Все попытки «реформ», проводимых сверху под лозунгами «углубления» и «расширения» марксистко-ленинской теории по увеличению роли «материальной заинтересованности» и «экономического стимулирования», со всей очевидностью показали лишь одно – строго обратную зависимость эффективности работы народного хозяйства от степени вовлечённости частного, эгоистичного интереса. Показали наличие фундаментальной причинно-следственной связи между неравенством и несвободой, порождающей стагнацию и духовное обнищание общества. Публицисты-экономисты, взахлёб живописующие блага «раскрепощения» инициативы, предприимчивости, предпринимательства не углублялись всуе в вопросы, во-первых, а почему в государственно-монополистической, плановой экономике вдруг востребовались архаичные кооперативы и мелкие лавки, а во-вторых, не станет ли ведущим стимулом к труду желание обогатиться, «материально преуспеть» одних, оборотистых, «деловых» людей за счёт других?
Не следует считать эгоистичным естественную заботу человека о себе, о своем здоровье, быте, о своей семье, детях и т. п. Человек – частица общества и подобные интересы не противоречат интересам других людей. Следовательно, забота о себе есть также и забота об обществе. Потребности разумного человека ограничены рациональным и являются не предметом общественного торга, а условием общественного согласия, закрепленного в категориях права, морали, в традициях, в культурных и эстетических предпочтениях. Важнейший элемент такого согласия – солидарность, согласованная деятельность всех на благо каждого.
Предположим, хитроумный тренер команды гребцов, участвующих в регате, ставит на байдарке счетчики, фиксирующий расход мускульной энергии каждого гребца. Довольный своей придумкой, объявляет, что приз достанется тому, кто больше всех вложится в общее дело. Вдохновленные радужной перспективой, гребцы схватились за весла и стали выжимать из своих мышц всё, что можно. Очень скоро, однако, единый ритм утратился, движения потеряли синхронность, вёсла стали путаться, лодка потеряла ход и пришла к финишу последней. Как же так, у каждого гребца ведь был очевидный интерес, каждый старался, как мог, а результат получился такой плачевный? Ответ ясен. Командой была утрачена единая цель, которая никак не может быть заменена суммой «частных интересов».
Плановая экономика в принципе не стыкуется с «руководством», с «направляющей ролью», с «волевыми» решениями и постановлениями. Волюнтаризмом всё это называется. Есть объективно существующие разумные потребности людей. Есть земля, недра, ресурсы, производственные фонды, работящий, образованный народ. И есть тривиальная, счетная задача по оптимизации их использования, координации действий всех «гребцов» к всеобщей пользе. Что в этом непостижимого и заумного? Какой нужен ещё отдельный «материальный интерес» для работника? Зачем каждому надрываться за свои «веслом», когда вместе та же цель достигается с меньшими затратами усилий?
Согласованная, совместная деятельность миллионов людей, в которой каждый разумный человек, вкладывает в общее дело свой труд, раскрывает свои способности на благо общества, получая все потребительские блага по потребности, и называется коммунизмом. Можно сотню лет усовершенствовать паровоз, выжимая сотые доли процента увеличения КПД, автоматизировать подачу угля в топку, снабдить рабочее место машиниста дисплеями и сенсорными кнопками. Нельзя лишь одного – превратить паровоз в ракету. Принципиально иной принцип движителя. Так и архаичный, дремучий «частный» интерес имеет свои исторические пределы. Он не пригоден для синхронной, осмысленной работы множества людей при достигнутом уровне развития производительных сил, в условиях общественного характера современного производства.
Попытки вывести теорию «правильного» социализма, без раскрытия темы «материального интереса», оплаты «по труду», без исследования мотивационной составляющей человеческой активности обречены на провал. Социализм не есть самостоятельная общественно-экономическая формация. Это всего лишь управляемый, планомерный переход от эгоистичного, личного интереса, к доминированию общественного, в трудовой деятельности человека. Политэкономическая основа социализма – общественная собственность на средства производства, достижима относительно легко, национализацией, обобществлением частной собственности. При наличии государственной воли, это может быть сделано правовыми, законодательными инструментами без серьёзных потрясений и катаклизмов. Но, как показала жизнь, значительно труднее преодолеть частный, корыстный интерес, весьма прочно укоренённый в общественном сознании многовековой традицией, изменить психологию «враждебного окружения» в людях.
