Глава 65
- Вот что, миссис Фиц, прошло уже шесть недель, и я больше не намерена сидеть взаперти. Я задыхаюсь в этой комнате и хочу глотнуть свежего воздуха.
- На улице холодно, а вы еще недостаточно окрепли, миссис О.
- Я вполне могу погулять часик по саду вместе с Кэт.
- Хорошо, я скажу няньке, чтобы она пошла вместе с вами.
- Нет, я пойду одна. Это мой ребенок, сегодня я буду гулять без няньки.
Скарлетт начинала сердиться. Ей все надоело. И книги, и визиты врача, и лекарства, и икра с гранатами, которые Колум регулярно привозил из Дублина. Ей осточертело сидеть в спальне, ей хотелось проехаться в двуколке по своим полям, по своему городку.
А еще у нее было одно дело, о котором она не хотела говорить никому. Из рассказов миссис Фиц и Колума она знала, что таинственная знахарка, появившаяся в ночь всех святых в самый трагический момент, когда Скарлетт была между жизнью и смертью – это женщина, живущая возле старой башни. Скарлетт была обязана отблагодарить ее.
Прокатив коляску с Кэт несколько ярдов, Скарлетт удостоверилась, что миссис Фицпатрик закрыла за собой массивную дверь, ведущую из дома в сад.
Оглядевшись по сторонам и сообразив, где должна находиться башня, Скарлетт направилась к высокой каменной стене, окружающей сад, надеясь, что в ней есть калитка. Так и оказалось. Оставив коляску в саду, она подхватила Кэт на руки и вышла в лес, подступавший с этой стороны почти к самым стенам Биг Хауса. Вскоре тропинка вывела ее к старой башне.
Тут Скарлетт остановилась и огляделась. Где ей искать старуху, которую многие считают ведьмой?
- Эй! – крикнула она в сторону зарослей, – это я, Скарлетт О’Хара! Выходите! Я не знаю вашего имени, но если вы не выйдете, я околею здесь от холода, и малышка моя замерзнет.
От голоса матери Кэти проснулась и распахнула опушенные черными ресницами глазки.
- Ах ты, моя радость! – улыбнулась Скарлетт. – Смотришь и не плачешь! Ты никогда не плачешь, моя крошка!
Вдруг малышка повернула голову, будто услышала что-то. В густых зарослях справа от них появилась темная фигура, закутанная в плащ.
- Иди за мной, - кивнула женщина и исчезла в кустах.
Скарлетт нырнула в гущу следом за ней, мельком подумав, что сама никогда бы не нашла эту узкую петляющую тропинку.
Спустя минуту они оказались на поляне, окруженной со всех сторон высоким кустарником, перед маленькой хижиной с крышей из речного тростника.
Старуха распахнула перед Скарлетт низкую дверь.
- Заходи, О’Хара.
Прямо с порога Скарлетт принялась благодарить знахарку и пыталась сунуть ей в руку носовой платок с завязанными в него пятью золотыми монетами.
- Оставь себе свои деньги, - наотрез отказалась та. – Мне они ни к чему. Лучше дай-ка мне взглянуть на твою дочку.
Она развернула одеяльце и пеленки и тщательно осмотрела девочку, даже лучину поднесла, чтобы заглянуть ей в глаза.
- Зеленые… - произнесла она задумчиво.
- Она родилась с голубыми глазами, а теперь они позеленели, стали почти как у меня, - торопливо проговорила Скарлетт.
- Крепкая здоровая девочка. Как вы назвали ее?
- Кэти Колум О’Хара.
- Слабое имя. Только фамилия звучная… Надеюсь, она поможет ей. Вот меня зовут Грейн, слышишь, как сильно звучит?
Скарлетт не знала, что ответить на это.
Женщина наклонилась к самому личику ребенка и зашептала так тихо, что Скарлетт, как ни старалась, ничего не могла разобрать. Кэт схватила пухлой ручкой клок седых волос, выбившихся из-под шали старухи.
- Не обижайся, что я шепчу, ты все равно не поняла бы ни слова, это заклинание на старо-ирландском языке. Малышка будет прелестной и здоровой. Многие считают меня колдуньей. Не знаю, так ли это, но заклинания и травы порой помогают. Жаль, тебе они помочь не смогут.
- Вы очень мне помогли, вы спасли жизнь мне и моей дочке… - начала Скарлетт.
- Но отняла жизнь у других твоих детей.
Скарлетт не могла взять в толк, о чем говорит старуха. Другие дети? У нее был не один ребенок? Двойня или даже тройня? А ведь она подозревала… У нее был слишком большой живот для одного младенца. Но почему ни Колум, ни миссис Фиц не сказали ей? Должно быть, они не хотели ее расстраивать, ведь даже о смерти старой Кэти-Скарлетт они сообщили лишь через две недели…
- У меня была двойня?..
- Нет, О’Хара. Я говорю о том, что у тебя больше не будет детей. Твоя Кэти Колум далась тебе нелегко, все твои внутренности были истерзаны, кое-что мне пришлось удалить, а кое-что зашить. Может, врач сделал бы это лучше, а я сделала, как сумела. Ты никогда больше не сможешь забеременеть.
Эти слова, произнесенные хрипловатым голосом лесной отшельницы, прозвучали как приговор, но Скарлетт некогда было их обдумывать. Кэт на руках у старухи начала кривиться, и казалось, вот-вот заплачет.
Скарлетт протянула руки к ребенку.
- Я должна идти.
Но старуха не спешила отдавать девочку.
- Постой, я хочу предупредить тебя. Будь всегда рядом с малышкой. Есть люди, которые думают, что раз ведьма помогла ей появиться на свет, то она проклята.
Скарлетт невольно содрогнулась от этих слов и вновь попыталась взять дочь, но знахарка все не отпускала ее. Она поцеловала беззащитный смуглый лобик и прошеплала:
- Будь счастлива, Дара. Я буду звать ее Дарой, – сказала она, передавая малышку Скарлетт, - по-кельтски это значит «дубок». Дара, прислушайся, у тебя будет сильное имя. Да поможет оно тебе. А тебе, О’Хара, я благодарна, - женщина поклонилась в пояс, - что ты пришла и показала мне свою дочь. Она всегда будет в моем сердце и в моей памяти. Только не приноси ее больше. Пусть люди забудут, что у нас есть что-то общее. А теперь уходи. Кто-то идет сюда. Ступай по тропинке, что за домом, ты обойдешь башню и вскоре окажешься в Баллихаре.
Лишь добежав до своего сада, Скарлетт перевела дух. Она озябла от декабрьской сырости, и, как бы ни храбрилась, эта прогулка утомила ее. Ее расстроили слова старухи о том, что люди боятся Кэти, считают ее проклятой. И еще она сказала…
«Я – бесплодна! – вдруг осознала Скарлетт, и сердце ее сжалось от боли. – У меня больше никогда не будет детей! Именно теперь, когда я поняла, какое счастье материнство, какое это чудо – каждый ребенок, выношенный, выстраданный мной. Когда я поняла, наконец, что значит любить по-настоящему – не требовать, не ждать чего-то взамен, а просто любить, и все! Меньше года назад я мечтала подарить Ретту девочку и мальчика, так что же – мальчика не будет? Кэти – последний мой ребенок?»
Она крепко прижала к себе свою малышку, поцеловала в лобик и, уложив в коляску, медленно двинулась к дому по тропинке, выложенной старым кирпичом, сквозь который кое-где проросла трава и даже тонкие ивовые веточки.
