Однажды у меня сосал Бодлер.
(продолжение рассказа "Караванщик Али")
Июньское солнце бьёт отвесно в листву каштанов, как живописец играя оттенками зелёного, прежде чем рассеянным мягким светом попасть в тесный, окружённый высокими стенами дворик киевского кожно-венерологического диспансера на улице Саксаганьского, 72. Я сижу, откинувшись на спинку скамейки. Оксана лежит, используя меня, как подушку, тревожа мои чресла, и , боюсь, мой член упирается ей в ухо. Между её ног сидит Андрей и ловит пальцами аккорды на гитаре. Звук отражается от стен, во дворе отличная акустика. У Андрея нежный и красивый голос, да и сам он – молодой и красивый. Как и большинство собравшегося во дворике народа, спустившегося со второго и третьего, мужского и женского этажей. Полураспахнутые больничные халаты девушек, пижамы и тапочки ребят создают домашнюю атмосферу. Попадаются девочки с такими ангельскими лицами, что встреть вы их где-нибудь на улице, а не в коридоре КВД с баночкой мочи на анализ, будь вы даже самым прожжённым циником, ни за что не заподозрите диагноз. Посадить такого ангелочка на шишку- это счастье.
-А трихомоноз? – спросите вы.
-Испугали ежа голой жопой. Семь бед- один ответ, тут же и подлечат, далеко ходить не надо. Я стал проще относиться к лёгким венерическим заболеваниям. Не как к чему-то постыдному, а как к издержкам красоты и привлекательности. Если каждый встречный жаждет повертеть красотку на хую, никуда ей не деться. Сколько ни отгоняй комаров, несколько всегда присосутся.. Так что с какого-то момента я стал воспринимать гонорею у девушек как орден «За заслуги перед Отечеством» четвёртой степени, а свою медицинскую карту в КВД как наградную книжку ордена «Знак почёта». Так я разгадал для себя загадку, поначалу ставившую меня в тупик: Почему процент красивых девушек на Саксаганьского, 72 выше, чем на киевских улицах? – Сюда попадают только востребованные. Замухрышкам гонорея не грозит. Интересно, что подобное отношение не распространялось на сифилитиков, изолированных в отдельном блоке. Тут же , на скамейках заасфальтированного маленького дворика, собрались лёгкие , общительные люди, много студентов. Всем в районе двадцати. За небольшим исключением: Володе, таксисту, под тридцать. Недавно подвёз красивую девчонку из Дарницы на Подол, за не имением денег она расплатилась с ним гонореей. Здесь уже не первый раз – врачи, как родные. Он так сыплет скабрезными анекдотами, так чешет языком, что я понимаю : девчонке долго его уговаривать не пришлось. Володя уверяет, что может уболтать на секс ( ну, хотя бы на минет, уточняет он ) любую одинокую и понравившуюся ему пассажирку. Богатую или бедную, замужнюю или школьницу, красивую или уродливую. Главное – проявить к ней искренний интерес: женщины не терпят фальши. Знает в Киеве укромные живописные места, куда их отвозит. О правдивости его слов говорит пухлая медицинская карта.
Я удивляюсь, откуда в киевлянах столько эротизма? Может, южный климат , запах цветущей сирени и каштанов? Или Чернобыль виноват? Так ведь три года прошло. Володя говорит, после Чернобыля у мужиков дубом стоял – так радиация действовала. Я предлагаю вместе съездить в Гидропарк.
- Не могу, у меня после обеда процедуры.
Надо пояснить, что КВД – больница закрытого режима. Ну, насколько может быть закрыт режим у беспечных и жизнерадостных киевлян в бардачном 1989 году? У всех была припрятана домашняя одежда, да и что там прятать – не шуба же – майка да шорты. Кормили здесь плохо: отчасти из-за воровства, отчасти – из-за превратного представления о том, что венерическим больным противопоказано острое и солёное. В туалетах было относительно чисто, но хлоркой в них явно злоупотребляли. Да, введение железного катетера в уретру – процедура не из приятных, и палец доктора в резиновой перчатке , ищущий твою простату, поначалу вызывает некие моральные неудобства . Но со временем ко всему привыкаешь, и если демократия – это процедура, то и жизнь – процедура тем более, а в КВД она официально из одних только процедур и состоит: от утренней сдачи анализов и до вечернего обхода.
