Праведница
С Валентиной Николаевной Яснопольской мы познакомились в восьмидесятых годах. Она была прихожанкой Николо – Кузнецкого храма, настоятелем которого в то время был протоиерей Всеволод Шпиллер. О.Всеволод объединял вокруг себя и ''ветеранов'' Церкви,- людей старшего поколения , переживших гонения на Церковь, и ищущую молодежь; людей искусства- музыкантов, писателей, художников, и строгих богословов. Прихожанами храма были кандидаты и доктора наук, и люди самых простых профессий.
Валентина Николаевна была из ''ветеранов'', ей было уже за 75 лет. В ней сочетались интеллигентность и удивительная доброжелательность и мягкость. Она как бы светилась изнутри. И в то же время в ней ощущалась цельность и сила, духовная сила человека, очень много пережившего в жизни. Я бывал на квартире у Валентины Николаевны, меня иногда просили что-нибудь ей подвезти. Валентина Николаевна в это время все силы посвящала уходу за мужем инвалидом. После его смерти в 1983 году я стал чаще навещать Валентину Николаевну. Мы слушали проповеди о.Всеволода, (я привозил магнитофон) Валентина Николаевна делилась своими воспоминаниями. Однажды мы разговорились о фильме ''Покаяние'', который только-только вышел на экраны. И Валентина Николаевна рассказала мне, как сама она пять лет была в Соловецком лагере.
Валентина Николаевна была арестована в 1931году в Ленинграде, когда шли повальные аресты духовенства и верующих Ленинградской и Ярославской епархий. Это был разгром ГПУ церковной оппозиции, которую возглавлял митрополит Ленинградский Иосиф (Петровых).
Оппозиция была внутрицерковная и не направленная против Советской власти. Однако Власть объявила ее антисоветской и ГПУ, под предлогом борьбы с контрреволюцией, проводило аресты и расстрелы духовенства, церковных деятелей и просто верующих.
Более всего арестовывать духовенство ГПУ помогала декларация митрополита Сергия Страгородского – Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола изданная им в 1927году. Декларация об отношениях Церкви к Советскому государству.
ГПУ предъявляло епископу, священнику декларацию
мтр. Сергия и спрашивало согласен ли он с ее содержанием? И если христианин епископ, священник не мог принять ложь этой декларации, он арестовывался. Это была дьявольская уловка безбожного ГПУ : '' Кто не с митрополитом Сергием, тот против Советской власти''.
Суть Декларации сводилась к тому, что учреждение Советской
власти объявлялось действием Десницы Божией и Церковь выражала свою полную поддержку Советскому государству
( которое ставило своей целью уничтожение религии и самой Церкви).
В то время как в стране государственная власть проводила разграбление и уничтожение церквей, монастырей, осуществлялись массовые аресты, ссылки, заключения в концлагеря и расстрелы верующих, декларация мтр.Сергия призывала верующих выразить Советскому правительству ''всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения''. – Из тактических соображений Советская власть формально разрешила регистрацию (легализацию) созданного мтр.Сергием временного Синода.
Синода не имеющего своей власти и согласившегося на полное подчинение Советской власти. С этого момента Советская власть через комиссию ГПУ управляла Церковью. За что Церковь приносила от имени верующих всенародную благодарность.
В декларации объявлялось, что отныне радости государства строящего социализм (где нет места Богу), это радости Русской Православной Церкви.
Требование мтр. Сергия к епископам, священникам не признавшим Советскую власть как власть учрежденную Десницей Божией, устраниться и не мешать единению Церкви и Государства предоставляло государству полностью контролировать кадровый состав Церковного управления.
ГПУ прикрываясь этим постановлением, проводило Церковные чистки и определяло какому епископу можно оставаться в епархии, а какому нет. ГПУ помогало выполнению этого требования декларации и само устраняло неугодных епископов.
Помогало им устраниться. В итоге расстреливало.
От духовенства ушедшего с эмиграцией за границу и не подвластного ГПУ декларация требовала дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству (осуществляющему массовый террор собственного населения).
Многие иерархи Церкви не приняли этой декларации, указывая на неканоничность положения самого мтр. Сергия, издавшего эту декларацию от имени Церкви.
