Лето - это маленькая жизнь. Москва-Геленджик

Ольга Шевелева -Статьи Про Путеш
1. РОДНИКОВЫЕ ИСТОКИ.
Потом многие спрашивали: а тяжело ли ехать на машине от Москвы до Черного моря и как быстро можно доехать? Ну, это смотря как ехать. Можно гнать по трассе без остановок, напрягая саднящие от усталости глаза и стараясь не уснуть за рулем; тогда часов за 20 доедешь, плюс время, чтобы прийти в себя после этого подвига.
А можно – пу-те-шест-во-вать!
Мы ехали именно этим, вторым, способом.
Ну, посудите сами, могла ли я проехать родной свой Елец и не показать "товарищам по стае" знаменитый елецкий Собор и прочие городские достопримечательности – от памятника Бунину до магазина "Разгуляй", где всякий путешественник просто обязан затариться бальзамом "Былина" местного производства и изумительного качества.
Могла ли я проехать, не остановившись, задонские края? Именно здесь, у Донских Бесед, и состоялась наша первая ночевка. Та же опушка красноствольных сосен, тот же "водопад" – целая речка чистейшей артезианской воды, шумя, впадает в Дон. Здесь, в Задонье, мы наберем две фляжки чистой, вкуснейшей воды на дальнейший путь: на юге с хорошей питьевой водой напряженно.
Черпать воду из родничка – всегда радость, но теперь вдвойне, потому что малые роднички на берегу этим летом кто-то заботливо обустроил: сложены срубы, поставлены рядом скамейки, и даже черпачки не забыты. Каждый родничок обустроен по "индивидуальному проекту", имеет свое лицо. Уверена, что сделано это доброе дело руками задонских школьников. Спасибо, ребята!
Конечно, не все перемены радуют. На том берегу, в Нижнем Казачьем, прибавилось коттеджей – пейзаж от этого, честно говоря, не улучшился. Дон стал еще грязнее, на воде – пузыристая паволока. Кто побрезгливее, в такую воду купаться уж и не полезет… "Это и есть твой Дон?" – удивляется Светлана, как и до нее удивлялись многие. И снова мне ничего не остается, кроме рассказа о том, как еще на моей памяти полоскали в Дону белье, как ловили во-о-т таких лещей, как ходили баржи, ощупывая прожекторами ночное небо, как земснаряд намывал песчаные островки – каждый год новые…
А в завершение обещаю завтра же показать чистый Дон - до впадения в него реки Сосны и стоков с задонских очистных сооружений. На выбор: громаднейший естественный пляж у Галичьей горы или пороги-перекаты у д. Гагарино. А вторую ночевку обещаю на юге Воронежской области, под Богучаром, где Дон делает крутую петлю и разливается на 200-метровую ширину, и растут там белые лилии и водится всякая птица… Это я вычитала в книге "Особо охраняемые территории Воронежской области", которую подарила мне Л.И. Дубовская, зам. руководителя ГУПР по Воронежской области (за что ей большое спасибо).
Ну, а пока – палатка, костер, зеркальный отсвет уснувшей реки, Млечный путь над головой, стрекот кузнечиков да посвист перепелок…
А как описать это утро ранней осени? Эти лучи низкого солнца, пронзающие туман между стволами мачтовых сосен? Эти брильянтовые паучьи тенета на желтеющем лугу – какое совершенство формы, точно гигантские снежинки закреплены между травяными "стволами", а в центре каждой сидит творец эфемерного чуда – большой, красивый черно-желтый паучище…
Мы держим путь в Задонский Богородицкий монастырь, поклониться нетленным мощам святого Тихона Задонского. Собор прекрасен – как и елецкий Собор, как и храм Христа Спасителя в Москве – ведь автор у них один, знаменитый К.А.Тон. Как всегда, много молящихся, группа паломников стоит, готовясь принять таинство - приложиться к раке с мощами. Нас пропускают вперед – чтоб не мешались. Как всегда, ощущение радостного ужаса, прежде чем коснуться губами стекла, под которым…
"А как молиться Тихону Задонскому?" – шепчет Светка. Ищу глазами акафист Тихону Задонскому, который висел раньше на стене – нету, сняли почему-то. Молись, как знаешь, отвечаю я, только святой это знаменит был своей кротостью и незлобием, сама понимаешь, о чем его просить надо.
После храма – конечно же, на целебный источник. У купальни людно; подождав своей очереди, входим в прохладную полутьму помещения, где устроена мраморная купель; собираю волю в кулак – три раза с головой в четырехградусную воду – ой-ой-ой! Но, вопреки ожиданиям, вода не кажется такой уж холодной. Не зря одна моя глубоко религиозная знакомая говорила, что с каждым разом вода будет казаться теплее, а потом и вовсе – как парное молоко! А мне уже четвертый год подряд удается в летний отпуск окунуться в этот святой, самим Тихоном Задонским ископанный источник…
Ну, а теперь - обещанные донские пороги. Близ деревни Гагарино есть чудесное место, где донское русло делится на рукава, разделенные островками – их семь. Островки – сплошные заросли, а каждое русло начинается бурлящим каменистым порогом, за которым тихий плес - до следующего порога. Река здесь неглубока, но на порогах и по колено в воде не устоишь – сорвёт течение.
Увы, показать "товар лицом" не удалось – последнюю неделю шли сильные дожди, вода поднялась и пороги потеряли значительную долю своей шумной прелести; дожди сделали воду еще и мутной, не видно ни рыбок, ни камешков на дне. Куда ставить ногу – тоже не видно, а в руках, между прочим, фото- и видеоаппаратура, которая денег стоит. Так и не прошли мы сквозь этот маленький "затерянный мир", не дошли до последнего русла, на котором есть бобровая плотина…
Итак – вперед, на Воронеж! А в завершение темы добавлю, что в этот же день Светлане позвонили и сообщили, что некая малоприятная ситуация (излагать которую здесь нет смысла) внезапно приняла неплохой оборот. "Святой Тихон помог!" – не раз повторила Светлана.

2. ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ.
Необходимым элементом всякого путешествия являются разные мелкие подлянки, без которых оно, путешествие, будет как бы неполным и вы не ощутите (в силу отсутствия контрастов) всей его прелести. Так, из-за пустячной поломки мы потеряли вторую половину дня в воронежских магазинах запчастей и автосервисах – и теперь о Богучаре приходилось забыть. Сумерки застали нас километрах в двадцати от Павловска. Что ж, ночуем, где Бог послал!
Каждый неоднократно слышал, что ночевки на трассе опасны, что останавливаться нужно только в мотелях и кемпингах… Вот уж эти придорожные мотели и кемпинги, не в обиду будь сказано, представляются мне как раз такими местами, куда лучше не соваться, если только ты не тертый калач – дальнобойщик (которому со своей фурой все равно с трассы деться некуда). А с нашей маленькой машинкой какие проблемы – свернул на любую полевую дорогу, отъехал километров пять, запрятался в лесок – кто тебя тут тронет? Тут до будущей пахоты вообще ни одна живая душа не появится.
