошо хоть, что я встретила мисс Джулию Эшли, это единственное, что примирило меня с этим балом, - заявила Розмари.
- Кто это - Джулия Эшли? – спросила Скарлетт Ретта, потому что ее заинтересовало имя.
Ретт догадался об этом, и, усмехнувшись, объяснил:
- Мисс Джулия Эшли – наша соседка по имению. Ее предки первыми поселились в этих местах, даже реку назвали их именем. Это очень оригинальная особа, вы должны были заметить ее. У нее обычно столь брюзгливое выражение на лице, будто она только что хлебнула уксуса.
- Ах ты, негодник! – Розмари с кулачками налетела на брата, а Скарлетт в который раз подумала, насколько эта девица неженственна, до сих пор ведет себя как глупая девчонка. Пусть Ретт ее брат, но он не должен позволять ей этого.
Но Ретт, казалось, ничуть не рассердился. Он сгреб сестру одной рукой, обнял за плечи и так они пошли все втроем. Мать, сын и дочь. Скарлетт, идущая в стороне, почувствовала себя брошенной.
Она гордо вскинула головку и принялась размышлять о том, как заставить Ретта обращать на нее побольше внимания. Может, попробовать вызвать ревность? Ведь он страшно ревновал ее когда-то к Эшли, но между тем бесконечно любил! Если сейчас он почувствует, что может потерять ее… Скарлетт решила выбрать из своих новых кавалеров одного мужчину, желательно молодого, красивого и богатого, и оказывать ему особые знаки внимания, заставить его влюбиться. О, она прекрасно умеет делать это, и уверена – вскоре ее жертва потеряет голову от любви. И тогда Ретт перестанет изображать равнодушие, и признает, что по-прежнему любит ее. Ведь это действительно так. Сегодня, танцуя, он обнимал ее, и у Скарлетт ноги подкашивались от счастья. Она ощущала его близость и ту особую теплоту, которой не бывает без любви. На следующем, новогоднем балу, мужья с женами по традиции целуются в полночь. О, она вложит в этот поцелуй всю свою страстную любовь, и Ретт поймет, наконец, что они должны быть вместе. «И тогда не будет нужды заставлять его ревновать, ведь на самом деле мне этого вовсе и не хочется», - подумала Скарлетт, и улыбнулась в темноте.
Глава 22
В ближайшее воскресенье Скарлетт пришлось выслушать нотации тетушек по поводу ее слишком оживленного поведения на балу.
«Да, я была оживленной, а какой же мне еще быть, если я так люблю танцевать, и от кавалеров нет отбою? - мысленно возражала она. - Может, тетушки думают, что я усядусь рядом с ними на стульчик подле стены, и буду томно обмахиваться веером, слушая, как они обсуждают присутствующих?.. Не раньше, чем через пятнадцать лет, когда стану старухой! А до этого я надеюсь оставаться молодой, красивой и стройной, и танцевать на всех балах, где мне доведется быть. Зачем отказываться от удовольствий, ведь жизнь так быстротечна… Если тетушка Лали не прекратит нудеть, я закричу и не буду больше ходить на эти еженедельные пытки в церкви!»
Она почти не ела за завтраком, и, едва он закончился, распрощалась с тетками и поспешила домой. Там она застала Анну Хэмптон, пришедшую в гости к Батлерам с одной из вдов, и уже собиралась с ней поболтать - это стало бы приятным разнообразием после холодных нотаций тетушек, - но Анна с Реттом беседовали на тему, которая Скарлетт была совершенно неинтересна.
Анна принесла несколько горшков с отростками камелий, и Ретт заинтересованно выспрашивал ее об особенностях цветения каждого сорта.
- Рубра Плена у меня уже зацвела, а вот Альба почему-то даже не дала бутонов, - сокрушался Ретт.
- Вы не дождетесь цветов Альбы раньше февраля, - объясняла Анна, - а вы внесли удобрение?
- Боюсь, я недостаточно сведущ в этом, и вам придется меня просветить.
«Бог мой, они вот-вот начнут говорить о коровьих лепешках! Не ожидала от Ретта, что он способен вести такие бабские разговоры!»
