Глава 53
На следующее утро Колум заехал за ней верхом, ведя вторую лошадь в поводу.
- Собирайся на прогулку, Скарлетт, ты ведь говорила, что любишь ездить верхом? И поторапливайся, я взял этих двух одров напрокат, и должен вернуть их до обеда.
Лошади вовсе не были похожи на одров, и Скарлетт ласково погладила шелковистую шею гнедой невысокой кобылы.
- Так ведь она без седла…
- Наездник ты или нет? Не ломайся, Скарлетт, залезай, Бриди поможет тебе.
Скарлетт с самого детства не ездила без седла, и уже забыла ощущения слияния с конем. Насколько это было приятнее езды на дамском седле, когда управлять можно только руками. Она освоилась очень быстро, и вскоре ей казалось, что животное слушается малейшего намека ее колен. Ослабив поводья, она поинтересовалась:
- Куда мы едем?
- К реке. Я хочу показать тебе кое-что.
Они ехали по незнакомой тропинке. Накрапывал дождик. Вокруг стояла тишина, лишь шелест капель в листьях живой изгороди да мягкий перестук копыт идущих размеренным шагом лошадей нарушали ее. Скарлетт совсем не удивилась, когда дождь внезапно прекратился – погода в Ирландии переменчива. Маленькие птички, прятавшиеся в густых листьях, выпорхнули и улетели искать пищу в полях. Всадники проехали узкую полоску прибрежного леса, и за очередным поворотом дорожки перед ними открылась река. Берега Бойна в этом месте были пологими.
- Это брод, здесь мы будем переправляться. Крепче держи поводья, Скарлетт.
Лошадь Колума вошла в воду. Скарлетт подобрала юбки и осторожно последовала за ним. На том берегу Колум спешился и помог ей слезть с лошади.
- Давай немного отдохнем. Садись на этот камень, солнце уже высушило его.
Скарлетт уселась и прислонилась спиной к стволу дерева, пробившегося между камней. Она закрыла глаза и с удовольствием слушала шелест листьев, спокойный шум реки и щебет птиц. Изредка пофыркивая, их лошади мирно пощипывали траву на прибрежном лугу, покрытом мелкими желтыми цветами.
- Я хочу рассказать тебе одну историю, - заговорил устроившийся рядом Колум. – Место, где мы находимся, называется Баллихара. Совсем недавно, двести лет назад, оно принадлежало роду О’Хара.
Услышав это, Скарлетт выпрямилась и открыла глаза.
Это – земля О’Хара? Баллихара… Так называлась заброшенная деревня, через которую они вчера так быстро проехали…
- Ты готова выслушать эту грустную историю?
Скарлетт только кивнула. Как он может спрашивать?
- Две тысячи лет назад первый О’Хара поселился на этой земле и стал считать ее своей. Много веков наши предки жили здесь спокойно. Но тысячу лет назад воинственное племя викингов приплыло к берегам Ирландии на своих длинных лодках с драконами на носу, желая завоевать остров. Им это не удалось. О’Хара, так же как и другие ирландцы, яростно дрались, защищая свою землю. Они построили укрепления и охраняли реку, по которой приплывали враги.
Колум умолк, а у Скарлетт в голове мелькнуло: «Бог ты мой! Две тысячи лет! Это же еще до рождества Христова!»
- Викинги отступили, - продолжил Колум, - и покинули эти места. О’Хара еще двести лет спокойно возделывали землю и выращивали скот. Они построили укрепленный замок для себя и своих слуг, потому что у ирландцев хорошая память, и они знали, что враги могут прийти опять. И враги пришли, только на этот раз не викинги, а англичане. Они захватили часть Ирландии, но О’Хара опять выстояли за толстыми стенами своего замка и сохранили свои земли еще на пятьсот лет, до самой битвы при Бойне. Эта печальная история тебе известна.
Колум опять замолк на несколько секунд.
- После почти тысячи семисот лет владения земля О’Хара стала английской. Вдовы и дети, оставшиеся в живых, переправились через брод. Один из потомков этих детей восемьдесят пять лет назад женился на твоей бабушке, Кэти-Скарлетт. И он уже с другого берега Бойна смотрел на замок О’Хара, который был разрушен, и на выросшие на его месте дома англичан. Но название осталось прежним – Баллихара.
У Скарлетт слезы навернулись на глаза. Должно быть, ее папа так же смотрел через реку и помнил, что эта земля принадлежала его роду. В эту минуту она поняла ту боль и ярость, которую он испытывал, рассказывая о Бойнской битве. Поняла, почему отец ненавидел англичан, протестантов и оранжистов.
Колум посмотрел на нее.
- Я считал, что должен рассказать тебе это.
- Конечно, - Скарлетт вздохнула, - я ведь тоже О’Хара. Но по твоему лицу я вижу, что это еще не все…
Глаза Колума отражали боль, снедавшую его душу.
- Да, это не все. Английскую Баллихару построил молодой лорд. Про него рассказывали, что он был красив, как Аполлон, и сам он приравнивал себя к богу. Он решил сделать Баллихару самым лучшим поместьем в Ирландии. Его деревня, принадлежавшая ему до последнего камешка, должна была стать самой большой. Так оно и стало, во всяком случае, ее единственная улица была шире центральной улицы Дублина. Он построил конюшни, просторные как храмы, Биг Хаус, поражающий своим величием и красотой. Его ухоженные сады мягкими коврами спускались к берегам Бойна. Павлины расправляли свои роскошные хвосты на лужайках, а еще там разгуливали прекрасные женщины, увешанные драгоценностями. К хозяину Баллихары часто приезжали гости.
Всем был счастлив этот англичанин, но только печаль точила его сердце. У него был один единственный сын, но и тот, войдя в лета, все не мог завести наследника. И все же первый хозяин дождался появления на свет внука, который со временем стал господином Баллихары. И у него тоже был всего один сын, и тот тоже оставил после себя всего одного наследника… Он был писаным красавцем, я помню его. Я был совсем ребенком, и молодой хозяин казался мне сказочным принцем. Он ездил на высоком чалом скакуне, и, если его джентри вытаптывали наши поля во время охоты на лису, он всегда бросал нам, детям, монетки. Мы считали молодого хозяина добрым и восхищались его великолепным костюмом для верховой езды, белоснежными бриджами и высокими начищенными до блеска сапогами. И не могли понять, почему отец отбирал у нас монетки, ломал их и проклинал лорда.
Колум вскочил и стал быстро ходить взад-вперед перед Скарлетт. Вдруг он остановился и закрыл ладонями лицо. Когда он отнял их и продолжил рассказ, голос его дрожал.
- А потом начался голод. Люди болели от истощения и умирали. Умирали десятками. Это было очень страшно… И тогда молодой лорд сказал: «Я не могу смотреть, как страдают и умирают мои крестьяне. Я куплю два корабля и отправлю их в Америку, где нет голода, и всего – и земли и еды – полно. Мне все равно, что мои коровы будут реветь не доенные, мне все равно, что мои поля зарастут крапивой. Для меня важнее мои люди, а не скот и урожай». Благодарные крестьяне целовали ему руки…
Многие из них собрались в дорогу, но далеко не все могли вынести разлуку с Ирландией. «Мы лучше умрем от голода, но не покинем родину» - сказали они молодому лорду. И тогда он объявил на всю округу, что каждому, кто попросит, дадут место на корабле и деньги на дом в Америке, так же как и жителям Баллихары. Два брата моего отца согласились уехать, и Патрик очень рассердился на них за это… Джон и Брайан вместе со своими семьями погибли, они утонули, когда гнилые корабли были на полпути к Америке. Половина графства Мит выла в голос, узнав об этом. Эти корабли получили горькое название «плавучие гробы».
Колум был очень бледен, голос его звучал хрипло.