Мтр. Сергий был лишь заместителем местоблюстителя мтр.Петра и без ведома и благословения местоблюстителя не имел полномочий ни создавать свой Синод, ни опубликовывать такое заявление. Тем более сам местоблюститель мтр.Петр , находясь в тюрьме, отказался подписать такую декларацию, навязываемую ему председателем религиозной комиссии ГПУ Тучковым.
Среди иерархов не принявших декларацию были и другие два местоблюстителя назначенные самим патриархом Тихоном
мтр. Кирилл и мтр.Агафангел. Однако советской властью они не были допущены к управлению Церковью.
Заместитель местоблюстителя мтр. Сергий издал декларацию вопреки воле и благословения трех местоблюстителей патриаршего престола назначенных патриархом Тихоном.
( Тем более странно звучало заявление мтр. Сергия о том, что гонений на религию в СССР никогда не было и нет, в то время как местоблюститель мтр.Петр, назначивший мтр.Сергия своим заместителем, находился в тюрьме и после двенадцати лет заключения был расстрелян.)
Однако поскольку государство поддерживало мтр.Сергия он, будучи только третьим заместителем местоблюстителя имел реальную власть, власть делегируемую ему не от Церкви, а от государства ( от самих гонителей Церкви). Но выразив полную поддержку государству, ради легализации Синода, сам мтр.Сергий оказался в зависимости от чиновника этого государства, чиновника поставленного управлять Церковью.
Председатель религиозной комиссии ГПУ Тучков начал осуществлять смещение иерархов являющихся последователями патриарха Тихона, заменяя их ''лояльными'' епископами.
Происходило то, на что указывала церковная оппозиция, – результатом этой декларации было лишение Церкви внутренней свободы. Вопросы внутреннего устроения Церкви решала безбожная власть.
Вследствие строгой иерархичности Церкви (пирамида власти) церковная власть возглавлялась заместителем местоблюстителя, а сам заместитель местоблюстителя поставил себя в подчинение представителю безбожной власти. Церковью управлял государственный чиновник-атеист.
Декларация явилась полной капитуляцией высшей церковной власти в лице мтр.Сергия перед безбожной властью. Отныне благодаря этой декларации Церковь должна была восхвалять своих палачей.
Результатом декларации был раскол в Церкви, арест ГПУ епископов ''тихоновцев'' и их гибель.
Была какая-то удивительная параллельность происходящего в это время в партии большевиков и в Церкви. В партии Сталин уничтожал соратников Ленина, партийных вождей, объединявшихся вокруг Ленина, главы и создателя самой партии. Уничтожалось ядро ленинской партии.
Сталин устанавливал свою диктатуру. Одна партийная группа уничтожала другую партийную группу. А потом ''Хозяин'' уничтожал победителей (своих же сторонников). И таким образом становился единоличным диктатором.
Таким же методом уничтожалась церковная власть. В Церкви уничтожались лучшие иерархи объединявшиеся вокруг патриарха Тихона, составляющие ядро церковного епископата. На их место советская власть ставила епископов сторонников мтр.Сергия и временного Синода выражавших полную поддержку советскому правительству.
Однако власть уничтожив ''тихоновцев'' ( с помощью декларации мтр.Сергия), после этого стала уничтожать и самих ''победителей''. Победители и в партии, и в Церкви были обмануты. '' Хозяин '' расправился с победителями в Церкви и подчинил Церковь себе. Перед войной на свободе оставалось всего лишь четыре правящих епископа, среди них и сам мтр.Сергий. Однако мтр.Сергий не переставал славить власть и Сталина как богопоставленного вождя.
Во время войны Сталин по существу венчал мтр.Сергия на патриаршество, дав указание созвать собор из арестованных епископов, которые должны были избрать мтр.Сергия патриархом. Это политическое решение было связано с тем, что Гитлер на оккупированных территориях открывал храмы, и как бы спасал Церковь от большевиков.
Декларацию мтр. Сергия не приняли сорок епископов находящихся в Соловецком лагере.
Следуя тексту декларации, они тоже должны были бы выражать Советскому правительству ''всенародную благодарность''.
Однако наиболее мощное оппозиционное движение составляло Ярославское и Ленинградское духовенство. Из них два местоблюстителя и два епископа управлявшие Церковью как заместители местоблюстителя митрополит Иосиф Петровых и архиепископ Углический Серафим Самойлович.
