Глава 42
Взрослые члены семьи О’Хара едва уместились за длинным столом в гостиной Морин. Колум расположился во главе стола, по левую руку от него сидела Скарлетт с опухшими от слез глазами.
- Ты говоришь, Колум, что земля в Америке не наследуется в целости старшим из детей?
- Похоже, что так, Мэтью.
- Значит, Джералд сделал глупость, не оставив завещания.
Скарлетт покосилась на Мэтта. Какое право он имеет осуждать папу?
- Он не успел подумать о смерти, а господь уже упокоил его душу, - ответил за нее Колум.
- Господь упокоил его душу, - эхом отозвались присутствующие и перекрестились.
Скарлетт безнадежно взглянула на их торжественные лица. Что могут сделать ирландские иммигранты? Среди них даже нет ни одного человека, окончившего университет…
Но вскоре она поняла, что не права. Эти люди, похоже, могли помочь ей больше, чем кто бы то ни было. Билли Коммоди, муж Патриции, оказался старшиной у рабочих, строящих собор. Он часто видел епископа.
- Когда его преосвященство в своей резиденции, он по три раза на дню заходит в собор, поторопить с работой. Он хочет закончить строительство до осени – кардинал из Рима едет в Америку. Епископ говорит, что коли собор освятит сам посланник папы – он будет полон святости и простоит вечно.
- Значит, епископ Гросс спешит? – спросил Джейми и посмотрел на Джералда. То же сделали все взрослые мужчины, за исключением Колума, а также женщины: Морин, Патриция и Кэйти.
Сладкоголосый Джералд взял за руку свою юную жену:
- Милая Полли, ты теперь такая же О’Хара, как и остальные. Ты должна решить, кому из нас следует говорить с твоим отцом.
- Том Мак-Махон – подрядчик всего строительства, - шепнула Морин на ухо Скарлетт. – Если он намекнет, что работа застопорится, епископ может пообещать все, что угодно, ведь он так спешит окончить к осени.
С радостным удивлением посмотрев на Морин, Скарлетт выпалила:
- Пусть Колум поговорит.
У нее не было никаких сомнений, что Колум сделает это лучше всех. За его маленьким ростом и обезоруживающей улыбкой чувствовалась сила и власть над людскими сердцами.
Собравшиеся были согласны с ней:
- Колум, конечно Колум!
- Только он!
- Колум поговорит так, как надо!
- Он все правильно объяснит Тому!
Колум улыбнулся всем, а затем посмотрел на Скарлетт:
- Мы поможем вам, дорогая Скарлетт. Семья – великая штука, ведь верно? Погодите немного и увидите: вы получите свою Тару.
- Тару?
- Он сказал, Тару? – послышались удивленные голоса со всех сторон.
Старик Джеймс рассмеялся:
- Это же Джералд! Мой брат обладал высоким самомнением, несмотря на маленький рост.
Скарлетт выпрямилась. Над чем смеется этот старик, хотела бы она знать?
Колум заметил это и мягко взял ее за руку.
- Скарлетт, он не хотел обидеть память вашего отца. Я вам потом объясню, в чем тут дело.
Провожая ее до дома, Колум рассказывал:
- Тара – магическое слово для ирландцев, дорогая Скарлетт, и магическое место. Давным-давно, когда мир был молодым, Ирландией правили Великие Короли, прекрасные, как солнце. Они были так могущественны, а дружины их так храбры, что не допустили римлян на свой изумрудный остров, в то время как Британские острова были захвачены и порабощены. Великие короли установили справедливые законы мудрости, записанные в древних скрижалях, и жизнь по этим законам шла размеренно и безмятежно многие столетия. Это были легендарные гиганты, которые карали за грехи с внушающей страх яростью и повергали врагов Ирландии своими безупречными мечами. Они любили красоту и давали приют и богатство поэтам. Многие сотни лет короли управляли своим прекрасным зеленым островом, и музыка и благоденствие наполняли тогда нашу землю. Пять дорог вели к Таре из пяти концов страны, и каждые три года все съезжались туда, чтобы послушать поющих поэтов.
Скарлетт заворожено слушала размеренную мелодичную речь Колума.
- Это не сказка, дорогая Скарлетт. Это история нашей родины, это великая правда, записанная во многих летописях других стран. Тысячу двести лет назад состоялось последнее пиршество в Таре, - грустно закончил Колум.
- Почему?
- Потому что с тех пор многие завоеватели покушались на нашу землю. Вначале норманны, потом бритты… Двенадцать веков нет покоя на зеленом острове от захватчиков.