- Один из жителей Баллихары подстерег хозяина, когда тот пришел на конюшню, и схватил его. Он повесил золотоволосого лорда в башне близ Бойна, где когда-то держали оборону О’Хара.
Скарлетт воскликнула:
- Башня? Мне показывала ее Молли, когда возила посмотреть на вид из сада в замке Эрл.
Колум, казалось, не слышал ее.
- Никто не знает имени этого человека, его так и не сумели найти, говорят, что он покинул Баллихару. Но когда пришли англичане, они повесили всех мужчин, оставшихся в деревне, за смерть молодого лорда.
Искаженное мукой лицо Колума побелело, и он гневно воскликнул:
- Вид?! Она говорила тебе, что из сада поместья открывается чудесный вид?!
Он рухнул на колени на желтый ковер цветов и склонился к самой земле, пряча лицо.
Потрясенная рассказом, Скарлетт побоялась тревожить его. Пусть успокоится. Сама она была ошеломлена тем, что узнала… Земля, которой семья владела чуть ли не две тысячи лет и которую отобрали англичане… Утонувшие на пути в Америку родственники… Неужели в этом виноват молодой лорд? Скарлетт не могла поверить в это. Как может человек, пусть даже англичанин, послать два корабля с мужчинами, женщинами и детьми на верную гибель? Какой прок ему от этого? Только прямой урон хозяйству… Кто-то повесил его, а англичане повесили всех, оставшихся в деревне. Нет, все-таки англичане – сущие чудовища, и растреклятый лорд был таким же…
Колум поднял голову, медленно встал и отряхнул колени. Когда он взглянул в глаза Скарлетт, то был еще бледен и кулаки его были стиснуты, но голос звучал как обычно.
- Прости меня, дорогая Скарлетт. Твое упоминание про красивый вид вывело меня из себя. Не хочешь ли ты проехать через Баллихару? У нас еще есть время ее посмотреть. Там не живут уже около тридцати лет, но никто не разорил деревню. Местные жители обходят ее стороной.
Он помог Скарлетт взобраться на лошадь. Они поехали по узкой тропинке, ведущей через заросли куманики и боярышника, и вскоре оказались на прогалине, по другую сторону которой высилась каменная башня. Колум осадил лошадь, остановил Скарлетт жестом, и громко крикнул через сложенные рупором ладони:
- Сэакайн! – эхо несколько раз повторило странное слово, пока оно не замерло где-то вдали.
Колум обернулся к Скарлетт, щеки его уже порозовели и глаза оживились.
- Это гаэльский, древний ирландский язык. Где-то здесь в хижине живет мудрая женщина. Говорят, что она ведьма, старая, как Тара. Я предупредил ее, что мы проезжаем. Хоть я не очень верю в ведьм и колдунов, но это не значит, что к ним не следует проявлять уважения.
Они пересекли поляну и оказались у подножия громадной башни. Вблизи Скарлетт заметила, что камни не скреплены раствором, но так плотно пригнаны друг к другу, что не сдвинулись за века ни на дюйм. Колум говорил, им тысяча лет? Скарлетт испытала восхищение перед древними строителями, которые возвели это могучее сооружение.
- Не советовал бы тебе подъезжать слишком близко, Скарлетт. Ходят слухи, что в башне обитает призрак повешенного лорда.
- Ха! Ты веришь в привидения? А я - нет. Кроме того, лошадь нипочем не подошла бы так близко, если бы здесь что-то было. Животное всегда почует опасность. И вообще, я давно уже ничего не боюсь.
Колум рассмеялся, а Скарлетт прикоснулась рукой к старым камням. Казалось, они впитали в себя солнечное тепло, холод ветров и дождей за все эти века. Необычайный покой воцарился в сердце Скарлетт, когда она поглаживала эти камни.
- Башня действительно очень старая, - раздумчиво произнесла она.
- Да, - подтвердил Колум. - Она выжила, как огромное дерево, корни которого уходят глубоко, к самому центру земли.
«Корни уходят глубоко»… Именно так говорил Ретт о Чарльстоне, об этом она думала возле склепа, в котором сто пятьдесят лет хоронили Батлеров.
Скарлетт с улыбкой похлопала по каменной кладке. Теперь ей будет, что рассказать Ретту, как только он начнет говорить о том, как стар Чарльстон. Ее корни уходят значительно глубже. Она опишет Розмари и мисс Элеоноре, какой высоты башню построили ее предки тысячу лет назад, и скажет, что это лишь малая часть, сохранившаяся от их огромного замка.
Отделанный шлифованным гранитом, Биг Хаус Баллихары казался огромным, лишь чуть меньше Биг Хауса в Адамстауне. Двери главного подъезда выглядели столь высокими и массивными, что казалось, одному человеку ни за что их не открыть.
«Добротное строение, - сказала сама себе Скарлетт, - и ведь пропадает зря. Почему здесь никто не живет?»
- У лорда не было детей? – поинтересовалась она у кузена.
- Нет, - спокойно ответил он. – Только жена, но она вернулась к своим родным. Поговаривали, будто она сошла с ума.
Скарлетт почувствовала, что сейчас не стоит восхищаться домом.
Вид пустой деревни вызвал раздражение в ее душе. Она не могла спокойно смотреть, как ветшают брошенные людьми дома. Почти все стекла были разбиты, некоторые раскрытые настежь двери болтались на одной петле, поскрипывая под порывами ветра. Когда они в прошлый раз быстро проезжали через деревню, Скарлетт не заметила этих явных следов многолетнего запустения.
«Проклятые англичане, они не лучше янки - повсюду сеют разрушение и смерть…» - подумала она. Но тут же практичный ум подсказал ей, что не английские солдаты виноваты в том, что городок пустует. Ведь это целый городок, и дома здесь большие, не то, что в Адамстауне. Во всем виноваты наследники лорда, это они довели поместье до упадка. Вот она бы на их месте вернула деревню к жизни. Она бы поселила в домах людей - наверняка найдется немало желающих пожить в добротных домах под черепичными крышами, а она не видит здесь ни одной маленькой лачуги. Арендаторы обработали бы заросшие сорняками и кустарником поля, над кузницей вился бы дымок, а в баре собирались мужчины, чтобы потолковать за кружкой эля… Жизнь здесь закипела бы, уж она б сумела этого добиться! А эти наследники забросили чудесное поместье, которое может приносить кучу денег. Они просто идиоты, одно слово – англичане!»
Глава 54
Вернувшись домой к обеду, Скарлетт удивилась - Кэтлин поставила на стол лишь кувшин молока и вчерашние пироги.
- Мне некогда было стряпать, - объяснила девушка. – Мы готовимся к завтрашнему празднику.
А Скарлетт и не заметила, как пролетело время. Уже завтра у бабушки день рождения, и в конце следующей недели Скарлетт отправится в обратный путь. Уезжая с Колумом рано утром, она упустила из виду, что надо подготовиться к приему гостей.
- С утра я привела в порядок огородик возле бабушкиного дома, - рассказывала Кэтлин, - но еще надо вымыть и выскрести все в доме, подмести двор, расчистить лужайку для танцев, принести скамейки, табуретки и стулья для тех, кто не поместится внутри, в амбаре постелить соломы, чтоб дальние гости могли переночевать. Приедет куча народу, не каждый год человеку исполняется сто лет.
Скарлетт вызвалась помочь, и после обеда вместе с Кэтлин и несколькими кузинами с удовольствием принялась за работу. Вначале она послушно делала то, что велела ей Кэтлин, которая всем здесь распоряжалась, но затем сама стала руководить, показывая своим примером, что еще следует сделать. Они трудились до темноты, но устроили все, чтобы завтра с утра можно было встречать гостей. После ужина Скарлетт с удовольствием растянулась на своей кровати. Руки ее стали шершавыми от черной работы, которой она занималась полдня, мышцы болели с непривычки, но она была очень довольна, что наравне с другими женщинами славно потрудилась сегодня.
