Это уже стало привычкой – обзванивать друзей во время дежурства. Единственное время – за пару часов до сна, когда вспоминаешь об их существовании. Иногда думаю, что отношусь к телефону, как к забавной игрушке - я прихожу в душевный трепет, услышав в трубке голос человека, который находится от меня далеко, иногда даже очень далеко… С путаницей междугородних номеров я уже давно освоился, и не отказываю себе иной раз в удовольствии позвонить за казенный счет куда-нибудь за несколько тысяч километров.
Телефонами из Красноярска, Кемерово, Минска, Тюмени пестрит моя записная книжка, и, читая их, я вспоминаю многие почти забытые лица.
Человек в своей жизни бывает в длительных командировках, на специализациях, повышениях квалификации. Через десять-пятнадцать лет работы таких поездок накапливается немало. Каждая из них – это десятка полтора новых телефонов в записной книжке, и... несколько полуразмытых лиц в огрубевшей памяти….
Мы опутаны различными обязанностями, ограничениями в виде семьи, работы, знакомых, соседей, и почти никогда не поддаемся первому порыву в своих поступках, оглядываемся на рамки, в которые заключены. Сети приличий, норм поведения с годами охватывают нас все крепче, и, в конце концов, даже сам «первый порыв» уже изначально ограничивается рефлексом «оглядывания». Только некоторые восстают против «мнений света», большинство же становятся обычными серыми гражданами, поступающими вопреки связующим нас нормам лишь тайком…. Редко кто делится своим сокровенным с друзьями. Исключение составляют разве что пьяные беседы, тем более, если учесть, что «вино собаки» находится не в третьем бокале «Бургундского», а в первом стакане «Столичной»…
Неповторимость длительных специализаций – в затянувшейся «вагонной психологии». Людей, собравшихся со всей страны, объединяет лишь одно – профессия. И, в течение одного-двух, а то и пяти месяцев эти мужчины и женщины живут особенной жизнью – в чужом городе, среди чужих людей, а, главное, с осознанием того, что все временно, как в мчащемся поезде, и с уверенностью, что попутчиков больше никогда нигде не увидишь…
Ежегодно тысячи людей месяцами живут вдали от призрачного дома, соединяясь с ним лишь скупыми письмами, редкими телефонными звонками да почтовыми переводами…
Мы настолько прикипели друг к другу за два месяца, столько было переговорено за это время, что каждый, хоть и рвался домой, старался не думать о дне отъезда. И хотя нам донельзя опротивел этот огромный город, в котором всегда одно время года – осень….
На последнем занятии вручили дипломы, поздравили с окончанием курсов, и мы поплелись в общежитие. Обычно днем каждый находил какое-то дело: одни бежали к знакомым, живущим в этом городе, другие носились по магазинам, третьи спешили занимать очередь в пивном ларьке или винно-водочном отделе. Сегодня никто не торопился – все дела давно были поделаны, обратные билеты приобретены, вещи упакованы, бутылки сданы, а на вырученные деньги куплены новые – у многих из нас денег почти не осталось. С вечера этого дня начались расставания. Каждого товарища, основательно накачавшись вином, провожали до метро, каждому отпускали напутственные слова, каждого обнимали…. Все было радужным, ни до кого не доходило толком, что расстаемся навеки…. Все, казалось, было так просто: Звони! Подними трубку, набери номер, звони…. Да какой повод! Просто, звони: «Привет, как дела!», и я отзовусь, вспомним пару забавных проделок, помянем добрым словом товарищей, расскажем, кто кого видел, кто кем стал…. Звони, если что!
Я уезжал одним из последних, на следующий день, когда уже было немного стыдно за сказанное и сделанное вчера – накануне было все: от пьяных бесконечных изъяснений в дружбе до бессовестного хохота….
Мы посидели немного в парке, покурили. Хотелось говорить что-то новое, не сказанное другими, и, наверное, хотелось не только мне. Ничего, однако, необыкновенного, сказать не успелось. Я сел в вагон метро и в последний раз оглянулся на товарищей, стоявших на перроне. В глазах одного из них прочитал грусть расставания, смягченную алкоголем…
«Дорога лечит….», - ясно тому, кто прочувствовал это больше, чем разрушительное действо времени.… Чем дольше я ехал, тем дальше был от них. Неудержимо раскручивался маховик, по инерции которого я возвращался к своей обычной жизни. Все, только произошедшее, казалось смешным, несущественным и непреодолимо далеким. Я возвращался, меня опять засасывала трясина обыденности. Маховик крутился, и время, отпущенное для возвращения, отмерялось не днями и часами, а минутами и секундами….
Иногда я звоню им, товарищам из других городов, с которыми когда-то свела судьба.
Но каждый раз, когда слышу голос на другом конце провода, у меня не хватает духу сказать: «Привет, как дела?», и я бросаю трубку…
Моя записная книжка пестрит немыми адресатами….