Несколько раз в день палату кварцевали, и тогда приходилось откладывать карты, прерывая партию в деберц, который здесь особо жаловали; впрочем, играли и в кинга’, и в девятку. Проигравший шёл в ближайшую кондитерскую за «Киевским» тортом к вечернему чаю. Тумбочки ломились от запрещенных здесь продуктов, вроде самогона и копчёной домашней колбасы. Человек в основе своей - существо простое. Всё, что ему нужно от жизни – сладко поесть и сладко потрахаться; и неразумно под каким бы то ни было предлогом лишать его такой малости. Иногда я выбирался в верхний двор ( дома стояли на рельефе), иногда перелезал закрытые зелёные ворота и выходил на Саксаганьского. Отсюда можно было не только выйти, но и, сняв бабу на соседнем Крещатике, привести её сюда и выебать прямо в больничной палате. Или на подоконнике в коридоре. Вот как сейчас. - Кто-то развлекается на третьем этаже. Видно, как в проёме окна дёргается женская голова, длинные каштановые волосы колышутся снаружи на ветру.
- Опять у Стёпы завтра будут плохие анализы, - замечает Володя,- Семён Моисеевич уже не знает, как его лечить. Удивляется, почему уколы не помогают.
- Откуда ты знаешь, что это Стёпа?
- По манере исполнения. Шучу. Видел, как они через стенку лезли.
Здесь легко завязывались знакомства. Текла интенсивная половая жизнь. Да и то сказать - трудно строить целку, когда всем известен твой диагноз.
-Я знаю несколько счастливых семейных пар, которые здесь познакомились, - уверяет меня Володя.
- А сам-то как? Не женат?
- Трудно с моей профессией – соблазнов много. Лучше я буду ****ь чужих жён, чем чужие – мою.
- Володя, скажи, почему я вот Оксане цветы дарю, в любви изысканно признаюсь, Бодлера с Вийоном наизусть читаю, а сношается она с дураком Петей?
Оксана, услышав своё имя, поднимает голову:
- Бедненький, ну, приходи ко мне ночью. Только гандоны не забудь.
- А девчонки возражать не будут?
- Я тебя под одеялом спрячу.
Выслушав наш диалог, Володя отвечает на мой вопрос:
- Ну, во-первых, Петя не дурак уже потому, что её **** : у человека есть *** и вкус, что, согласись, немало. А во-вторых, ты сам виноват. Ты слишком завысил планку – каково девушке сосать член после Бодлера?
Услышав про член , Оксана вновь оживилась:
- Саня, колись! Кто такой Бодлер? И почему он у тебя член сосёт? Он, что – гомик? Володя правильно сказал – я после Бодлера не буду!
- Ну, вот видишь, - заканчивает Володя свою мысль.
Нас зовут на обед. После обеда мне делают укол, следующий – в 7 вечера. Народ разбредается по палатам поспать. Я кладу в пакет джинсы, плавки и майку, выхожу во двор, перелезаю забор и оказываюсь на детской площадке. Здесь с краю цветёт мой любимый каштан, его нижняя ветка растёт почти горизонтально, и на ней я подтягиваюсь 25 раз. Никогда до и после я не мог повторить этот результат. Может, оттого , что ветка пружинила, и шершавая кора не давала рукам проскальзывать. Я переодеваюсь и иду на Крещатик. В многолюдном кафе съедаю сочный стейк с острым красным соусом и еду на метро в Гидропарк. Купаюсь в Днепре, греюсь на теплом песке, играю в волейбол, жму от груди штангу,( которая привязана к стойке толстой цепью, чтобы культуристы не спёрли), ем мороженое и иду в видеосалон. В небольшом тёмном зальчике смотрю «Эммануэль» с необычным волнением в штанах в предвкушении нынешней ночи. Оксана наконец-то мне даст!
Если к Бодлеру не приревнует.
Тот настоящий жеребец,
Кто не боится, обладая,
Поймать заразу на конец,
Когда зараза молодая.