Наутро О’Хара со всего графства и из более дальних мест, в повозках, крытых фургонах, верхом и пешком стали подтягиваться к домику Кэти-Скарлетт. Кроме родственников здесь была половина Трима и весь Адамстаун. Все везли и несли подарки, еду и выпивку, припасенную специально к празднику. Фургон Махоуни из Трима прикатил, забитый бочками с пивом и элем, Джим Дэли привез ящик виски.
Столетняя Кэти-Скарлетт, в черном шелковом платье с кружевным воротничком, который подарила ей американская внучка, подобно королеве на троне восседала возле очага в деревянном резном кресле с высокой спинкой. Она молча кивала гостям, подходящим поздравить ее и выразить свое почтение, однако глаза ее увлажнились от удовольствия, и она внимательно следила за тем, что происходит вокруг.
В доме были места для самых почетных гостей, остальные расположились на улице. Импровизированными столами из досок, положенных на козлы был заставлен весь двор, но все равно мест не хватало. Не успевшие усесться брали в руки пирог и кружку с виски, элем или пивом, и чествовали столетнюю бабушку О’Хара стоя. Во главе стола сидел могучий, прямой восьмидесятилетний Дэниэл и распоряжался бочонком с черным пивом. Женщины О’Хара сновали меж столами, подкладывая на большие тарелки пироги.
Почетное место рядом с Дэниэлом предоставили седому старику с благородным высоким лбом. Когда он поднялся и взял в руки маленькую арфу, среди гостей прошел одобрительный гул – это был Маккорнак, единственный оставшийся в живых наследник древнего искусства бардов, ученик великого О’Кэролана. Когда он заговорил, уже голос его звучал музыкой. Подняв свой стакан, Маккорнак произнес:
- Долгий путь проделал я, чтобы увидеть столетнюю Кэти-Скарлетт, и спеть для нее. Но мне не жаль потраченных сил, потому что сегодня замечательный день и я вижу здесь ее сына, внуков, правнуков, праправнуков… У тебя большая семья, Кэти-Скарлетт, и ты можешь гордиться ей, как они гордятся тобой. Выпьем же за сильную женщину, давшую начало такому замечательному семейству, выпьем за О’Хара!
Бард осушил свой стакан до дна.
- Я спою вам сказание о Финне Маккумайле.
Неожиданно высоким и сильным для такого старика голосом он исполнил положенную на музыку поэтическую легенду о древнем витязе, которую все, собравшиеся у дома именинницы выслушали, замерев от уважения.
Еще немало здравиц было произнесено в честь старой Кэти-Скарлетт.
Наконец откуда-то появились музыканты со скрипками, волынками, свистульками и трещотками, и на расчищенной от столов и скамеек лужайке начались танцы.
Пара сотен ног очень быстро вытоптали молодую траву. Скарлетт старалась не отставать от своих молодых родственников, но через полчаса она, запыхавшись, выскользнула из круга танцующих и плюхнулась на скамейку возле одной из кузин.
- Какой чудесный праздник! – воскликнула она.
- Это еще что! А вот на майский день мы танцуем всю ночь напролет возле костров, - ноги кузины Хэлен так и отбивали задорный ритм.
- На майский день?
- Первое мая. Этот праздник берет свое начало от поклонения языческому богу друидов, богу солнца, - пояснил оказавшийся рядом Колум.
- Наверное, это очень весело… - мечтательно протянула Скарлетт.
- Конечно, весело, и ты скоро увидишь этот праздник, - сказала Хэлен.
Скарлетт покачала головой.
- Мой корабль отплывает через пять дней.
- А что, больше не будет кораблей? – удивилась кузина.
- Ты можешь остаться, дорогая Скарлетт, - поддержал ее Колум.
Скрипачи заиграли очередной рил, и Скарлетт вскочила со скамейки, решив, что уже достаточно отдохнула.
Пока она танцевала, кружась в своей ярко-зеленой шерстяной юбке, пока ноги в полосатых чулках и черных туфлях на низком каблуке отбивали ритм, одна мысль вертелась в ее голове: «Это не последний корабль, это не последний корабль…»
Будут ведь и другие корабли, так почему бы не продлить себе удовольствие и не остаться на замечательный майский день? Может, больше никогда в жизни ей не плясать рил в развевающихся разноцветных юбках, не танцевать без корсета, когда можно так свободно двигаться и дышать… Никогда больше ей не получать удовольствия от бесхитростного общения со своими простыми кузинами, никогда так громко не смеяться… А Чарльстон, ненавистный ей чопорный и лицемерный Чарльстон никуда не денется. Она еще успеет насидеться на скучных чаепитиях и еще более скучных заседаниях благотворительных комитетов. И Ретт тоже никуда не денется… Она ждала его год в Атланте, месяц ждала в Саванне, а теперь пусть подождет он. Куда он может деться, если она носит под сердцем его ребенка? И сейчас, пока ее беременность незаметна, пока о ней еще никто не знает, пока живот не полез ей на глаза – она должна повеселиться от души.
И Скарлетт решила, что останется на майский праздник.
Наутро она спросила Колума, когда отплывает ближайший после первого мая корабль.
- Корабли в Америку бывают примерно раз в неделю. Следующий после первого мая отплывает девятого числа вечером. Наш поезд приходит утром. Так что у тебя будет несколько часов на покупки в Голуэе.
Это ее не волновало, Скарлетт не собиралась больше ничего покупать. Она знала, что в Чарльстоне не будет носить ирландскую одежду, чересчур простую и яркую. Она решила оставить себе на память один костюм, а остальные подарит Кэтлин и другим кузинам из Адамстауна. Ее беспокоило другое:
- Девятое мая вместо двадцать шестого апреля… Это намного больше, чем я думала, Колум.
- Всего неделя с хвостиком после Майского дня. Это совсем немного, к тому же этот рейс удобнее, корабль заходит в Саванну, и только после в Нью-Йорк.
Скарлетт сомневалась, пока Колум не сказал, что отъезд девятого удобнее для него.
- Мне хотелось бы закончить кое-какие дела и побывать на скачках в Триме, прежде чем сопроводить тебя в Америку.
Она подумала, что после всего, что сделал для нее кузен, должна проявить внимание к его интересам, и согласилась:
- Хорошо, Колум, мы поплывем девятого мая.
Двадцать шестого апреля «Брайан Бору» отплыл из Голуэя с двумя свободными каютами на борту. Корабль прибыл из Ирландии с пассажирами и почтой в пятницу, двадцать четвертого. В субботу почту разобрали в Голуэе, но небольшая сумка с корреспонденцией ушла в Маллингар только в понедельник. Во вторник почтовый дилижанс оставил пакет с письмами почтмейстеру в Триме. В тот же день почтальон привез в пивную Мэтта О’Тула в Адамстауне, которая служила также лавкой и почтой, большой толстый конверт со штемпелем «Саванна. Джорджия», адресованный Колуму О’Хара. Мэтт налил почтальону кружку пива и позвал жену последить за баром.
- Я схожу к дядюшке Дэниэлу, Колуму пришел толстый конверт. Должно быть, все поздравляют нашу старушку Кэти-Скарлетт…
Отец Мэтта был братом третьей жены Дэниэла, покойной Терезы.
Среди других в толстом конверте оказалось письмо от Тома Мак Махона, который сообщал, что епископ обещает пересмотреть приданое сестры миссис Батлер. Прочтя его, Колум протянул листок Скарлетт. Едва пробежав глазами по первым строчкам, она радостно воскликнула:
- Слава тебе господи, Тара – моя! - и стала читать дальше.
- Они там что, с ума посходили? – закричала она через минуту. – Ты можешь себе представить, епископ просит за треть имения пять тысяч! Да за пять тысяч долларов можно купить все графство Клейтон! Я должна заставить их уступить!