Характер производства един, как при капитализме, так и при коммунизме, и носит общественный, монополистический характер. Нет ни «капиталистических», ни «коммунистических» фабрик, заводов и ферм. Различия лишь в формах общественных отношений. При коммунизме труд свободный, добровольный, в интересах всего общества, при капитализме же, труд по найму, вынужденный, в интересах собственника. Поэтому, переход от капитализма к коммунизму, всего лишь переход к современной, рациональной организации общественных отношений, не требующей радикального технического перевооружения в целях достижения некого «изобилия», способного удовлетворить все мыслимые «потребности».
В партийной номенклатуре, уютно встроенной в «развитой социализм», идея коммунистического равенства людей встречала скрытое, глухое неприятие. Такое же, только не скрытое, а уже откровенно враждебное отношение к равенству, властвующие номенклатурные дегенераты демонстрируют и сейчас. В значительной степени и оппозиционные силы, не видя в неравенстве главного зла, не в силах выговорить слово «коммунистического», в своих программах ограничиваются разными видениями социалистического общественного устройства. Трудности с артикуляцией объясняются не столько отсутствием теории, сколько нежеланием ассоциироваться с «утопией», каковой коммунизм представляется в изуродованном общественном сознании. Ведь известно, что при выборе между истиной и популярностью политики чаще выбирают последнее.
Я не слишком люблю слово «социализм». Есть капиталистическая общественно-экономическая формация, и есть коммунистическая. Социализм исторически ограниченный, теоретически малоинтересный, переход между ними продолжительностью максимум в пару – тройку десятков лет. Его отличие от предшествующих формаций не только в различных отношениях собственности, но и в том, что процесс общественного развития начинает контролироваться разумом, а не интересами господствующих классов и сословий. Стихия «рыночных» механизмов в экономике уступает место сознательному планированию на строго научной основе. И я не намерен вступать в полемику с либералом на предмет «невозможности» все запланировать и учесть. Время либерализма безвозвратно ушло, и отвлекаться на словопренья с идейным покойником, значит не ценить время читателя.
Номенклатурные «социалисты» видят в своём «социализме» прежде всего «социальную защищенность», «заботу о трудящихся», фантазируя на темы «разных форм собственности», «национально ориентированного капитала», «особенного пути» и прочих «русских духовностей». В действительности же, социализм, образно выражаясь, это процесс пересадки с одного вида транспорта на другой, более эффективный и комфортный. Это начальная фаза нового общества с коммунистической шкалой нравственных ценностей.
Сторонники неограниченного во времени «реального» социализма, как самостоятельной формации, выдвигают два возражения против «реального» коммунизма.
Первое. Недостаточный уровень развития производительных сил, не способных обеспечить изобилие потребительских благ в настоящее время. Необходимость в связи с этим принципа распределения по труду и сохранения товарно-денежных отношений.
Второе. Невозможность построения коммунизма в отдельно взятой стране, во враждебном империалистическом окружении.
Живучесть подобной аргументации можно объяснить лишь её удобством для номенклатурных вельмож, бывших вполне довольными своим положением во властной иерархии советского общества и не склонным к рискованным экспериментам, угрожающим их статусным «завоеваниям».
Рассматривать соображения заинтересованных лиц следует с осторожностью, ничего не принимая на веру, даже если внешне доводы выглядят логичными и убедительными. Можно ли говорить об отсутствии «изобилия» не раскрывая значение этого понятия? Ведь есть жизненно необходимые потребности, и есть запросы второго рода, не являющиеся таковыми. Если ориентироваться на потребности первого рода, то их удовлетворенность была обеспечена ещё в предвоенные годы. В стране никто не голодал, никто не ночевал под трубами теплотрасс. Что касается туманно определенного «изобилия», то можно предположить, что по мере роста эффективности производства, развития науки, появления новых технологий, горизонт «изобилия» не будет становиться ближе, какими бы шагами к нему не приближаться. Это очень удобный предлог для консервирования благословенного «реального социализма» в интересах привилегированных сословий партийных иерархов, назначенных ими «маяков», «героев» из народа, да ещё разных «деловых людей» в темной сфере перераспределения «дефицитных» товаров и услуг. Всем тем, кто в условиях неравенства имел больше, жил лучше, надрывался меньше.