«Последний ребенок, последний мой ребенок…» - крутилось у нее в голове. И вдруг, будто вспышка молнии озарила ее мозг. Конечно, не будет у нее больше детей. От кого? Сейчас все считают ее вдовой, недавно потерявшей мужа. Снова выйти замуж? Мысль эта показалась ей кощунственной. Она трижды выходила замуж, не любя, но больше это не повторится. Она выходила замуж со зла или желая обрести опору и поддержку мужчины. Сейчас ей не нужна поддержка. Она сама способна строить свою жизнь. Она сама может поддержать кого угодно. Она – Та Самая О’Хара. И она до сих пор любит Ретта, и вряд ли когда-нибудь сможет забыть его. Любит так сильно, что не может представить рядом с собой другого мужчину. Разве кто-нибудь может сравниться с Реттом?
Налившаяся грудь напомнила ей, что пришло время кормить. Едва перепеленатая в сухие пеленки Кэт припала к груди, упершись в нее сжатыми кулачками и уставившись на мать широко распахнутыми серьезными зелеными глазками, Скарлетт по привычке принялась вслух делиться с дочерью своими мыслями:
- Котенок, ты хочешь, чтобы мамочка вышла замуж? Это не так уж сложно. Твоя мама знает тысячу способов, как заставить мужчину сделать предложение. Знала бы ты, сколько предложений руки и сердца мне делали! В первый раз полагается отвечать, что ты очень польщена и подумаешь об этом, во второй – говорить, что ты хочешь проверить свои чувства, и лишь на третий можно ответить вежливым отказом, который ни в коем случае не должен оскорбить мужчину… О, я прекрасно знаю правила этих игр! Я отвергла предложения половины молодых плантаторов графства Клейтон в Джорджии, не менее трех десятков офицеров в Атланте говорили, что я разбила им сердце своим отказом. Мне сделал предложение даже Ретт, который столько лет твердил, что не из тех, кто женится. Так что твоя мамочка, крошка, может выйти замуж, если захочет. Только нужно ли нам с тобой это? Мне – нет. Единственный мужчина, которого я хочу – женат. Видно на роду мне написано любить чужих мужей… Но, клянусь тебе, котенок, если найдется человек, который захочет стать твоим отцом, если я увижу, что и тебе он нравится, я выйду за него замуж. Потому что вся жизнь моя теперь – только для тебя, для твоего счастья.
Пока Скарлетт говорила, Кэти усердно сосала молоко, но постепенно глазки ее стали закрываться. Причмокнув и будто опомнившись, она вновь открывала их и начинала сосать. Через несколько минут, насытившись, она крепко заснула у материнской груди.
С этого дня Скарлетт больше не слушала миссис Фиц, которая считала, что ей рано выходить из дома. Она решила приобрести закрытый кабриолет, чтобы иметь возможность разъезжать по окрестностям, не оставляя Кэт дома. Она ни на минуту не желала расставаться со своей дочкой.
Каретник пригнал на выбор несколько экипажей.
Скарлетт была поражена, что ей не пришлось ехать на ярмарку, чтобы купить новую коляску.
- Ты – хозяйка Биг Хауса, Скарлетт, - объяснил ей Колум, – и можешь всю жизнь не ступать за ворота своего дома, разве что ездить в гости по своему желанию. Все необходимое тебе привезут и принесут. Хозяйка такого большого поместья не должна раскатывать по ярмаркам.
Скарлетт махнула рукой.
- Я – обыкновенная женщина, а не вдовствующая королева, которую вы из меня хотите сделать. И я очень люблю сама ездить на ярмарки. Впрочем, то, что мне все могут привезти на дом, очень удобно, особенно зимой, когда в полях нечего делать. Я займусь обстановкой для гостиной. Как ты думаешь, Колум, я успею до Рождества?
- Вряд ли, дорогая. Осталось чуть больше недели. К тому же Дэниэл и Кэтлин приглашают тебя на Рождество в Адамстаун.
В новом, блестящем черным лаком кабриолете, запряженном послушной серой лошадкой, Скарлетт объехала всю Баллихару. Переносная колыбелька Кэт была надежно закреплена на мягком сиденье. Малышка гулила и улыбалась, уставившись на прыгающие над ней погремушки. Похоже, поездка доставляла ей большое удовольствие. Скарлетт с гордостью показывала дочку в каждой лавке, и люди спешили посмотреть на крохотную смуглянку с зелеными глазами. Правда, ей показалось, что при появлении в баре Кеннеди, куда она зашла похвастаться перед хозяйкой своей красавицей-дочерью, внезапно наступила напряженная тишина, но Скарлетт отбросила мысль о том, что это связано с Кэти. Она была слишком счастлива, чтобы замечать настороженность жителей своего городка.
Рождество она встретила в Адамстауне, в доме дядюшки Дэниэла. Кэт уделяли столько внимания, что Скарлетт осталась довольна. По традиции свечу, выставляемую в рождественскую ночь на подоконнике, должен был зажечь самый младший ребенок в семье. Скарлетт зажгла от огня очага длинную лучину, вложила в ручонку дочери, и, сжимая крохотный кулачок своей рукой, поднесла лучину к толстой красной свече.
В дом то и дело заглядывали соседи, от многих приятельниц Скарлетт услышала восторженные слова о необычной для этих мест яркой красоте ее дочери. Кэт получила в подарок несколько погремушек, а Скарлетт одаривала адамстаунских детишек апельсинами, целый ящик которых привез накануне из Дублина Колум.
В этот рождественский вечер в душу Скарлетт впервые закралась тоска по дому. Она вспомнила, как встречали Рождество в Таре в довоенные времена. Эллин с Джералдом вначале одаривали домашних слуг, затем наступала очередь дочерей. Какие сюрпризы готовил каждый такой праздник, сколько замечательных подарков получали девочки от своих щедрых родителей!
Сердце Скарлетт рвалось в Джорджию. Ей до боли хотелось услышать южный говор, поесть кукурузных лепешек и жареной индейки. А местные жители даже понятия не имеют, что такое кукуруза, и индюков почему-то не откармливают.
«Когда я заведу свой птичник, - мечтала Скарлетт, - в нем будут индюшки. И еще я попрошу Морин прислать мне мешок кукурузной муки. И все-таки, как только Кэти чуть подрастет, надо будет съездить в Америку. У меня душа болит – как там дела в Атланте? Как Уэйд и Элла в Таре? Бог мой, я не видела своих детей больше года! Но придется подождать несколько месяцев, пусть Кэти хоть немного подрастет. Мы с ней вполне можем уехать после майского дня. Сев будет уже окончен, я отдам необходимые распоряжения по поводу ремонта дома, и мы с моей крошкой отправимся вдвоем греться под жаркое южное солнышко».
В первый день нового года Скарлетт в сопровождении Колума навестила каждый дом Баллихары.
- Считается, что если в самом начале года дом посетит черноволосый человек, то весь год семье будет сопутствовать удача, - объяснил ей Колум. - Представь, как будут счастливы люди, если это сделает Та Самая О’Хара.
Скарлетт с трудом довела этот ритуал до конца и на обратном пути возмущалась:
- Зачем было везде присаживаться и пить чай с пирогами? Я так объелась, что в ближайшую неделю не смогу проглотить ни крошки, а чай так и булькает во мне.