Колум с улыбкой покачал головой.
- С епископами не торгуются, дорогая Скарлетт. Если тебе нужна именно эта земля, придется выложить пять тысяч. Но мысль, что деньги пойдут на благо церкви, должна успокоить тебя
- На благо церкви? Я терпеть не могу, когда кто-то садится мне на шею, пусть даже церковь! Да они буквально выкручивают мне руки, понимая, что мне нужна именно эта земля. Прости, Колум, тебе должно быть неприятно слышать это, но они на мне наживаются. – Помолчав немного, Скарлетт вздохнула: – Делать нечего, придется платить, Тара должна быть моей… О, какой же дурой я была, что позволила уговорить себя остаться. Сейчас мы были бы уже на пути в Америку. У меня прямо руки чешутся поскорее начать переустройство в Таре. К будущему лету там все должно быть готово.
Она попросила дать ей перо и бумагу.
- Я напишу своему адвокату в Атланту. Он должен начать еще до того, как я приеду.
Среду и четверг Скарлетт провела в одиночестве. Колум куда-то пропал, а Кэтлин с Бриди были заняты на ферме. Во всех домах, куда она заглядывала, хозяйки или не было, или она была очень занята, и могла поболтать со Скарлетт не больше пяти минут.
У всех были дела, все работали, и только Скарлетт маялась. Почему-то ей стало тошно и скучно здесь, сердце ее было уже в Таре, она сгорала от нетерпения, желая поскорее заняться переустройством. Попросив Молли одолжить двуколку, она поехала в Трим, выдумав себе занятие – купить симпатичных плошек, как у Мэри-Хэлен, для украшения новой кухни в Таре, и еще льняных занавесок, отделанных местным кружевом, а также клетчатых плотных льняных скатертей.
Она катила по полевой дороге в двуколке, запряженной пони, и не замечала, что едет одна, хотя уже лет восемь не ездила никуда в одиночку. Но в этом деревенском захолустье правила приличия сползали с нее, как шелуха с лука, одно за другим. Ее уже не шокировали сальные шуточки кузенов; то, что девушки громко хохочут и у всех на глазах откровенно заигрывают с парнями; и даже то, что Эмили, дочка кузнеца, которая вышла замуж всего четыре месяца назад, через два месяца родит, а если поглядеть на ее живот, так и через месяц. Еще совсем недавно Скарлетт залилась бы краской, если б увидела, как брюхатая женщина на глазах у мужчин оглаживает свой живот и всем сообщает, когда разрешится от бремени. В ее кругу о таком не говорили или говорили среди самых близких женщин.
Скарлетт потрогала свой живот. Он уже слегка округлился, хотя в одежде пока ничего не заметно.
Осенью она родит. Конечно, зиму они с Реттом проведут в Чарльстоне, и Скарлетт очень сомневается, что когда их малютка появится на свет, Ретт будет рваться в Данмор Лэндинг к своим любимым камелиям.
Как же славно они заживут! Конечно, Уэйд и Элла будут с ними. Ретт всегда заботился о ее детях, и даже рождение нового ребенка не может этому помешать. Он будет заботиться о детях, а она будет заботиться о нем. Ну и о детях тоже. Она представила, какого чудного смуглого черноглазого мальчика она может родить ему, а потом еще и девочку – славную, веселую, смешливую и голубоглазую, как Бонни. Она может родить ее сразу же, через год – ей так хочется сделать Ретта счастливым! Ну и на этом можно будет остановиться, четверо детей – вполне достаточно. Только как это сделать? Она больше не хочет отдельную спальню, она хочет быть рядом с мужем всегда, каждую ночь… Она не желает отказываться от счастья, которое он дарит ей…
Должен быть какой-то выход, кроме разных спален… Наверняка Ретт знает что-нибудь такое. Он ведь всю жизнь таскался по борделям… Если бы эти несчастные шлюхи каждый год рожали по ребенку, у них совсем не осталось бы времени заниматься своим позорным ремеслом… Нет, наверняка есть еще какой-то способ, кроме того, о котором говорила Мэйми Барт…
Майский праздник прошел очень весело, как ей и обещали. На окраине Трима жгли костры, повсюду торговали пивом и элем, было много танцев, а также майское дерево на развалинах замка. Скарлетт вырядилась в синюю шерстяную юбку колоколом и голубую блузку с белой кружевной косынкой. Голову ее украшал маленький красный чепчик и она, как юная девушка, распустила по плечам свои черные кудри. Она танцевала без устали и выглядела такой молодой и очаровательной, что некоторые тримские парни пытались приударить за ней. От возбуждения глаза ее сияли, как два изумруда, и довольная радостная улыбка не сходила с губ.
Но возвращаясь в Адамстаун заполночь в повозке с другими О’Хара, Скарлетт почувствовала смертельную усталость.
«Что это со мной? Неужто я старею, и танцы так вымотали меня? Или это от беременности? Может, мне уже не стоит так много танцевать?.. Нет, ноги мои совсем не устали, просто мне все надоело. Я хочу домой, к Ретту, и я хочу скорей заняться Тарой. И зачем я согласилась остаться на этот праздник? Чуть больше танцев, чуть меньше – какая разница? Если б я уехала сразу после юбилея бабушки, я бы уже через неделю увидела Ретта, а сейчас мне столько же придется ждать отъезда».
Скарлетт собиралась покинуть Адамстаун в пятницу, поэтому в среду достала из сундука свой дорожный костюм, который следовало немного расставить в талии. Даже если она еще не располнела из-за беременности, все равно обильная пища и платья без корсета сделали свое дело, а она не хотела во время долгого путешествия утягиваться так, что невозможно дышать. Кэтлин обещала помочь ей с шитьем. Подумав, Скарлетт выбрала еще одно платье для переделки. Она не собиралась красоваться в салонах парохода, но не готова проходить две недели в одном платье. «Если захочется – расставлю на корабле еще одно, надеюсь, у Бриди нет морской болезни, и она поможет мне».
Взяв платья, Скарлетт вышла из каморки в кухню, где Кэтлин уже приготовила ножницы, утюг и нитки с иголками. На столе лежал конверт.
- Письмо для тебя, - кивнула Кэтлин. – Колум только что принес.
Скарлетт взяла в руки надписанный незнакомой рукой толстый конверт со штемпелем Саванны. Вскрыв его, она достала еще один – на нем был адрес на Саус-Брод стрит. В этом конверте находилось следующее послание – на адрес дедушки. Письмо было из Атланты. Внимательно осмотрев этот конверт, Скарлетт заметила, что его вскрывали.
«Старый дьявол! – мысленно выругалась она. - Он продолжает читать мою почту!»
Она быстро надорвала конверт и из него выпала какая-то официальная бумага.
Документ был датирован двадцать восьмым марта 1875 года.
«За два дня до этого я отплыла из Саванны», - механически отметила Скарлетт. По мере того, как глаза бегали по строчкам, краска сходила с ее лица. Она прочитала бумагу еще раз, и еще, не желая верить…
- Кэтлин, где Колум? – внезапно охрипнув, спросила она, удивляясь тому, что может говорить.
- Наверное, у бабушки. Посмотри, это дорожное платье для Бриди, тебе нравится? - Кэтлин поставила утюг и обернулась к Скарлетт, но той уже не было в доме.
Скарлетт неслась изо всех сил, ей надо было скорее увидеть Колума. Он должен сделать что-нибудь, чтобы ехать сейчас же, сию минуту. «Я должна быть в Америке, я должна быть в Америке», - лихорадочно твердила она, кусая губы.
- Колум! – завопила она, едва завидев его во дворе маленького домика. – Ради всего святого, отвези меня домой! Срочно! Мне позарез нужно в Америку! Я не должна была уезжать оттуда!
Скарлетт колотила кулачками по его плечам, пальцы были сжаты до боли так, что ногти впивались в кожу.
