Глазами беззаботного детства. Часть восьмая

Георгий Фёдоров
Продолжение:

Не всякая женщина готова на «подвиг Пенелопы», и в нашем доме появился мужчина. Дядя Лёня был видным мужчиной с русым, кучерявым чубом, что, как мне сейчас кажется, выдавало его принадлежность к казачеству. У него был веселый и ровный характер и любовь к детям. Малейшую фальшь, дети чувствуют на интуитивном уровне, а дядя Лёня, сразу завоевал к себе, наше с сестрою расположение.

Не знаю точно, где именно, но в Риге был лагерь формирования Русской Освободительной Армии, или, что-то подобное. Если судить по дяде Лёне, который имел прямое отношение к этому лагерю, режим там, по всему видать, был, весьма свободным. Была ли у них форма, не знаю, но дядю Лёню и его сослуживца и друга, дядю Васю, который бывал иногда с ним, я видел только в гражданском.

Дядя Лёня умел делать все: шить, ремонтировать мебель и вещи, рисовать, мастерить и даже, играть на гармошке. Он охотно брал меня в помощники, хотя я ему больше мешал, чем помогал. С большим энтузиазмом, дядя Лёня взялся за оборудование нашего «бомбоубежища», и вскоре наш подвал приобрел приличный вид; появилось ощущение комфорта настолько, что моя сестра с подружками, выбрали подвал для своих игр с куклами, когда был электрический свет.

Электроэнергией нас снабжали не часто, притом, в любой момент отключали без каких-либо предупреждений. Но в доме появилась карбидная лампа, которая горела ярко и без копоти, в отличие от керосиновой лампы и свечей. Теперь появилась возможность с пользой коротать длинные зимние вечера.  Моя давнейшая страсть к рисованию, тоже получила возможность реализовываться, тем более что я получил в подарок акварельные краски. Что за чудо было, эта железная коробочка, с двумя рядами ванночек заполненных красками, и мягкой кисточкой, уложенной между этими рядами богатого разноцветья. Только один подарок был равен этому – калейдоскоп, подареный мне раньше. Я часами мог крутить этот чудо-цилиндр и восхищаться бесконечной и  не повторяющейся череде радужных орнаментов.

Дядя Лёня смастерил, из плотной бумаги макет дома с мезонином, с крыльцом и навесом над ним. Разрисовал и раскрасил акварелью. Я думал, что домик будет мне игрушкой, но к удивлению, мне разрешалось его только рассматривать. Дядя Лёня тоже любил смотреть на него, и как-то раз он со вздохом и ностальгией в голосе, сказал: «Когда-то мы имели точно такой дом». Он сказал: «мы», и я понял; этот дом сделан в память о прошлом. Теперь я склонен предполагать, что дядя Лёня был из раскулаченной семьи, чем можно объяснить его принадлежность к РОА.

Иногда, когда дядя Лёня приходил со своими сослуживцами и их подружками, в доме устраивались небольшие вечеринки, скорее, посиделки. Застолье было не богатым, но….

Дядя Лёня лихо разворачивал меха своей гармошки, и… «Чубчик, чубчик. Чубчик кучерявый». Я был уверен, что он поет о себе.

Репертуары Вертинского, Петра Лещенко, русские романсы, знаменитые танго рижанина Оскара Строк, все это я слушал задолго до того, как начал разбираться в том, что они пели. Пели песни и из довоенных Советских кинофильмов: «Крутится, вертится…», «Любимый город…» и, уже известная мне, без которой не заканчивалась ни одна довоенная вечеринка: «Будьте здоровы, живите богато…». Вряд ли, что-либо из этого репертуара было под запретом, если они пелись во весь голос, да, при открытых окнах.

Дяде Лёне не приходилось аккомпанировать весь вечер. Его менял второй гармонист, дядя Вася, я и запомнил его именно потому, что он играл на гармошке.

Превратность судьбы круче любого придуманного сюжета; я смотрел и слушал, как играет на гармони мой будущий тесть, который, так и не увидел своей дочери, убитый в рождественских боях января 1945 года, под Джуксте, куда бросила Советская власть, «смывать вину кровью» бывших  РОАвцев (власовцев). А может Советская власть и не знала, что часть РОАвцев (власовцев), спрятавшись в неразберихе отступлений, остались в Риге, и были просто мобилизованы в, тогда еще, Красную Армию. Но я точно знаю; в период, с ноября по декабрь 1944 года, красноармеец Василий Цыган, уроженец Западной Украины, приехал со своим командиром в Ригу и заключил официальный брак с моей будущей тещей, что дало ей законное право получать пенсию за погибшего мужа. Через два месяца после его гибели, у него родилась дочь.

В конце пятидесятых годов, когда я познакомился со своею женою, и мы представили своих матерей, они узнали друг друга. Прошлое и настоящее сомкнулись для продления будущего.

Но вернемся в сорок четвертый. Мне уже семь лет, я вышел из детсадовского возраста и готовлюсь в школу. Дядя Лёня сказал: «Он вырос из коротких штанов», и сшил мне настоящие брюки. «Но носить ты их будешь, только, по выходным и в школу, а сейчас донашивай короткие». – Сказал он при этом. Были два способа поддержки детских, коротких штанов, основной; на шлейках, в виде подтяжек, но не из резинки, а из того же материала что и штаны.
Второй способ; с определенной рубашкой, на которой вдоль пояса пришивался ряд пуговиц, и штаны пристегивались при помощи их. И то, и другое, не солидно! Другое дело, настоящие брюки на всю длину ног, с обшлагами и отутюженными «стрелками», и петлями для ремня. Из папиного «арсенала», тут же был укорочен и подогнан один из ремней и, я не мог дождаться воскресенья. В воскресенье мы никуда не пошли, но я, около часу покрасовался во дворе перед сверстниками, и даже подежурил у соседнего дома, где жила моя симпатия.

Моя тетя Валя  подарила мне к школе красивый портфель из искусственной кожи, резко, но приятно пахнущий химией и кожаные ботинки со шнурками, зашнуровывающимися не в дырочки, а на крючки, упрощающие шнуровку, что мне очень нравилось

Всего лишь раз одел я эти ботинки, когда пошел в баню, куда ходил уже самостоятельно. Возвращаться пришлось босиком! С тех пор, когда меня обворовывают, я испытываю чувство личного оскорбления, в отличие от случая потери, когда могу успокоить себя надеждой, что потерянное мною, найдут хорошие люди.

Фото: Советская власть решила дать главной улице Риги, имя основателя этой власти и для подтверждения воздвигли памятник Ленину, с поднятой рукой и спиною к Памятнику Свободы, который мы называем Милдой, поскольку, девушка из народа - Милда, стоит на стеле, и держит три звезды. Так вот:  хотя они стояли, всего лишь в пределах квартала и на одной улице, они  не видели друг друга.  У Ленина с Милдой, изначально разные интересы. Милда смотрит на запад, Лениньш* же, смотрел на восток в результате стоят спинами друг к другу!

*Почему Лениньш? Потому, что на постаменте написано: LENINS. И по этому поводу, свежий анекдот: Ширвинд спрашивает у Державина: Почему здесь написано, ЛЕНИНС? - На что Державин отвнтил: А они хотели написать; Ленин с нами, а потом махнули рукой!

Окончание следует.