- Если бы ты была мужчиной, тебе бы подносили виски, - лукаво заметил Колум.
- Слава Всевышнему, что я родилась женщиной, - рассмеялась она.
В холодные зимние месяцы Скарлетт много времени проводила дома – читая, играя со своей дочкой и строя планы возрождения Баллихары.
Спальня ее была уже полностью отремонтирована, а в соседней просторной комнате расположилась гостиная. В ней поставили обитые синим бархатом стулья и диван, а за круглым столом с мраморной столешницей могли пить чай не меньше шести человек. Шторы на окнах были из того же материала, что и обивка мебели, а стены затянуты голубым шелком. Третья комната, которую Скарлетт обустроила, стала ее кабинетом. Она приказала поставить возле письменного стола вторую колыбельку для дочки, такую же, как в спальне. Занимаясь со своими бухгалтерскими книгами, она могла укачивать Кэти, толкая колыбельку ногой. Миссис Фиц пыталась возражать, говорила, что для няньки совсем не останется дела, если миссис О не будет отпускать от себя дочку ни на минуту, но со Скарлетт с некоторых пор стало невозможно спорить. Она считала законом любое свое слово. Она не прикрикивала, не стращала, как делала это, бывало, со своими черными слугами в Америке, она просто говорила спокойным безапелляционным тоном, и ослушаться ее было невозможно.
Она с легкостью разрешала все конфликты и вопросы, с которыми дважды в месяц, по приемным дням, приходили к ней жители ее городка, и считала, что делает это по справедливости. Она не стеснялась советоваться с фермерами по вопросам земледелия, но и сама кое-чему учила их.
- Ты можешь себе представить, Кэти, - рассказывала она дочке, - они понятия не имели об удобрении фосфатами. Я посоветовала им использовать минеральные удобрения. Теперь земля даст больший урожай и мои фермеры разбогатеют. А если принять во внимание, что рента, которую я беру с них, в два раза меньше, чем у моих соседей… Свои триста акров я тоже удобрю и стану самым лучшим землевладельцем в Ирландии. После сбора урожая я, пожалуй, смогу вернуть большую часть денег Ретта в банк.
Она никогда не называла его отцом в присутствии Кэт. Она вообще не произносила этого слова. А вдруг малышка запомнит – ведь она самый умный ребенок на свете.
Кэт была смышленой и очаровательной, и это замечала не только мать, но и все, кто видел ее. Девчушка внимательно смотрела своими зелеными глазами, когда с ней разговаривали, а когда умолкали, она ничуть не расстраивалась и переводила взгляд на свои пухлые пальчики.
- В жизни не видела ребенка, который так умел бы сам занять себя. – восторгалась миссис Фиц.
- Ни разу не слышала, чтобы она капризничала, - вторила ей Кэтлин.
- Я не видел в ее глазах ни одной слезинки, - подтверждал Колум.
- Кэт никогда не плачет, - с гордостью говорила Скарлетт. – Я думаю, это потому, что она ни на секунду не остается одна. Я с ней почти постоянно, и моей дочери нечего бояться.
Она вспоминала, как всегда раздражал ее Уэйд Хэмптон, постоянно цепляющийся за ее юбку, и как она старалась оставить его, приучить играть самостоятельно. Как не права была она тогда! Бедный Уэйд!
Зато Кэт получала тепла сколько хотела, и сколько позволяла своей матери его дать. Скарлетт готова была бесконечно ласкать ее, гладить шелковистые волосы и целовать смуглые щечки, но Кэти выдерживала такие нежности недолго. Через несколько минут она начинала высвобождаться с помощью кулачков, и при этом на ее личике было написано такое потешное возмущение, что отвергнутой Скарлетт оставалось только рассмеяться. Она уважала свободолюбие своей дочери. Даже сидя на руках, Кэт прямо держала спинку и гордо поднимала черноволосую кудрявую головку.
Самое счастливое время наступало в конце дня, когда мать и дочь вместе принимали ванну. Кэт шлепала ладошками по воде и хохотала, увидев брызги. Скарлетт придерживала ее на поверхности, девочка бултыхалась, а мать называла ее маленьким дельфином.
«Скоро мы поплывем на большом корабле к теплым морям, и там ты обязательно увидишь настоящих дельфинов. Когда я каталась с Реттом на яхте, я даже погладила одного, он был гладкий и холодный. Ретт сказал, что дельфины не рыбы. Мы с тобой купим книжку про дельфинов и почитаем ее. Может, Ретт соврал, и они все-таки рыбы?»
Предстоящая поездка все больше занимала ее мысли. Она с нетерпением ждала наступления весны и завершения сева, чтобы отправиться на родину.
Однажды миссис Фиц сообщила своей хозяйке, что нашлась портниха, которая хотела бы арендовать дом, который раньше, до того как перебраться в Биг Хаус, занимала Скарлетт.
- Она вдова и достаточно обеспеченная. Женщины в городе будут довольны, если здесь появится портниха. Да и вам, миссис О, не мешало бы обновить свой гардероб.
- Чем вам не нравятся мои наряды? Я ношу черное, как и подобает вдове.
- Вы носите крестьянское платье, миссис О, а ведь вы хозяйка Биг Хауса.
- Не мелите вздор, миссис Фиц. Как бы я ездила верхом, если б носила «приличное платье хозяйки Биг Хауса»? Опять взобраться на дамское седло? Благодарю покорно! Я люблю удобство, и чувствую себя свободно в своем платье. Кроме того, я сейчас в трауре. Пройдет полгода, и я смогу снять его, вот тогда и позабочусь о красивой одежде. Хотя ирландские национальные наряды меня вполне устраивают.
- Значит, вас не интересует портниха?
- Ха! Вы плохо меня знаете, миссис Фиц. Да будет вам известно, что в Атланте, где я прожила пятнадцать лет, никто не заказывал лучшей портнихе города столько платьев, сколько я. Так что пусть в Баллихаре будет портниха. Дома не должны пустовать, они должны приносить прибыль. Перед поездкой в Америку я сделаю большой заказ.
- Вы собираетесь в Америку? – удивилась Фицпатрик.
- Да, в мае, на пару месяцев.
- Но ведь лето – самое лучшее время для ремонта…
- Миссис Фиц, тут я надеюсь на вас. Мы заранее все обсудим, и я думаю, что к осени будет готов хотя бы жилой этаж.
- Если вас интересует рента, есть еще один источник дохода. Рядом с баром Кеннеди пустует дом, так вот, трактирщик хотел бы снять его под гостиницу.
- Отель? В Баллихаре? Бред! – отрезала Скарлетт. – Кто поедет в Баллихару? И для чего? Что-то я не знаю ни одной достопримечательности в округе, кроме старой башни… - Скарлетт нахмурилась. – И уж если Брендан Кеннеди строит такие планы, ему бы следовало самому обратиться ко мне, а не подсылать вас. Какое вы имеете к этому отношение?
Миссис Фицпатрик с самого начала считала, что об этом со Скарлетт должен был говорить Колум или сам Кеннеди. Поторопившись сменить тему разговора, Розалин положила на стол перед хозяйкой отчет по расходам.
- Вы опять кого-то наняли? Да у меня прислуги уже больше, чем у английской королевы! – Скарлетт возмущалась этим каждую неделю.
- Нам были необходимы два садовника. Пока они приводят в порядок дорожки, там все заросло. Конечно, летом садовников понадобится больше. У вас появилось две коровы, и я наняла женщину, которая будет ухаживать за ними и доить.
