Троцкий и Белинский бухали. Внезапно Белинский резко поднялся, сказал: «Черт!» и сел на место. Троцкий записал что-то в блокноте и задумался. Белинский доверительно взял Троцкого за руку. Троцкий улыбнулся Белинскому и набрал на мобильнике шесть семерок пять. Белинский вырвал трубку из рук Троцкого и, когда на том конце провода ответили, попросил к телефону Пушкина. Белинский сказал ему:
– Мы тебе морду бить будем. Приезжай.
– Щас буду! – обрадовался Пушкин и постучал в дверь виссарионовской квартиры. Дверь открыл Троцкий. Едва завидев Пушкина, глаза Троцкого налились кровью. Сам он задрожал, прожилки на его тощем лице затряслись и задергались, но он, превозмогая общественную нагрузку, все-таки пожал протянутую Пушкиным руку. Пушкин сконфузился и отвернулся.
– Это ты написал? – яростно спросил Белинский у Пушкина, тряся двумя томами сочинений Марселя Пруста.
– Не-ет! – слабо протянул Пушкин, еще больше покраснев.
– А тогда кто? – еще яростнее спросил Белинский.
– Не знаю, – сказал Пушкин и забился в угол.
Белинский хотел было продолжить пытать Пушкина, но внезапно в дверь позвонили. Троцкий открыл дверь. На пороге стоял мальчиш-кибальчиш. Мальчиш-кибальчиш сказал: «Тра-та-та-та-та-та-та!» и продырявил Троцкому пузо. Троцкий скроил смешную рожицу и упал на коврик с надписью «Welcome». Мальчиш-кибальчиш перешагнул через Троцкого и, склонившись в небольшом поклоне, снял перед Белинским кепку. Белинский вырвал у мальчиша-кибальчиша кепку и напялил ее на забившегося в углу Пушкина. Пушкин ойкнул и вылез из угла. Белинский хотел было прогдолжить пытать Пушкина, но, так как дверь была открыта, среди них появилась Фанни Каплан. Фанни Каплан крикнула: «Не выдавайте меня!», и притворилась бюстом Николая II. Затем среди них появился Яков Юровский и, приставив станковый пулемет Максим к виску Белинского, спросил:
- Где она?
– Она притворилась бюстом Николая II, – сказал Белинский и показал на Фанни Каплан. Яков Юровский схватил бюст Николая II под мышку и, не говоря ни слова, вышел из квартиры.
– Но что же мы стоим? – удивился Белинский и попросил всех к столу. Пушкин и мальчиш-кибальчиш сели за стол, а Белинский полез в холодильник.
– Это вам, – сказал Белинский и положил перед Пушкиным кочан капусты.
– А это вам, – добавил Белинский и положил кочан капусты перед мальчишом-кибальчишом.
Белинский сел напротив Пушкина, а Пушкин сказал: «Все лучшее – детям!» и пододвинул свой кочан мальчишу-кибальчишу. Мальчиш-кибальчиш сожрал капусту и упал под стол. Пушкин этого не заметил, а Белинский просто не обратил внимания. Они посидели молча, а потом Белинский сказал:
– На Твербуле у пампуши.
– В три, – сказал Пушкин и вышел.
Белинский посидел немного один. Вдруг в дверь виссарионовой квартиры позвонили. Белинский засуетился, сорвал со стены портрет Пушкина, повесил заместо него портрет Медведева и, слезая с табуретки, крикнул:
– Кто там?
– Кагэбэ, – дважды прозвучало снаружи…