И эта дождевая ночевка была хороша по-своему. Мы натаскали большую кучу соломы и обосновались под яблоней и грушей, растущими, "обнявшись, точно две сестры". Всю ночь падали на палатку яблоки, а может, груши, и мелкий дождик шелестел по тенту…
И снова в путь! Как здорово – пересекать с севера на юг это огромное пространство! Только не надо спешить – иначе не разглядишь, как меняется все вокруг. Южнее Воронежа белая береза уже соседствует с белой акацией; у Богучара чернозем сменяется белыми меловыми холмами; вот белоснежный обрыв подходит к самой дороге – и, конечно, исписан вдоль и поперек содержательными фразами типа "Вася и Клава были тут. 2003". Других дат, по счастью, нет – весенние дожди ежегодно смывают верхний слой мела вместе с дурацкими автографами.
А это что за страшный черный столб дыма за деревней Нижняя Тарасовка, что близ Миллерово? Ого, да это асфальто-бетонный завод, вероятно, образца 1913 года. В Московской, а хоть бы и в Воронежской области за такой "факел" директора растерзали бы, наверно, а тут, в Ростовской, ничего – дымит себе, коптит!
Ладно, проехали. Вниз и вверх по холмам ныряет дорога; свечками стоят пирамидальные тополя; склоны сплошь сиреневые – это бесчисленные кустики дикой гипсофилы с нежными, как облачко, цветами. На полях все больше подсолнечника – уродил он в этом году, "головы", повернутые к солнцу, с хороший поднос размером. А вот и насыпные горы Шахтинска; одна из них дымит помаленьку, будто дремлющий вулкан – видимо, вскрышные породы перемежаются пластами некондиционного угля, вот они-то и будут теперь тлеть, пока дотла не выгорят…
На близость Ростова-на-Дону указывают многочисленные надписи: "Рыба. Раки" – кормит батюшка-Дон и местных и проезжих.
У ростовских дорожников нет привычки расставлять вдоль дороги лишние знаки и указатели. Местные и так дороги знают, а транзитникам хватит двух указателей: на север – Москва, на юг – Кавказ; остальное – от лукавого. Таких, как мы, желающих проехать в маленький городишко Азов, ростовские дорожники не одобряют и задачу им облегчать не намерены.
Когда мы в нерешительности пересекали очередную ростовскую площадь, некий сердобольный водитель "маршрутки" крикнул нам: "На Кавказ – туда!". "А на Азов - куда?" В ответ из удаляющейся маршрутки донеслось что-то невнятное, но два слова мы разобрали: "Будете блукать!"
Шибко сильный колдун, однако, даром, что молодой. Ох, вспомнили мы его слова на следующий день!
Насилу выбравшись из Ростова и смежного с ним Батайска, едем дальше. Удивляемся плавням (ведь так называются эти плоские, как стол, камышовые пространства?), мелким, но широким речкам и каналам – а также деревне Кулешовке Азовского района: ей мы единогласно присвоили первое место по благоустройству среди всех увиденных населенных пунктов. Аккуратные, чистенькие контейнеры для мусора на широком зеленом придорожье напротив каждого дома, и нигде ничего не валяется – ни-ни!
Еще немного – и перед нами сквозь деревья блеснуло море – синее, розовое, золотое…
В приморских местностях такая примета: если висят надписи "Сдается комната" – хорошее место. Нет надписей – значит, местечко незавидное. Скажи на милость – не едут туристы в населенные пункты с такими романтичными названиями: Стефанидинодар, Павло-Очаково, Порт-Катон… А вот мы именно на название и клюнули: Светлану очаровало имя "Чумбур-Коса".
Место же оказалось не столь очаровательным: море мелкое и почти пресное, а на берегу высится "недострой", заброшенный, судя по всему, со времен социализма.
Приближался вечер, пора было подумать о ночлеге.
Обитатели приазовского полуострова, на котором мы оказались, живут не туризмом (как их земляки по другую сторону Ейского залива), а кормятся от земли. Земля же здесь благодатная – и потому не пропадает ни сантиметра. Черное, абсолютно лишенное сорняков поле, окантованное такой же лишенной травяных придорожий грунтовой дорогой, подступает непосредственно к стволам узкой лесополосы. Неожиданная проблема: найти клочок "не измененной антропогенно" земли, чтобы хоть палатку поставить… Делаем зигзаг за зигзагом среди абсолютно ровных квадратов полей, разграниченных опаханными лесополосами, и вдруг: вдоль очередной посадки тянется нетронутая травяная полоса шириной метров 50, а поодаль, заглубленное в лесополосу, стоит большое металлическое здание… Что бы это могло быть? Оказалось – склад минеральных удобрений, а может, и ядохимикатов; на это указывают следы размывов, где полностью отсутствует растительность. А травяная полоса, следовательно, не простая, а взлетная – здесь "в сезон" загружают свои бункера самолеты малой авиации, взлетают, распыляют свой груз, снова садятся и загружаются – весь цикл занимает не более 20-ти минут, а самолет делает за день 30-40 вылетов.
Но сейчас на "летном поле" было тихо и пусто; к тому же огромная южная луна проглянула сквозь стволы акаций, намекая, что иное место для ночлега искать поздновато… Удалившись от склада на почтительное расстояние, мы разбили свой маленький лагерь, и всю ночь колыбельной служил нам оглушительный, ликующий хор цикад и кузнечиков…
Другим отличием этой ночевки стала необходимость крайне осторожного обращения с огнем. Дождей здесь не было давно, густая и высокая трава высохла на корню так, что звенела при касании. Малейшая искра – и вот тебе ни палатки, ни машины, ни нас самих…
Из-за этого и не сожгли (как делали каждое утро) мусор, а сложили в пакет в надежде выкинуть по дороге… Увы, второй Кулешовки по пути не оказалось, и мусор этот мешался под ногами до самого Ейска. Но это – завтра…

3. О ПРОПИТОЙ ДОРОГЕ И ПТИЧЬИХ ПЛЕМЕНАХ. 
Всякий порядочный путешественник должен иметь при себе карту. У нас был целый атлас, и на 128-й странице его была нарисована дорога, ведущая от Чумбур-Косы к населенному пункту с изумительным названием Ейское Укрепление, а дальше дорога эта в виде 8-километрового моста пересекала Ейский залив - вот где, наверное, красота! Полные энтузиазма, мы двинулись в путь.
Но после очередного поворота дорога вдруг лишилась асфальтового покрытия. "Ремонт, наверное" – подумали мы и решили следовать указаниям атласа. Дорога становилась все хуже и хуже, и через некоторое время мы снова очутились среди шахматных полей-квадратов. Направо-налево, направо-налево, на запад – на юг… Вдруг – о счастье! – навстречу движется серебристая "шестерка", приостанавливается, открывается окно… Как в хорошей пьесе, наш Александр и водитель встречной машины радостно прокричали друг другу: "Не подскажете, как проехать на Ейск?"
Некоторое время "товарищи по несчастью" бороздили просторы совместно, после чего мы решили следовать дальше по азимуту в юго-западном направлении, а они – вернуться на асфальт.