- Наняли работницу ухаживать за двумя коровами? Да вы спятили, миссис Фиц! Когда у меня в Таре была корова, я сама доила ее, потому что все остальные отказывались, хотя я смерть как боюсь коров. И я же выгоняла ее пастись, а кроме того, пахала землю, убирала хлопок, выращивала овощи на огороде, да еще думала постоянно, чем накормить дюжину голодных ртов и тех солдат, что возвращались домой с войны через наше имение… Одна женщина – ходить за двумя коровами! Заведите, что ли, индюшек, пусть она еще за ними ухаживает.
- Доярка не будет следить за птицей, это дело птичницы!
Скарлетт закипела от возмущения:
- И тут у вас иерархия! Ну прямо как наши негры! Мне пинками приходилось выталкивать Порка, Присси и Мамушку на поле, а они все скулили, что домашней прислуге негоже в поле работать, это дело других ниггеров, с плантации.
Миссис Фиц только поджала губы.
- Сколько коров может обслуживать одна женщина? – помолчав, спросила Скарлетт.
- Восемь – десять.
- Пусть будет десять. Пусть доит их, делает сливки, сметану, сбивает масло. Масло можно продавать. Проследите, миссис Фиц, чтобы коров купили самых породистых. Кроме того, насчет индюшек я не пошутила. Папа любил разводить индюков, и мне индюшатина всегда нравилась, это сытное вкусное мясо. У нас будет птичник: куры, гуси, индейки. А сейчас я спешу. Мне нужно посмотреть, как осушают болота, летом мы начнем резать торф для продажи. Скажите няньке, что Кэт через десять минут должна быть в кабриолете.
Миссис Фиц озадаченно глядела вслед хозяйке. Она познакомилась с ней на последних месяцах беременности, когда Скарлетт была отечной, усталой и озабоченной, а сейчас миссис О’Хара, несмотря на вдовий крестьянский наряд, выглядит свежей и привлекательной, как двадцатилетняя девушка. Экономка вздохнула: «Материнство обновило эту женщину. Если бы не жесткость и властность, она была бы еще очаровательней».
Вскоре Розалин поспешила к Колуму, сообщить, что устроила в городе участницу движения Маргарет Сканлон. А о гостинице пусть говорит сам Колум, только он имеет на миссис О’Хара влияние.
Организация фениев крепла, их сторонников в графстве Мит становилось все больше, а то, что многие активисты братства обосновались в одном городке, оказалось очень удобно – сюда можно было приглашать руководителей из других округов и обсуждать с ними планы совместных действий. Человек, не желавший встречаться с полицией, мог чувствовать себя в Баллихаре спокойно. Строптивая хозяйка Биг Хауса не допускала на свою территорию ни ирландских полицейских, ни английских солдат. Колум и его соратники надеялись, что так будет и впредь. Ведь достаточно появиться в Баллихаре хоть одному английскому шпиону, их планы окажутся под угрозой. Именно поэтому Колум с Розалин Фицпатрик приняли решение об открытии гостиницы при баре сторонника фенианского движения Брендана Кеннеди.
Едва Кэт пошел четвертый месяц, она перестала брать грудь. Срочно была вызвана кормилица, но и ее молоко оказалось не по вкусу Кэти О'Хара. Скарлетт металась от страха, она боялась, что девочка заболела, если отказывается от ее молока, молока кормилицы и даже от разбавленного коровьего. Но миссис Фиц не растерялась, она прошла на кухню и через полчаса вернулась с чашкой жидкой каши. Едва еда оказалась перед носом, как Кэт опустила в чашку палец и с удовольствием облизала его.
У Скарлетт отлегло от сердца: пусть ее дочка всю жизнь будет есть руками, лишь бы не отказывалась от пищи.
- Похоже, пора учить ее кушать с ложки, - заметила миссис Фицпатрик, черпая маленькой серебряной ложечкой кашу и протягивая ее к алому ротику.
Кэт смешно облизывалась и чмокала губами, привыкая к новому способу еды, но очень скоро у нее все получилось.
- Ты у меня умница, - похвалила Скарлетт дочку, глядя, как та с удовольствием облизывает и ложку и палец, который то и дело окунала в кашу. – Такая умная девочка никогда не останется голодной.
«Вся в отца, - мысленно добавила она. - Он способен окунуть палец не только в свою чашку, но и в чужую, лишь бы не голодать. А те, кто сидит и ждет, когда ложка сама окажется у них во рту, могут остаться с пустым брюхом».
- Когда тебе исполнится полгодика, мама купит тебе нарядные платьица, и мы поплывем на большом корабле в Америку, - часто говорила Скарлетт своей малютке.
Она твердо решила, что так и будет, они отправятся в путь после Пасхи, не позже начала мая, лишь только полях появятся первые всходы. Тогда она успеет вернуться до сбора урожая.
По традиции перед началом весенней пахоты хозяйка Баллихары перевернула лопатой первый пласт.
Взяв в руки черный жирный ком земли, которую не вспахивали тридцать лет, Скарлетт прошептала:
- Папа, ты видишь, я не забыла, что ты говорил. Земля в графстве Мит – лучшая на свете, лучше земли в Таре, лучше красной глины Джорджии. Я буду ухаживать за ней, и любить, как ты учил меня. Наконец-то земля О’Хара опять наша, я возрожу ее в память о тебе.
Вскоре первые семена легли в землю, и Скарлетт чуть ли не ежедневно приезжала на поля посмотреть, не появились ли всходы. Но под ласковым нежарким солнцем Ирландии зерна прорастали не так быстро, как в Джорджии. Прошло две недели, пока первые нежные ростки показались в черных бороздах.
Всходы вырастут, зазеленеют, вскоре нальются колосьями. Пшеница и овес созреет и наступит пора жатвы. Так будет продолжаться из года в год… Кэт вырастет, научится ходить и говорить, а потом станет бегать, и с разбегу бросаться в стог сена, как делала когда-то в детстве Скарлетт. Но Кэт суждено расти в Баллихаре, это ее родина.
А Скарлетт скучала по своей родине, по Таре, хотя понимала, что Тара теперь в прошлом. Еще раз она увидит ее, когда поедет туда за своими детьми. Удастся ли ей уговорить их поехать в Ирландию? А вдруг они не поверят, что стали нужны своей матери? Она не умела любить их, пока они были рядом, так почему они должны верить, что она полюбила их, оказавшись за океаном? Но Скарлетт действительно любила, теперь она научилась любить, Кэт научила ее быть настоящей матерью.
«Я постараюсь объяснить им все, постараюсь, чтобы они поверили. Но если они не захотят ехать, я не буду их принуждать. Я никогда не буду принуждать ни к чему своих детей. Они должны быть свободными в своем выборе».
Глава 66
Увидев первые ростки на своих полях, Скарлетт решила, что может ехать. Душа ее нетерпеливо стремилась в Америку.
- Ты не можешь уехать до Пасхи, – покачал головой Колум.
- Это еще почему? – внутренне ощетинилась Скарлетт.
- В страстную пятницу почетный член клана должен опустить в землю первую картофелину.
- Еще одна глупая традиция? – проворчала она.
- Традиция твоего народа, - напомнил Колум.
- Прости, - извинилась Скарлетт, - но соблюдать так много традиций кажется мне глупым, ваша жизнь буквально напичкана ими.
- Жизнь твоего народа, - повторил Колум, нахмурившись.
