Бросаем курить

Олег Шаркан
Бросить курить это вам не от насморка излечиться. Тут научный подход нужен. И самый что ни на есть серьезный. Иначе курить не бросишь. Насморк в отличие от курения штука хотя и достаточно неприятная, то есть совсем неприятная, но сам по себе может пройти. Появится от сквозняка. Посидишь на солнышке – исчезнет. А с курением этот номер не пройдет. Сидишь ты на солнышке или лежишь, курить все равно хочется. Иногда до помутнения в мозгу, до опухоли в ушах и до дрожания в коленках.
В одиночку курить бросать сложно. Почти невозможно. Курение, как и насморк, занятие индивидуальное, но избавляться от него лучше все-таки в коллективе. Веселее получается и результат почти гарантирован. Даже если от вредной привычки не избавишься всегда найдется тот, на кого можно списать свою неудачу.
- Пошли перекурим? – говорю Лехе. С момента последнего перекура прошло полчаса, непозволительно много для разгара рабочего дня. Перекур дело святое.
- Пошли! – Леха долго не сопротивляется. Сидит на стуле ерзает и глубокомысленно отстукивает нехитрый ритм на клавише Caps Lock.
Стоим. Курим. Отдыхаем.
- Леха, а ты, сколько лет уже куришь?
- О, спросил! – Делает глубокую затяжку и задумчиво смотрит в потолок. – Мы же вместе дымить начали. В школе…
- Это я помню, что в школе, а лет то, сколько прошло с того момента?
- Ровно столько, сколько и у тебя, - отвечает Леха и выпускает колечко дыма.
- Наверное, в восьмом классе, - предполагаю я и пускаю кольцо дыма вдогонку Лехиному. – У нас тогда новая классная появилась. Она нас еще за курево на переменах гоняла.
- Ни, в седьмом, Антоха. Точно в седьмом. Ближе к его окончанию, - и выпускает одно за другим два кольца.
- В восьмом, Леха, - я продолжаю настаивать.
Леха молчит и продолжает пускать  дымные колечки.
- Слушай, какая теперь разница, сколько лет мы курим. На данный момент времени этим мы занимаемся гораздо дольше, нежели не курим. Словами сатирика: курить, пить и говорить научились мы с тобой одновременно и научила нас этому щкола. И хотя она плохому не научит, но эту школьную науку я бы с радостью сегодня забыл, - в курилке с Лехой приступы философствования случаются очень часто. – Сейчас вернемся, обязательно посчитаю, сколько мы с тобой курим в часах, минутах и, что немаловажно, в рублях.
- В рублях посчитать не сможешь, - не соглашаюсь я. – Цены разные. Вот ты с каких сигарет начинал? Вспомнишь сегодня? А сколько они стоили? Цены же менялись чаще, чем настроение у бабы в критические дни. А сегодня что куришь - «Winston»? В те времена его вообще не было.
- Я и в школе его курил, - Леха задумывается. – Иногда, - добавляет он после некоторой паузы.
- Вот и я про то. Что дымило, то и курили.
- Да было дело. Слушай, это же тема для диссертации – «Кто, что и почем курил». Провести социальный срез населения. Школьники курили сигареты без фильтра и папиросы. Студенты - махорку и бычки…
- Нет, сразу после стипендии я болгарские курил. Дня два или три. Потом почему-то деньги кончались, а следом и сигареты.
Леха в этот момент покрывается испариной мысли. Даже дымить перестает. Мне показалось, что он пытается вспомнить марку своих любимых студенческих сигарет.
- Курить надо бросать. Бросать курить надо. Надо курить бросать, - как заклинание повторяет он и швыряет окурок в урну. Следом за окурком летит пачка «Winston».
Очарованный магией происходящего я тоже швыряю окурок в урну. Достал было пачку «Muratti», купленных утром по дороге на работу, чтобы отправить ее той же дорогой. Повертел в руках, подумал и достал еще одну сигарету. Закурил. В этот момент мимо курилки проходит шеф, бросает в мою сторону недобрый взгляд. Бросаю курить. Временно. До следующего перекура.