В голосе Колума слышалась боль за родную землю. Какое-то время они шли молча.
- Должно быть, ваш отец, Скарлетт, был прекрасным человеком и великим мечтателем. Он решил построить новую Тару в новом американском мире.
- Да, отец был очень славным… - тихо проговорила она.
- Когда я в следующий раз поеду в Тару, я буду думать о нем и его дочери.
- Вы хотите сказать, что она еще есть, Колум? Это место существует в действительности?
- Земля – единственное, что незыблемо, она не может пропасть. Это очаровательный зеленый холм, на нем остались развалины крепости и камень, на котором приносили присягу Великие короли. Там пасутся овцы, и с вершины холма открывается панорама того же прекрасного мира, который видели правители древней Ирландии. Это недалеко от места, где я живу, где родились наши отцы, в графстве Мит.
В душе у Скарлетт возникло какое-то особенное чувство. Ее папа родом из тех мест, где жили великие короли, может, они и правда были его предками, ведь это было очень давно… Она так и представляла отца, важно расхаживающего по ирландской Таре с выпяченной грудью, гордого собой и тем, что он принадлежит к великому роду.
Когда они расставались у дома Робийяра, Скарлетт вздохнула с сожалением, она могла бы часами гулять, слушая мягкий говор Колума, рассказывающего об Ирландии.
- Я не знаю, как благодарить вас, Колум. Сейчас я чувствую себя в тысячу раз лучше, и надеюсь, вы заставите епископа изменить решение.
Колум улыбнулся.
- Конечно, кузина. Но какое имя нам сказать ему? Я вижу кольцо на вашем пальце…
- Моя фамилия в замужестве – Батлер.
Улыбка исчезла с лица Колума.
- Это могущественное имя, - задумчиво промолвил он.
- Конечно, - согласилась Скарлетт, - но это в Южной Каролине. В Саванне оно не может помочь мне. Мой муж из Чарльстона, его зовут Ретт Батлер.
- И все же он мог бы попытаться помочь вам решить эти проблемы.
Почему-то Скарлетт не посмела сказать, что ее муж – протестант.
- Конечно, он бы помог, но ему пришлось уехать по делам на Север. У Ретта масса дел, он крупный бизнесмен.
- Я счастлив быть вашим помощником, дорогая Скарлетт.
Колум мягко пожал ей на прощанье руку, а ей вдруг захотелось обнять его, как она обнимала отца, когда он дарил ей подарки, или когда ей удавалось заставить его сделать то, чего она хотела.
Едва она вошла в дом, дед вызвал ее к себе.
- Где вы пропадали? Мой ужин опять был нехорош.
- Я навещала кузена. Распорядиться приготовить вам другой ужин?
- Вы опять виделись с этими людьми? – не ответив, возмутился дед.
Сегодня Скарлетт было безразлично его мнение.
- Да, - дерзко ответила она. - Я собираюсь и впредь встречаться с ними.
Не попрощавшись, она с гордым видом покинула комнату.
Она распорядилась на кухне, и лично проверила поднос, который Джером понес в спальню своего господина. Сама Скарлетт решила не ужинать, хотя выпила всего лишь чашку чая у Морин. Ей хотелось спать, эмоциональное напряжение последних часов вымотало ее.
«Что это со мной? Никогда расстройство нервов не влияло на мой аппетит, но сейчас мне не хочется есть, мне хочется только спать, спать и спать. Наверное, это оттого, что впервые появились люди, которые искренне хотят помочь мне».
С самого дня бегства из сданной на милость врагу Атланты Скарлетт оставалась наедине с проблемами, которые наваливались на нее. В девятнадцать лет оказалась она главой семьи, и ей не к кому было обратиться за помощью и советом. Да и не хотела она ни к кому обращаться. Но сегодня она впервые ощутила, что у нее есть семья, люди, готовые разделить с ней ее ношу. Она больше не была одинока и могла позволить себе спокойно заснуть.
А Пьер Робийяр почти не спал в эту ночь. Вызывающее поведение Скарлетт обеспокоило его. Неужели внучка может выскользнуть из его цепких рук? Он уже привык к мысли, что она поможет ему провести последние дни жизни в комфорте и довольстве, и поэтому не собирался отпускать Скарлетт. Полночи провел старик, сидя в громадной кровати под балдахином, утопая в высоко взбитых подушках и обдумывая стратегию своих действий, будто перед решающим боем.