- Черт бы тебя подрал, Колум! – она выла, как затравленный, попавший в капкан зверь. – Черт бы подрал всех О’Хара и всю вашу Ирландию! Зачем я уехала из дома?
Она разрыдалась, а Колум обнял ее и отвел в дальний уголок двора за сараем. Там он усадил ее на скамейку и осторожно вынул из сведенных судорогой пальцев скомканную бумагу. Она гласила:
«Соединенные Штаты Америки, Джорджия, Атланта.
28 марта 1875 года.
В официальную книгу регистраций и записей мэрии города Атланта, штат Джорджия, внесено постановление о разводе Ретта Киннисета Батлера, уроженца города Чарльстона, штат Южная Каролина, и его жены Скарлетт О’Хара Батлер, уроженки графства Клейтон, штат Джорджия.
Мэр города Атланта, Джорджия».
Далее следовала неразборчивая подпись и печать.
Колум растерянно смотрел на Скарлетт. Между приступами рыданий он разобрал:
- В Южной Каролине нет развода, мне говорил мой адвокат… Я была уверена… что он не разведется… потому что… в Южной Каролине… разводы запрещены… А он… он поехал в Атланту… и там…
Колум пытался успокоить ее, что-то говорил, но она не слушала, все твердила, что в Южной Каролине нет разводов, а Ретт опять переиграл ее…
Она бормотала это, пока у нее во рту не пересохло, но и умолкнув, не перестала плакать.
Колум тихо сидел рядом, взяв ее руки в свои большие теплые ладони. Постепенно она затихла, но продолжала сидеть неподвижно, привалившись виском к его плечу, глядя в одну точку и лишь иногда всхлипывая.
Солнце укатилось за горизонт, надвигались сумерки. Перед ними был сад, и среди яблонь, уже сбросивших бело-розовые лепестки на землю, показалась Бриди. Она пришла звать Колума и Скарлетт ужинать.
- Скажи дома, Бриди, чтобы не ждали нас, и не волновались, - тихо проговорил Колум. - Скарлетт получила тревожное известие из Америки, ее муж… серьезно болен. Она в шоке, не надо тревожить ее сейчас… Она боится, что он умрет, не дождавшись ее возвращения.
Бриди испуганно кивнула и побежала к дому Дэниэла. Там все решили, что должны дать Скарлетт возможность выплакаться и помолиться о здоровье мужа.
- Тимоти, отнеси им фонарь и шаль для Скарлетт, - велела Кэтлин.
Еще час просидела Скарлетт, укрывшись шалью, скрючившись и глядя на огонь фонаря. В голове было странно пусто, ей казалось, что там даже звенит от пустоты. Мозг ее отупел и отказывался соображать. Она замерла в неудобной позе, превратившись на время в каменное изваяние. Колум молчал, надеясь, что это оцепенение вскоре пройдет.
Наконец, будто пробудившись от тягостного сна, она подняла на него покрасневшие от слез глаза, и охрипшим голосом спросила:
- Что мне делать?
Эти три слова прозвучали неестественно громко в призрачной тишине сада.
Вздохнув, Колум возблагодарил Господа. Шок прошел.
- Скарлетт, милая, ты поедешь домой, как и собиралась… - мягко и ласково заверил он.
- Я – разведенная!!! – вне себя выкрикнула она.
- Может, еще не все потеряно…
- Зачем я поддалась на ваши уговоры?! Зачем я уехала из Америки?! Я никогда не прощу себе…- подвывала она, ломая руки.
- Скарлетт, тебе надо все хорошенько обдумать… Успокойся, слезами горю не поможешь.
Она отчаянно замотала головой и быстро заговорила срывающимся голосом, устремив лихорадочно блестевшие глаза в непроглядную темноту сада:
- Он прислал мне развод. Его сердце настолько очерствело, что он решился на это… А я так ждала, что он приедет за мной, я была уверена, и ты мне говорил!.. Господи Боже мой, какая же я дура!.. Колум, я жду ребенка… Скажи на милость, как я могу его родить, если у меня нет мужа?!
Колум успокаивающе погладил ее руку.
- Вот и славно, Скарлетт, дорогая, вот и хорошо… Именно поэтому тебе не стоит волноваться. Ты просто сообщишь ему о ребенке.
Внезапно в голове у нее прояснилось. Ну конечно, ребенок! Ничто не заставит Ретта отказаться от своего ребенка! Как только он узнает – он аннулирует развод или сделает что-нибудь еще… В конце концов, они поженятся снова…
Скарлетт выпрямилась и подняла подбородок. Теперь она знала, что ей делать. Перед Колумом была уже не плачущая ирландская девушка, а Скарлетт О’Хара Батлер, решительная деловая женщина из Америки.
- Мы уезжаем сейчас же, Колум. Ты сможешь достать экипаж? Я велю Кэтлин и Бриди собрать вещи, как только попрощаюсь с бабушкой.
- Дорогая Скарлетт, корабль отплывает в субботу, и мы собирались ехать послезавтра. Если мы поедем прямо сейчас, то нам придется ждать несколько часов в Маллингаре, а потом еще больше суток в Голуэе.
- Мне все равно, я хочу ехать, я должна знать, что приближаюсь к Америке, иначе я с ума сойду, - голос ее звенел, глаза возбужденно сверкали.
- Сперва нужно хотя бы поужинать, нельзя отправляться в такой дальний путь на пустой желудок. К тому же ты должна заботиться о себе и о своем ребенке.
- Не беспокойся, я буду заботиться о себе. И я обязательно поужинаю, как только попрощаюсь с бабушкой. - Вдруг голос ее дрогнул: - Как ты думаешь, Колум, все кончится хорошо?
- Да, моя красавица, все будет прекрасно, - успокаивающе похлопал он ее по плечу.
Скарлетт заглянула в домик. Бабушка, как всегда, сидела в своем кресле у очага.
- Я уезжаю, бабушка, и зашла попрощаться с вами.
- Храни тебя Господь и Пресвятая Дева Мария, - тихо проговорила старушка. – Ты принесла покой в мое сердце, Кэти-Скарлетт. Я увидела дочку моего Джералда, и теперь могу умереть спокойно. Жаль, что тебя не будет на моих поминках… Быть на поминках – очень важно для тех, кто остается жить.
Скарлетт поцеловала бабушку в иссохшую щеку и, еще раз оглянувшись на пороге, поспешила к дому Дэниэла.
Глава 55
Колум предупредил всех, чтобы они не приставали к Скарлетт с расспросами и соболезнованиями, сказав, что опасается повторения истерики. Он проследил, чтобы она поужинала, и сам налил в ее чай несколько ложек виски. Он надеялся, что она все-таки отложит бессмысленный отъезд.
Однако он недостаточно знал Скарлетт. С сухими глазами, не говоря ничего лишнего, она отдавала распоряжения.
- Колум, ты обещал достать экипаж, мне плевать какой, это может быть простая повозка. Кэтлин, ты переделала хоть одно платье? Лиловое убери, я поеду в зеленом. Бриди, пока она подгоняет платье, ты должна собрать все мои вещи. Что ты стоишь, разинув рот, я не собираюсь задерживаться здесь ни одной лишней минуты.
Ее резкий повелительный голос испугал бедную девушку, и она в страхе кинулась в каморку укладывать вещи Скарлетт.
Колуму пришлось отправиться верхом к Махоуни в Трим, и попросить его дать свою коляску с возницей прямо сейчас. Он уже вернулся и успел собрать свой небольшой багаж, но Скарлетт была еще не готова. Кэтлин затягивала ей корсет, показывая Бриди, как это делается.
Когда Кэтлин первый раз с силой дернула за шнурки, Скарлетт вскрикнула. Ее вопль заставит Бриджит охнуть.
- Не обращай внимания, Бриди, затягиваться всегда больно.