Леха сидит на своем рабочем месте, и что-то лихорадочно записывает на листок бумаги.
- Креативишь? – спрашиваю.
- Неа, считаю.
- Считать и обсчитывать, а потом снова пересчитывать посчитанное занятие для нашей бухгалтерии, - произношу я назидательным тоном. – Один хрен ни хера ни делают.
- Да причем здесь бухгалтерия. Считаю сколько я на себе некурящем смогу сэкономить.
- Угу, - про себя же подумал: «Насколько хватит Леху в его безумном желании бросить курить?» Коротать время одному в курилке мне не хотелось. – И сколько уже наэкономил?
- На одних только сигаретах больше десяти тысяч рублей в год. Я тут решил, что все деньги, которые должен был потратить на сигареты, буду складывать в отдельную копилку, ее я тоже куплю на сэкономленные деньги, а в конце года на всю сумму сделаю себе какой-нибудь мега-подарок.
- Да что ты купишь себе за десять то штук? Я понимаю, если бы за год машина выкорячивалась. Хотя бы стиральная.
- Ни хрена ты не понимаешь, Антон. К сэкономленным деньгам добавляется еще и сбереженное здоровье. Посмотришь, каким я буду красивым и молодым через год и сравним меня, такого красавца, с тобой дряхлым, кашляющим и пожелтевшим от никотина курильщиком, - Леха живописал перспективы и продолжал что-то лихорадочно записывать в свой листок бумаги.
- А ты не слишком далеко вперед забегаешь? Не куришь всего десять минут, а уже расписал здесь планы грядущей пятилетки…
- Кстати, через пять лет… - Леха откинулся на спинку стула и мечтательно закатил глаза. – Ты даже не представляешь, что будет через пять лет. На сэкономленные от курения деньги съезжу, например, эээ, в Египет…
- Купишь там кальян, первоклассного египетского табачку и по приезде будешь дымить лежа на диване.
- … или в Париж…
- Романтично, бля, бросить курить, потом увидеть Париж и умереть от обретенного счастья. Хотя, это, наверное, гораздо приятнее, чем скончаться от честно заработанного рака, но исход заметь тот же, - Лешка скептически посмотрел на меня и продолжил.
- А еще лучше круизом по всей Европе проехать…
- Закрывай свой фонтан красноречия и пойдем… покурим! – предлагаю я. Лехины мечтания мне порядком поднадоели.
- Пошел на ***, - беззлобно произносит Леха и вновь погружается в свои расчеты и мечты о городе Париже.

Леху я знаю сызмальства. Жили мы в одном доме. Ходили в один детсад. Оттуда дружно плечом к плечу пошагали в школу. Даже букет цветов, предназначенный первой учительницек, у нас был один на двоих. В армии служили в одной части. В течение двух караулы, наряды вне очереди и приказ о «дембеле» получали одновременно.  В институте попали в одну группу и работать пошли тоже вместе.
Кто первым из нас закурил, сегодня уже и не вспомнишь, но сделали мы это одновременно и на переменах бегали курить за угол школы всегда вместе. К директору школы на воспитательные беседы о вреде курения нас с Лехой тоже водили парой. Тем же параллельным курсом воспитательные беседы продолжались вечером и дома. Даже методы воспитания у наших отцов были одинаковые – строгий выговор с вынесением отцовского порицания отцовским же ремнем по сыновней жопе, моей и Лехиной. 

Лехиного бросания курить хватило ровно на три часа. После обеда вызвал его к себе шеф и отъебукал по полной программе – с криком переходящим в рев раненого изюбря, с проверкой кулаком на прочность стола, швырянием проекта в корзину (самое интересное попал точно в корзину с пяти метров, Майкл Джордан не иначе), вынесением выговора, лишением премиальной надбавки в конце месяца и как квинтэссенция всего – требование, более похожее на смертный приговор -  к завтрашнему утру переделать ВСЁ!
После шефской головомойки Леха первым делом помчался в курилку. Я только-только закурил, как ворвался Лешка и начал лихорадочно искать сигареты у себя в карманах. Потом взглядом нищего у паперти посмотрел на меня.