Направо-налево… Точно в заколдованное место попали: поля идеально ухожены, а людей – никого. Подъезжаем к току с огромной горой золотого зерна – никого. Да что ж это, остался на планете хоть кто-нибудь? Но вот впереди показался трактор!
Бросились к трактористу, тычем пальцами в атлас – куда дорога-то девалась?
- Ах, эта? - смеется он, - да ее коммунисты пропили! Собирались строить при социализме еще, да денежки куда-то подевались… А на Ейск вам надо было еще перед Маргаритовкой налево уйти. Да теперь уж поздно. Езжайте, как ехали, выберетесь!
И снова по катетам полей: направо-налево… Над опустевшими полями летают маленькие, с голубя размером, соколки. Один из них что-то неподелил с вороной– и вот я наблюдаю воздушный бой. Ворона сильнее: она, как штурмовик, заходя сверху, теснит соколка к земле. Но от лесополосы спешат на помощь товарищу два соколка-истребителя, и вот уже серая хищница удирает, отбиваясь на три стороны. Но и у нее есть союзницы - с обеих сторон силы прибывают, и вот уже в воздухе мельтешит больше десятка птиц…
Интересно: даже здесь, где не осталось и сантиметра земли, не освоенной человеком, живут по своим законам два диких враждующих племени, ведут вековечную войну за кормовые угодья, за господство в воздухе, за власть над жизнью и смертью полевых мышей и прочей мелкой живности…
Впереди какой-то поселок! Ого, да мы выехали точно к Ейскому Укреплению! Местный леший – то есть, простите, полевой – добрый парень, вывел куда надо.
Только вот мост, оказывается, не совсем мост, а скорее дамба, и не то чтобы через залив, а через огромное пространство камышовых плавней: небольшие окошки чистой воды мелькнули всего пару раз.
За мостом – что-то вроде антитеррористического пункта. Постовой останавливает нас, проверяет документы и, не удержавшись, спрашивает:
- Откуда вы выбрались?
- А что такое?
- Да вы на машину-то свою посмотрите!
Вылезаем. Машина, от природы лиловая, стала желтой. Номеров не разглядеть и под лупой. Да это же пыльца вредной травки – амброзии, неизвестно за какие заслуги получившей такое райское название!
Наш дальнейший путь – на Долгую косу, также выбранную по карте. Приехав в станицу Должанскую, первым делом стремимся к морю. Платный пляж, за ним бесплатный – отличие в том, что на первом мусора не видно, а на втором мусорный вал составляет как бы границу пляжа, отделяющую его от просто берега. Остальные условия, вплоть до гидроциклов и т.п., почти идентичны.
Накупавшись, накатавшись на гидроцикле и назагоравшись до солнечных ожогов, решаем поберечь свою кожу для будущих дней и ищем цивилизованный ночлег.
И вот уже местный житель Саша, здорово похожий на мужа Лолиты, знакомит нас со своей частной мини-турбазой: вот вам комната, вот летняя кухня, вот душ, вот здесь насос включается, воду качать; вот две подземные емкости с водой, в этой – местная вода, а в этой – питьевая, ленинградская.
- То есть как – из Питера, что ли?
- Да нет, из станицы Ленинградской. Там вода пресная, а то наша – солоноватая – не всем нравится. Вот привожу раз в месяц цистерну для отдыхающих, заливаю в емкость.
- Не портится?
- Да нет…
Пробуем на вкус ленинградскую воду – и правда, вода пресная, чистая, мягкая.
Ну, а теперь пора смотреть косу, ради которой мы сюда и приехали. Песчаная дорога виляет меж тополевых рощ и сверкающих на солнце зарослей желтой дикой мальвы. Под колесами – "стиральная доска". Трактор проехал? Но не мог же он изъездить все вдоль и поперек? Как выяснилось потом, крутые, мелкие барханчики на песчаных дорогах в этих краях создает ветер; они столь плотны, что не исчезают за целый день интенсивного проезда транспорта.
А вот место, возможно, самое удивительное за весь наш путь. Непосредственно у дороги – небольшое озерко, метров 100 на 50 и глубиной с полметра. По акватории прогуливается с десяток крупных птиц различных видов: вот три цапли, вот выпь, вон те черные гладкие птицы – наверное, бакланы (как потом выяснилось, угадали мы правильно). А эти, большие, серовато-белые, фигурой похожие на пеликанов в зоопарке? Таких мы никогда и не видели… А уж про всякий мелкий утиный народ и говорить нечего.
Птицы не обращают ни на нас, ни на иных проезжающих ни малейшего внимания. Неужели никто никогда их здесь не обижает? Похоже, что так…
Налюбовавшись птичьим мини-заповедником, продолжаем путь. Коса сужается, тополя и мальвы сменяются камышами… А что это за разноцветные воздушные змеи там и сям маячат в небе?
Мы выехали на песчаный берег – и просто ахнули от представившегося зрелища…

4. ДОЛГАЯ КОСА.
З камышовыми зарослями коса была уже другой – более узкой и чисто песчаной (на самом деле, как выяснилось чуть позже – чисто ракушечной). Коса эта, насколько глаз хватало, была по центральной своей линии уставлена палатками, автомашинами (в основном дорогими иномарками). Над некоторыми из палаток развевались на шестах флаги и вымпелы. В море виднелось множество виндсерфистов, которым, впрочем, сегодня уже никто не удивляется. Удивило другое: не виданные нами раньше спортивные снаряды – огромные воздушные змеи, выполненные в виде полосы (располагающейся перпендикулярной ветру) и имеющие множество строп, которые ниже сходятся попарно, и еще раз попарно, и так далее – пока не остается две ручки, за которые и держится человек, управляющий этой штуковиной, которая далеко в небе кажется маленькой, а на самом деле в разложенном состоянии едва ли поместится в комнату средних размеров. Стоит же при этом человек на такой же доске, как для виндсерфинга; те, кто хорошо умеет "ловить ветер", мчатся, рассекая волны, со скоростью моторки. Один парень под розовым "змеем" умел это делать особенно хорошо; мы долго стояли, любуясь его полетом, пока он не "приземлился" и не передал свое снаряжение девчонке, которая пока еще не была асом. Тут мы разглядели мастера: небольшого роста, подбритые виски, сзади волосы связаны в хвост. Встретишь такого в Москве – разве подумаешь, что он умеет вот так летать по волнам? Хотя…если приглядеться, лица у всех обитателей косы не совсем обычные. Есть в них какая-то одухотворенность, видно, что не живут эти люди лишь повседневными заботами. И общаются как-то по-особенному – так открыто и дружелюбно говорят с тобой, будто ты их старый друг. Мы узнали, что змей так и называется – кайт; что управлять им трудно, поэтому многие тренируются на берегу, смешно подлетывая в воздух; когда сойдешь на воду, нужно, чтобы руки работали "в автоматическом режиме", поскольку максимум внимания – на доску; что Долгая коса – настоящая Мекка "кайтистов", потому что здесь практически всегда дует ветер – то со стороны моря гонит волну (тогда со стороны залива вода тихая), то наоборот. Что официальных команд и клубов в этом виде спорта пока нет, и здесь собираются энтузиасты со всей страны, но больше из Москвы и Сибири. Понятно - из богатых регионов, стоят-то эти игрушки можно себе представить сколько: громадный крепкий кайт настолько легок, что его даже в разложенном состоянии можно поднять в одиночку; из каких же материалов он сделан?). Узнали также, что неформальное сообщество кайтистов хотело бы выкупить для себя Долгую косу и обустроить ее; цена вопроса – пять миллиардов.