Не желая слушать про камелии, Скарлетт присела к свекрови, которая плела в уголке свое кружево.
- Это подойдет на отделку к твоему бордовому платью, когда придет время его обновить, - объяснила миссис Батлер. – Как раз к середине Сезона я закончу.
- Спасибо, мисс Элеонора, вы такая добрая и милая. Совсем не похожи на свою подругу, тетю Евлалию. Та постоянно кряхтит и ноет, или читает нотации.
- Лали мне почти как сестра, – улыбнулась миссис Батлер. – Тебе известно, что она чуть было не вышла замуж за моего брата? Лали была тогда совсем юной, и помолвку не объявляли, но все было решено. Примерно за год до того, как ей исполнилось пятнадцать, Кэмпер разбился, упав с лошади. Евлалия очень переживала, и долго считала себя обязанной хранить память о нем. Но потом она поехала в гости к Полин, которая к тому времени уже вышла замуж за Смита, и встретила здесь своего будущего мужа, Грегори Харпера.
В середине обеда Маниго вызвал мистера Ретта в холл и через несколько минут тот вернулся, широко улыбаясь.
- Мама, вы победили! Янки выбросили белый флаг и приглашают всех мужчин в кордегардию забрать конфискованное оружие!
Розмари радостно захлопала в ладоши. Мисс Элеонора улыбнулась.
- Они не хотят рисковать. В первый день нового года на любой дом могут напасть бывшие рабы. С тех пор, как Линкольн подписал Декларацию о свободе негров, первое января их главный праздник. А когда они напьются, с ними очень трудно сладить. Поэтому янки и раздают оружие, чтобы мы защищали себя сами. Вскоре они опять могут его конфисковать.
- Я оставлю вам двух вооруженных людей, - успокоил Ретт.
- А когда ты уезжаешь? – обернулась к нему Элеонора.
- Тридцатого. Тридцать первого у меня назначена встреча с Джулией Эшли, нам надо обсудить стратегические вопросы. И ее, и мои негры наверняка станут требовать прибавки жалованья.
Скарлетт готова была расплакаться. Ретт уезжает, а она так надеялась на новогодний бал!
- Я поеду с тобой! – решительно заявила Розмари. – Я давно не была на плантации.
- Нет, ты не поедешь, - твердо возразил Ретт.
- Ретт прав, дорогая, - поддержала сына мисс Элеонора. – Он будет занят, а в эти неспокойные дни ты не можешь оставаться одна в доме лишь с девчонкой-служанкой.
- Ты отпустишь с нами Селли, а Скарлетт возьмет свою Панси, - предложила Розмари.
- Я с удовольствием поеду! – радостно воскликнула Скарлетт.
Мисс Элеонора по очереди посмотрела на них обеих и покачала головой:
- Тебе повезло с невесткой, Розмари. Со стороны Скарлетт очень великодушно отказаться от праздников ради того, чтобы поехать с тобой на плантацию.
- Я не сказал – «да», мама, - напомнил Ретт.
- Ты должен согласиться, дорогой. Розмари любит Лэндинг не меньше тебя, но не может свободно туда ездить. Тем более, ты собираешься навестить Джулию Эшли, а она так любит твою сестру.
«Вот и прекрасно, и надеюсь, мисс Эшли пригласит Розмари погостить у себя, и тогда мы с Реттом останемся вдвоем, - мечтала Скарлетт. - Вдруг он опять придет ко мне в спальню, и будет укачивать, как ребенка, и будет ласков, и может быть, останется со мной».
C самого начала поездки на плантацию все пошло не так. Пока они поднимались вверх по реке, Розмари буквально висела на шее у брата, и без умолку болтала. От ее трескотни у Скарлетт разболелась голова.
Они приехали затемно, и после ужина Ретт проводил Розмари и Скарлетт в их спальни.
На следующее утро они втроем отправились на соседнюю плантацию. Тропа вела через болота – бывшие рисовые плантации, а затем через дубовую рощу. Было заметно, что дорогой пользовались редко, так сильно она заросла кустарником. Ретт ехал впереди, сбивая мешающие ветки и прокладывая путь, за ним следовала Розмари, и замыкала маленькую кавалькаду Скарлетт, озабоченная лишь тем, как бы не упасть с лошади. Она была рада, что ей досталась старая ленивая кобыла. Будь лошадь резвее, Скарлетт могла бы с ней не справиться, она ведь сто лет не ездила верхом.