И Скарлетт согласилась ехать после Пасхи. В конце концов, то, что она носит почетное имя, налагает определенные обязанности.
«Похоже, подлинной свободы не бывает, - уныло думала она, поднимаясь по мраморным ступеням лестницы на второй этаж своего огромного дома. – Вечно тебя ограничивают правила или условности: и в высшем свете, и среди крестьян, веками обрабатывающих землю. Меня перестали сковывать правила аристократии американского Юга, так тут же нашлись другие. Мне опять говорят, что я должна, должна, должна…. Мне надоело это чувство долга. Когда я, наконец, смогу делать что захочу?»
Все в эти апрельские дни раздражало Скарлетт: и надоедливые мелкие дожди, и пост, который длился нескончаемо долго. Она не решилась сказать миссис Фиц, что не желает поститься, и целый месяц не видела ни кусочка мяса. Она так соскучилась по сытной пище, что подумывала, не украсть ли курицу из собственного птичника, чтобы сварить ее ночью, пока все спят. Но на громадной кухне, куда выходят двери комнат кухарки и миссис Фиц, сделать это невозможно.
Портниха, миссис Сканлон, тоже выводила ее из себя. Она шила столь медленно и тщательно, что Скарлетт сомневалась, что ее четыре платья, два черных и два цветных - льняное и шелковое – будут готовы хотя бы к Пасхе. Да еще портниха любопытствовала, зачем миссис О’Хара яркие платья.
- Это подарок моей сестре в Америке, - как можно мягче отвечала Скарлетт, хотя внутри у нее все клокотало.
«Мне плевать, пусть даже ты и не поверишь. Я не настоящая вдова, я изголодалась по ярким нарядам и не собираюсь появиться в Атланте в черных тряпках».
Сейчас, вновь окунувшись в увлекательный процесс примерок и выбора фасонов, ей показалось ужасно унылым все, что она носила почти год: ее черная шерстяная юбка, сатиновая черная блузка, черные платки и шали – все угнетало ее. Она дождаться не могла того момента, когда наденет зеленое льняное платье, отделанное кремовыми кружевами. Портниха говорила, что с корсетом платье будет смотреться значительно лучше, но Скарлетт наотрез отказалась затягиваться. Она считала, что талия у нее и так достаточно тонкая.
Дома она рассказывала дочери:
- Кэти, ты удивишься, когда увидишь свою мамочку в ярких нарядах. А знала бы ты, какие чудесные платьица я заказала для тебя! Моя девочка будет красавицей, - и Скарлетт подробно описала дочке фасоны новых платьев.
Кэти внимательно все выслушала и улыбнулась, показывая пару трогательных недавно прорезавшихся зубиков.
- Вся публика на «Брайан Бору» будет любоваться на тебя! – предрекала Скарлетт, прижимая дочку к груди.
Она заказала самую лучшую каюту на корабле, который отплывал на пятый день после Пасхи.
В страстную пятницу с самого утра дождь лил, как из ведра. Пока тянулся традиционный обряд в открытом поле, Скарлетт вымокла до нитки. Возвращаясь домой, она мечтала опуститься в горячую ванну, но в холле Биг Хауса ее ожидала Кэтлин с тревожным известием.
- Старый Дэниэл помирает, он хочет поговорить с тобой перед смертью.
- Вы вызвали врача?
- Врач приходил. Он говорит, что какая-то опухоль не дает дядюшке принимать пищу. Должно быть, эта хворь давно засела в нем, она разрастается, и сделать уже ничего нельзя.
Скарлетт не видела дядю всего месяц, и была поражена тем, насколько он изменился. Глаза вытянувшегося в своей постели старика провалились, щеки запали, тонкая кожа обтягивала выступающую челюсть.
Едва она присела рядом, умирающий открыл глаза, и Скарлетт чуть не разрыдалась. Казалось, этот человек уже не принадлежит земному миру.
- Я хочу попросить тебя… - с трудом выговорил Дэниэл.
- Да, дядюшка.
- Похорони меня в земле О’Хара…
Скарлетт хотела сказать, что он еще далек от могилы, что ни к чему думать о смерти, он еще поправится, но вспомнила, как спокойно Кэтлин говорила о том, что бабушка вскоре умрет. Ирландцы иначе относятся к смерти, и она должна ответить спокойно, чтобы старик мог с легким сердцем отойти в мир иной, зная, что его воля будет исполнена.
- Я сделаю это, - твердо ответила она, сдерживая слезы.
- Там должно быть старое кладбище…
- Я знаю, где это, – Скарлетт еще не заглядывала туда, но кладбище было обозначено на карте. – Мы похороним вас вместе с предками, дядя Дэниэл.
- Ты внесла покой в мою душу.
Сказав это, старик закрыл глаза. Скарлетт тихо сидела рядом, думая о том, как много, оказывается, значил для нее брат отца. Он был настоящим О’Хара, главой целого клана: трудолюбивый, спокойный, немногословный, и в то же время обладающий несгибаемым твердым характером.
В субботу состояние дяди не изменилось. В воскресенье Скарлетт провела возле него утро, и лишь когда Кэтлин с братьями вернулась из церкви, отправилась домой.
По случаю Пасхи стол ее был уставлен множеством сытных мясных блюд, но кусок не лез в горло. Она, столько дней мечтавшая наесться досыта, совсем потеряла аппетит. Ни к чему не притронувшись, она велела экономке:
- Отправьте это в дом дяди. Там полно здоровых мужиков, занятых тяжелым трудом, а Кэтлин сейчас некогда готовить.
Она пыталась отвлечься, играя с дочкой, но слезы то и дело катились по ее щекам. Кэт стирала их своими пухлыми ручонками.
- Спасибо, мое золотце. Какая ты внимательная, ты понимаешь свою мамочку. Ты чувствуешь, что маме тяжело?
Скарлетт стыдно было признаться, но не только смертельная болезнь Дэниэла тревожила ее. Она опасалась, что придется отложить поездку в Америку.
Ближе к вечеру Колум принес известие, что старику стало лучше.
- Слава тебе, Господи! – облегченно вздохнула она. – Я могу со спокойным сердцем отправиться в Америку. Ну почему ты отказываешься ехать со мной, Колум? Так славно было бы провести две недели вместе на пароходе… Я ведь почти не вижу тебя, ты все время куда-то уезжаешь. Почему ты считаешь миссионерские дела важнее помощи своей кузине?
- Я бы с удовольствием сопроводил тебя, Скарлетт, если бы важные дела не задерживали меня в Ирландии
Хотя это было сказано самым мягким тоном, Скарлетт ощутила укол обиды.
Утром в понедельник, когда Скарлетт с умилением наблюдала, как нянька кормит Кэти с ложечки, явился Колум и сообщил, что ночью Дэниэл скончался.
Скарлетт была потрясена. Как же так? Ведь всего месяц назад это был могучий здоровый старик. Несмотря на преклонный возраст, дядя наравне с сыновьями работал в поле, обладал недюжинной силой и отменным аппетитом. Казалось, ему отмеряно еще не меньше десятка лет.
Скорбные слезы сами собой полились из глаз. Скарлетт вспоминала, как встретил ее Дэниэл, как дал приют в своем доме, как гордо не хотел принять от нее помощь…
Но плакала она недолго. Взяв себя в руки, она высморкалась в платочек и, вытерев глаза, поинтересовалась деловым тоном:
- Надеюсь, его похоронят не позже среды? В четверг я должна уехать, «Брайан Бору» отплывает в пятницу.