Когда на следующий день вечером Скарлетт по зову деда пришла в его комнату, там находился какой-то посторонний человек.
Старик приказал Джерому проводить мистера Джонса в гостиную, а Скарлетт попросил сесть на стул у самой кровати.
- Мне нужно сказать тебе нечто важное, а я не хочу напрягать голос. Сядь поближе, пожалуйста.
Скарлетт была озадачена, впервые она слышала, что старик говорит вежливо. И в его скрипучем голосе не слышалось металлических ноток, он звучал довольно тихо.
«Господь всемогущий! Надеюсь, он не собирается помирать прямо сейчас, при мне? Я вовсе не хочу заниматься организацией его похорон, я с удовольствием передоверю это Полин и Евлалии».
- Скарлетт, - тихо сказал дед, когда она уселась. – Мне недавно исполнилось девяносто три года, у меня хорошее здоровье для моего возраста, но законы природы незыблемы – жить мне осталось совсем немного. И я прошу тебя, мою внучку, побыть со мной до того момента, когда я покину этот мир.
Скарлетт ничего не понимала. Дед говорит, что чувствует себя хорошо, а сам хочет, чтобы она сидела тут и ждала, пока он помрет? Потом она догадалась: дед хочет, чтобы она жила с ним до тех пор, пока он не отдаст богу душу. Надо уверить его, что это может произойти еще очень не скоро.
- Я не взываю к твоему чувству семейного долга, - продолжал старик, - хотя мне известно, что ты помогала своим теткам в течение многих лет. Я хочу заключить с тобой сделку…
«Опять сделку? Они что, сговорились?»
- Если ты согласишься остаться в этом доме как хозяйка, и проследишь, чтобы мои последние дни прошли в соответствии с моими желаниями, ты унаследуешь все мое состояние, а это не так уж мало.
В это Скарлетт верила. Старик очень богат. Взять хотя бы массивные серебряные сервизы – она сроду не видела такого количества серебра, как в его буфете. А раболепное поведение управляющего банком, едва она представилась как внучка Робийяра… Но, должно быть, старику неизвестно, что в подвалах банка у Скарлетт хранится целая гора золота.
Видя молчание внучки, дед принял это за растерянность перед его щедростью и решил высказать некоторые свои условия.
- Не знаю, что у вас произошло с мужем, но ты оставишь идею развода. Ты не смеешь позорить мое имя…
Скарлетт остолбенело разинула рот.
- Вы читали мою почту? – в гневе воскликнула она.
- Все, что происходит под этой крышей, касается меня.
Онемев от возмущения, Скарлетт в ужасе смотрела на деда. Мерзкий старикан! Как это низко – читать чужие письма!
Как ни в чем не бывало, Робийяр продолжал:
- Ты глупо поспешила, оставив мужа, и совсем не подумала о своем положении. Неважно, что Батлер сам просит развода, если бы ты додумалась посоветоваться с адвокатом, ты бы узнала, что законы Южной Каролины запрещают развод. Независимо от причины. Это беспрецедентно для Соединенных Штатов, почти везде разводы разрешены, но так как твой муж является жителем Чарльстона…
Скарлетт не собиралась объяснять деду, что не хочет разводиться, его это совершенно не касается. Ее волновало другое - как мог старый мерзавец послать Джерома копаться в ее комнате? И это – ее дед?
Она наклонилась к нему и в бешенстве закричала прямо в лицо, ударяя кулачком по одеялу:
- Как вы смели рыться в моем бюро?
Неожиданно костлявая рука крепко обхватила ее запястье.
- Вам не стоит повышать голос в моем доме, я ненавижу шум. И вы, мисс, будете вести себя так, как я хочу. Вы не в трущобе у своих ирландских родственников.
Скарлетт поразилась силе его железной хватки и даже испугалась, но всего лишь на мгновенье. Она резко вырвала свою руку, встала и промолвила холодным тоном:
- Неудивительно, что моя мать оставила этот дом и никогда не возвращалась!
- Твоя мать была слишком молодой и глупой. Она разочаровалась в любви и вышла замуж за первого встречного. Я никогда не пошел бы на это, но она грозилась уйти в монастырь, если я не разрешу. Не сомневаюсь, она всю жизнь сожалела о том, что сделала. Но ты уже не девочка и вполне в состоянии оценить выгодность моего предложения. Контракт подготовлен, пригласи в комнату моего поверенного мистера Джонса, и мы подпишем его.