А как она любила кататься в юности, когда на конюшне в Таре было полно лошадей! Джералд гордился тем, как ловко и уверенно держится в седле его старшая дочь. «Ты настоящая О’Хара, Кэти-Скарлетт, - говаривал он, - конь всегда узнает ирландца и постарается для него».
Скарлетт немного отстала и чувствовала себя неуютно в этом сумрачном лесу. Словно тюремная стена, со всех сторон ее окружали темные стволы. Дубы давно оголились, лишь кое-где скрученные коричневые листья трепетали, шелестя на ветру. Бороды испанского мха мерно колыхались, делая деревья похожими на старых колдунов.
«Какое неприятное место, - поежилась она, - не нравится мне здесь. Вначале болота, потом темный зловещий лес. У нас в Джорджии больше простора, холмы перемежаются с долинами, а наши сосновые леса и кизиловые рощи светлые и сухие».
Впереди показался просвет. Розмари с братом ожидали Скарлетт на выезде из леса. Силуэт Ретта четко вырисовывался среди деревьев, и Скарлетт залюбовалась им. Он небрежно сидел на рослом вороном жеребце, руки свободно держали уздечку, казалось, лошадь и он – одно целое, и стоит ему пошевелить коленом – животное тут же послушается всадника.
Едва она покинула мрачную сырую затхлость леса и выехала на свободное пространство, как солнце ослепило ее. Дух захватывало от открывшейся ее глазам картины.
Акр за акром тянулись к горизонту рисовые поля. Невдалеке дюжина негров обрабатывала посевы, напевая заунывную песню. Впереди, на холме, там, куда вела дорога, высился дом. Он показался Скарлетт настоящим дворцом. Подобные картинки она видела в книжках Уэйда.
Двухэтажный дом в форме буквы «П» был отгорожен от всего остального мира чугунной решеткой изысканного литья. Стены дома украшала лепнина, все французские окна первого этажа имели выход в парк с кирпичными дорожками, фонтаном и цветником посередине. Меж подстриженных куп кустов тут и там высились мраморные статуи. Несколько изящных скамеек манили посидеть в тени магнолий, крупные цветы которых как раз распустились, и их тонкий аромат плыл по саду. Скарлетт вынуждена была признать, что ничего подобного она прежде не видела, этот дворец превосходил своим великолепием Двенадцать Дубов и даже роскошные дома на Баттери, в самом фешенебельном районе Чарльстона. Даже она, со своим неразвитым вкусом, понимала, что от этого дома веет благородством, красотой и покоем, и именно так должно выглядеть настоящее имение.
Они въехали во двор. На высоком крыльце без перил, к которому вели две полукруглые лестницы, их встречала пожилая худая женщина. Скарлетт сразу заметила, что имел в виду Ретт, говоря про уксус. Улыбка, которую изобразила Джулия Эшли, выглядела весьма кислой.
Розмари взбежала по ступеням и со свойственной ей пылкостью кинулась обнимать старую деву. Ретт подал руку жене и повел знакомить ее с хозяйкой.
- Здравствуйте, мисс Эшли, разрешите представить вам мою жену, Скарлетт.
- Здравствуйте, Скарлетт. Надеюсь, мы будем добрыми соседями, - произнесла дежурную фразу Джулия и жестом пригласила гостей в дом.
Внутреннее убранство дома, так же как и его внешний вид, были выдержаны в стиле барокко. Скарлетт этого не знала, она лишь почувствовала, что все здесь довольно древнее, хотя и содержится в идеальном порядке. Пока они ехали сюда, Розмари поведала ей, что имение Джулии едва ли не единственное близ Чарльстона, которое не разорили янки.
- Она встала на пороге, и сказала, что они смогут войти в дом, только убив ее. И, можешь себе представить, капитан не решился поднять руку на благородную даму, хотя его команда и мечтала поживиться. Правда, они разграбили все хозяйственные постройки, и у мисс Джулии не осталось ни крошки съестного, когда они ушли, но все же главное она сумела отстоять.