Но может быть, так и надо? Предложив всем гарантированный прожиточный минимум, дать возможность каждому стремиться к материальному благополучию в индивидуальном порядке? Разжечь в людях «материальный», эгоистический интерес на благо строительства коммунизма? Дело не новое, под такой «социализм» и американская модель подойдет, и скандинавская, и любая другая, причем в более естественном и откровенном воплощении. Что интересно, в общественном сознании эгоизм, алчность осуждаемы как людской порок, в советском суде корыстный мотив преступления рассматривался как усугубляющий вину фактор, но это ничуть не мешало теоретикам-экономистам с партбилетами в кармане экспериментировать с материальной заинтересованностью, а принцип оплаты по труду даже провозгласить основным «законом» социализма. И можно не сомневаться, что незадачливые «экономисты» до сих пор терзали бы несчастный объект приложения своих радений, если бы тот не выдержав лошадиных доз инъекций «экономических» стимуляторов, не рухнул замертво. Примерно также дело происходило и с алкоголизацией населения. Пьянству – плакатный бой, но, в то же время, магазины, якобы из неких высших «государственных» интересов, заполнялись дешевым спиртным для удовлетворения всё возрастающих потребностей «трудящихся».
Сегодня, не в силах игнорировать очевидное, даже государственная пропаганда сквозь зубы признает гениальность Ленина, но с оговоркой, что де мечтатель, утопист, оторванный от жизненных реалий. Да не был Ленин никаким «мечтателем»! Это был великий мыслитель, жесткий прагматик, политик, реалист до мозга костей. И социализм он понимал именно как первую фазу коммунистического общества. В своей известной речи о задачах Союза молодёжи в трудном для страны 1920 г. он говорил:
«...Тому поколению, представителям которого теперь около 50 лет, нельзя рассчитывать, что оно увидит коммунистическое общество. До тех пор это поколение перемрет, А то поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество и само будет строить это общество. И оно должно знать, что вся задача его жизни есть строительство этого общества. ... Нам следует рассчитывать, что нужно не меньше 10 лет для электрификации страны, чтобы наша обнищавшая земля могла быть обслужена по последним достижениям техники. И вот, поколение, которому теперь 15 лет и которое через 10 - 20 лет будет жить в коммунистическом обществе, должно все задачи своего учения ставить так, чтобы каждый день в любой деревне, в любом городе молодежь решала практически ту или иную задачу общего труда, пускай самую маленькую, пускай самую простую.»
Нехитрая арифметика 1920 + (10 ... 20) = 1930 ... 1940 г. Такие сроки построения коммунизма указывал В. И. Ленин. Никаких «социализмов», как «самостоятельных» общественно-экономических формаций. Главное препятствие на пути формирования коммунистического общества не теоретического, а субъективного, личностного характера. Стремление любой ценой сохранить власть и связанные с ней блага и привилегии в условиях «развитого социализма». Все эти «академики», «экономисты», пользуясь марксистко-ленинской лексикой, элементарно лгали своему народу, обслуживая сословный интерес партийной государственной верхушки.
Даже если предположить, что в трудных условиях предвоенного времени жизненных потребительских благ действительно не хватало, то это более причина для именно равного их распределения, но не «по заслугам» или «по положению». Тут есть ещё этический парадокс. Человек, без протеста принимающий свое возвышение над другими людьми, считающий свой материальный, должностной статус «заслуженным», не может считаться ни коммунистом, ни нравственно зрелой личностью и, следовательно, достойным какого-либо выделения. Любой «возвышенный» недостоин своего возвышения!