Коса продолжается в море чередой островов, над которыми кружат бесчисленные чаячьи стаи. Понятно, что пройти по этим островам – совершенно необходимо! Однако их отделяет глубокий пролив с сильным течением, направленным из открытого моря в залив. Переплыть эту водную преграду решаются немногие, и потому мы оказались в этом раю совершенно одни; бредешь то по рыхлому горячему песку, то по щиколотку в теплой прозрачной воде, то вновь переплываешь быстрые проливчики; ослепительно синие небо и море, ослепительно белый ракушечный песок, и стаи непуганых птиц совсем рядом: вот белая цапля ловит рыбу на мелководье; подпустила на несколько шагов, перелетела нехотя на новое место и вновь принялась за рыбную ловлю. Но почему так много мертвых чаек на этих островах – притом не взрослых (белых), а пестрых подростков? Эпидемия? Недостаток корма? Кто знает…
Нетрудно догадаться, что в эту ночь палатка наша стояла на Долгой косе среди множества других, то скромных, то роскошных, туристических жилищ. Ночное купание подарило нам еще одно удивительное впечатление. Кто бывал в августе на Черном море, конечно же, видел свечение воды. Но обычно светится планктон, и свет его – неверный, рассеянный,призрачный; здесь же на волне вспыхивали круглые, зеленоватые жемчужины размером с небольшой грецкий орех. Их можно было взять в руки – и убедиться, что это маленькие медузы. Откуда-то возникли они за вечер в огромном количестве, разгребаешь их руками на плаву – и словно движешься в сказочном звездном небе…
Когда укладывались спать, прозвучало предложение остаться здесь на весь отпуск – вряд ли найдется второе такое же прекрасное место. Но было отвергнуто по причине того, что, раз нашли одно удивительное место, значит, найдем и еще…

5. ЛОТОСЫ, ОСЕТРЫ, ВУЛКАНЫ, ВИНОГРАДНИКИ…
Тем-то и хороша дорога: никогда не знаешь, что она тебе преподнесет за следующим поворотом. Вот, скажем, была у меня мечта – посмотреть, как растут лотосы. Бывала я и в Астрахани, и в Калмыкии, чей символ – цветок лотоса, но вышло так, что самого цветка так и не увидела. А здесь, на материковой, так сказать, части Краснодарского края уж о чем – о чем думала, но только не о лотосах.
Да и остановились мы у придорожного рыночка в станице Старонижестеблиевской совсем с другими целями – огурцов-помидоров купить. И уже не помню, кто первый воскликнул за спиной: "Смотри, смотри!"
Недостижимая моя мечта цвела прямо в придорожной заводи у моста. Большие кожистые листья покрывали всю поверхность заводи (соток 10-15, не больше), а крупные нежно-розовые цветы на высоких ножках удивляли какой-то неземной чистотой и нежностью. Их было много – десятки, сотни… У берега стояла скромная, но приметная табличка: "Заповедник. Охраняется казачеством".
Как оказалось, заповедник рукотворный. Местные ребята привезли откуда-то несколько растений, и они, на удивление, прижились и стремительно размножились. Хотя вообще-то лотос - цветок капризный, растет далеко не везде, а его семена-коробочки способны 500 лет ждать, сохраняя всхожесть, лишь бы попасть в такое место, где им понравится.
И снова в путь. Краснодарские дороги Ростовским не чета; мы и не заметили, как оказались у огромного щита, на котором был изображен Таманский полуостров и отмечены все его достопримечательности. Мы были очень тронуты столь предупредительным отношением к "диким" туристам и тут же поклялись посетить эти достопримечательности все до одной (впоследствии клятву удалось выполнить процентов на 90).
В станице Голубицкой снова остановились "на частном секторе" – по осеннему времени за комнату в очаровательном коттедже и сад, наполненный цветами, мы заплатили до смешного мало. Главной достопримечательностью сада, помимо цветов, были вывешенные на просушку полутуши осетров, распластанные вдоль и засоленные. Помногу сразу хозяева не вывешивали – незачем афишировать свое благосостояние перед соседями. Но в холле стояли две огромные, как шкафы, горизонтальные морозильные камеры, в которых туши осетров были свалены, как бревна. Я попыталась узнать побольше о трудовых буднях браконьеров у энергичного парня – то ли сына, то ли зятя хозяйки – но оказалось, что никакой он не браконьер, а всего лишь перекупщик, и соленая-копченая осетрина отправляется из цветущего сада на прилавок местного рынка, являясь основным источником дохода большой и дружной семьи.
Знали бы они, что мы экологи, не сдали бы нам комнатку. А впрочем, мы же не стукачи. И то сказать – местные власти что, сами не видят, что весь рынок осетриной завален? Не догадываются, откуда она взялась?
Конечно, море – катание на парашютах, гидроциклах, "бананах" и прочая пляжная мишура. И снова в путь – на этот раз недалекий: весь Таманский полуостров можно проехать из конца в конец за пару часов. Но при этом увидишь все лики природы: горы, и степи, и "внутренние моря" - лиманы, и дубравы, и сверкающую соль на дне высохшего озера, и плавни, и песчаные дюны – как будто игрушечный материк перед тобой, где все есть, но в миниатюре; есть даже маленький, но настоящий вулканчик Ахтанизовский, который плюется целебной голубой вулканической глиной и она стекает вниз по склонам, как лава. За тысячи лет вулканчик "наплевал" приличных размеров сопку с характерными вулканическими очертаниями склонов. Но больше всего здесь виноградников, фантастически ухоженных, где каждая лоза, увешанная тяжеленными сизыми гроздьями, подвязана, земля вокруг нее взрыхлена (ни травинки!), все вовремя и по науке опрыснуто и обработано… "Давай сфотографируемся в винограднике" - не раз предлагала Светлана. А я все отвечала – успеется, не зная, что потом, за Анапой, виноградники пойдут совсем другие: с исчахшими, чуть живыми лозами, стоящими по пояс в бурьяне…
Ну, а пока – Тамань. Овеянный легендами полуостров, где все будто не всерьез, эфемерно, непрочно. Был залив – стал лиман (и лишь название "Пересыпь" напоминает о былом). Текла река Кубань в Черное море – а теперь переметнулась в Азовское, и все это совсем недавно, вот только что.