Скарлетт закусила губу, она уже забыла, как впиваются пластинки в тело. Ничего, она выдержит, она всегда шнуровалась туго на ранних сроках беременности и была уверена, что это не повредит ни ей, ни ребенку. Просто сейчас она отвыкла от этого. Ничего, привыкнет снова. Ей еще рано распускать корсет, не прошло и четверти беременности. Она должна влезть в это платье, ей просто нечего больше надеть в дорогу.
- Затягивай туже, Кэтлин, еще один дюйм, ну! – повелительно крикнула Скарлетт, схватившись за спинку кровати.
Они выехали в предрассветной мгле. Скарлетт сидела, уставившись сухими лихорадочно горящими глазами в одну точку, и молчала до самого Маллингара. Она молчала и в поезде, мчащем их в Голуэй. Несмотря на утешительные слова Колума и собственную уверенность в том, что Ретт не откажется от ребенка, она ощущала гнетущую тревогу в сердце. Одна и та же мысль без конца сверлила мозг: как он мог сделать это?
Удовольствие от этой грустной поездки испытала только Бриджит. Пятнадцатилетняя девочка никогда не отъезжала от родного дома дальше, чем на десять миль. Она сидела у окна, ее свежие щечки покрылись румянцем от волнения, а широко распахнутые глаза старались не упустить ни одной подробности пейзажа. Многолюдный и шумный Голуэй был настолько больше Трима, что девушка немного испугалась. А размеры и великолепие Железнодорожного отеля, к которому они подъехали, вселили в ее душу благоговейное почтение не только к Скарлетт, но и к Колуму, который запросто селится в таких красивых домах.
Проводив их в номер, Колум сказал, что отправится в порт, договориться насчет кают на корабле.
- Когда я вернусь, мы сходим пообедать.
- Я пойду с тобой, - решительно заявила Скарлетт. Она ощущала, что порт гораздо ближе к Америке, чем эта гостиница.
- И я с вами, - испуганно пискнула Бриджит. – Я здесь одна не останусь!
Она едва успела осмотреть роскошный гостиничный номер, который был в три раза больше ее родного дома. Блеск начищенного паркета, сияние люстр, золоченая мебель восхищали ее, но все-таки она не решилась бы сидеть здесь в одиночестве.
В порту царило обычное оживление. Большой корабль стоял у причала, должно быть, пассажиры лишь недавно покинули его, и теперь настала очередь грузов, наполнявших трюмы. Колум издалека узнал «Брайан Бору» и это обеспокоило его - судно должно было пришвартоваться в порту Голуэя еще два дня назад. Если оно запоздало, отплытие тоже может быть отложено. Но он не стал высказывать свои опасения Скарлетт.
Она впитывала в себя соленый морской воздух и думала о том, что в Чарльстоне всегда пахнет морем. Как бы ей хотелось отплыть прямо сейчас, а не послезавтра… А может, Колум сумеет уговорить капитана? Интересно, хватит ли золота, которое, перекочевав из корсета, висит в мешочке на ее груди, для того, чтобы оплатить целый корабль? И согласится ли капитан на это? Она вспомнила, что у нее есть еще кредитное письмо из банка Саванны. Она готова отдать любые деньги, лишь бы покинуть Ирландию как можно скорее.
- Колум, мы должны поговорить с капитаном, - сказала она, когда они подошли к трапу.
- Вряд ли у него найдется время для нас.
- Ты должен устроить это. Я хочу попросить его отплыть немедленно. Я заплачу любые деньги, сколько бы он ни запросил…
- Скарлетт, ты с ума сошла, это невозможно! Корабль не может плыть с тремя пассажирами на борту!
- Я оплачу все остальные каюты!
- А что будут делать люди, которые забронировали билеты заранее, и приедут в Голуэй только завтра или послезавтра?
- Мне плевать на них. Вон с корабля спускается какой-то человек. Спроси его о капитане.
С трапа сходил дюжий мужчина в униформе с двумя мешками через плечо. Завидев Колума, он сбросил мешки на землю и раскинул руки для приветствия.
- Кого я вижу! Отец О’Хара из Адамстауна собственной персоной! Ты что, не узнаешь меня? Я – Фрэнк Махоуни, мы же встречались с тобой в баре моего двоюродного брата. Какие красивые девушки рядом с тобой, Колум. Ты хоть сказал им, что ты пастор?
Мужчина первый посмеялся над своей шуткой. Колум тоже улыбнулся, и представил Скарлетт и Бриди родственнику Морин.
Скарлетт натянуто улыбнулась. Ее сейчас не интересовали ничьи родственники, даже свои собственные. Этот мужчина только задерживал ее встречу с капитаном.
- Почта из Америки, - кивнул Фрэнк на мешки. – Может, и для тебя там есть какое-нибудь надушенное письмецо? Хочешь посмотреть, или подождешь до возвращения домой?
- Я взгляну, с твоего разрешения, - Колум развязал один из мешков и подтянул его поближе к газовому фонарю. Почти сразу он наткнулся на адресованный ему толстый конверт из Саванны. Взяв его, он вернул мешок Махоуни и сказал: – Спасибо, Фрэнк, с меня кружка пива.
- Не сейчас, Колум. Проклятый почтмейстер уже, должно быть, смотрит на свои часы. Мне доставило удовольствие услужить тебе и немного надуть англичан. Пусть они получат меньше почтовых сборов… А сейчас мне пора. До свидания.
В большом конверте, как всегда, было с полдюжины писем. Колум перебирал их, ища письмо от Стефена.
- Это тебе, Скарлетт, - не глядя, передал он ей голубой конверт.
Послание Стефена нашлось, и он углубился в чтение.
Пронзительный крик заставил его вздрогнуть, но он не успел подхватить Скарлетт. Она лежала у его ног в обмороке. Голубой конверт и листочки письма трепетали в ее ослабевшей руке. Колум быстро сунул их в карман и приподнял Скарлетт голову, пытаясь привести в чувство.
Но это ему не удалось, ни на набережной, ни в кэбе, который домчал их до гостиницы за пять минут. Пронося Скарлетт на руках через вестибюль, Колум крикнул портье, чтобы в номер прислали доктора.
- Бриди, помоги мне раздеть ее, - попросил он, уложив Скарлетт на кровать. – Она почти не дышит в этом корсете. И поищи какие-нибудь нюхательные соли.
- А что это такое? – спросила наивная деревенская девушка, которая впервые в жизни видела женщину в обмороке.
Вскоре в номере появился врач, и осмотрел лежащую без чувств Скарлетт.
- Это всего лишь обморок, святой отец. Но глубокий обморок. Ох уж эти дамы! Они перекрывают всю циркуляцию крови в организме, лишь бы иметь осиную талию. Это ваша родственница? Кузина? Полагаю, что она ждет ребенка… Однако беспокоиться не о чем. С ней все будет в порядке. Посоветуйте больше не затягиваться так. Я оставлю укрепляющие капли, пусть она выпьет их, когда очнется.
- А ее не надо привести в чувство? – забеспокоился Колум.
Доктор взял Скарлетт за запястье.
- Пульс сейчас хороший и дыхание нормальное. Кажется, она заснула. Это к лучшему. А укрепляющие капли все-таки пусть выпьет.
Заплатив за визит и проводив доктора до двери, Колум тяжело опустился на стул. В свете лампы на маленьком столе лежал голубой конверт и листочки, которые он вынул из кармана, дожидаясь доктора. Он вновь перечитал газетную вырезку, вложенную в письмо:
«Вчера в Епископальном Соборе Святого Михаила был совершен обряд венчания мистера Ретта Киннисета Батлера и мисс Анны Хэмптон, уроженцев нашего города. Брак зарегистрирован в канцелярии военного округа Южной Каролины».