Исторически, «богоподобность», сакральность власти требовалась господствующим классам для подчинения и порабощения большинства народа. Власть должна была вызывать в простолюдине трепет и страх, заставляя того действовать зачастую против своих собственных интересов. Кнут и пряник, в классово антагонистическом обществе служат инструментами внешнего принуждения, стимулирования трудовой деятельности в пользу господ. Перенос в социализм палочной «дисциплины» и «морковочного» интереса осуществлялся под предлогом «неготовности», отсталости общественного сознания для работы на коммунистических принципах. Это умышленная ложь зарождающего слоя партийной бюрократии становится явной в свете простейших рассуждений.
Все ли были не готовы жить и работать по-новому, или были отдельные нравственно состоятельные личности, уже вполне созревшие для этого? Если таковых не было, кто тогда совершил великую социалистическую революцию и победил в Гражданской войне? Наверное, все же были? Нуждались ли они в возвышении и «материальном» поощрении? Известно, например, что зарплата В. И. Ленина соответствовала заработку квалифицированного рабочего, и вряд ли бы Ильич позволил себе принять какие-нибудь дополнительные «гонорары» или статусные привилегии. Того же он требовал и от других членов партии, доход которых был ограничен небольшим партмаксимумом. Наверное, во всей стране можно было бы найти достаточное количество преданных делу революции людей, чтобы возглавить страну и повести народ в справедливое, свободное от гнёта и тирании будущее.
После окончания Гражданской войны к мирной жизни вернулись миллионы красноармейцев и военноначальников. Бывшие командармы и комдивы становились руководителями наркоматов, заводов, грандиозных строек, заняли важные государственные и партийные посты. Но талантливый, волевой военный командир совсем не обязательно должен являться знающим, убежденным марксистом. Часто все его знание сводилось к простейшим представлениям об уничтожении частной собственности и диктатуре пролетариата. Должности предоставлялись по «заслугам» перед народом и партией или даже из соображений личной преданности и лояльности. Практика выборности постепенно заменялась назначенчеством «сверху-вниз», порождая ответственность «снизу-вверх». В конце 1929 года без особой огласки произошла и фактическая отмена партмаксимума. По сути дела, партийная бюрократия отказалась от идеи коммунизма, предала дело Ленина, узаконив неравенство, социальные преференции, «оплату по труду», все более и более дистанцируясь от народа.
Никаких реальных, объективных предпосылок в сфере отсутствия «изобилия» для отказа от коммунистических распределительных отношений не существовало. Было препятствие в виде сугубо корпоративного интереса господствующей партийно-хозяйственной номенклатуры, заинтересованной в своем привилегированном положении. Да, пока еще была огромная инерция полученного в революцию созидательного импульса, когда страна из полуфеодального рабства вырвалась на магистральный путь развития, обогнав на столетие ведущие мировые державы. Да, пока еще власть действовала в интересах всего народа, пусть и не всегда разумно и последовательно, но решительно и твердо. Расцвет науки, культуры, подъем промышленности, доступное здравоохранение, качественное образование стали возможными именно благодаря завоеваниям Октября. Но на энергии начального импульса нельзя двигаться вечно! Предательство – это не всегда деяние. Бывает так, что не меньшим предательством может быть и бездействие.
Материальный интерес, не слишком сильный стимул для того, чтобы работать с полной отдачей. Ссылки на то, что страна, в преддверии тяжелых испытаний, была вынуждена использовать все формы стимулирования труда для скорейшей индустриализации, не выглядят слишком уж убедительными. Не будет человек надрываться на работе за возможность купить лишний ковер на стену или собрание сочинений Писемского на полку. Страх более действенный побудитель, но и он имеет свои пределы. Никаким страхом, как, впрочем, и «материальным» интересом, нельзя стимулировать труд ученого, конструктора, музыканта, поэта, программиста. То, что будет произведено в результате такого «труда» человечество никак не обогатит ни материально, ни духовно. Ничего, превосходящего в своей эффективности внутреннее побуждение человека, его неистребимую потребность созидать, творить, нельзя себе и представить. Этот великий порыв к труду, к осознанному, разумному преобразованию мира не нуждается ни в каких формах стимулирования, поощрения или наказания. Разумному человеку нужна лишь продуманная система управления, координации его усилий в процессе общественного разделения труда.