А с Кубанью дело было так. При матушке Екатерине отвоевали казаки у турок эту землю, но пресной воды на полуострове не хватало. И тогда казаки, жены их и дети вручную, при помощи лопат да плетеных корзин, прокопали к Кубань-реке канал длиной 32 километра и глубиной 18 метров. Конечно, гидрологических расчетов при этом не делали, экологических экспертиз не проводили. И, когда вода пошла по каналу, оказалось, что его русло имеет более существенный уклон по сравнению с природным руслом реки и, соответственно, пропускает воду гораздо лучше. За короткий исторический период Кубань покинула прежнее русло, хотя даже на современных картах можно увидеть речку с названием "Старая Кубань". На самом деле никакой речки там нет, а есть характерных очертаний речной берег над ровным травянистым, нисколько даже не заболоченным лугом…
И Казачий ерик (тот самый канал) стремительно мелеет: сегодня его глубина - от трех метров до полуметра.
Другая достопримечательность, связанная с пресной водой – "Турецкий колодец", расположенный теперь в черте города Тамани. Во времена турецкого владычества источник был обустроен так, что ни одна капля его скупо сочащейся, но чистейшей и вкуснейшей воды не пропадает, а собирается в подземный резервуар, откуда ее можно подавать для использования. Источник и в наши дни пользуется такой популярностью, что пришлось применить даже "экономические рычаги" – если берешь больше 10 литров, платишь 10 копеек за литр.
- А что, бывает, что больше 10 литров за раз берут? – спрашиваю я у пожилой смотрительницы Фонтана.
- А то, - отвечает она, - еще как бывает. Вчера только приезжали одни из Анапы, целую квасную бочку выкачали… Я не хотела давать, а они говорят – мы с севера приехали. не можем на местной воде, а этой бочки нам на три месяца хватает… Как тут не дашь им воды!
Пресной воды немного, зато соленой – хоть отбавляй! Соленое озеро у станицы Веселовской к осени пересыхает почти полностью; под белой блестящей соленой корочкой бывшего дна – черная горячая целебная грязь. Раскопав ямку, можно улечься в природную "ванну" полностью – но тут важно не перебрать: грязь обладает очень сильным действием! Хорошо еще, что смыть ее не проблема: море (уже Черное, а на Азовское) в пяти шагах. Отсюда начинается тонкая песчаная коса, отделяющая огромные лиманы (бывшее устье реки Кубани) от моря и тянущаяся до самой Анапы… Вот бы пройти эти пляжи из края в край!
Но у нас пока другие планы…

6. ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ.
Есть места, в которых люди жили, живут и будут жить всегда, если поселение (или целая цивилизация, частью которой оно было) погибнет – через некоторое время на этом же самом месте возникнет новое, под другим именем, с другими обычаями – а потом еще, и еще, и еще… Словно таинственные флюиды неуничтожимой жизни источает сама земля в таких местах.
Такова и Тамань. Я не говорю о первобытных стоянках – но уже в 400-м году до нашей эры , здесь, в Гермонассе (тогда Тамань звалась так) корабли, приходящие с моря, встречала такая полукруглая беломраморная колоннада, какой я за всю свою жизнь, кроме как на картинках, не видела… Интересные ребята были эти греки – в Гиперборее, на краю земли, горстка колонистов устраивала свой город так, словно собиралась жить вечно… Может вот этого-то нам, современным, и не хватает?
А после было Понтийское царство; а потом пришли византийцы и назвали место –Таматарха; пал второй Рим - и на смену христианству на эту землю явился иудаизм – ведь именно эту религию исповедовали в Хазарском каганате; хазар сменили половцы (ах, как странно видеть в археологическом музее грубо вырубленных половецких каменных баб, сделанных через полтора тысячелетия после совершенства греческих статуй – эти статуи здесь же , в музее, только в другой витрине). .Половцев оттеснили русичи – и возникло княжество с манящим и загадочным названием Тмуторокань. "Лета 1068 Глеб князь по льду море мерил до Корчева – 14000 сажен", - повествует летопись. Но нахлынули полчища Золотой орды – и исконных-то русских земель не удержать было; в это время Тмуторокань стала Матрикой. Генуэзцы, сменившие татаро-монголов в 15-м веке, лишь немного изменили название – Матрега; этот город был вторым по значению в Генуэзской торговой республике. Но слабеющая республика не смогла отстоять свою колонию – и стала эта земля турецкой. (Близко было в Турцию ездить, однако!)
Началом конца для турецкого владычества стала победа адмирала Ушакова – историческое морское сражение произошло в 1790-м году. А через два года на этот берег высадились казаки, чтобы уже не уйти отсюда. Так Тамань - Тмуторокань – во второй раз стала русской… 
Бродим по раскопкам. Культурный слой имеет здесь толщину 12 метров. В раскопах видны древние стены, круглые углубления, где хранилось когда-то в огромных амфорах зерно, угадываются очертания домов, дворов. Одна из стен сложена из тонких плиток, и не просто, а "в елочку" – вот, наверное, гордился хозяин-затейник своим домом – ни у кого такой красоты нет… Отвесная вертикальная стена толщи, еще не вскрытой раскопами, хранит множество мелких осколков глиняных горшков; беру один, разглядываю: сколько же тебе лет, кусочек чужой жизни?
Нужно сказать, что эта часть берега, хранящая в себе тысячелетние следы, постепенно уменьшается. Большая часть древней Гермонассы уже под водой. А на том самом месте, где мы в конце августа сфотографировались у плетня на фоне свежеотремонтированного домика-музея Лермонтова , уже в сентябре появилась десятиметровая провалина – море продолжает наступать. Дело в том, что раньше Тамань защищала коса Тузла – теперь от нее остались мыс Тузла и остров Тузла. Попытка России восстановить косу Тузла неоднократно и подробно освещалась в прессе, равно волнуя как россиян, так и украинцев – так что говорить об этом еще раз, пожалуй, нет смысла.
А Украина действительно совсем рядом – мы специально проехали по косе Чушка почти до самого ее конца, взглянули на населенный пункт с громким названием Порт-Кавказ, которому его прежнее название – Чушка – подходило гораздо больше. Лермонтов считал, что Тамань – препаршивейший городишко, но это только потому, что на Чушке он не побывал. Да и в Тамань заехал потому лишь, что через нее пролегала дорога в Геленджик - место ссылки великого поэта. Дело в том, что Тамань и Геленджик были уже русскими, а пространство между ними еще контролировали черкесы; связь между этими населенными пунктами осуществлялась только по морю.
Так что пришлось Михаилу Юрьевичу, ожидая оказии, несколько дней прожить в такой вот мазанке с камышовой крышей; здесь-то и произошли с ним события, легшие в основу повести "Тамань", которая сначала существовала как самостоятельное произведение, и лишь потом была включена в "Героя нашего времени".
Полные впечатлений, едем на место очередной ночевки – под Кучугуры. Это идея Александра – поставить палатку ровно на том месте, где 30 лет назад отдыхала их семья и где его отец на мелководье заколол палкой большущего ската – "морскую лисицу".
И вот мы снова на той стороне Таманского полуострова, с которой его омывает Азов. Профиль крутого берега напоминает Крым; спуститься вниз можно лишь вдоль балки, а их не так много и соответственно, количество "стоянок" ограничено. Но день будний, и искомое место свободно. За тридцать лет оно не очень изменилось; правда, скаты вдоль берега уже не плавают, а на самом берегу изрядно набросано мусора. Метрах в 10 от "стоянки" – целая микросвалка: пластиковые бутылки, консервные банки, пакеты из-под сока… Цивилизация, однако!