Арх. Серафим возглавлял Церковь с 29/12 1926 г. по 12/4 1927г. в то время, когда в течение трех месяцев мтр. Сергий находился в заключении, где его посещал Тучков.
Именно после этого пребывания в заключении и после постоянных встреч с Тучковым, мтр. Сергий, вернувшись к управлению Церковью, стал осуществлять новый политический курс, выражением которого явилась декларация 1927 года об отношениях Церкви и Государства.
Арх. Серафим передал свои полномочия по управлению Церковью мтр. Сергию. Но после опубликования декларации обратился с письмом к нему, в котором просил мтр. Сергия отказаться от этой декларации, говоря о том, что никаких результатов декларация не принесла. Арх. Серафим писал о том, что путь компромиссов, который избрал мтр.Сергий, уводит от служения Истине, ''а лжи Бог не помогает''.
Валентина Николаевна часто виделась с арх. Серафимом. Он доверял ей перевозить письма и церковные документы к епископам. Двадцатипятилетняя девушка ''богомолка'', посещающая храмы, не вызывала подозрений ГПУ, в то время как духовные лица все были под наблюдением.
Валентина Николаевна говорила, что в обществе арх. Серафима она всегда ощущала благодатную силу исходящую от него. Он пребывал в благодати и эта благодать, как светоносная сила зажигала окружающих людей. Хотелось совершать подвиги. Однажды арх. Серафим поручил Валентине Николаевне привезти какие -то бумаги мтр. Сергию. В Москве Валентина Николаевна попала на службу мтр. Сергия. Когда она увидела его глаза, ей стало не по себе. Глаза мтр. Сергия были пустые и погасшие. От всей фигуры веяло холодом и отрешенностью. Ей казалось, что она видит перед собой сломленного человека. Ужасная мысль поразила ее : '' А верующий ли он человек? ''.
Валентина Николаевна не стала дожидаться окончания службы, пришла в канцелярию митрополита, под расписку передала бумаги секретарю, и ушла с очень тяжелым чувством.
В 1929 году начались массовые аресты оппозиционного мтр.Сергию духовенства. Было арестовано пятнадцать епископов, среди них и арх.Серафим Самойлович. А в 1930 году мтр. Сергий заявил, что '' гонений на религию в СССР никогда не было, и нет''.
Когда была арестована и Валентина Николаевна, следователи не могли понять, почему на квартире двадцатипятилетней девушки находятся важные церковные документы. И даже поначалу предположили, что она является одним из руководителей ''контрреволюционной'' церковной оппозиции.
Очевидно, церковные документы хранились у нее в связи с арестами духовенства. Эти документы не должны были попасть в ГПУ. Валентина Николаевна к тому времени окончила институт экономики, и трудно было предположить, что советская студентка, изучающая в вузе труды Маркса, Ленина является верующим человеком и церковной деятельницей (связной).
Следствие по делу церковной оппозиции возглавлял начальник особого отдела Ленинградского ГПУ Рудковский. Валентина Николаевна говорила, что это был молодой, умный и очень красивый ''сатанист''. На допросах Валентина Николаевна старалась ничего не говорить, не называть имен. Рудковский попросил ее написать, что побудило ее, окончившую институт экономики, изучавшую труды Маркса и Ленина, стать верующей?
Рудковский сам был марксистом-ленинцем и атеистом. Для него и следователей ГПУ было очень странным явлением то, что молодая девушка по окончании советского института ударилась в религию, попала под влияние церковников, и по существу стала врагом советской власти. Это явление очень беспокоило. И задевало самолюбие самого Рудковского.
Валентина Николаевна посчитала, что если она будет излагать основы веры и церковные догматы, писать о том, как она поверила в Бога и как ощущает Бога, то это ничего кроме насмешек и глумления следователей не вызовет. Она написала, что воспитывалась в религиозной семье, была верующим ребенком. Однако ее вера оформилась, стала твердым убеждением вследствие чтения антирелигиозной литературы. Вся ругань, насмешки, злоба антирелигиозной литературы говорят о ее слабости, и наоборот укрепили веру Валентины Николаевны. Тогда она высказала мысль, которую много позже, уже в пожилом возрасте встретила у Соловьева. Мысль о том, что насилие это признак духовного бессилия.