- Она одна защитила свой дом? Молодец! – Скарлетт почувствовала уважение к этой женщине. – Мой папа поступил так же. Когда янки пришли, мама и сестры были больны, и он сказал офицеру-янки: «Я не могу уйти, не могу их бросить. Если у вас нет сердца – поджигайте дом вместе с нами». Янки разместили в доме штаб, но отца и всех наших не тронули. Когда я вернулась в Тару, их уже не было, но потом они вернулись забрать то, что не успели взять прежде, но видно, осталось маловато и со злости они подожгли кухню. Я чуть не умерла, пока тушила пожар, но все-таки дом мы отстояли.
Она заметила, что Ретт смотрит не нее, и взгляд его был странным.
Розмари же смотрела с явным одобрением.
Едва переступив порог дома мисс Эшли, сестра Ретта выпалила со свойственной ей непосредственностью:
- Вам ведь надо поговорить с братом, мисс Джулия? Тогда я покажу Скарлетт дом и сад.
И, не дожидаясь ответа, она потащила невестку по анфиладе комнат.
Скарлетт пропускала мимо ушей рассказ Розмари о предках Джулии Эшли, о том, когда дом построен и перестроен, об убранстве отдельных комнат. Она примеряла обстановку дома на себя, и решила, что когда она состарится и ей будет лет сорок пять – возможно, она и захочет жить в таком доме. Все здесь дышало стариной, достоинством и благородством. Казалось, эта мебель стоит на своем месте не менее ста лет.
- А вот этот кабинет напоминает мне кабинет в Лэндинге. Маленькой мне нравилось забираться в папино кресло и мечтать, что когда-нибудь мой старший брат вернется, и по праву займет это место. Я ведь любила его еще до того, как впервые увидела.
Скарлетт тоже представила Ретта в высоком кресле, обитом красным сафьяном, за резным письменным столом, заваленным бумагами. Дым от его сигары будет плыть по комнате, а она бы пристроилась на канапе и сидела тихо, чтобы ему не мешать.
- А теперь пойдем в сад, - потянула ее Розмари.
Скарлетт откровенно скучала, пока Розмари водила ее по аллеям среди кустов роз и рододендронов.
Наконец на крыльце показался слуга мисс Эшли и пригласил их в столовую.
За обедом, который подавали два черных лакея в потертых ливреях, Розмари с мисс Джулией завели разговор о Европе, куда сестра Ретта мечтала поехать. Мисс Эшли, проведшая когда-то два года в Италии, рассказывала об архитекторах, построивших Вечный город, о его соборах, дворцах, фонтанах, Ватикане. Слушая непривычные для уха фамилии Микеланджело, Беллини, Да Винчи, Скарлетт пришло в голову, что она никогда в жизни не видела живого итальянца. Она видела мексиканских испанцев, англичан, недавно покинувших свою родину, французов, издавна обосновавшихся на Юге Америки, знала даже одного уроженца Дании, но итальянцев не видела никогда. Интересно, как они выглядят?
Ее любопытство было удовлетворено, когда после обеда они переместились в гостиную. Стены комнаты были увешаны полотнами итальянских художников, которыми Розмари тут же стала восторгаться.
- Это итальянцы на картинах? – поинтересовалась Скарлетт у мужа. – Я бы сказала, что это испанцы.
- У них есть некоторые этнические отличия, но вы, моя прелесть, из всех наций способны узнать лишь своих рыжих ирландцев.
Скарлетт не поняла, что такое «этнические различия», но все-таки нашла нужным возразить:
- Неправда, Ретт! Ирландцы не обязательно рыжие. Вот два моих дяди, живущие в Саванне – брюнеты, и папа говорил, что у его матери, Кэтти-Скарлетт, тоже были черные волосы.
- Не смею спорить, кошечка, тем более все европейские страны, включая Ирландию, неоднократно испытывали нашествия, которые порядком подразбавили кровь исконных жителей. А может, какая-нибудь из ваших прапрабабушек переспала с цыганом?