- Антоха, дай сигаретку, плиз, - на Леху было больно смотреть.
- Ты же бросаешь, - не без ехидства заметил я.
- Сейчас можно. Форс-мажор он даже в наших долбаных  трудовых договорах прописан. Одна сигарета и больше ни-ни. Бросил! – Лешка с наслаждением закурил.
Вечером решили замыть Лехин выговор. Весь вечер пили водку и курили. Когда пошли еще за одной, Леха заметил, что хорошо бы сигарет купить.
Выпили. Закусили. Закурили и Леха, весь в клубах табачного дыма, принялся рассуждать о пользе коллективного избавления от вредной привычки.
- В одного курить бросить практически невозможно. С самим собой договоришься по любому. Это заметь, не считая всяких там форс-мажоров и нашего долбаного шефа, само существование которого уже является форс-мажором. – Леха покрутил сигарету и выдал: - Давай курить бросать будем вместе? Начинали то вместе в седьмом классе…
- В восьмом, - уточнил я.
- … и бросать значит будем вместе. Так легче. Ты будешь за мной следить, я за тобой. Мне захочется дымнуть, к примеру, к кому я первым подойду за сигаретой?
- К кому? – поинтересовался я.
- К тебе конечно. Тебе захочется закурить, ты к кому обратишься?
- В карман полезу. У меня сигареты всегда в правом кармане пиджака лежат. Или в ларек схожу.
- Ни-и, - Леха замотал головой. – Ты тоже бросаешь курить. То есть мы в двоих бросаем и друг друга контролируем, поддерживаем и сигарет у нас с тобой нет. Мы бросаем курить, - добавил Леха, тоном не терпящим возражений.
- Да, - говорю. – Сейчас эту докурю и брошу курить.
- Ни-и. Это сейчас, а завтра мы не курим. Не курим вместе. Ты и я.
- Мы с тобой одной крови. Ты и я. Акела и Маугли. 
- А, задолбал со своими подъебками. Я серьезно, - Леха скорчил обиженное выражение лица. - Давай еще по одной. Я все равно с похмелья почти не курю. Значит, завтра самое время бросать, а сегодня будем считать, что была тренировка.
Выпили. Закусили. Закурили. Помолчали.
К моменту скоропостижной кончины второй ноль-семь, Леха меня все-таки уболтал бросить курить. «Тоже буду экономить и поедем с Лехой на пару в Париж, на Елисейские поля», - шевельнулась в моей голове мысль и сознание, убаюканное водочными парами, угасло.

Поутру к сигаретам не тянуло. Меня вообще никуда не тянуло, даже на работу. Только мысль о том, что следующим за Лехой на ковре у шефа могу быть я, заставила предпринять героические усилия и встать таки с кровати.
В конторе, не заходя в офис, первым делом заглянул в курилку – Лехи там не было. Только на полу дымился чей-то бычок.
Леха сидел за столом и тупо пялился в монитор.
- Здоров, курилка!
- Какое тут на хрен здоровье, - мрачно ответствовал Леха.
- А настроение как?
- Спасибо, хреново!
- Аналогично, - после некоторой паузы, спрашиваю. – Уже покурил?
- Фу, - Лехину физиономию скорчило так, будто он одним махом выпил полную бутылку водки. – Я бросил курить! Бросил я курить! Курить я бросил!
После некоторых раздумий он включил «аську» и в окошке состояния вывел:
«Балейу! Брасаю курить! Йад не предлагать!»
- Ришпект и уважуха. Полностью с тобой солидарен, - изрек я и включил свой компьютер.
До обеда курить не хотелось. Голова болела, во рту было гадко и мы с Лехой вместо никотиновых доз дружно потребляли минералку. Опустошив третью бутылку за утро, Леха посмотрел на меня и спросил:
- Как?
- Каком кверху, - говорю. – Не видишь человеку хреново.
- Я спрашиваю, как друг друга контролировать будем?
- Не понял?
- На работе понятно. Ты при мне в курилку не побежишь и я соответственно тоже. А вот как в остальное время? Ты у себя дома, я у себя.
- Как, как? – спрашиваю после некоторой паузы. – Мое слово железобетон. Сказал – сделал.