Кто-то, наверное, пожмёт плечами. Разумеется, внутренняя потребность к созиданию – самая лучшая и экономически эффективная мотивация труда, никто же и не спорит. Чтобы удостовериться в этом, достаточно посмотреть, как человек любовно выстругивает скамейку себе на дачу, и как он же строгает доски, выполняя рабочую норму за зарплату. Но тут дело не в том, на себя или на общество трудится работник, и даже не в том, любит или нет он своё дело, сколько в том, считает ли он окружающий мир своим «домашним хозяйством» или равнодушен ко всему, что не касается его лично.
Только за счет выбора места приложения своих усилий по способностям, по своему предпочтению можно обеспечить не только колоссальный экономический рывок, но и радикальное изменение самого качества жизни людей, освобожденных от изнурительной борьбы за выживание, от бессмысленного соперничества в потреблении, от мелкой зависти и тщеславия в отношении ближнего своего.
Цель общественного развития – человек. Такая формулировка лишает содержательности интеллектуальные хитромудрости вроде «движение – всё, цель - ничто» или наоборот, поскольку человек и представляет собой единство движения и цели. Не социализм, не коммунизм, не рынок, не уровень инфляции или рост ВВП, а человек должен стоять в центре любых социальных проектов. Но мало декларировать, поместить на плакат или в партийную программу броский лозунг. Чтобы представить себе реальное наполнение, казалось бы, абстрактного постулата о человеке, следует встать на место каждого из миллионов простых тружеников, представить себя на месте тракториста, учителя, врача, строителя, военнослужащего, оглянуться, посмотреть внимательно, какие есть мешающие, раздражающие, ненужные факторы общественного бытия, и что наполняет жизнь каждого удовлетворением, одухотворяет смыслом, целеустремлением, ощущением товарищеской сопричастности к общему делу. Говоря языком математики, задача сводится к нахождению тех этических «параметров», при которых обеспечивается максимум функции полноценности человеческого существования.
Хочет ли нормальный, разумный человек жить лучше другого, такого же, как он человека? Принесет ли нормальному человеку удовлетворение то, что он более обеспечен, чем сосед, хотя работает с ним в одной бригаде и с равной отдачей? Будет ли он тихо радоваться, если хуже него будет жить врач, который лечит его и его детей? Сможет ли без укоров совести смотреть в лицо пенсионеру, едва сводящему концы с концами?
Но, с другой стороны, как он отнесётся к тому, что кто-то живет намного лучше его? Причем не всегда заслуженно? Почему дом «начальника», «руководителя» должен непременно выделяться среди прочих? Ведь руководящий труд не так обременителен, как однообразный физический? Естественно, я уж не рассматриваю случай, когда вор, казнокрад, иная «успешная особь», в открытую, глумясь над обществом, попирая всякие моральные принципы, обесценивая честный труд, навязывает обществу «идеалы» скотского потребления. Это уже не экономические проблемы. Это фундаментальные этические коллизии, без разрешения которых говорить об «эффективности» экономики то же самое, что рассуждать об эксплуатационных достоинствах автомобиля, не замечая того, что в нем отсутствует рулевое управление. Весьма, кстати, подходящее транспортное средство для любителей движения без цели…
Условием разрешения такого этического противоречия является только всеобщее равенство людей. Вне зависимости от характера деятельности в условиях общественного разделения труда. Разумеется, речь не идет о бездельниках, тунеядцах, уголовниках и прочей публике, не готовой считаться с интересами общества, противопоставляющей свой эгоистичный интерес общественному.
Но как быть с утверждением о невозможности построения коммунизма в отдельно взятой стране, о чем ясно писали К. Маркс и Ф. Энгельс? И как понимать прямо противоположные слова В.И.Ленина в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» о возможности победы социалистической революции в нескольких или даже в единственной стране? Здесь нет никакого противоречия. Обе точки зрения справедливы применительно к своим историческим эпохам. Действительно, в середине 19 века, в раздираемой классовыми, сословными конфликтами Европе, трудно себе представить, что буржуазия смирилась бы с потерей своей власти в каком-либо месте. Поражение Парижской Коммуны 1871 года наглядно это подтверждает. В то же время, победа социалистической революции в России показала и полную правоту В. И. Ленина относительно иных исторических условий.
