Швейцарский нож

Нина Ганьшина
Не заладилось с самого утра. А утро-то – предновогоднее, предпраздничное. А тут – не заладилось, да и все!

День световой – короткий. Днем солнце обманчивое светит несколько часов – и потом морозная темнота. Надолго. И в эти солнечные несколько часов так хочется что-нибудь сделать! Или прочитать хорошую книгу… Или рассказ написать волшебный… Или сходить куда-нибудь, пока снег блестит на солнце, пока он не фиолетовый от подступившей темноты…

Рассказ не получился. Я не сумела описать ночь. Столько метафор уже буквально рождалось – а я вдруг увидела, как блестело в темноте горлышко бутылки. И хотя бутылка была не разбитая, а вполне целая и даже наполнена пивом, - но образ-то не мой!.. Наивная интертекстуальность слишком узнаваема, чтобы присваивать ее себе.

И прогулка не получилась. Навстречу мне шла пожилая пара. Они несли завернутую в целлофан новогоднюю елку. На ней блестели игрушки. Я успела подумать, что мужчина и женщина слишком печальны, - и увидела вдруг, что они не елочку несут, а траурный венок с блестевшей на нем ленточкой со словами скорби.

Вот такая получилась субъективация. Форма представления. Представление о чем? О том, что реально? Или о том, что не поддается осмыслению? И реально ли то, что существует объективно? А все остальное – это тоже замысел Божий? Или – собственное наше творчество? В силах ли мы по-настоящему творить? Или всего лишь шаг за шагом осваиваем объективную реальность?

Эти размышления занимали меня и после Нового года. Длинные новогодние каникулы, предназначенные для богатых, я использовала осмысленно: первые пять дней отсыпалась, а последующие дни распределяла по задуманным заранее делам. Одно из таких дел в этом году было – обои. Я сдирала со стен старые обои. Мокрой тряпкой проводила по стене, бумага начинала чуть пузыриться, я скребла ее металлическим шпателем. Обнажалась розовая стена вместо однообразных повторяющихся картинок – мама-зайчиха баюкает своего сына зайчонка. Это были детские обои. Мы покупали их с сыном. Вместе клеили и радовались тому, как светло и весело стало в комнате.

Сын вырос. А мать зайчиха по-прежнему баюкала своего пушистого ребенка. А я садистки отрывала им лапки, головы. Я рвала на части туловище. Остатки их осыпались на пол быстро засыхающей бумажной стружкой. Одна из лапок оказалась за стеной шкафа. Я никак не могла вытянуть ее оттуда. Оглянувшись в поисках чего-нибудь острого, увидела на полке складной швейцарский нож. Вряд ли он был по-настоящему швейцарский. Только флаг Швейцарии, нарисованный на светло-коричневой поверхности, был настоящим. Но кнопочка сработала резво. Лапку из-за шкафа я вытащила. И одновременно сильно порезала собственный большой палец. Кровь хлынула быстро и как-то угрожающе. Я зажала порез, но красные капли падали на пол. И нож тоже стал красным. И уже не разобрать было на нем красный швейцарский флаг с белым крестом посередине.

На следующий день я просто наклеила новые обои поверх старых. И я даже радовалась тому, что добродушные рисунки остались живы. Когда-нибудь, когда постареют и нынешние обои, я оторву их – и обнаружу под ними все тех же ничуть не постаревших зайцев – маму и сына.

Я собрала бумажные лохмотья и стружки, запихала их в пластиковый пакет, оделась и вышла во двор.

Возле помойных баков толклись бомжи. Они разожгли костер и грелись около него, подставляя огню спины и бока.

Кто-то успел уже выбросить елку с остатками золотой мишуры.

Я бросила пакет в бак. Я чувствовала, что за мной в подъезд идут эти несчастные люди. Из какой они были реальности? И неужели это – реальность? Неужели это обыкновенная объективная реальность? Или мы сами создали ее, а Бог ни в чем не виноват?

Они вошли в подъезд и стали греться около батареи. Я же не захлопнула железную дверь, когда выходила во двор. Я знала, что сразу вернусь – и потому оставила дверь открытой.

И теперь эти хмурые люди стояли за моей спиной, пока я открывала дверь в свою квартиру. Они стояли, а я открывала дверь. И в голове моей проносились строчки из наших злобных СМИ: «С множеством ножевых ранений…»

Даже одно неосторожное ранение вчера привело к потере крови… Швейцарский нож так и лежал раскрытый посреди комнаты. Я не сумела его закрыть.

Бомжи не ворвались в мою квартиру. Они даже не сорвали бутафорный рождественский веночек с моей двери. Они погрелись и ушли, оставив приоткрытой железную дверь. Я видела в глазок: узкая щель походила на холодное лезвие ножа. И месяц в черном небе был похож на острый кровавый клинок.

И не было никакой объективной реальности.

Только бесконечный страшный сон.

И как хорошо, что я сберегла крошечный кусочек своего прошлого. Там, где новые обои не очень плотно приклеились, там можно увидеть золотистую луну. Она смотрит в комнату, где мама-зайчиха держит на коленях своего маленького сына.

Ах, эта луна – словно сказочная игрушка среди елочных новогодних ветвей.

Ах, эта луна никогда не станет месяцем, похожим на стальной кровавый клинок.

Ах, эта луна освещает горлышко бутылки. Тихое описание наступающей ночи.

Слава Богу!..