Робийяр был уверен, что Скарлетт не откажется. Он видел в ней здравомыслящую и прагматичную особу. Ему было известно, что она занималась бизнесом. Значит, ей хочется иметь собственное состояние. Но что такое деньги, которые приносит ее лавка, по сравнению с богатством, которое он может оставить ей?
Осторожно поставив стул, на котором сидела, на место, Скарлетт обернулась к деду. Щеки ее пылали от гнева, зеленые глаза метали искры. Она походила на рассвирепевшую кошку, готовую выпустить когти и вцепиться в горло жертвы. С трудом подавив бешеное желание придушить деда, она раздельно проговорила ледяным тоном:
- Еще не начеканили столько денег, чтобы задержать меня здесь и заставить жить под одной крышей с таким мерзким стариком, как вы. Вы подохнете в своем склепе в полном одиночестве, потому что не способны испытывать нормальные человеческие чувства – любовь и привязанность. Утром я покину этот дом.
Она быстро пошла к двери и, когда распахнула ее, Джером буквально ввалился в комнату.
- Я так и знала, что ты подслушиваешь, черная обезьяна, - бросила на ходу Скарлетт, и пошла искать Панси. Ей надо было собраться.
Глава 43
На следующий день она стояла на платформе вокзала Саванны и уговаривала свою горничную.
- Не будь дурочкой, Панси. С тобой ничего не случится, если ты поедешь одна. Поезд останавливается прямо в Атланте, только не надумай вылезать раньше времени. Я положила кое-какие деньги тебе в носовой платок, они в кармане. Вот в этой корзине еда, и ты не умрешь с голода за сутки. Билет уже у кондуктора, и он обещал присмотреть за тобой. Ты ведь все плакалась, что тебе хочется домой? Вот ты туда и едешь. Прекрати реветь сейчас же!
- Но мисс Скарлетт, я сроду одна в поезде не ездила!
- Ты вовсе не одна, глупая, в поезде полно народу. Сиди себе, смотри в окно и ешь - у миссис О’Хара самые вкусные пироги на свете. Ты и оглянуться не успеешь, как будешь дома. Я вышлю телеграмму, и Элиас встретит тебя. Поедешь домой как настоящая дама, в коляске. Все негры Атланты будут завидовать тебе. Ну же, Панси, прекрати ныть…
- Мисс Скарлетт, как же я без вас-то буду, я же ваша горничная… Когда вы приедете?
- Не знаю, Панси, возможно, скоро… - «А может, и никогда, - подумала она. - Но, как только Ретт приедет за мной, я вызову ее», - вслух же сказала: – Полезай в вагон, поезд сейчас тронется.
Проследив, как Панси забирается по крутым ступенькам, и помахав ей на прощанье, Скарлетт обернулась к Морин.
- Не знаю, как благодарить вас за то, что приютили меня, Морин. Я доставила вам столько хлопот… В любом случае – это ненадолго, как только получу согласие от епископа, я уеду домой. «Если еще раньше за мной не приедет Ретт», - добавила она мысленно.
- Бросьте, Скарлетт, мы же родственники. Гостите, сколько вам надо. Дэниэл только рад был освободить комнату, он давно уж намыливался переехать к Патриции вслед за Брайаном. Кэтлин с удовольствием будет прислуживать вам, ей так хотелось выучиться на горничную… А старик Робийяр - пусть локти кусает, что опять один остался! Ишь ты, купить вас надумал, чтобы вы все его прихоти исполняли! Живите у нас спокойно, Скарлетт, и не думайте, что чем-то обязаны.
Скарлетт выделили одну из двух комнат на третьем этаже в доме Джейми. Меблировка была скромной: две кровати, гардероб, письменный стол и стул. Морин повесила зеркало над столом, а Кэтлин украсила его кружевами и каждый день с большой радостью помогала Скарлетт причесываться. У этой милой девушки пока еще не все получалось, но она очень старалась. Она также помогала Скарлетт одеваться и искренне восхищалась ее великолепными нарядами.
Скарлетт с благодарностью принимала помощь, но чувствовала себя неловко. Никогда прежде ей не прислуживала белая девушка, к тому же Кэтлин была кузиной. В первые два дня Скарлетт невольно искала глазами шнурок звонка, когда ей хотелось завтрак в постель или требовалось найти какую-нибудь вещь. Не найдя звонка, она вспоминала, что надо самой спуститься вниз, чтобы позавтракать, и что нужные ей уличные ботинки или перчатки она должна найти сама. Вначале это слегка раздражало, но вскоре она привыкла застилать за собой постель, вешать на вешалку платья и посчитала, что это не так уж и трудно. Во всяком случае, намного легче, чем доить корову, вскапывать огород или собирать хлопок.
