Две доли

Сергей Мильшин
Поезд Белгород – Москва стоял на первом пути. Это – хорошо. Не надо тащиться через навесной мост по обледеневшим разбитым ступенькам с тяжелыми сумками – моей и начальницы.

Мы рысцой прошествовали мимо новеньких опрятных вагонов, около которых стояли нарядные симпатичные проводницы в отутюженной форме и белых чуть ли не накрахмаленных перчатках.
Умеют же. Когда хотят.

Вот и конец состава. Наш вагон – четырнадцатый. Купе.
В купе уже сидели две женщины. Одна – старенькая с маленьким круглым личиком, обрамленным пуховым платочком. «Бабушка лет 70-ти», - определил я. Она что-то тихо, но эмоционально рассказывала. Напротив – дама - помоложе с лицом продавщицы с рынка, рассеяно слушала.

Мы поздоровались. Они ответили.
Кинули сумки под ноги и уселись, отдуваясь. Начальница скинула тяжелую шубу и достала свою объемную дамскую сумочку.  Расстегнув молнию, она углубилась в ее недра в поисках чего-то очень важного. Поиски затянулись. От нечего делать я наблюдал за нервничавшей начальницей и прислушивался к старушке. Невольно, заинтересовался.

- У меня в роду все такие были, необычные, - тихо говорила она, - и бабка и мать. Что-то такое было у всех. Бабка могла нечаянно корову сглазить. Стоило только похвалить, и у той молоко пропадало. Или взглянет на человека и сразу знает, чем тот болеет. Травы всякие собирала – людей лечила. Мамка такая же была. И мне это передалось, похоже.
Бабка скинула платок на плечи, мельком глянула в нашу сторону и продолжила. - Я три раза была замужем. Первый муж бил меня, я от него ушла. Второй, - она пожевала губами, раздумывая, - такой, что и вспоминать про него не хочется. Помер он потом, отчего – не понятно. Года через три, после того как схоронила, вышла замуж третий раз.
Начальница, наконец, нашла, что искала. Это оказалась пудра. Раскрыв коробочку, она начала разглядывать себя в зеркальце.

- Третий, - продолжала бабушка, - под конец пить начал. Двадцать лет с ним прожила. Поначалу, пока работал, особо не злоупотреблял. А как на пенсию вышел, что ни день, то пьяный или выпивши. Нет, он не буянил. – Бабушка опередила вопрос соседки. - Как напьется, спать ложился. Но как же это надоело!
Как-то прихожу домой, а он спит прямо на полу. Рядом пустая бутылка из-под водки.
«Ах, ты, - говорю, -  скотина. Опять нажрался. Куда тебе только помещается?»
А он глаза приоткрыл, что-то пробормотал, и дальше спит. Я со зла и говорю: «Хоть бы тебя, сволочь, Господь забрал». Сказала и забыла. Подложила ему под голову подушку, укрыла одеялом, пусть, думаю, отоспится.

Тут мне стало жарко, и я тоже скинул куртку. Цепляя ее на крючок, я прислушивался к словам старушки. Начальница снова полезла в сумку.

- К вечеру он проснулся, - отрешенно уставившись в угол купе, продолжала бабушка, - проснулся и говорит: «Что-то мне худо, Маришь, вызвала бы скорую».
Я испугалась и сразу побежала  - вызвала. Через полчаса врач приехал, а он уже холодный.
Бабушка вздохнула и замолчала. Соседка внимательно ждала продолжения. Я  тоже. 

Начальница извлекла из сумки мобильник и набирала сообщение.
Ну, вот теперь скажите, - обратилась бабушка к соседке и немного придвинулась к ней, - кто как не я его убила?

Та хлопнула веками и неуверенно возразила:
- Может просто совпадение.

- Да ни какое ни совпадение?! – Отрезала старушка. – Я это, моя вина. Не подумавши, ляпнула. Со зла. И все! Забыла, что нельзя мне такие вещи говорить. – Она поправила платок на плечах и выпрямилась. – И с чем я осталась?
Соседка не отвечала, но бабушка и не ждала ответа. Она наклонила голову, поправила складки на юбке и снова вскинула подбородок.