Я не хочу даже вдаваться в серьезное рассмотрение еще одного соображения. Дескать, в капиталистическом окружении социалистическое государство будет вынуждено тратить значительные ресурсы на обеспечение своей безопасности, в силу чего уровень жизни населения будет низким, проигрывая в сравнении с западными потребительскими стандартами. Соображение о высокой «эффективности» рыночной экономики поразительно живуче в среде «социалистов», жалко лепечущих нечто оправдательное о социальной защищенности, бесплатном образовании, медицине и прочих благах «реального» социализма, предваряемых союзом «зато». Плановая экономика в разы эффективнее «рыночной» и без напряжения, за счет рационализации производства, за счет активизации человеческого фактора в условиях равенства позволит иметь качество и ассортимент потребительских товаров не уступающих западным.
Не настала ли пора от теоретизирований на тему коммунизма перейти к обсуждению возможности его практической реализации в исторически недалеком будущем? Уровень развития производительных сил, интеллектуальная и техническая мощь современного общества достигли таких высот, о которых В. И. Ленин и мечтать не мог. Можно утверждать с абсолютной уверенностью – сегодня материально-техническая база коммунизма создана.
Разберемся детальнее, каким бы оно могло быть, общество равных, коммунистическое общество в современных условиях? Так ли уж оно «утопично»? Прежде всего, принцип равенства отрицает, какой бы то ни было, «материальный» интерес, а, следовательно, и саму оплату «по труду». Утверждается принцип в отношениях собственности – что не может быть у каждого, должно быть доступным через общее пользование. Оправдание личной собственности только в том, что пользование ей экономит времени больше, чем было потрачено на ее производство. Одежда, семейные архивы, мобильный телефон, компьютер и тому подобные предметы рациональнее иметь под рукой, в личном пользовании, а не в общем. С другой стороны, заводы, фабрики, недра, земля, магазины, жильё могут находиться только в общественной, общенародной собственности.
Основные жизненно необходимые блага распределяются по потребности и бесплатно. Денежные операции возможны только на потребительском рынке при помощи персональных кредитных карточек. Наличные деньги, валюта постепенно выводятся из обращения. Исключается возможность взаиморасчетов между владельцами карточек. Средства на лицевой счет зачисляются всем поровну, вне зависимости от должностных или профессиональных различий. Таким образом, могут быть удовлетворены индивидуальные материальные и духовные запросы людей, поскольку равенство совсем не тождественно одинаковости. Исходя из сегодняшнего уровня потребления, ежемесячная сумма эквивалентная одной – двум тысячам долларов в месяц представляется разумно достаточной. Поскольку все основные потребности людей удовлетворяются бесплатно,
на эти средства люди смогут приобрести себе модную одежду, новую модель компьютера или телефона, купить что-либо экзотическое, вроде телескопа, взять какие-либо деликатесы к праздничному столу, отдохнуть или попутешествовать в отпуск по стране и миру.
Самый сложный и деликатный вопрос – жилищный, в силу своих особенностей требует особо тщательного подхода. Жилье ведь не только стены и крыша над головой для ночлега и отдыха. Это еще и семейный очаг, дорогие сердцу воспоминания детства, юности, придающие обычной квартире персонифицированную духовную ценность. Нормативы распределения жилой площади должны обладать определенной гибкостью, чтобы, с одной стороны позволить родителям сохранять за собой жилье после отделения взрослых детей, а с другой – гарантировать доступность жилья каждому нуждающемуся. Отсутствие собственности на жилье обеспечивает свободное перемещение специалистов в места их наибольшей востребованности в профессиональном отношении.
Народное хозяйство функционирует по единому производственному плану, на основе физических показателей с упразднением всякой финансовой отчетности. Зачем нужны деньги во внутрихозяйственной деятельности? Представьте себе ситуацию, всерьёз предлагавшуюся перестроечными идиотами, когда единое производство разбивается на ряд «кооперативов», которые строят отношения между собой на принципах «свободного» товарооборота. Причем, каждый такой «кооператив» является монополистом в своем профиле. Что получится? Сколько дней потребуется такому «производству» для его полного саморазрушения? Предприятию для работы нужны ресурсы, сырьё, материалы, металл, энергия, люди, сопутствующая социальная инфраструктура, но не рубли, не какие-нибудь «инвестиции», «акции», не говоря уж о «собственнике».