А женщины клана О’Хара прекрасно обходились без прислуги и поддерживали в своих трех домах идеальную чистоту, деля между собой обязанности по закупке продуктов, уборке, готовке и присмотру за детьми. Пока мужчины были на работе, а старшие дети в школе, они хлопотали по хозяйству. Но едва выдавалась свободная минутка, заходили друг к другу выпить чашечку чая и поболтать.
Их развлечениями были сплетни, доверительные признания и невинные заговоры против своих мужчин. Между ними не было никаких секретов, они говорили, что думали, порой посвящая друг друга в такие интимные подробности, что Скарлетт краснела, слушая их. Изредка они ссорились, но вскоре обязательно мирились со слезами и объятьями.
Женщины О’Хара сразу приняли Скарлетт в свой круг. Она ходила на рынок с Морин или Кэйти, выбирала обивочный материал с домовитой Патрицией, внимала рассказам Полли о том, какие дома в Саванне построены ее отцом. Она выпила бессчетное количество чашек чая и выслушала кучу откровений. И хотя сама Скарлетт ни с кем не делилась своими секретами, никто не вынуждал ее к этому.
Морин чувствовала, что какая-то тоска гложет кузину мужа. «Ей надо открыть свое сердце и хорошенько порыдать, - думала она. – Это не по-женски – никогда не говорить о себе, не рассказывать о своем муже. Ведь любая замужняя женщина только и мечтает поделиться с кем-нибудь подробностями своей семейной жизни - так мы набираемся опыта». Но Морин не спешила сама вызывать Скарлетт на откровенный разговор. Еще в детстве, когда мыла стаканы в баре своего отца, она заметила, что рано или поздно все выкладывают свои проблемы. Не может быть, что Скарлетт какая-то особенная.
Но Скарлетт действительно была не такой, как все. Всю жизнь она была одинокой. Со своими сестрами она не дружила, с матерью далеко не всегда могла быть откровенной. Ореол святости, окружавший Эллин, не позволял Скарлетт делиться с ней многими своими мыслями еще в юности. Два года, будучи влюбленной в Эшли, она тщательно скрывала свое чувство, так что никто вокруг и не догадывался, и только отец напоследок проявил проницательность, перед тем памятным барбекю в Двенадцати Дубах. На своих сверстниц из графства Клейтон Скарлетт всегда смотрела свысока, считая дурочками, не умеющими заставить мужчину влюбиться. Она из озорства отбила женихов у нескольких девушек, и они сплотились против нее в единодушном осуждении. Конечно, у нее не было подруг среди них.
Мелли… Как сильно Скарлетт вначале ненавидела ее, несмотря на неизменную доброту и приветливость сестры своего мужа, пожалуй, вплоть до того самого дня, когда они вместе боролись с огнем в подожженной янки кухне Тары. Но и с Мелли Скарлетт не была откровенной, хотя та никогда и ни за что не осуждала ее. Мелани искренне верила, что невестка горюет по ее погибшему брату, хотя у Скарлетт на лбу было написано: «мне надоел этот траур, я хочу веселиться, я не любила Чарльза и очень сожалею, что вышла за него замуж». Ретт разглядел эту невидимую надпись с первого взгляда. Он единственный из всех знакомых ей людей понимал ее, и ему единственному она поверяла свои мысли, когда они еще дружили. Потому что в голове у Скарлетт всегда бродили мысли, несвойственные женщинам ее круга. До поры до времени она еще старалась походить на них, но тяготы, выпавшие на ее долю и подспудное влияние Ретта сделали свое дело – она осознала, что если хочет добиться чего-нибудь, то должна поступать по-своему, ни с кем не делясь своими переживаниями, мыслями и планами.
С удовольствием слушая бесхитростные излияния своих новых родственниц, Скарлетт грустно улыбалась про себя:
«Я не могу ответить им тем же. Как я расскажу, что чуть не полжизни была влюблена в чужого мужа и даже желала смерти его жене? Как расскажу, что со зла на него в один день окрутила Чарльза и вышла замуж? Что ребенок, родившийся от этого брака, всегда был обузой для меня, так же как и ненавистный вдовий наряд? Разве я могу рассказать кому-нибудь, что готова была продать себя за триста долларов, и что все-таки добыла их путем обмана бедного Фрэнка? Разве я могу поведать этим женщинам, которые искренне любят своих мужей, что изгнала Ретта из супружеской постели, чтобы хранить в чистоте свою любовь к Эшли? И кому я могу объяснить всю сложность нашей жизни с Реттом? Никто не поймет меня и не сможет помочь…».