- А кто такие цыганы?
- Цыгане, Скарлетт. Это племена, кочующие по всему миру в кибитках. Они нигде подолгу не задерживаются и промышляют конокрадством и мошенничеством.
- Да как вы смеете!!!
- Их женщины довольно красивы некоей своеобразной красотой…
Это почти примирило Скарлетт с предком цыганом, но тут Ретт добавил:
- Однако, вы на них не похожи, разве что черными блестящими волосами. У них большие черные миндалевидные глаза, красивые густые брови, чувственные губы… и они смуглые, темнее меня.
- Как мулатки?
- Вроде того.
- А может, это у вас, в роду Батлеров, известном в Англии с пятнадцатого века, затесался какой-нибудь цыган? – язвительно заметила Скарлетт.
Ретт рассмеялся, отвернулся от жены и присел рядом с мисс Джулией и Розмари, которые продолжали обсуждать итальянских художников периода Ренессанса.
Скарлетт делала вид, что слушает, а сама едва сдерживала зевоту. Ретт с удовольствием говорит про Ренессанс, вот уж никогда бы не подумала! Ну, кому, скажите на милость, может быть интересна жизнь людей, которые померли пятьсот лет назад? И отчего все восторгаются этим Ренессансом? Она не раз слышала, как Эшли говорил о нем, вспоминая свое трехлетнее путешествие по Европе. Вдруг ей пришло в голову, что у Розмари и Эшли нашлось бы полно общих тем для разговоров. Вот бы их познакомить! Розмари без умолку болтала бы про своих любимых итальянцев, а Эшли с удовольствием слушал ее. Впрочем, нет, даже у Эшли голова бы разболелась от ее трескотни.
- Рада была познакомиться с вами, мисс Эшли, - стараясь изобразить душевность, проворковала Скарлетт, пожимая на прощанье руку старой деве, а мысленно добавила: «Если бы визит затянулся еще на четверть часа, я точно бы заснула».
На обратном пути Розмари продолжала трещать об Италии и принялась упрашивать брата, чтобы он отпустил ее туда. Ретт отшучивался, пугал ее трудностями путешествия в одиночку и пообещал, что когда-нибудь возьмет ее с собой в Европу.
«А как же я? – мысленно вопросила Скарлетт. – Я тоже хочу с тобой, Ретт! Я готова поехать с тобой хоть на край света, и лучше бы без твоей сестры. Ну почему ты так приклеился к своему Чарльстону?»
Сейчас ей казалось, что во всем виноват Чарльстон. В этом городе все, будто нарочно, отдаляло от нее Ретта. Его плантация, его сестра и даже его мать. Вот если бы они вдвоем поехали путешествовать… Она вспомнила свадебную поездку в Новый Орлеан. Это было самое счастливое время в ее жизни. Ретт не давал ей скучать ни одной минуты. Они ездили в гости, посещали театры, вместе ходили по магазинам. О, как бы ей хотелось вернуть те беззаботные деньки!
«Я ведь давала себе слово не оглядываться назад, - опомнившись, приказала себе Скарлетт, - я должна думать о будущем и вернуть себе Ретта, а для начала сделать так, чтобы он отлепился от своей любимой сестрички и обратил внимание на меня».
И она стегнула лошадь, понуждая ее скакать быстрее. Вскоре она ехала в один ряд с Розмари и Реттом, весело болтала о том, как понравился ей дом мисс Эшли, и интересовалась, была ли усадьба Батлеров прежде столь же красива.
Глава 23
Когда они подъехали к конюшне, уже смеркалось. Со стороны дома доносился гул голосов. Ретт обеспокоено посмотрел в ту сторону и, взяв девушек за руки, строго сказал:
- Сейчас мы пойдем к дому. Не смотрите по сторонам и ничего не говорите. Подозреваю, нам предстоит веселый вечерок.
Розмари испуганно кивнула, а Скарлетт спросила встревожено:
- Что случилось, объясните…
- Потом объясню, когда сам разберусь, - прервал ее Ретт. – Итак, что бы ни произошло, даже головы в сторону этого сброда не поворачивайте.