- Ну, ну! – сказал Леха и уставился в монитор. – Знаю я твой железобетон. Помнишь, после дембеля договаривались не жениться? Кто первым в загс пошел?
- Так я потом развелся.
- Ага, и опять мне ничего не сказал.
- Так ты тоже женился потом, - справедливо заметил я. – И развелся следом за мной.
- Я это сделал исключительно из чувства солидарности, чтобы ты ущербным членом общества себя не чувствовал.
- Данунах? – выбранная тема дискуссии мне начала надоедать. – Если решили бросать, то бросаем и никакой слежки друг за другом.
- Так не пойдет. Не серьезно это. Бросание курения дело серьезное и потому меры, для этого предпринимаемые также должны отличаться серьезностью.
- Что, камеру слежения у меня поставишь? А если я в это время с девушкой буду?
- Что я баб не видел? Тут нужно что-то иное, но со стопроцентной гарантией.
- Сто процентов гарантии даже страховые компании не дают и вообще отстань, а то я сейчас передумаю.
До конца рабочего дня Леха молчал – переделывал отвергнутый боссом проект. Мне тоже было чем заниматься. Мыслей о перекурах не возникало. Ближе к вечеру голову отпустило, гадкий привкус во рту улетучился и организм стал требовать свое – недополученные за день миллиграммы никотина. Решили выпить с Лехой кофе. После чашки растворимого кофе приступы никотинового голодания стали более мучительными. Леха несколько раз вставал со своего рабочего места, делал два шага в сторону курилки, потом что-то вспоминал, хлопал себя по лбу и со словами «Париж, Париж» усаживался перед своим монитором, на котором в качестве заставки красовалось изображение Эйфелевой башни.
Я как мог крепился. В сторону курилки не смотрел и всячески подавлял в себе желание добежать до ближайшего ларька с сигаретами. Когда аргументы против такого похода закончились я встал и громогласно объявил на весь офис, что пойду куплю что-нибудь к чаю:
- Никому ничего не надо? – спрашиваю и начинаю двигаться по направлению к выходу.
- Стой! – Лешка отрывается от монитора и поворачивается на стуле в мою сторону. – Ты куда?
- К чаю чего-нибудь купить. Тебе ничего не надо?
- Надо, - ледяным голосом произносит Леха. – Идем вместе.
- Зачем вместе? Если тебе, что надо я куплю.
- Знаю, Антоха, зачем ты пошел, - шепчет уже в коридоре Леха. – Покурить же хотел за углом пока я не вижу, да?
- Ты за кого меня принимаешь, - изображаю праведный гнев. – Оно мне надо? Да и ты бы учуял. Говорят у курильщиков очень тонкий нюх на это дело.
Лешка сделал вид, что поверил мне, но в офис все же не вернулся. Дошли до ларька. Стоим и на пару сверлим взглядами витрину с сигаретами.
- Что брать будем – печенюшки или батончики? – спрашивает Лешка, а сам пялится на ряд пачек «Winston».
- В смысле «lights» или «super lights»? – моей иронии в голосе он явно не слышит и буквально липнет к витрине с сигаретами. – Может быть, мозг друг другу конопатить не будем и купим вместо печенюшек сигарет? – Леха продолжает оставаться глухим. Наконец я не выдерживаю и прошу продавщицу:
- Muratti lights, - делаю паузу, смотрю на Леху – ноль внимания, весь в табачной витрине, только уши торчат и протягиваю деньги.
- И пачку синего «Winston’а» еще, пожалуйста, - кричит Лешка.

Закуриваем. После первой же затяжки тело становится невесомым. Окружающий мир со всеми улицами, домами, ларьками, толстыми и стройными тетками медленно отчаливает и плывет куда-то вдаль. Откуда-то издалека доносится слабый, почти неслышный, голос Лехи:
- Антоха, ты тоже кайф словил?
- Плакал наш Париж, Леха, - говорю я вместо ответа.
- Да иди он этот Париж со всей Европой в… - я уже ничего слышу. Сознание укутывается плотной и сладкой завесой, через которую ничего не видно и не слышно.