Но отступать уже некуда, поэтому делаем вид, что не заметили, и разбиваем палатку.
Снова ночное купание, и снова светится  вода - но это уже не "жемчужины", как в прошлый раз, а отдельные "кусочки" света. Они будто бы нематериальны: тронешь рукой, и свет остается на пальцах… Но теперь, когда у меня есть замечательная книжка А.Вершинина "Жизнь Черного моря", я знаю, что это светятся неощутимые руками кусочки нежнейших тел гребневика мнемиопсиса – того самого, который, попав в Черное и Азовское море с подсланевыми водами, устроил здесь настоящую экологическую катастрофу и подорвал рыбный промысел обоих морей. Но прошло время, мнемиопсис вписался в черноморскую экосистему, тем более что  с теми же подсланевыми водами прибыл естественный враг мнемиопсиса – гребневик берое; так или иначе, я слышала, что рыбье поголовье снова начало расти.
Так ли это – попробуем утром убедиться на личном опыте.

7. ОТ БОКОПЛАВОВ ДО ДЕЛЬФИНОВ.
Много красот дарит путнику дорога – но что может быть красивее рассвета над морем? Мы встали затемно, и вот уже маячит на туманно-розовой воде наша лодочка – Александр ловит рыбу; а далеко в море по алой "дорожке" движется черная точка – то наша ненасытная пловчиха Светлана прощается с Азовским морем. Я же смотрю, как море просыпается, начинает гнать к берегу волну – пока ещё сосем маленькую; а над морем летят к западу бесконечные косяки птиц – даже не косяки, а длинные-длинные цепи, стелющиеся невысоко над водой. Согласно той же книге "Жизнь Черного моря" (она, благодаря своим богатейшим иллюстрациям, может служить полевым определителем) таким "строем" летают бакланы, а вовсе не утки, как я сначала подумала.
Спускаюсь к морю; присев на корточки, трогаю ласковую воду… А это что за маленькие дырочки в полосе прибоя? И что-то шевелится… Зачерпываю песок рукой – так это же рачки-бокоплавы, смешные прозрачные маленькие "креветочки"! В прибрежном песке их тысячи, миллионы, миллиарды… Это благодаря им пляж всегда остается чистым (если не считать крупного мусора): бокоплавы быстренько съедают всю органику, попавшую в песок.
А кроме того, на них прекрасно ловится рыба. И не успела ещё высохнуть обильная ночная роса, а на нашем примусе "Шмель" уже варится уха – рыбалка состоялась (правда, первая и последняя за весь путь). И снова звучит предложение – а давайте останемся здесь? А что мусор – так соберём и сожжём. И снова предложение отвергается – нет, так мы до Кавказа никогда не доедем, а ведь конечная цель нашей поездки – Мезмай, поселок диссидентов, "русская Христиания". Итак - в путь.
Жаль покидать Тамань – эту щедрую землю, лелеемую её земледельцами. "Труд – отец богатства, а земля – мать его" – такой свеженаписанный лозунг читаем на стене одной из ферм (не полуразвалившейся, какие обычны теперь для Центральной России, а очень даже ухоженной). Кому же из классиков политэкономии принадлежит эта знакомая фраза?
Жаль, что не сходили в музей казачьего быта в станице Старотиторовской – самой нарядной станице, где каждый домик, как игрушка; но вот уже перед нами встают покрытые зелеными дубравами горы, и новые впечатления заслоняют гостеприимный полуостров… Ведь в нашей программе сегодня – Анапский дельфинарий!
Есть много животных, любимых человеком – кошки, собаки, лошади, слоны, канарейки, да кто хотите. Но лишь одно животное вызывает у нас и острое любопытство, и желание познакомиться поближе, и легкую зависть, и детскую готовность поверить в чудо: мол, а ты, случаем, это … не сапиенс? не брат по разуму? Конечно, я подразумеваю дельфина.
На Большом Утрише исполнилась ещё одна моя мечта: прокатиться на дельфине. Это и вправду было здорово – ухватившись за спинной плавник, рассекать воду вместе с красавицей дельфинихой, чувствуя под собой движение мощного хвоста и стараясь не поцарапать нечаянно нежнейшую, упругую дельфинью кожу.Только кончилось всё раньше, чем я успела приноровиться, и было жаль, что контакт с этим чудесным творением природы столь мимолетен, и дела дельфину до меня нет – покатал этого, покатал другого… А тренера своего, поди, любит!
Короче говоря, прямо в мокрой майке я направилась брать интервью об Анапском дельфинарии. Но это оказалось не так просто. Ни руководитель учреждения, ни старший тренер общаться с прессой не пожелали, мотивируя это тем, что, как журналисту ни объясняй, он все равно переврёт и вывернет наизнанку. В особенности не вызывали энтузиазма вопросы о том, как мог данный дельфинарий возникнуть в 1991 году, когда процессы в стране шли не так созидательные, как разрушительные, о том, какова была первоначально материальная база, да кто стоял у истоков этого дела… Обычно люди на такие вопросы отвечают с охотно и с гордостью – а тут, ну ни в какую.
Малый Утриш, (имеющий по стране несколько дельфинариев-филиалов) только изучает дельфинов, а коммерческие показы ведет Анапский дельфинарий (Большой Утриш), который дельфинов совершенно не изучает – странно как-то… Но ведь я здесь не затем, чтобы ворошить чужие коммерческие дела 12-летней давности, мне бы про дельфинов поговорить! Наконец, ответственные работники дельфинария (вероятно, чтобы как-то отвязаться от назойливой "прессы") препроводили меня к молодому тренеру, с которым разговор мог идти исключительно о дельфинах и только о них.
Я сразу совершила стратегическую ошибку, употребив выражение "дрессировать дельфинов".
- Дельфинов не дрессируют! - возмутился Сергей Свищенко, - с ними работают, их тренируют, и не надо так говорить! Дельфины – те же люди. У них есть стремление учиться – главное, что отличает человека от всех других животных. Конечно, дельфины разные, как и люди, но пока дельфин молодой – он потрясающе любознателен, как все дети, и учить его легко.
- Отбираете особо талантливых?
- Нет. Ведь к нам приходят дельфины-подранки, дельфины, попавшие в рыбачьи сети. Если обнаруживают такого дельфина, звонят нам (здесь на побережье уже знают, куда обращаться в таких случаях) и мы приезжаем, забираем пострадавшего дельфина; а иначе он обречен. Особенно страшно, когда дельфин попадает в нефтяное пятно – он слепнет, дыхло у него забивается нефтяной пленкой, и если ему оперативно не оказать помощь, он быстро погибнет.
- А если дельфин по каким-то причинам не подходит для выступлений?
- У нас живёт слепой дельфин, который не может выступать. Но это особый случай, а вообще-то любой дельфин – прекрасный артист, потому что выступление для него – не труд, не нагрузка, а увлекательная игра. Говорят - дельфин работает за рыбку? Неправда! Что ему эта одна рыбка, если он рыбы 15-20 килограмм в день съедает. Работают дельфины за интерес! Они ведь и в природе очень любят играть, также прыгают – и попарно, и по несколько дельфинов сразу.