Валентина Николаевна написала, что совершаемое над Церковью насилие говорит о духовной слабости самих гонителей.
Прочитав такой ответ, Рудковский был взбешен.
На следующем допросе он сказал ей : '' В вашем письме есть мудрые мысли. Более того, его зачитывали на коллегии ГПУ, и обсуждался вопрос о качестве антирелигиозной пропаганды''.
Валентина Николаевна испугалась: '' Боже мой, что я наделала! Теперь эта пропаганда станет другой, более изощренной''.
Постепенно отношение Рудковского к Валентине Николаевне стало меняться. На допросах уже больше говорил он сам. Однажды он сказал ей: ''У вас в церкви есть одно очень хорошее явление это исповедь. Возможность человеку выговориться''.
Рудковский давал характеристики арестованным епископам:
'' Епископ Сергий ( Дружинин), когда мы его спросили : почему он выступает против нас, прямо ответил нам : ''Я не верю в то, что вы сможете построить лучший мир''. Он -- враг. И мы
уважаем врагов.
Митрополит Иосиф для нас не противник. Он только кадилом может махать''.
Вскоре епископ Сергий ( Дружинин) умер. Умер в тюрьме, пока шло следствие по делу Ленинградской оппозиции.
Через шесть лет, в 1937 году в чекментской тюрьме был расстрелян митрополит Иосиф (Петровых) вместе с первым местоблюстителем митрополитом Кириллом (Смирновым).
В 1937 году в кемеровском лагере был расстрелян архиепископ Серафим.
Рудковский говорил об арестах духовенства выступившего против декларации мтр.Сергия. '' Мы (ГПУ) даже не ожидали такого успеха. Мы выполнили план по арестам на триста процентов. Теперь все тело Церкви снято, остался лишь один костяк. Подождем, когда нарастет еще, и тогда опять снимем''. Через некоторое время Рудковский сказал Валентине Николаевне - Я все понял. Вы запутались сами и нас запутали. Мы арестовываем организацию, находим слабое звено во всей цепи, и ударяем по нему. И тогда цепь рассыпается. И таким слабым звеном были вы. Но вы сами запутались и нас запутали. Мы пошли не по тому пути.
Уже незадолго до вынесения приговора Рудковский говорил ей:
'' Я хочу вас спасти. Вы еще молоды, совсем девочка. Вы погибнете в лагере. Но я уже не могу вам помочь. О вас знают много людей. Есть один выход, вас можно спасти, если вы откажетесь от своих убеждений. Откажитесь от такого мировоззрения''.
Валентина Николаевна ответила :'' Убеждения в тюрьме не вырабатывают''.
'' Вы правы '' - ответил Рудковский.
Узников, проходящих по делу церковной оппозиции, держали в одиночных камерах. В такой камере Валентина Николаевна пробыла девять месяцев. Она говорила, что после четырех, пяти месяцев мужчины не выдерживали одиночества. Кто-то начинал выть звериным воем. И этот вой был слышан в других камерах.
Чтобы не сойти с ума, Валентина Николаевна стала заучивать слова английского языка. ( У нее был словарь в камере.) Сначала она заучивала по 30 – 40 слов в день. Потом все больше и больше. Она разговаривала сама с собой на английском языке и в камере, и на прогулках. Охранники решили, что она сошла с ума. Ей пришлось объясняться с тюремным начальством. Все же словарь ей оставили.
Однажды (кажется незадолго до приговора) по просьбе Валентины Николаевны тюремная надзирательница передала ей иголку с нитками подшивать вещи (перед этапом?).
Починив свою одежду, Валентина Николаевна на платке вышила в двух углах букву '' Т ''. И этот платок передала во время свидания с близкими. Платок был условным знаком для сестры Татьяны. Опасаясь ареста, она не могла приходить на свидания в тюрьму. Написать ей письмо Валентина Николаевна не могла, письмо могло попасть в ГПУ.