Но однажды ей довелось приоткрыть свою душу перед Морин.
Пост в этом доме соблюдался не слишком строго, но все-таки мясных блюд на стол не подавали. И вот однажды Морин добавила в рагу баранины.
- Хочу накормить Колума сегодня посытнее. Вечером ему предстоит важная встреча.
- Что за встреча? – спросила Скарлетт, наблюдая, как Морин ловко срезает мясо с костей.
- Собирается американо-ирландская группа. Колум напоминает землякам, что они остаются ирландцами, как бы долго ни жили в Америке; затем он заставляет их плакать от любви и тоски к своей старой родине, а потом опустошает их карманы…
- Опустошает карманы? - Скарлетт рассмеялась. - Наверное, все-таки он делает это из добрых побуждений? Он помогает беднякам в Ирландии?
Морин, прищурившись, глянула на нее и с некоторой задержкой кивнула:
- Ну конечно, он помогает беднякам. Он хочет лучшей жизни для своих соотечественников. И он очень убедителен, когда говорит свои прочувствованные речи. Так рассказывает Джейми.
Во время обеда Колум был задумчив, казалось, он готовится к чему-то важному. Он рассеянно поедал рагу, пока не заметил кусок мяса в своей ложке.
- Что это, Морин? Сейчас Великий пост, неужто ты забыла?
Скарлетт отложила ложку – она тоже оскоромилась и чувствовала себя неловко.
А вот Морин ни капли не смутилась.
- Колум, ты ведь знаешь, О’Хара не будут гореть в аду за несоблюдение поста, потому что у нас есть особое разрешение. Скарлетт тоже О’Хара, думаю, и на нее это распространяется. Так что ешьте и получайте удовольствие.
Колум покачал головой, но все же продолжил обед. Скарлетт тоже взяла ложку.
- А что за особое разрешение для О’Хара? – поинтересовалась она.
- Тридцать лет назад в Ирландии разразился голод, - объяснил Колум. - Он длился несколько лет. Началось все с того, что какая-то неизвестная болезнь поразила картофель, который всегда был основной едой простых ирландцев. Едва начав расти, его побеги гибли, и клубни не успевали вызреть. А потом выдались два чрезвычайно дождливых года. Злаки не могли налиться, картофель сгнил в земле. Миллион ирландцев умерло тогда от голода, цинги, дизентерии и эпидемии сыпного тифа, а тем, кто выжил, в некоторых приходах было дано особое разрешение не поститься. О’Хара жили в таком приходе.
Он молча доел, поблагодарил Морин, и ушел в свою комнату в доме Мэтта.
Скарлетт посмотрела на примолкшую Морин и осторожно спросила:
- Вы были там во время голода?
Морин кивнула.
- Да, я была там. Я была еще девчонкой, но очень хорошо все помню. Мой отец держал бар, и у нас все было не так плохо, как у других. Люди всегда находят деньги на выпивку, особенно, когда в жизни полно трудностей. Поэтому мы могли купить кое-какие продукты, хотя их почти не было, и стоили они страх как дорого. Туже всего приходилось фермерам. Они потеряли урожай, скот их падал от бескормицы, они буквально ели траву, но зимой травы не стало, а ведь им еще надо было платить за аренду земли!
Глаза Морин наполнились слезами, голос ее дрожал.
- Это ужасно, когда дети кричат: «Есть хотим!», а им нечего дать. Вы и представить себе не можете, Скарлетт, что такое голод…
- Я знаю, что это такое… - Скарлетт смотрела на раскаленные угли в очаге и вспоминала, как прорывалась из горящей Атланты домой, в Тару.
С сухими глазами, без слез, она рассказала Морин о запустении во всей округе, о том, что мама умерла незадолго до ее возвращения, сестры были больны, а отец потерял рассудок от горя. Она говорила о долгих месяцах недоедания, о том, что даже овощей, выкопанных на заброшенных и вытоптанных янки огородах, никогда не хватало, чтобы насытиться. Она рассказала, как своими собственными руками убила янки и воспользовалась деньгами покойника. О том, как они с Дилси вспахивали землю на украденной у мародера лошади, чтобы бросить в нее с трудом добытые семена, и потом все вместе лелеяли каждый росток, надеясь обеспечить себе пропитание в будущем.