У верхней террасы со стороны заднего двора столпилось около пятидесяти негров. Когда Ретт со своими спутницами приблизился, они умолкли.
Ретт небрежно кивнул им:
- Ребята, если у вас дело ко мне, поговорим чуть позже, - и не замедляя шага, направился к дому.
Скарлетт заметила, что он переложил свой пистолет за пояс так, чтобы его было удобно выхватить в любой момент. Она еще крепче уцепилась за локоть мужа и почувствовала напряжение, исходящее от него.
«Что происходит? - в ужасе думала она, - неужели дойдет до стрельбы? Лучше б я осталась в Чарльстоне».
У стены дома, по обеим сторонам от крыльца, прямо на земле сидело десятка полтора белых. Они выглядели не лучшим образом, шляпы их были надвинуты на глаза, на коленях небрежно лежали винтовки и пистолеты. Ни один из них не встал при приближении хозяина. Ретт, не останавливаясь, вступил на крыльцо и в этот момент человек, сидящий ближе всех, презрительно сплюнул табачную жвачку, чуть-чуть не попав на блестящие сапоги Ретта.
- Благодари бога, что промахнулся, Клинч Докинс, - нарочито спокойным тоном проговорил Ретт, - я бы тебя прикончил. Сейчас мне надо проводить леди, но я вернусь через несколько минут.
В первой комнате земляной пол был загажен и заплеван, везде валялись пустые бутылки.
- Поднимите юбки и марш на второй этаж, - приказал Ретт, сжимая пистолет, и пропуская Розмари и Скарлетт вперед. Он отвел их в спальню, где ночевала Скарлетт, и приказал не высовываться, что бы ни происходило.
Розмари, казалось, держалась из последних сил. Бледная, как полотно, она уселась на кровать и уставилась в стену невидящими глазами. А Скарлетт гнетущая тревога в сердце не позволяла безвольно сидеть. Она ринулась к окну, которое выходило на задний двор, и слегка приоткрыла занавеску. Ретт был там, его шляпа виднелась среди черных кучерявых и покрытых соломенными шляпами голов. Ничего не было слышно, но, похоже негры разбушевались не на шутку, они то и дело размахивали руками, их белозубые разинутые рты особенно зловеще выглядели в наступающих сумерках.
«Бог ты мой, сколько их! Если захотят, они разорвут Ретта на куски».
- Отойди от окна, Скарлетт, - приказала Розмари, не отрывая взгляда от стены. - Брат ничего не сможет сделать, если будет думать еще и о нас.
Скарлетт ощутила прилив острой ненависти к золовке и набросилась на нее:
- Я с ума схожу от тревоги, а тебе безразлично, что там происходит?
- Все равно мы ничем не можем ему помочь.
- Кто эти черномазые? Кто эти белые голодранцы? Почему они сидят там с оружием и так враждебно настроены? Что они замышляют?
- Белые, должно быть, арендаторы, хотя я не понимаю, что им может быть нужно. А черные – с нашей плантации и из имения мисс Эшли, я думаю. А может, и с шахты. Я опасаюсь, что кто-то подговорил их взбунтоваться. Ретт тоже этого боится.
- Ретт ничего не боится, – отчетливо заявила Скарлетт.
- Было бы глупо считать иначе, - вздохнула Розмари. - Но я очень боюсь, да и ты тоже.
- Я не боюсь! – воскликнула Скарлетт, топнув ногой.
- Ну и дура, - отвернулась Розмари, показывая, что не хочет об этом говорить.
Скарлетт вновь приблизилась к окну и заглянула в щелку между шторами. Прошла, казалось, вечность с того момента, как они засели в спальне. Почти совсем стемнело, и она не разглядела ничего, кроме темных теней, заполнивших двор. Тревога точила ее душу, вонзая в сердце острое жало страха.
«Я не могу торчать здесь в неведении. Если в течение получаса ничего не изменится, я пойду на помощь Ретту», - решила она.
А пока мерила комнату шагами из угла в угол.
- Почему здесь такие маленькие комнаты? – спросила она первое, что подвернулось на язык, лишь бы не молчать. Нервы ее были натянуты как струна, и эта напряженная тишина выводила ее из себя. – У нас в Таре любая спальня в два раза больше.