Колум покачал головой.
- Это невозможно. Слишком много людей, которые захотят почтить память Дэниэла, живут далеко, и пока им сообщат, пока они доберутся… Да и сами поминки займут не меньше трех дней.
- Я терпеть не могу поминки… Неужели мне обязательно быть на них?
- Ты обязана пойти, Скарлетт. Не расстраивайся, я все время буду рядом с тобой.
Ее кабриолет был еще в ста ярдах от дома Дэниэла, когда они заслышали доносящиеся оттуда горестные причитания. От душераздирающих звуков внутри у Скарлетт все перевернулось. В отчаянии взглянула она на Колума, ища поддержки, но лицо кузена было непроницаемо.
Во дворе перед домом яблоку негде было упасть, так много людей пришло оплакивать Дэниэла. Когда Скарлетт с Колумом подъехали, послышался шепот: «О’Хара, Наша О’Хара приехала» и толпа расступилась. Склонив голову, прошла Скарлетт в дом по образовавшемуся проходу, твердо решив выполнить все, что требуется от нее.
Из гостиной доносились причитания на непонятном языке. Она вопросительно взглянула на Колума и Симуса, старшего кузена.
- Оплакивать принято на древне-ирландском, - негромко пояснил Колум. - Она спрашивает, почему Дэниэл покинул нас.
«Охо -о, Охо -о…» - слышалось после каждой фразы.
У гроба стояли Кэтлин и пятеро сыновей Дэниэла, на стуле рядом сидела кузина Пати, это она выла и причитала по отцу, раскачиваясь из стороны в сторону. От звуков ее высокого голоса у Скарлетт сердце сжималось, и в душу закрадывался безотчетный страх. Покойник был облачен в черный праздничный костюм, в головах гроба горели две толстых свечи. Постояв минуту в молчании над телом, Скарлетт поспешила вон из комнаты, не в силах слышать завывания кузины.
Ее удивило, что в кухне за столом расположились мужчины и женщины, они ели и пили, будто ничего не произошло, будто не слышали воплей, доносящихся из соседней комнаты.
- Он отошел в мир иной с чистой душой, - вещал отец Донахер, сидевший ближе к двери.– Исповедь его была короткой и правдивой. Прекрасным человеком бы наш Дэниэл О’Хара, жаль, что мы не увидим его более.
Скарлетт отвернулась и прислушалась к тому, о чем говорили два незнакомых ей пожилых человека.
- А помнишь, Джим, как Дэниэл и Патрик, упокой Господи его душу, украли свинью у лорда и загнали ее в болото, а она возьми да и опоросись там! Управляющий имением так никогда и не узнал, кто это сделал, а челядь лорда целую неделю носилась по лесу, пытаясь отловить весь выводок, а свинья не давалась, она бросалась на них как разъяренный дикий кабан!
- Да как ты можешь помнить, Майк? Нас с тобой тогда еще и на свете не было. Мы знаем эту историю от наших отцов.
- Ну да, Джим, но все равно, многое бы я отдал, чтобы посмотреть, как два парня подложили такую свинью лорду…
И приятели улыбнулись над получившимся каламбуром.
Вдруг Джим О’Горман воскликнул:
- Кэти-Скарлетт, а не расскажете ли вы нам, как Дэниэл отказался взять ферму с коровами, свиньями и прочим скотом, которую вы хотели ему подарить?
Десяток жаждущих услышать эту историю обернулись и, в ожидании рассказа, уставились на Скарлетт. Она вначале растерялась, а затем, слегка улыбнувшись, начала говорить, умело имитируя ирландский акцент:
- Однажды я сказала: «Дядюшка, у меня для вас есть подарок – большая ферма. Сто акров земли, речка, болото и… - Скарлетт умолкла на секунду, и тут ей вспомнились сказки, которые она читала когда-то Уэйду. – И сто волов, пятьдесят коров, триста гусей, двадцать пять свиней и шесть упряжек лошадей.
Слушатели, разинув рты, одобрительно закивали головами. Это воодушевило Скарлетт, и она продолжила сочинять:
- И еще ларец с золотом в придачу. Все это для вас, дядя Дэниэл», - сказала я. А он как закричит грозным голосом: «Ничего я не возьму, Кэти Скарлетт! О’Хара сами заботятся о себе».
Тут Колум схватил ее за руку и вывел из дома. За амбаром, где никого не было, он рассмеялся:
- Ты не перестаешь удивлять меня, сестра. Ты отлично сочиняешь, но мне кажется, слегка перегнула палку.
Скарлетт тоже рассмеялась:
- Только я разошлась как следует – а ты меня утащил!
Вдруг она зажала рот ладошкой. Разве можно смеяться на поминках?
- Не стыдись, - сказал Колум, - в этом нет ничего кощунственного. Любые поминки – прославление жизни умершего. А смех, так же как и слезы, часть этой жизни.
Все расходы по похоронам Скарлетт взяла на себя. Она попросила Колума договориться в Триме насчет катафалка, на котором тело ее дяди доставят в Баллихару. По ее приказу древнее кладбище расчистили от прошлогоднего бурьяна и стали видны старые, изъеденные временем надгробия с полустертыми именами многих поколений О’Хара. Сыновья Дэниэла сами выкопали для своего отца могилу на краю погоста.
Добрая сотня людей пришли проводить в последний путь Дэниэла. Сыновья, дочери, внуки, невестки и зятья. Племянники, племянницы и их дети. Соседи, друзья, крестники и кумовья. Скарлетт шла во втором ряду процессии, сразу за кузенами.
Молитвы над гробом читал отец Донахер. Когда могилу засыпали, Скарлетт взяла с нее горсть земли и опустила в кожаный мешочек, чтобы отвезти на могилу Джералда в Таре.
Поминали Дэниэла О’Хара в Биг Хаусе. В просторном зале первого этажа, где только накануне были наскоро покрашены стены, установили длинный стол на козлах. Горы ветчины, гусятины, хлеба, пирогов, бочонки с пивом, бутылки виски и чайники с чаем – чего только не было на этом столе. В зале разместился весь клан О’Хара, кроме Молли Донахью с мужем. Скарлетт видела их на кладбище, они терлись с краю толпы, но прийти в дом Скарлетт не решились.
На этих поминках никто не плакал, все вспоминали, какую славную трудовую жизнь прожил Дэниэл, как любил своих детей и всех О’Хара.
На следующий день в Биг Хаус явились четверо сыновей Дэниэла и их кузен Шон. Настало время решить, кто унаследует ферму.
- Все в семье доверяют тебе, - сказал старший сын Дэниэла, Симус. – Как ты скажешь, Скарлетт, так и будет.
Оказалось, что дядя не оставил завещания.
«Совсем, как отец, - мелькнула у Скарлетт мысль, - но тот умер внезапно, а о чем думал Дэниэл в свои восемьдесят лет? Мне тоже следует переписать завещание. Сделаю это, как только разберусь с собственностью в Атланте».
На ферму претендовали Симус и сын Патрика, Шон. Бестолковый Шон много лет жил в доме старой Кэти-Скарлетт, позволяя кузинам обслуживать себя. Он давно не работал вместе с Дэниэлом, перебиваясь поденными заработками. А Симус, напротив, тридцать лет трудился, не покладая рук, бок о бок с отцом. Скарлетт рассудила, что будет справедливо оставить ферму Симусу, хотя Шон – старший сын старшего сына ее деда.