* * *
Добиться разрешения на развод оказалось не так уж сложно для Ретта Батлера. Мэр Атланты был хорошо знаком ему - в свое время Ретт участвовал в его избирательной кампании. Джозеф Уоллес прекрасно помнил Скарлетт, и те скандальные истории, которыми сопровождалась ее жизнь в Атланте. Он разделял мнение всего города, что Скарлетт бессердечная женщина, жить с которой под одной крышей просто невозможно. К тому же мистер Батлер представил ему документ о разделе имущества, подписанный адвокатом миссис Батлер, и свидетельствующий о том, что она принимает его. Последним аргументом Ретта было то, что жена покинула его дом и Америку, никого не предупредив. Одно это было бы достаточной причиной для развода в штате Джорджия, и любой суд утвердил бы его. Джозеф Уоллес подписал такое постановление без суда.
Он высказал свои сожаления мистеру Батлеру, и посоветовал ему крепиться.
- Жизнь с этой женщиной была для вас тяжким испытанием, Ретт.
- Вы даже не представляете, насколько правы, Джозеф, – не дрогнув ни одним мускулом, проговорил Ретт и протянул мэру бумажку. - Постановление следует отослать по этому адресу. В Саванне живет ее дед, я искал ее там, но она уже покинула страну.
- Крепитесь, Ретт, – еще раз посоветовал Уоллес, пожимая на прощание руку.
Невозмутимый вид Батлера не мог обмануть его. Он не видел Ретта чуть больше года, но казалось, за это время тот постарел на пять лет. Виски его сильно посеребрила седина, черные глаза потухли, и улыбка ни разу не осветила посеревшее лицо.
«Да, время идет, мы стареем, и удары, которые наносит нам судьба, только усугубляют это, - подумал мэр. - А каким молодцом Батлер был в те времена, когда, прорвав блокаду федерального флота в Чарльстоне, привозил в Атланту оружие, медикаменты и кринолины!» Как и вся Старая Гвардия Атланты, мэр уже забыл, что к середине войны Батлер занимался откровенной спекуляцией, наживаясь на торговле продуктами, и как он осуждал когда-то его вместе со всеми.
Покинув мэрию, Ретт собирался зайти в банк, который располагался через два квартала, но оказалось, что у него нет на это ни сил, ни желания. Единственное, чего он хотел сейчас, это напиться и забыть все.
Он велел кучеру ехать в заведение Красотки Уотлинг. Его с распростертыми объятьями встретила хозяйка борделя, сильно располневшая и обрюзгшая за последние годы женщина с ярко-рыжими крашеными волосами и размалеванным лицом. Красотка знала Батлера около пятнадцати лет, любила его, и высоко ценила дружбу, которую дарил ей этот благородный джентльмен. Когда-то дом, где располагался бордель, принадлежал Ретту, но со временем Красотка смогла выкупить его, причем за очень низкую цену. Уже давно ей не было нужды самой обслуживать заглядывавших в заведение мужчин, она была хозяйкой и преуспевающей женщиной. На деньги, которые Красотка зарабатывала своим грязным ремеслом, ее сын, выросший в престижном пансионе соседнего штата, окончил университет, и теперь крепко стоял на ногах, служа в одном из федеральных банков. Недавно юноша женился, и единственным камнем, лежащем на сердце Красотки, было то, что она не сможет принимать участие в воспитании будущих внуков. Молодой человек не знал, что миссис Уотлинг его мать. Она отдала сына в приют совсем крошкой, а когда навещала, называлась подругой его умершей матери. Она вынуждена была скрывать правду, дабы не навлечь на юношу презрение общества.
Ретт и Красотка расположились в задней комнате, за баром. Бутылка виски на столе уже наполовину опустела, а Ретт все подливал и подливал себе. Красотка с грустью покачала головой:
- Ретт, ты выглядишь усталым и подавленным. Расскажи, как тебе живется в твоем прекрасном Чарльстоне, и что такого произошло, раз ты вспомнил про свою старую подругу Красотку. Коли на сердце тяжесть, ничего нет лучше, чем поделиться с другом.
Ретт хлебнул виски, поставил стакан на стол и лишь после этого поднял налитые кровью глаза, и тяжело выдохнул:
- Я развелся.
- Развелся?.. – протянула Красотка. - Не думала я, что ты решишься. Ты же любил ее, просто с ума сходил…
- Сходил с ума? Нет… Ум-то я пытался сохранить, а вот сердце… Сердце я потерял. Оно разбито, - он криво усмехнулся. - Ты видишь перед собой человека без сердца, Красотка.
- Бог с тобой, Ретт, что ты говоришь? Что случилось? Ты ведь сам уехал и бросил ее, это было твое решение. Ты говорил, что между вами все кончено, и ты ведь не собирался тогда разводиться.
- Я хотел развода, но Скарлетт была не согласна.
Красотка вздохнула и сказала:
- Плохо она здесь без тебя жила. Ее же никто из благородных господ не принимал. Сидела одна в своем громадном доме, как сыч. Среди негров ходили слухи, будто она попивает там в одиночку. Прислуга ее болтала.
- Я знаю, что она порой искала забвения на дне бутылки… так же как и я. – Ретт плеснул себе и Красотке в стаканы. – Выпьем, это помогает все забыть.
Он залпом выпил свое виски, Красотка тоже пригубила.
- И все-таки негоже женщине напиваться, тем более такой благородной, как твоя жена. Сидела там, запершись, и пила. Несколько месяцев носу из дому не казала, а потом сорвалась с места и уехала.
Не глядя на Красотку, Ретт сказал:
- Она приехала ко мне, в Чарльстон. Я разрешил ей пожить там некоторое время, она очень просила, говорила, что в Атланте ей было плохо, она умирала здесь от одиночества.
Красотка покивала головой.
- Это верно, куда уж хуже, когда не с кем даже словом перемолвиться!
- Я пообещал ей полмиллиона, если она уедет не позже апреля, она согласилась.
- Прости уж, Ретт, но более алчной дряни, чем твоя жена, поискать - так не найдешь!
- Я сам ей это предложил. Я боялся, что не выдержу, если она слишком долго будет рядом. Порой мне хотелось убить ее, а порой – обнять и не выпускать до конца жизни.
- Бедный ты мой! – она погладила его по голове, как ребенка. - Околдовала она тебя, что ли? Что ж ты так страдаешь по ней столько лет? Что ж ты мучаешься? Ну, а дальше что? Она опять стала свои номера откалывать, небось, хвостом начала вертеть перед джентльменами?
- Если бы это! – в голосе Ретта послышалась горечь. - Она вдруг решила, что безумно любит меня, и чуть ли не всегда любила, но только не понимала этого. Знала бы ты, каких сил мне стоило сдерживаться… Я не подпускал ее близко, и я почти выдержал, дотерпел до последнего дня. А потом… Мы с ней едва не погибли в море, и только чудом спаслись. Это было огромным потрясением, эмоции переполняли нас и я… Я овладел ею, и она отдалась мне с такой страстью, с таким пылом, какого я в жизни своей не видел, а ты знаешь, повидал я немало… Но вскоре пришло отрезвление… Ведь я знаю ее, знаю, что она будет держать меня этой любовью, которая станет кнутом над моей головой. Если она захочет, чтобы я был воском в ее руках – я им стану, если буду знать, что она вновь подарит мне наслаждение… Я не мог позволить ей сломить мою волю и опять сбежал от нее… Но не выдержал и вернулся, потому что пришла телеграмма от матери, что Скарлетт уехала неизвестно куда. Через некоторое время я выяснил, что она покинула Америку… Вот и все. Сегодня я получил бумагу о разводе, и вскоре снова женюсь.
- Женишься?.. Бог ты мой! И кто ж эта счастливица?
- Девушка из Чарльстона, очень юная и очень благородная… Ретт умолк и добавил после небольшой паузы: - И она любит меня.