Если какое-то предприятие сократит свои трудозатраты на 100 человеко-часов, а у потребителя его продукции они возрастут на 200, то от такого «сокращения» затрат времени никакой пользы не будет. Имеет смысл лишь результирующая экономия всех трудозатрат по всему народному хозяйству. Поэтому, в условиях плановой экономики, «экономическая самостоятельность» предприятий, ориентация на локальные финансовые показатели есть полный абсурд или хуже того, злонамеренная профанация идеи. Но раз нет частного интереса, не может быть и материальной мотивации труда. Страхи, что «лишившись» стимула, человек станет «халтурить», бездельничать, безосновательны. Лодыри появляются не там, где есть равенство, а там где безделье ненаказуемо.
Утверждения популярных перестроечных «экономистов» о якобы органически присущей плану «негибкости» должны были бы озвучиваться в местах, где аспект оригинальности важнее истинности, на эстраде или на арене цирка, но не в учёных кругах.
На что ориентирован план? На удовлетворение реальной общественной потребности. Её абсолютные значения, девиации потребительского спроса известны или прогнозируемы. К примеру, разве вызывало какие-либо нарекания работа Единой энергосистемы Советского Союза? Хороший образец рационально организованного взаимодействия тысяч предприятий, сетевых служб на базе единого плана не в целях получения «прибыли», а в целях надежного обеспечения всех потребителей электроэнергией. Какой здесь требуется «рынок»? Зачем? Для какой такой «конкуренции»?
Чтобы плановая экономика могла эффективно развиваться, следует не только исключить финансовый фактор, но и обеспечить свободу каждому реализации своего созидательного, творческого потенциала на благо всего общества. Свобода ответственна за воплощение в жизнь принципа – от каждого по способностям. Есть люди с талантом исследователя, конструктора, учителя, руководителя. Деление мест на престижные, «хлебные», творческие и прочие, провоцирует людей на соперничество, поощряет не самые лучшие их нравственные качества, ведёт к неразборчивости в средствах в борьбе за вожделенный пост. Важнейшее социально-экономическое следствие неравенства – подавление свободы. В любом обществе неравных, вне зависимости от формальной принадлежности собственности, противодействующим фактором служит личная, корыстная заинтересованность. Достижение критической массы этого частного, эгоистического интереса и привело к краху советское общество.
Обладая бесценным опытом строительства социализма, Россия имеет уникальный шанс совершить управляемый, плавный переход от «элитарного», несправедливого и неэффективного общественного устройства к эгалитарному, коммунистическому обществу в исторически обозримые сроки. Зная, что должно быть в результате, исходя из того, что есть в наличии, следует решить несложную задачу по интерполяции процесса в числовых параметрах, рассчитать последовательность этапов трансформации общественного устройства в его движении к равенству. Условие одно – никаких «шоковых» инструментов. Каждый шаг реализации такой программы должен приводить к пусть небольшому, но улучшению жизни подавляющего большинства людей.
К примеру, после национализации банковской системы, следует выглянуть в окно и посмотреть, как там, Гулаг, случаем, не появился? После экспроприации сырьевых монополий поинтересоваться, очереди за колбасой в магазинах не возникли? После запрета на хождение иностранной валюты позвонить в колхоз «Заветы Ильича» и узнать у пенсионерки бабы Марфы, не пострадали ли её счета в Банк оф Нью-Йорк? Не стали ли хуже нестись её куры? Убедившись в том, что негативных последствий удалось избежать, делается следующий шаг. В случае непредвиденных осложнений, выясняется их причина и, после некоторой корректировки, курс продолжается. Именно таких реформ, без кавычек, как путь к равенству, свободе и справедливости и ждал советский народ от перестройки, превращенной в контрреволюционный заговор партийных выродков. Для нового общества созревшим был советский народ, а его безмозглые «вожди» всё пилюлями «материального интереса» пичкали. Не понимая самого простого - чтобы придти к коммунизму, надо идти к нему…