Розмари зажгла лампу, так как в комнате стало совсем темно.
- Это крыло прислуги. Поэтому на первом этаже пол земляной. А дом… - она вздохнула. – В нем были просторные комнаты. На первом этаже располагалась большая гостиная, ее французские окна выходили на террасу. Стены в ней были отделаны французским штофом, а потолок расписан мифологическими сюжетами. Столовая вся была в резном дубе, а у стульев красные кожаные сиденья, совсем в английском стиле. И все полы из наборного паркета, не менее чем из трех пород дерева. Я так играла в детстве: вначале пересекала гостиную из конца в конец по черным паркетинам, потом - по коричневым и, наконец, по желтым. Надо было прыгать с дощечки на дощечку и считать, за сколько шагов я дойду до противоположной стены. Еще внизу располагалась курительная комната, куда гости мужчины уединялись побеседовать о политике и пропустить стаканчик вдали от женских глаз. А рядом кабинет, вначале он принадлежал отцу, потом Россу. Отец лет за пять до войны совсем отошел от дел. А знаешь, почему имение назвали Данмор Лэндинг? Так называлось место на Барбадосе, куда предки Батлеров переселились из Англии. Наш прапрадед приехал в эти места сто пятьдесят лет назад и построил Лэндинг. Его жену звали София Розмари Росс, и меня и брата назвали в честь нее.
Скарлетт прислушивалась к тому, что происходит во дворе и голос золовки действовал ей на нервы, но она все-таки поинтересовалась:
- А Ретта почему так зовут?
- Это имя основателя Лэндинга, того самого прапрадеда. Он разбил сады и начал выращивать рис и хлопок. Но хлопок здесь, в низине, растет не очень хорошо.
Розмари говорила и говорила, и у измученной неизвестностью Скарлетт появилось желание заткнуть ей рот подушкой.
«Если она скажет еще хоть слово о рисе и хлопке, я завизжу!», - мрачно подумала она.
Внезапно тишину раскололи выстрелы.
Скарлетт метнулась к окну, только в темноте ничего было не разглядеть. Она кинулась к двери, но сильные руки обхватили ее за талию и оттащили к кровати.
- Во имя господа Бога, пусти, там Ретт… - взмолилась Скарлетт.
Она пыталась вырваться, но Розмари лишь крепче сжимала ее. Руки ее были жесткими, как тиски. В какой-то момент она нажала слишком сильно, корсет впился в тело, и Скарлетт показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она обмякла в руках Розмари и только тогда та отпустила ее.
Схватившись за грудь и жадно хватая ртом воздух, Скарлетт с ненавистью глядела на золовку. Минуту, равную вечности, она пыталась справиться с дыханием, а потом прохрипела:
- Ты чуть не убила меня…
- Прости, я не хотела. Но я должна была тебя остановить.
- Почему? Мне нужно к Ретту!
Ретт в опасности и она должна попытаться помочь ему…. А вдруг его уже убили? Эта глупая девчонка не может понять, она ведь никогда не любила…
Опираясь на спинку кровати, Скарлетт поднялась на ноги. Кровь стучала у нее в висках, лицо исказилось от бешенства, в ярости глядя на Розмари, она прошипела:
- Я иду к Ретту, он мой муж!
Розмари, прижавшаяся спиной к дверям, даже не дрогнула при ее приближении. Скарлетт силой пыталась оттолкнуть ее, и тогда Розмари безжалостно проговорила:
- Он не считает себя твоим мужем, и не хочет, чтобы ты была с ним. Он сам мне это сказал.
Оглушенная этими словами, Скарлетт на какое-то время перестала дышать. Даже ударь ее Розмари, она не испытала бы такого потрясения.
«Нет, нет!!! Не может быть! Неужели Ретт сказал это? Как он мог поступить так низко?»
Униженная, растоптанная, она попятилась к кровати, без сил рухнула на нее и, отвернувшись от золовки, пролежала так два часа, до самого ужина.
Продолжение на странице автора или по ссылке:
http://www.proza.ru/2008/11/27/653