- А ты ее?.. Что-то я не пойму ничего. Ты же говоришь, что эта твоя… - Красотка никогда не называла жену Ретта по имени, - что она разбила тебе сердце?
- Я не люблю Анну, но я глубоко уважаю ее. Ты помнишь Мелани Уилкс?
- Мисс Мелли? Да как же не помнить такую славную леди! Я даже говорила с ней два разочка, не побоялась она унизиться до разговора со мной. Первый раз еще в войну, она согласилась принять от меня деньги для наших славных солдатиков. А второй – когда ее мужа ранили. Она села ко мне в карету и уж так благодарила меня, так благодарила… Славная была женщина, самая что ни на есть благородная леди. Таких больше нет…
- Анна такая же. Ты представляешь, она даже внешне похожа на Мелани. Такая же маленькая, хрупкая, с большими карими глазами… И она очень чистая, обидеть такого человека все равно, что украсть последний медяк у нищего.
- Такому благородному джентльмену, как ты, нужна порядочная женщина… - задумчиво проговорила Красотка.
Ретт горько усмехнулся, и снова наполнил свой стакан.
- Ты говоришь, она хрупкая, как мисс Мелли? Это худо, Ретт. А вдруг не сможет она родить тебе ребеночка?
- Я не хочу детей, Красотка. Уж очень тяжело их терять.
Она вздохнула:
- Что говорить, рано бог прибрал твою дочку! А уж как я, бывало, любовалась, когда ты возил ее покататься. Уж чистый ангелочек она была, краше и не бывает… Но все равно не прав ты, Ретт. Пусть твоя жена родит, и ты будешь счастлив, и она. Потому как ничего лучше нет, чем иметь ребенка.
- Ты говоришь, как моя мудрая старая мама.
- А кому же и знать-то об этом, как не матерям?
- Ты тоже мудрая, Красотка, - похлопал ее по руке Ретт.
- Ты устал, мой хороший, - ласково сказала она. – Не хочешь отдохнуть?
- У тебя найдется свободная комната?
- Конечно. А может, прислать тебе одну из девочек?
Ретт задумался на мгновение.
- Пришли. Может, в последний раз я здесь.
Через два дня Ретт Батлер сделал предложение Анне Хэмптон.
Он пришел в Конфедератский дом, когда она гуляла в саду со своими воспитанницами. Мягкой походкой он приблизился к ней, снимая шляпу.
- Здравствуйте, мисс Хэмптон. Я могу поговорить с вами где-нибудь наедине?
Щеки Анны покрылись румянцем, она боялась поднять на него глаза.
- Мне только надо предупредить миссис Скотт, и я буду свободна.
Он ожидал ее в скромно отделанном холле Дома. Предложив ей сесть, Ретт устроился в кресле напротив.
- Анна, я прошу вас быть моей женой, - безо всяких предисловий сказал он.
- Женой? – она не могла поверить своему счастью, и это отразилось в лучистых карих глазах. - Но вы ведь…
Она не договорила, но Ретт понял.
- Я развелся. Теперь я свободен, и прошу вашей руки. Ответьте, согласны ли вы? Если вам надо время подумать, я подожду до завтра.
- Я согласна, - торопливо сказала Анна. – Я давно люблю вас, Ретт.
Она не дождалась ответного признания.
- Я глубоко уважаю вас, Анна, и сделаю все для того, чтобы вы были счастливы. Если церемония будет скромной, вы не будете возражать?
Анна кивнула, не поднимая глаз.
- Вас устроит будущий четверг? После свадьбы мы отправимся в Европу, во Францию и в Италию. Я хотел бы взять с собой сестру, она давно мечтала побывать там.
- Я тоже никогда не была в Европе, - робко улыбнулась Анна, - и буду рада, если Розмари поедет с нами. Мы с ней очень дружны.
- Моя мама заедет за вами сегодня и отвезет к портнихе. Я прошу вас не стесняться, Анна, у меня хватит денег на ваши наряды. – Ретт немного помолчал. – Поверьте, для меня большая честь, что вы приняли мое предложение. - Он склонился над ее рукой и, распрощавшись, вышел.
У себя дома он сообщил, что сделал предложение Анне Хэмптон и она согласилась стать его женой.
- Как?! – вскричала миссис Батлер.
- Я получил развод в Атланте, – не дожидаясь вопросов, сказал Ретт. – Свадьба состоится в будущий четверг, восьмого числа. Кажется, на сей раз я сделал именно то, чего от меня все ожидали, не так ли? – голос его звучал довольно язвительно.
- Конечно, ты сделал то, что должен был, - со свойственной ей прямотой заявила Розмари.
Брат посмотрел на нее ничего не выражающими глазами.
- Я надеюсь, тема моего развода больше никогда не будет подниматься. Я не хочу ничего слышать о Скарлетт.
В комнате повисло молчание.
- Мама, я пообещал Анне, что ты съездишь с ней к портнихе. Надеюсь, она успеет сшить два-три платья, кроме свадебного. Тебе, Розмари, тоже следует позаботиться о своем гардеробе, ты едешь с нами в Европу.
- О, Ретт! – сестра кинулась ему на шею, но он не обнял ее крепко, как бывало, а лишь похлопал по плечу.
- Закажи что-нибудь поприличнее, твои наряды в Европе будут выглядеть… - он хотел сказать «жалкими», но смягчил оценку: – немодными. Мама, я полагаюсь на твой вкус. Вечером я еду в Лэндинг и вернусь накануне свадьбы, в среду утром. Да, забыл предупредить. Никаких приглашений, никаких гостей и никому ничего не говорите, пока мы не обвенчаемся. Я не желаю никакой шумихи.
Мисс Элеонора молча кивнула. Когда он вышел из комнаты, они с Розмари переглянулись.
- Тебе не показалось, что он не выглядит счастливым, Розмари?
- Перестань, мама, он просто устал с дороги!
- Нет, дорогая, он выглядел так полтора года назад, когда приехал сюда после смерти Бонни. Тогда он был несчастен и подавлен. Я боюсь подумать, что развод со Скарлетт – причина его подавленного состояния.
- Он развелся с ней, и это уже хорошо, а то, что женится на Анне - еще лучше.
- Да, после того, что произошло… Честно скажу, дорогая, я не ожидала, что он сделает это. Ты ведь помнишь о той старой истории?
- А я рада, что он женится на Анне, и что я поеду в Европу.
- Я тоже рада, вот только…
Мисс Элеонора не стала говорить своей девственной дочери, что любовь – очень странная штука. Что бывают женщины, которых можно возненавидеть, но разлюбить нельзя. Ей вспомнилась Соланж Робийяр, холодная с виду красавица, разбившая много сердец и забравшая сердце мужа с собой в могилу. Она не знала почти ничего о взаимоотношениях сына со Скарлетт, но сейчас в душу ее закралась тревога. А вдруг он не сумеет забыть ее? А вдруг брак с Анной, которую она очень любила и уважала, с женщиной, которую считала идеальной женой для своего сына, будет несчастным?
«Нет, - отогнала она тревожные мысли. - Это пройдет, Ретт успокоится. Не может быть, чтобы в своем отнюдь не юном возрасте он не оценил, какой бриллиант Анна Хэмптон. Если сравнивать их с камнями, - вдруг подумалось мисс Элеоноре, - то Скарлетт – это яркий рубин, изумруд, может быть, сияющий своей красотой жемчуг. А Анна – это сверкающий достоинствами бриллиант. Да-да, чистой воды бриллиант!»
Сравнение с драгоценными камнями показалось мисс Элеоноре поэтичным, и она подумала, что надо будет как-нибудь озвучить эту мысль в кругу подруг.
- Мама, Ретт просил нас съездить к портнихе, - теребила ее Розмари.
- Я должна отметить этот день в календаре – моя дочь заинтересовалась нарядами! - рассмеялась миссис Батлер.
Продолжение
http://www.proza.ru/2009/01/24/211