Но когда она дошла до того, как целая свора янки ворвалась в их дом и унесла с собой почти все с трудом добытые припасы, она разрыдалась.
Морин бросилась успокаивать ее, прижала к своей груди и, похлопывая по плечу, шептала:
- Ну же, Скарлетт, сейчас-то нет причины для слез… Вы все преодолели и Бог даст, никто из нас больше не узнает голода…
- Это все из-за проклятых янки… - всхлипывала Скарлетт.
- И из-за проклятых лендлордов, - непонятно пробормотала Морин.
«Ну, вот ты и приоткрыла свою душу, кузина, - думала она. – Наверняка это принесло тебе облегчение, и в следующий раз ты не будешь такой скрытной. Нет ничего лучше, чем выговориться, когда сильно допечет».
Глава 44
В гостеприимном доме О’Хара Скарлетт никогда не бывало скучно. Днем она проводила время с женщинами, а по вечерам, когда мужчины приходили с работы, все, поужинав, собирались в одном из домов, чаще всего у Мэтта, потому что у него было пятеро малолетних детей. Морин оставляла Хелен и Джеки на попечение Мери Кэйт, Патриция приносила двух своих малолеток спящими, еще до того, как начинала играть музыка.
Скарлетт так хорошо освоила рил, что в танце почти не уступала Кэйти и Мэтту. Она, знавшая прежде лишь две любимые ее отцом ирландские песни, теперь с удовольствием подпевала, а с еще большим удовольствием слушала, как поют Джералд или Кэйти. Проникновенные мелодии и трогательные слова баллад буквально брали за душу и на глаза сами собой набегали слезы.
Она постоянно была среди людей, и не было времени на воспоминания и переживания, она даже не беспокоилась о том, что Ретт так долго не приезжает за ней. Так продолжалось до одного из воскресений, когда весь клан О’Хара после мессы выбрался на пикник в Форсайт-парк.
«И почему Ретту никогда не нравились пикники? – думала Скарлетт, усаживаясь на расстеленное на траве покрывало. - Это ведь так весело! А он твердил, что чрезвычайно ценит достижения цивилизации, и предпочитает есть за столом, а спать в мягкой постели. «Мне слишком много времени приходилось отказывать себе в комфорте, моя кошечка, - не раз повторял он, - чтобы я теперь добровольно вкушал пищу, сидя на земле».
Скарлетт с удовольствием поедала пирожки с капустой, когда прозвучало слово «Бостон». Морин говорила о том, что Стефен вернется из Бостона только через десять дней.
И Ретт в Бостоне. Что он делает там так долго? Скарлетт уехала из Чарльстона около месяца назад. Неужели Ретт до сих пор на Севере? Почему он не спешит приехать за ней? Все это тянется слишком долго… А вдруг он совсем не приедет?
От этой мысли у нее заныло сердце. Быть может, она совершила ошибку, не вернувшись с тетками в Чарльстон? Может, она была неправа, оставив дом деда? Не желая никому сообщать адрес O’Хара, она просила Джерома пересылать ей корреспонденцию, но до сих пор не получила ни одного послания… Вспомнив о Ретте, она уже не могла думать ни о чем другом.
«Поговорить с Морин? Вдруг она что-то посоветует? Я с ума сойду, мучаясь наедине со своими мыслями… Или нет, лучше я поговорю с Колумом, он священник, и он похож на папу, я могу быть с ним откровенной».
Ей так хотелось поскорее поговорить с Колумом наедине, что она потеряла всякий интерес к пикнику. Но Колум был все время занят: то он беседовал о чем-то с Мэттом и Джейми, то играл с детьми, то, развалившись на траве, задумчиво слушал ирландские баллады, которые пел Джералд и еще один юноша, обладавший восхитительным тенором. Парень оказался моряком с ирландского парохода, он проводил свой выходной день в парке и прибился к компании соотечественников, услышав песни, звучавшие в их кружке.
Когда с наступлением сумерек они вернулись домой, Скарлетт присела рядом с Колумом, который, вытянув ноги к самому очагу, покуривал свою трубочку.
- Мне надо поговорить с вами наедине, Колум.
- Тогда дождемся, пока Морин закончит уборку, и они с Джейми поднимутся к себе. Смотрите, мой брат уже клюет носом. Я тоже собирался спросить вашего совета, Скарлетт. Как вы думаете, брать ли мне с собой Кэтлин, когда я поеду домой?
- Поедете куда?