- А как дельфин относится к своему тренеру?
- Конечно, выделяет из остальных людей, радуется, когда приходишь к нему. Но они знают не только своего тренера, они всех нас знают, а когда появляется новый человек, присматриваются к нему, изучают – кто таков?
- Ну, а посетители? Их-то изучать нет времени? Вот меня дельфин катал – он это делал "из вежливости", потому что тренер попросил?
- Нет, он делает это с удовольствием. Катать людей на спине, возить резиновую лодочку с ребятишками – всё это тоже игра, которая ему нравится.
- А дельфины не стремятся уплыть обратно в море, на свободу? Ведь здесь они всё же в неволе, и места не так много, и поплавать толком негде…
- Не так уж им хорошо на свободе. Не всегда хватает пищи, кроме того –шторма, рыбацкие сети, нефтяные пятна… А здесь та же морская вода, места им вполне хватает, движения тоже. Не так давно был случай - образовалась дыра в сетке, которая отделяет акваторию дельфинария от моря, и два дельфина ушли. Ушли, поплавали где-то несколько часов – и вернулись домой. Им здесь нравится, и здесь о них заботятся. Мы пристально следим за состоянием их здоровья, регулярно отбираем кровь на анализ: по анализу крови сразу видно, если что-то не так – опять же, как и у человека, и показатели состава крови близкие. Я же говорю – они такие же, как и мы, даже по физиологии. Вот плавники – это же пальцы, только обтянутые кожей. Пальцы, как и у нас с вами. И все остальное так же.   
- А когда дельфин состарится и уже не сможет играть и прыгать -  тогда что? Дельфин может прямо перед смертью играть и прыгать, а потом уйти на глубину – и не вернуться. Периода немощной старости у него не бывает.
- А как вы начали работать с дельфинами, как пришли к этому? Что для этого вообще нужно?
- Я пришел сюда работать охранником. Посмотрел – и понял, что это моё. Попробовал - стало получаться. Вот, работаю. А раньше рыбаком был.

8. МАЛАЯ ЗЕМЛЯ.

Мы на "Малой земле" – пока еще не той. Просто так назывался приморский совхоз под Новороссийском – а теперь и всю местность зовут так.
Здесь море совсем другое: берег сложен из серых слоев мергеля – их складки навсегда запечатлели древние судороги Земли – рождение Кавказских гор. Кусочки мергеля – острые,  колючие – но стоит ему намокнуть, и он словно обмыливается, становится гладким. Эта осадочная порода с минимальным содержанием кремния издавна служила сырьем для производства цемента – на в честь ли Цемесской бухты его так и назвали?). Там, где к обрыву выходит более рыхлый слой – сочится вода, и её выход обрамляют пышные зеленые подушки мха и занавеси цветущих растений, оазисы на серой, почти отвесной стене. А под водой, под прозрачной чистой водой – целый мир: колышутся причудливые водоросли, мелькают рыбки… Там, где более плотные вертикальные слои осадочных пород уходят под воду, они образуют "голубые дорожки", по которым так удобно входить в море и выходить из него.
Вообще, вода в море под Новороссийском стала не в пример чище по сравнению с прошлыми годами. На нефтеналивных терминалах система теперь такова, что, пока не сольешь балластные воды на очистные сооружения, нефтью не загрузишься – то есть, исключен самый мощный фактор нефтяного загрязнения вод. Да и акваторию Цемесской бухты чистят специальные суда.
Одно только портит впечатление: еще 6-7 лет назад балка, в "устье" которой находится наш маленький галечный пляж, была свободной территорией, теперь же она сплошь застроена – коттедж на коттедже, один другого "круче" и "наворотистее". Соответственно, вокруг наличествуют и отходы, как это у нас принято, а ручеек – творец балки – протекает теперь через ряд домовладений, что доверия не вызывает… Интересно, как там насчет ОВОСов и экологической экспертизы? Да, видно, большие деньги всё "продавят".
И не боятся же эти "новые русские" строиться в таких местах! Все ведь видели по телевизору последствия прошлогоднего смерча в Широкой балке – впечатляет, да? А их не впечатляет: продолжают строительство, хотя Широкая балка – это же, практически, соседняя!
Уже смеркается, а мы сидим на круче, разглядывая то – сквозь прозрачную воду - морское дно, то корабли на далеком рейде, то больших красивых стрекоз, которые с приближением вечерней прохлады явились откуда-то во множестве и танцуют вокруг, защищая нас от комаров. В их компанию затесался толстый бражник – бабочка, которую одни ребятишки зовут "колибри", а другие "долгоносик". Собирает нектар с лилового татарника – наконец-то у меня есть возможность разглядеть бражника так близко, да ещё в профиль – оказывается, хоботок у него не прямой, а коленцем, и общая длина хоботка – вот не совру, сантиметров десять!
Ночёвка у родственников, утреннее свидание с морем – и снова в путь.
Но нельзя же покинуть Новороссийск, не побывав на Малой Земле – той самой.
Раньше, говорит Александр, указатели "На Малую Землю" стояли на каждом перекрестке. Теперь указатели популярны несколько иные, и мы не сразу попадаем на северный берег бухты, который и был тем легендарным плацдармом, который наши войска удерживали 225 дней – как? Здесь, на этом голом песчаном клочке, где, кажется, из простого пулемета можно за полчаса скосить все живое?
Подходим к мемориалу. Памятник: в едином рывке матросы, солдаты, и среди них медсестричка с юным лицом, одновременно решительным и растерянным… Хороший памятник. Жалко, цветов не взяли.
На обратном пути к машине сквозь мысли о военном подвиге пробиваются (вероятно, под впечатлением увиденных вчера коттеджей) иные размышления. В Геленджике в непосредственной близости от моря 1 сотка земли стоит порядка 30 тысяч баксов, подальше, а предгорьях – тысяч 7. Так сколько же стоит эта незанятая пустая территория – Малая земля? И какие деньги – возможно? - уже сейчас "продавливают" варианты отчуждения в порядке исключения и т.д. и т.д…. Господи, чур меня! – такого быть не может… Или все-таки может?
Вот он – пробный камень! Если отдадут под застройку хоть малый кусок этой святой земли – значит, всё, всё продала Россия, и не спасут её уже ни красота, ни число, ни умение, ни чудо…
Сохрани, Господи…
Ну, а наш путь – к югу, в любимый мой Геленджик.
Он очень изменился за те пять лет, что я его не видела. Просто Лос-Анджелес какой-то, ночью сияющий огнями, а днём – разноцветьем красок! На набережной - бесчисленные кафе, бутики, киоски, предложения сфотографироваться, прокатиться в горы на вездеходе, съездить в пещеры на плато Лагонаки, выехать на яхте в открытое море и т.д. и т.д. – ребята, хватит, я же просто посмотреть пришла! Ближе к морю – то аквапарк, то дайвинг-центр, то "тарзанка" с пятиэтажный дом высотой… Чистота на набережной и на пляже абсолютная – приятно.