На следующем свидании Валентине Николаевне передали постельное белье. Уже в камере она увидела, что на наволочке незаметно вышита маленькая стрелка. Валентина Николаевна разорвала угол наволочки, на который указывала стрелка. Там было письмо. Письмо было от Татьяны. Она сообщала, что Валентину Николаевну хотят причастить. На следующее свидание ей принесут просфору. В эту просфору будет вложено Причастие. Валентина Николаевна горячо молилась, ожидая свидания. Встреча состоялась. Во время свидания часовой увидел, как Валентине Николаевне незаметно передают просфору, но сделал вид, что ничего не замечает.
В камере Валентина Николаевна на коленях молилась перед причастием, ей казалось, что на тумбочке, где лежала просфора - огонь. ( Со слов Валентины Николаевны я понял, что она не один раз причащалась).
Тюремная надзирательница, приходившая к ней в камеру, удивлялась :'' Почему у вас в камере как-то светлее и легче дышится чем в других?'' Валентина Николаевна отвечала, что ее камера ничем не отличается от других камер. Надзирательница настаивала на своем, говоря, что она обходит все камеры и может сравнивать. Валентина Николаевна молчала.
Шло время. Следствие заканчивалось. Валентине Николаевне сообщили, что ее собираются перевести в общую камеру. Испугавшись, что в общей камере она не сможет молиться и причащаться Валентина Николаевна написала заявление на имя начальника тюрьмы с просьбой оставить ее в одиночной камере и не переводить в общую. Начальство тюрьмы и следователи серьезно встревожились, полагая, что у нее повредилась психика. Ее вызвали на медицинскую комиссию. Сначала Валентине Николаевне задавали осторожные вопросы, потом убедились, что она в здравом уме. Члены комиссии недоумевали, почему молодая девушка находится под следствием. Председатель комиссии сказал ей : '' Я бы не
удивился, встретив вас на Невском проспекте. Но встретить вас здесь…!?'' - развел руками.
Валентине Николаевне был вынесен приговор - пять лет отбывания в Соловецком лагере, пять лет ссылки.
После объявления приговора около ее камеры был поставлен охранник, который должен был непрерывно следить за ней. Часто после вынесения приговора люди в отчаянии кончали жизнь самоубийством. Стараясь не вызвать подозрений охранника, Валентина Николаевна с большой осторожностью причастилась.
Из Ленинградской тюрьмы заключенных везли на север поездом. В пути солдаты конвоиры расстреливали слабых, старых, больных тех, кто не смог бы выжить в лагере. Солдаты прозвали Валентину Николаевну ''наша голубка''. Ее не расстреляли, когда в пути она жестоко простудилась и тяжело болела.
В разговоре со мной Валентина Николаевна больше вспоминала о ссылке и последующих событиях, нежели о самом лагере. После пяти лет пребывания на Соловках, на Медвежьем острове она должна была находиться еще пять лет на поселении.
Это была деревня недалеко от другого лагеря. И каждый день мимо домов, где жила Валентина Николаевна проходили колонны заключенных – утром на работу, вечером с работы.
''А знаете, это был 37 год, и это была сплошь интеллигенция. На улице жара, а они в валенках , в рваных телогрейках. И почему -то проходя мимо моего дома, они начинали хором петь :''Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек''. Я чувствовала себя перед этими людьми, что я не имею права жить в этом доме. И только то, что я сама пережила это раньше, может быть, как-то меня оправдывало ''.
Однажды эти голодные люди живьем съели овцу.
Валентина Николаевна захотела показать мне стихи молодой поэтессы, Наташи К. С нею Валентина Николаевна встретилась в камере на Медвежьей горе.
Наташе было 16 лет.
Вместе с младшим братом они ушли из дома, не выдержав нападок мачехи. После всяческих шатаний попали в какой-то контрреволюционный комитет. Были арестованы и приговорены к десяти годам лагерей. Срок отбывали на Соловках.
В то время одним из начальников Соловецкой тюрьмы был Дмитрий Успенский. Ранее он был осужден за убийство собственного отца священника. Однако из осужденного он очень скоро стал начальником. ( Как генерал НКВД Френкель). Успенский лично расстреливал заключенных в подвалах тюрьмы.
В Соловецкой тюрьме начальники имели неограниченные права на женщин-заключенных. Очередной жертвой Успенского стала и шестнадцатилетняя Наташа.
Всех окружающих поразило то, что у Наташи возникли ответные чувства к Успенскому
В жаре и томлениях поэтической души, она отношения с Успенским восприняла как свою первую любовь. Ей казалось, что она сможет его спасти. Окружающих Наташа не слушала.