- В Ирландию. Я ведь приехал только погостить. Мой дом и дом Кэтлин там. Семья решила, что ей следует немного пожить в Америке, пока ее сердце не успокоится. Она связалась с одним гнусным англичанином. Сейчас он покинул Ирландию и вряд ли скоро вернется… Как вы думаете, дорогая Скарлетт, Кэтлин забыла о нем?
Скарлетт пожала плечами. Какое дело ей до Кэтлин и ее переживаний? Она даже не обратила внимания на слова «связалась с гнусным англичанином», ее вовсе не интересовало, что там случилось с кузиной. Сейчас мысли ее занимал только лишь Ретт.
- Как вы можете уехать, Колум, когда еще не пришел ответ от епископа?
- Но я ведь не уезжаю сию минуту и, может, ответ придет до моего отъезда. Вы не сказали о Кэтлин. Что вы чувствуете своим женским сердцем?
- Спросите у Морин, - отмахнулась Скарлетт. – Они вечно ходят вместе и секретничают.
Морин, приведя кухню в полный порядок, толкнула своего задремавшего мужа:
- Пойдем уж, уложим свои старые кости в постель. После сидения на земле в течение стольких часов я ни согнуться, ни разогнуться не могу.
Скарлетт тотчас выпрямилась. У нее тоже устала спина, и она незаметно для себя заняла непозволительную позу – сидела, согнувшись, как горбатая старуха.
Когда они остались одни, Колум, глядя на огонь, задумчиво произнес:
- Теплый уголок у очага – хорошее место для разговора, не так ли, дорогая Скарлетт? О чем вы хотели поговорить?
Скарлетт вздохнула, набираясь смелости.
- Колум, я не знаю, как быть со своим мужем, с Реттом. Боюсь, я наделала ошибок и все испортила.
В кухне было темно, лишь очаг едва теплился. Колум попыхивал своей трубкой, табачный дым медленно струился в воздухе. В такой обстановке Скарлетт могла раскрыть свою душу, к тому же она была уверена, что Колум сохранит ее излияния в тайне – ведь он священник.
Она начала рассказывать историю своего замужества.
- Я не любила тогда Ретта, или не знала, что любила. Я любила другого человека, вернее, думала, что люблю… Я говорю путано?
Колум покачал головой. В отблеске огня очага она заметила, что он ободряюще улыбнулся ей, предлагая продолжать.
- А потом я поняла, что люблю его, но тогда Ретт сказал, что не любит меня больше. Но это не может быть правдой, я не верю!
- Он оставил вас?
- Да. Но потом я оставила его. Я уехала, не сказав - куда… Я надеялась, что он будет искать меня… Теперь я боюсь, что это было ошибкой.
Из бессвязного лепета Скарлетт Колум ничего не мог понять.
- Давайте поговорим более откровенно.
Проявляя безграничное терпение, Колум распутывал клубок истории Скарлетт. Он мягко задавал наводящие вопросы, боясь поранить ее женскую гордость. Было уже за полночь, когда, вытряхнув остатки табака из своей давно потухшей трубки, ему показалось, что он может ответить на вопрос Скарлетт.
- Я не думаю, что ваш отъезд был ошибкой, дорогая Скарлетт. Ведь, собственно, ваш муж ждал этого от вас. Некоторые люди, глядя на наши воротнички, думают, что священники – не мужчины, и не в состоянии понять кое-какие вещи. Я могу понять вашего мужа. Его проблемы глубже и серьезнее, чем ваши. Должно быть, он очень сильный человек, и все же я чувствую к нему сострадание. Он борется с самим собой, а это трудная битва, и, победив в ней, иногда оказываешься в проигрыше, как ни странно это звучит… Я думаю, он поймет это и придет за вами, и вы должны быть благодарны ему, когда он сделает это, потому что так он признает свое поражение, а признавать поражение особенно тяжело для гордого человека.
- Но когда же он приедет за мной, Колум?
- Этого я не могу сказать. Знаю только, что он должен сам найти вас, вам не стоит делать этого. Он должен бороться с собой наедине, пока не поймет, что вы нужны ему.
- Вы в этом уверены? – с надеждой в голосе спросила она.
- Уверен, дорогая Скарлетт. А теперь я пойду спать. Советую и вам отдохнуть, у вас был длинный день.
Уткнувшись в подушку, Скарлетт улыбалась. Она была права, решившись поговорить с кузеном. Колум принес в ее душу успокоение. Ретт приедет за ней – пусть не так скоро, как она этого хочет, но она может подождать.
Продолжение
http://www.proza.ru/2008/12/16/188