Она высказала кузенам свои доводы и огласила решение, которое они приняли без обсуждений и возражений.
В эту минуту Скарлетт ощутила прилив гордости. Она, женщина – моложе всех этих мужчин, кроме юного Тимоти, – принимает такие важные для семьи решения.
Она вновь предложила остальным кузенам расположиться в Баллихаре, в деревне еще остались свободные дома и земли у нее полно, но братья вежливо отказались.
На следующее утро немолодая женщина в темной одежде оставила на пороге Биг Хауса корзинку с яйцами. Миссис Фиц выяснила, что это невеста Симуса, которая ждала от него предложения почти двадцать лет, и наконец, вчера он сделал его.
- Надеюсь, они не собираются играть свадьбу на этой неделе, - криво усмехнулась Скарлетт, когда Розалин рассказала ей эту трогательную историю верной любви. – Мне бы не хотелось вновь откладывать отъезд.
«Брайан Бору», на котором она собиралась плыть в Америку, покинул берега Ирландии накануне, следующее комфортабельное судно отходило через девять дней, но Скарлетт не желала ждать даже неделю.
- Колум, устрой так, чтобы мне уехать поскорее, - молила она.
- Я попробую, дорогая Скарлетт. В Голуэе я встретился со своим другом Грегом Вейлом, и если тебе подходит путешествие на грузовом судне – я это устрою.
Колум послал телеграмму, и теперь Скарлетт знала, что плывет шестого мая на грузовом корабле, где всего одна пассажирская каюта.
- Жена капитана ходит с ним в море, она составит тебе компанию и поможет присмотреть за Кэти, – успокоил ее Колум.
Глава 67
За два дня до отъезда Скарлетт решила зайти в галантерейную лавку Баллихары – купить в подарок сестре кружев и еще что-нибудь, для Морин. Выходя из лавки, она заметила, как Колум проскользнул в низкую боковую дверь протестантской церкви на противоположной стороне улицы.
Скарлетт улыбнулась. Наконец-то кузен вспомнил, о чем она толковала ему не один раз: глупо целому городу давиться в тесной католической часовне, когда рядом пустует большой храм. Не все ли равно Богу, кем построена церковь – католиками или протестантами? Если ее отремонтировать да украсить соответствующим образом, она будет не хуже собора в Триме.
Решив, не откладывая, взглянуть, какие переделки потребуются, и заодно поговорить об этом с Колумом, Скарлетт поспешила через улицу и, потянув тяжелую дубовую дверь, вступила под своды заброшенной церкви.
После яркого света весеннего дня поначалу она ничего не могла разглядеть в сумеречной темноте храма с заколоченными окнами. Она сделала наугад несколько шагов, и хотела было окликнуть кузена, но тут тишину разорвал оглушительный выстрел, эхом отразившийся под куполом. Одновременно Скарлетт почудилось, будто кто-то дернул ее за шаль. Ничего еще не понимая, и не успев как следует испугаться, она увидела в узком луче света человека с безумными глазами – пистолет в руке незнакомца был направлен на нее.
Тысячи мыслей в одно мгновение промелькнули в голове: должно быть, этот злодей убил Колума и собирается убить ее… она не поедет в Америку… она больше никогда не увидит Тару и своих старших детей… она больше никогда не увидит Кэт?.. Нет!!! Она не может умереть сейчас! Кто тогда позаботится о ее дочери?
Бешеная злоба обожгла ее как пламя, и в животной ярости бросилась Скарлетт на убийцу, но в эту секунду кто-то выбил пистолет из его рук, и тут же, одним ударом кулака поверг на землю. Скарлетт тоже кинулась душить злодея, но Колум, обхватив ее за талию, оттащил в сторону.
- Тихо, Скарлетт, тихо, оставь его…
Слава тебе Господи, он жив, поняла Скарлетт, и обмякла на руках у кузена. Несколько секунд назад она готова была разорвать незнакомца голыми руками, взять пистолет, который он уронил, и застрелить мерзавца. Да, она застрелила бы его недрогнувшей рукой! Она не может допустить, чтобы ее дочь осталась сиротой.
Обнимая Скарлетт, Колум подвел ее к пыльной скамье в углу.
- Сядь, Скарлетт.
Она уселась, но от душившей ее злости некоторое время не могла произнести ни слова. Наконец, когда жар немного остыл, она спросила:
- Что ты с ним сделал? Ты не убил его? Его надо сдать полиции!
- Тихо, тихо… - в негромком голосе Колума слышались не умоляющие, а повелительные нотки, - прошу тебя, успокойся. Полиция не нужна. Этот человек – мой друг.
- Твой друг? - вознегодовала Скарлетт. - Да он чуть не убил меня!
- Уильям не ожидал твоего появления, он просто испугался.
- Испугался? Меня?.. Я ничего не понимаю, Колум. Объясни, что здесь происходит?
- Этот человек скрывается.
- Он преступник? И ты говоришь об этом так спокойно? Как ты допустил, что в моем городе появился преступник?
- Он не преступник, Скарлетт, он борец. Борец за свободу Ирландии.
И Колум вкратце рассказал ей историю Фенианского братства. Рассказал о том, что все жители Баллихары являются участниками движения.
По мере того, как Скарлетт слушала, и смысл слов Колума проникал в ее сознание, горечь и возмущение вскипали в ней. Все, все было предательством… О’Хара обманывали ее с самого первого дня: обманывала Морин, обманывал Джейми, обманывали Дэниэл и Кэтлин. Даже миссис Фиц ее обманывала. Они использовали ее, как щит для своих целей. Скарлетт считала, что все вокруг любят ее, но это было притворством… А Колум? О, теперь ей понятно, почему родня отказалась жить в Баллихаре! Делая вид, что помогает ей, Колум растоптал мечту Скарлетт.
В ярости она выкрикнула все это ему в лицо и прошипела, направляясь к двери:
- Я знать тебя больше не желаю, предатель!
Схватив за руку, Колум остановил ее.
- Постой, Скарлетт, дорогая… Выслушай меня…
- Я не желаю ничего слушать!
Она пыталась заткнуть уши, но убедительные слова Колума будто проскальзывали сквозь пальцы. Его музыкальный, хорошо модулированный голос словно обволакивал… О, Колум умел убеждать, не зря он был лучшим агитатором фениев.
- Вспомни свой Юг, Скарлетт, и то, как он задыхался под сапогами завоевателей, вступивших в него. Ты ведь помнишь этот ужас? А теперь подумай об Ирландии, о том, что она сотни лет истекает кровью в руках врага. Они украли у нас все! Украли наш язык: в этой стране учить ребенка ирландскому считается преступлением. Представь себе, что твои враги говорят на незнакомом языке, и с ножом у горла заставляют тебя говорить его. Первым ты запомнишь слово «стой», потому что могут убить из-за того, что не остановилась. Твоего ребенка научат говорить на ненавистном тебе языке, и он перестанет понимать слова любви, которые ты шепчешь ему. А когда дитя будет что-то просить, ты не поймешь, чего он хочет. Они отнимают у нас наших детей, Скарлетт… Но вначале они отняли нашу землю, которая нам как мать… Вспомни свою Тару, Скарлетт. Ты рассказывала мне, как защищала ее всем сердцем, всей душой, всеми своими силами – ты готова была умереть за нее, убить за нее… Так и мы, борцы за свободу Ирландии. Мы готовы отдать свои жизни, мы готовы взять жизни врагов, так мы любим свою родину и свой народ.