- Мы вот, считаем, что женщины, главные в семье. И очаг храним, и детей растим. А он – муж только мешает и раздражает. А вот умер он, и в какой семье я теперь главная? Его не стало, и меня не стало. Что такое одна женщина? Пустое место! Для кого теперь домой приходить, есть готовить? Осиротел дом без мужика. А ведь какой мужик был!  - Она качнулась вперед.

Я поерзал и подсел поближе, чтобы лучше слышать. Поезд набирал ход. Стук колес временами заглушал слабый голос старушки. Начальница бездумно смотрела в окно.

- Весь ремонт в доме сам сделал. Двери мастерил, рамы. Золото, а не мужик. Ну, пил иногда. Ну и что? Дочка давно самостоятельная, семья у нее. Тоже, кстати, какие-то способности есть. Я уж ей в письме писала, чтоб ни в коем разе зла никому не желала. Не верит, думает, суеверия. Может, поймет с возрастом. На Камчатке живет, в этом, как его, Петропавловске. Попробуй приедь оттуда. Лет десять уже не была.
А я ему смерти пожелала. И зачем теперь жить? – Бабушка сложила волнующиеся руки на коленях и  затихла.

- Да не переживайте Вы так, - махнула рукой соседка, - наладится еще. – И наклонилась в поисках сумки под сиденьем.
Начальница, кое-как дождавшись паузы в беседе, тут же предложила всем переодеться. Женщины послушно поднялись и вышли из купе. Я следом.

 Мы пробыли в Москве три дня. Газпром собрал в подмосковном пансионате маститых московских писателей и нас – авторов газпромовского литературного альманаха «Факел». На семинарах обсуждались наши новые рассказы. Было интересно и полезно. Вынес для себя массу положительного, в том числе совершенно неожиданно получил рекомендацию к вступлению в Союз писателей. Воспринял ее как толчок коленом ниже пояса, конечно со спины. Действовать надо, писать, раз есть к этому какие-то способности, а не дрейфовать по воле течения, тем более, что волны выносят обычно  в тихие заводи, язык не поворачивается сказать, – болото.

Как-то вечером после очередного семинара начальница крепко ухватила меня под руку и настойчиво предложила ее проводить. Похоже добровольцев на это дело больше не нашлось, пришлось отдуваться мне.

По дороге мы разговорились. Естественно, на ее любимую тему – о ней самой.
- Я быстро поняла за кого замуж вышла, - взволновано тараторила она, - хотела твердое плечо, а получила,.. то, что получила. Решения в семье всегда я принимала. И считаю, что это правильно. Женщины в семье главные, как бы мужики не харахорились.
Я вспомнил о бабушке в поезде, и поинтересовался, как она относится к ее рассказу.
- К какому рассказу? – удивилась начальница. – Я ничего на слышала. А ты когда успел, - она подозрительно глянула на меня.

- Да когда? Рядом же с Вами сидел и слушал.
- Странно, а я почему ничего не слышала…
- Я вам тогда расскажу.
- Ну давай.
Потрескивал ледок под каблуками. Мы медленно шли вдоль берега небольшой речушки. Я рассказывал, она недоверчиво поглядывала в мою строну.
Когда я закончил, начальница поджала губы.

- Не знаю. - Она  замедлила шаг. - Может это такой человек. Я, в отличие от твоей бабушки, самостоятельная женщина. Без мужика спокойно обхожусь. Знаешь, наверное, что последние лет десять мы отдельно живет. - Она нервно поправила прическу.- Только по телефону  и общаемся. Зато, регулярно. Это скорей он без меня обойтись не может . А бабушку эту я просто не понимаю.
В этот момент мы подошли к корпусу, в котором жила начальница. Остановились.

- Ну, ладно, - сказала она, - спасибо за прогулку. Вечером что делать собираешься?
- С ребятами договорились, в баню пойдем, - поспешно ответил я.
- Ну, как знаешь! Завтра, чтоб к десяти, как штык был.
- Куда я денусь?
- Тогда до завтра.

- До свидания, - вежливо ответил я и поспешил убраться.
Приближаясь к своему номеру, я размышлял о таких разных и в то же время похожих женских судьбах-долях.