Ну ладно, все радости – завтра. А пока находим уютный домик, осенённый гигантскими пицундскими соснами, на чьих ветвях висят гигантские же шишки, а в небе над ними кружит, не улетая, стайка белых голубей…
Здесь и остановимся на денек-другой.

9. НА ВОДЕ И ПОД ВОДОЙ.
Удивительное возникает чувство, когда разглядываешь "фасад" кавказского берега, обращённый к морю. Он сложен осадочными породами, береговая линия "сечёт" их слои под самыми разными углами, вдоль и поперёк; разглядываешь – и понимаешь, как это было, когда четыре миллиона лет назад земля вздыбилась волнами – да так и застыла. В некоторых местах слои стоят вертикально; а в том случае, если абсолютно вертикально - тогда стоят и не падают.
Я подразумеваю скалу Парус. Для меня она - вроде миража: ведь не может такого быть, чтобы каменная стенка в метр шириной (а в длину и высоту при этом – не знаю, сколько, но много) – тысячи лет стояла и не рущилась? Ну ладно ещё, летом, а зимние шторма? В Геленджике на Толстом мысу вниз к воде спускалась мощная железная вертикальная лестница, так вот после одного из штормов она оказалась наполовину оторванной, а верхняя часть – скрученной в спираль, как бельё во время стирки. Вот такой примерно силы волны ежегодно бьют и по скале Парус. А она – стоит себе! Разве не чудо? А в нижней части скалы волны пробили сквозное окошко, в нём туристы фотографируются.
Вот и мы решили поехать на скалу Парус, и поехать не просто так, а поплыть от Джанхота вдоль берега на резиновой лодочке. Но на побережье что бухта - то свой климат, и климаты эти желательно знать (а мы не знали). Вот так и получилось, что грести пришлось против встречного ветра, не то, чтобы сильного, но для нашей игрушечной плоскодонки вполне достаточного. Ничего, говорили мы, зато обратно плыть легко будет. Щас! После обеда ветер переменился на противоположный со всеми вытекающими последствиями.
А впрочем, путешествие получилось неплохое. Могло бы быть ещё лучше, если б взяли удочку, да кто ж знал, что мы такое увидим! А увидели мы вот что.
Метрах в двадцати от лодки участок воды вдруг сплощь покрылся какими-то беспорядочно движущимися – существами? предметами? – их можно было принять и за головы змеек, и за плавники рыб, выставленные из воды. Подплыть ближе не получалось: непонятные обитатели моря подпускали метров на десять и, одновременно всплеснув целой сотней хвостов (рыбьих или змеиных, все-таки?) – исчезали, чтобы появиться метрах в двадцати от лодки, но уже с другой стороны. Иногда стая разбивалась надвое и расплывалась в разные стороны, потом соединялась снова. Поднырнуть снизу и увидеть - кто же это? – также не удавалось: таинственные существа были несравненно проворнее нас. Устав от бесперспективной погони, мы отправились дальше – и тут же встретили ещё такую же стаю, потом ещё и ещё… Такого количества змей быть не может – значит, всё-таки рыба.
Потом от местных жителей мы узнали – то была молодая кефаль. Кто как, а я ещё никогда не видела столько рыбы сразу, разве что по телевизору…
А назавтра мне предстояло увидеть других рыбок – маленьких, но очень красивых и сосем близко.
Дайвинг-центров на набережной Геленджика теперь хоть отбавляй. Дайвинг-центр – это такое место, где тебе дадут поплавать с аквалангом.
- А вы когда-нибудь раньше погружались? – спросил инструктор Сергей.
- Да! – бодро ответила я, и рассказала, как в 98-м году оставшийся не при делах подводный сварщик дал мне за 100 рублей акваланг и пару ласт 42-го размера, с этим снаряжением я и совершила в одиночестве свою первую подводную экскурсию.
Услышав об этом, Сергей чуть со стула не упал. А потом, оправившись от шока, поведал мне, что так не делают, что современный дайвинг – это тройная система защиты, и неотступно сопровождающий вас инструктор, и.т.д. и т.д. Честно говоря, мне даже страшно стало задним числом за тот 98-й год…
И вот я снова на дне Геленджикской бухты. Что здесь самое удивительное? А то, что бухта чистая. За час с лишним мы проплыли довольно много, и обнаружили: одну газету, две пивные банки и какой-то кусок пластмассы, всё остальное имело естественный природный облик. А пять лет назад бухта считалась настолько грязной, что всерьёз обсуждался проект засыпки грунтом половины её акватории – своеобразной "ампутации" поражённого участка. А теперь?! Вот так-то! Как этого добились? Не знаю.
А что до самой подводной прогулки… Что сказать об этом полете над подводными холмами и лесами, об этих разноцветных рыбках в метре от твоей руки, о тёмных гротах под камнями и серебряных бликах над головой; о замшелых якорях, о раках-отшельниках, чьи алые ножки, как цветы, выглядывают из пустых раковин; о мидиях, рапанах и крабах, которых мы изрядно набрали в нашу сетку, хотя и не сильно жадничали (понятно, что крабов-самок отпускали сразу, их легко отличить по брюшку); да что тут говорить! Будете на море – не упустите своего счастья, поплавайте!
Мокрые и счастливые, мы возвращались по набережной, когда нас окликнул сзади приятный мужской голос: милые дамы, яхта подана, закат близится – так вперёд! И, хотя это был явный перебор, мы согласились. И не пожалели! Где бы мы увидели такую яхту? Сравнительно небольшая, она вмешала в себя несколько помещений – от кают-компании с дубовыми панелями и бортовым компьютером до двух "спален" и кладовой, здесь было буквально всё необходимое для жизни, к тому же всё это было очень красиво!
- Вы извините, что я вас так настойчиво остановил, вообще-то я не нахал, но сейчас деньги очень нужны - сказал тот, что пригласил нас, звали его Виктор Болотников, - это не моя яхта, а нашего капитана, этот сезон плаваем вместе. А деньги коплю вот на что. Есть у меня мечта – экологическая яхта. Пусть не такая роскошная, как эта, она ведь мне нужна не для того, чтобы кататься, а для того, чтобы бороться за Черное море! Я с детства и очень хорошо знаю его, и год за годом вижу те перемены, что происходят с морем по вине человека.
Самое интересное, что я ни слова не говорила о своей профессии, своей газете, то есть, встреча экологов была абсолютно случайной и оттого ещё более удивительной. Дальнейшая беседа шла о Чёрном море – его красотах, его капризах, его проблемах… На прощание Виктор сказал, как поклялся: "А обо мне и моей экологической яхте вы ещё услышите!"
А что до самой прогулки…Что сказать об этом розовом закатном солнце над Тонким мысом, которое словно ложится в твою протянутую ладонь; о купании в тёмно-синей ласковой воде открытого моря, о "новогодней гирлянде" огней ночного Геленджика… Будете на море – не упустите своего счастья, покатайтесь!
Глубокая ночь; торжественно вкушаем собственноручно пойманных и приготовленных рапанов и строим планы на завтра…

10.
А дальше, к сожалению, почему-то стерто в файле. Жалко.


2003.