Ты называла меня братом, другом, а сейчас назвала предателем… Поверь, это не так, Скарлетт! Все мы любим тебя, и я люблю тебя как брат, и даже больше. Я буду твоим другом и братом до самой смерти. Я буду делить с тобой радость и горе… но Ирландия – это моя душа. Разве можно назвать предательством то, что я не даю растоптать свою душу? Что я хочу освободить родину от захватчиков? Поверь, дорогая Скарлетт, любовь к Ирландии не перечеркивает любовь к тебе, она только придает ей новые силы.
Постепенно Скарлетт успокоилась и смогла вникнуть в смысл слов Колума. Ей даже казалось, она начинает понимать, что чувствует он и все, кто борется вместе с ним.
- Почему этот человек скрывается?
- Кто-то донес англичанам, что Уильям Макморуг – член братства.
- Это ты дал ему пистолет?
- Да. В этой церкви спрятано оружие, и я – его хранитель. Когда начнется восстание, сотни ирландцев получат винтовки, которые мы храним здесь.
Скарлетт продолжала задавать вопросы, а Колум отвечал, ничего не скрывая. Он уже достаточно знал свою кузину, и понимал, что такой человек, как она, не способен к предательству.
- Когда назначено восстание?
- У нас еще недостаточно оружия.
- Вы возите его из Америки? За этим ты ездишь туда? Ты называл себя миссионером – в этом твоя миссия?
- Да, я собираю в Америке пожертвования и покупаю оружие. Когда ты ехала в Ирландию, в твоих сундуках было несколько винтовок.
Скарлетт не охнула от этого известия, она понимала, что если надо обмануть врага, то годятся любые средства. Она сама спрятала бумажник в пеленках сына Мелли, чтобы янки не отобрали у них последнее. Правда, там были деньги, а здесь – оружие…
- Вы собираетесь убивать англичан?
- Да, – в голосе Колума прозвучала сталь. - Но мы будем милосерднее их. Мы не будем убивать ни женщин, ни детей, ни мирных мужчин… Мы станем сражаться с солдатами, а солдатам платят за то, чтобы их убивали.
- Но ты ведь священник! – в ужасе воскликнула Скарлетт. – Как ты можешь?..
Несколько секунд Колум молчал. В узкой полосе света, пробившегося сквозь щель между досками, можно было видеть, как пылинки кружатся над его опущенной седоватой головой. Когда он вскинул ее, Скарлетт увидела, что глаза Колума полны слез.
- Когда мне было восемь лет, - тихим голосом начал он, - на моей родине случился великий голод. При этом мы видели, как через Адамстаун в Дублин гнали стада коров и шли телеги, груженые пшеницей. Все это было для англичан… Первой от голода умерла сестра, ей было всего два года, она умирала у меня на глазах… Она была такая маленькая и у нее не оставалось сил жить… У моего трехлетнего брата тоже не осталось сил. Они хотели есть, и плакали, не понимая, почему им не дают… Младшие умерли первыми. Первыми всегда умирают самые маленькие и слабые… Мне было уже восемь, и я не плакал. Я понимал, что еды взять неоткуда, а чем больше плачешь, тем меньше сил остается… Вскоре умерли еще два брата, семи и шести лет, а потом – еще один ребенок, пятилетний, кажется это была девочка… Мне стыдно, но я не помню наверняка… А потом от тифа умерла мама… Мне всегда казалось, что она умерла не от тифа, а от боли, от боли в разбитом сердце, оттого, что не смогла сохранить своих детей… Ты тоже потеряла ребенка, Скарлетт. А если бы на твоих глазах умерло пятеро твоих детей?..
Голос Колума, исполненный горечи, уже звенел.
- От голода умирают не мгновенно. Это немилосердная смерть. Месяцами моя мать смотрела, как угасают ее голодные дети. И все эти месяцы мимо нас проезжали телеги с едой для богачей в Дублине!!!
После тягостной паузы Колум вновь заговорил:
- Мальчиком я подавал надежды, учеба давалась мне легко. Наш приходской священник говорил Патрику, что с такими способностями меня могут принять в семинарию. Для семьи большая честь, когда один из сыновей священник, поэтому отец и старшие братья дали мне все, что могли. Они трудились, не покладая рук, чтобы я мог оставаться со своими книгами. И я воспринимал это как должное, потому что искренне верил в мудрость святой церкви и в справедливость Господа нашего. Я мечтал быть священником, и усердно учился в семинарии, и прочел уйму книг, и молился, и искал… Я искал и никак не мог найти ответ на вопрос, который с самого детства мучил меня. «Почему? – спрашивал я своих наставников. – Почему маленькие дети должны умирать от голода, когда полные телеги хлеба проезжают мимо их дома?» И слышал всегда один и тот же ответ: «Веруй в любовь и мудрость Господа нашего».
Колум поднял измученное лицо к теряющимся в высоте сводам, воздел вверх руки и прокричал:
- Господи, ты здесь? Ты здесь, я чувствую… Так скажи мне, почему ты отвернулся от нас, ирландцев?
Скарлетт в ужасе глядела на него. Как он осмелился богохульствовать в стенах храма?
- Ответа нет, - обреченно опустил голову Колум. – И не было никогда… Но я верю, что если соберется сотня голодных детей, то у них хватит сил опрокинуть телегу с хлебом и забрать его себе. И в этом я вижу свою миссию. Мы будем опрокидывать повозки, мы будем вышвыривать англичан из-за уставленных сытной едой столов, и отдадим все это жителям Ирландии. Мы отдадим им свое сердце, свою любовь, свое сострадание – все то, чего не дал им Господь.
- Ты будешь гореть в аду… - в ужасе прошептала Скарлетт.
- Ад?! – вскричал он. – Я уже в аду! Когда я вижу, как солдаты издеваются над матерью, которой приходится просить милостыню, чтобы прокормить своих детей – я в аду! … Когда вижу, как старика толкают в грязь, чтобы не мешал пройти взводу солдат – я в аду! … Когда на моих глазах разрушают дома, и подвергают людей телесным наказаниям, я говорю, что Ирландия – это ад! И я с радостью умру и приму вечные муки ада, лишь бы избавить свою родину от ада земного… Пусть я не доживу до этого, но я твердо верю – настанет день, и мы победим!
Слова Колума потрясли Скарлетт.
А ведь он прав, думала она. Ведь и ее семья могла пострадать так же… Допустим, ее не оказалось бы возле дома Дэниэла, когда солдаты собирались разрушить его. Или у нее не было бы денег… Тогда Кэтлин пришлось бы идти просить милостыню, кузены скитались бы в поисках поденной работы, а старик дядя…
Или, еще хуже: она не была бы богата, а ее дочь, Кэт, голодала. Нагруженные снедью телеги проезжали бы мимо, а она ничего не могла сделать для своей голодной дочери… Что, если бы английские солдаты сожгли хлеб, который она выращивает в Баллихаре – как янки сожгли хлопок, собранный ее собственными руками?
Давным-давно она поклялась себе, что никогда не будет голодать, потому что познала, как это страшно – быть голодной. Она считала, единственным, что может защитить ее от голода, деньги. Но вдруг она не права? Может, прав Колум, и справедливость важнее денег?
Она сама не заметила, как с губ ее сорвался вопрос:
- Чем я могу помочь тебе, Колум?
ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2009/01/28/142