Она писала стихи, делала аборты.
Тюремное начальство перевело ее на Медвежий остров, где они и встретились с Валентиной Николаевной.
Валентина Николаевна тоже была поражена. Как можно любить палача? Однако с Наташей они подружились.
После того как Наташу освободили из тюрьмы, Успенский специально послал человека на ее розыски и, найдя ее, женился на ней. Потом его перевели на строительство канала Москва-Волга (имени Москвы). Это было повышением, поскольку это была всесоюзная лагерная стройка. Они жили в Дмитрове. У Наташи родились близнецы.
После 1938 года освободилась и Валентина Николаевна (очевидно по амнистии в связи с приходом к власти Ежова).
Наташа с подругами усиленно приглашали Валентину Николаевну в гости. Валентина Николаевна отказывалась.
'' Я не могла переступить порог дома Успенского. Мысль, что я опять его увижу, увижу его руки. Руки человека, который расстреливал людей в подвалах, меня ужасала''.
Все же ее уговорили.
В Дмитрове стояли два одинаковых дома, в которых жили семьи начальников строительства. Валентина Николаевна ошиблась домом и тогда она решила, что нет, она не пойдет к Успенскому. Это ее спасло от гибели.
В это время стали происходить странные перемены.
Начали расстреливать тех самых людей, которые отдавали приказы о расстрелах заключенных.
Расстреливали вершителей судеб.
Арестовывались офицеры НКВД. Расстреливались начальники строительства канала.
В НКВД сменилась власть.
Когда из начальников строительства канала осталось только трое, Успенский понял, что его ожидает расстрел.
А в это время его жена Наташа ожидала третьего ребенка.
До родов оставалось два месяца. Успенский решил устроить показательный суд. Когда Наташа родила третьего ребенка, он объявил ее и ее подруг врагами народа, и расстрелял собственную жену.
Он стал героем и примером беспощадности к врагам народа. Его не расстреляли.
От своих детей Успенский отказался, их отдали в чужие руки.
Сам он уехал из Дмитрова.
Много позже Валентина Николаевна встретила его на митинге в Куйбышеве. Успенский говорил как бережно надо заботиться о советском человеке -труженике.
Мы сидели за столом. Валентина Николаевна сжав голову руками восклицала :''Откуда, откуда на Русской земле такие люди? Откуда такая злоба и жестокость?''
Передо мной лежали листки со стихами. В этих стихах звучал голос Наташи.
А в это время Успенский был еще жив. И очевидно он был пенсионером Союзного значения.
В восьмидесятые годы вышел документальный фильм ''Власть Соловецкая''. По ходу фильма Дмитрий Сергеевич Лихачев рассказывает, как в один день в Соловецком лагере было расстреляно больше 340 молодых людей. И расстреливал их Успенский. Он стрелял в затылки. Поскольку его подпоили, иногда он не попадал в голову. Однако потом всех раненых добили.
Дмитрий Сергеевич держал в руках современную фотографию Успенского. Пенсионер с палочкой и авоськой. В шляпе и с большой орденской колодкой на груди. (Глаза закрыты то ли очками, то ли черной полосой).
Лихачев не называл его имени, но упомянул , что этот человек еще до лагеря убил собственного отца , кажется дьякона.
Среди расстрелянных должен был быть и сам Дмитрий Сергеевич. Его спасло то, что в этот день к нему приехали родители и, во время свидания он спрятался в дровах.
А за него пошел умирать другой человек.
Дмитрий Сергеевич после лагеря понял, что он должен ответственно прожить и свою жизнь и как бы прожить жизнь умершего за него человека.
Он держал в руках фотографию Успенского. Палач был еще
жив и был на ''заслуженном отдыхе''. Получал персональную пенсию и жил среди своих жертв. И никакого суда над ним в государстве не было.
В последний раз я видел Валентину Николаевну весной 1998 года в Николо-Кузнецком храме. Затем племянница перевезла ее к себе в Петербург. А в январе 1999 года я узнал о смерти Валентины Николаевны. Светлой памяти праведницы Валентины Николаевны Яснопольской я и посвящаю эти строки.
Сергей Федоров
весна 1999г.