Первое впечатление, как известно, самое яркое и чаще всего становится основой отношения к объекту или явлению. Мне кажется, что этот мир я впервые увидел солнечным летним утром – и какие бы гадости со мной не случались, мир остается для меня прекрасным. Люди же, с которыми мне выпало этот мир делить, изначально вызывали любопытство: все такие разные, непохожие, интересные своей неожиданностью. В чем-то они для меня были подобны дверям, за которыми скрывалось иное измерение. Мне нравилось открывать эти двери, это было каждый раз настоящим приключением, путешествием в своем роде. Я чувствовал себя путешественником, а окружающие называли меня дружелюбным. Хотя слово «любознательный» больше соответствовало действительности. Я любил проникать за чужие двери, но не догадывался открыть кому-либо свою.
Впервые я впустил гостя в свой мир дальше прихожей только лет в десять. Гость принципиально ничем не отличался от других, просто я шагнул в него, а он вдруг сделал ответное движение. И нас стало двое. Но волшебство быстро кончилось – гость ушел: то ли его очаровала другая дверь, толи мой мир наскучил. Меня это ошеломило. До этого момента я никогда не оглядывался, уходя: неужели я тоже оставляю пустоту в покидаемых мирах? Неужели, как бы бережно не ступал по тропинкам чужого заповедника, я все равно оставляю след, по которому после моего ухода может бродить холодный ветер?
Но вскоре меня посетил новый гость и остался со мной надолго. Он поселился в моей душе первой любовью; врос в меня так, что даже после нашего расставания по моему миру продолжает гулять его призрак.
Не смотря на все мое дружелюбие и любопытство как оказалось существуют и люди, недоступные мне. Один напоминал дверь, нарисованную на стене – я безуспешно пытался найти хоть щель для проникновения добрый десяток лет. Отчаянно пытался – под конец недоступная, но чем-то привлекшая к себе дверь казалась мне просто райскими вратами, и мираж был гораздо сильнее разума. Но он так и остался для меня нерешенным уравнением: несбывшийся школьный друг, платоническая, но от этого не менее шокирующая и какая-то совершенно стихийная влюбленность. Всего-то в 25 он ушел из этого мира (надеюсь, что в лучший) – нелепое ДТП, сбит при переходе улицы.
Со временем я почти прекратил свои путешествия – мой второй, моя нечаянная любовь готовился к старту в Большую Жизнь, и я цеплялся за оставшиеся нам крохи единения, болезненно оберегая наше одиночество вдвоем.
В то время у меня и появился первый в моей жизни Враг.
Он был хорош собой, но совершенно не в моем вкусе. Бесспорно развит и умен, но прагматичность его ума меня отталкивала. Он пользовался авторитетом и был на виду – я скрывался в тени и в то время с трудом переносил даже просто физическое пребывание среди людей. Я болел любовью, болел впервые и чертовски всерьез – мой Враг был отталкивающе здоров.
Разумеется, всего этого было недостаточно для вражды, это были всего лишь предпосылки. Но если я успокаивал вспышки своей неприязни льдом безучастности, то он, мой Враг, позволял своему раздражению изливаться открыто и свободно.
Он не упускал случая меня унизить или царапнуть. Впервые я обнаружил, что могу раздражать другого одним своим присутствием.
Меня угнетало, что я способен выводить кого бы то ни было из себя просто своим существованием. Что, оказывается, есть «антилюди», сближение с которыми рождает не любовь, а ненависть. К тому же мой Враг был человеком сильным, волевым и умным, что смущало меня особенно – я не мог не уважать в нем эти качества.
Наша вражда была основана не на чем-то личном – это было столкновение двух систем, двух мировоззрений. Мира, построенного на силе собственной воли, и мира, подчиненного любви. Мой Враг, как человек силы, интуитивно восставал на то, что он видел как слабость, и я получал очередное оскорбление.
В выпускном классе случилось нечто, из ряда вон выходящее. Мое стихотворение было напечатано в городской газете: в каком-то конкурсе оно заняло первое место. Это было так странно – кусочек моей боли вдруг почли. Но еще более странно было, когда ко мне подошел мой Враг и неожиданно сказал: «А ты классные стихи пишешь». Я опешил: в его глазах не было ни насмешки, ни издевки, он действительно понял и не отверг. Восемь коротких строк, неужели они могут стать мостиком между нами? Да нет, показалось. Не может быть. Странный, непонятный порыв; мы антиподы, этого ничто не изменит.
Последний раз мы виделись лет через 8 после окончания школы. Я еще учился, он уже работал тележурналистом. Производил впечатление очень уверенного в себе и очень успешного человека. Меня проигнорировал. Впрочем, взаимно.
Через какое-то время дошел слух, что мой «анти» влип в какую-то криминальную историю. Но даже о его судимости говорили с долей уважения – этот свое возьмет, его ничто не остановит.
Его остановил рак, в тридцать с небольшим.
Есть поговорка: не мсти за обиду, просто сядь на берегу реки, и через какое-то время воды пронесут мимо тебя труп твоего врага. Я бы еще добавил: только не вздумай топиться от пустоты и горечи, когда поймешь, что на самом деле вы вовсе не были врагами и что так поздно пришло осознание, зачем судьба давала вас друг другу.
Мы так хорошо отражали недостатки друг друга, что слепли в своем желании разбить зеркало.