Николай Алексеевич Лацкий самодовольно посмотрел на толпу, волнующуюся у его ног. Отсюда, с трибуны, ему казалось, что он – царь, глядящий на раболепных подданных. Не случайно он требовал от своих холуев, чтобы презентация произошла именно здесь, во Дворце культуры. Когда он, еще совсем маленьким мальчиком, попал сюда, то был поражен, как трибуна возвышается над залом. И он дал себе слово, что когда-нибудь взойдет сюда…
Этот час настал.
Она ползла из последних сил. Изнутри ее подхлестывал голос тренера: «Давай, Аля, давай, ты все сможешь». Годы изнурительных тренировок, отчаяние пополам с болью, ошибки и еще раз ошибки…
– Алька, слезай! – Раздался голос снизу. – Ну, не для тебя еще этот тренажер.
«Заткнись, гнида!» – Мысленно пожелала Аля невидимому крикуну.
Рывок, еще один, еще… Каждый сантиметр приближает ее к вершине. Фактически отвесная плоскость с редкими выпуклостями – почти полная копия «скалы», на которой пробуют свои силы иностранные альпинисты. Но откуда здесь, в их Коршуновке, взяться хорошим тренажерам?
Каждый рывок – маленькая победа.
Побеждать она училась с того момента, как ей сказали: «Ты никогда не сможешь…»
– Николай Алексеевич, микрофон включен, – прошелестел у него над ухом голос секретаря.
Лацкий поморщился. Секретаря он в последнее время почему-то недолюбливал. «Уволю завтра», – подумал Лацкий, постучав костяшками пальцев по микрофону.
– Дорогие друзья, – разнесся по залу зычный голос. – Сегодня у нас замечательный повод собраться вместе. В нашу компанию, объединяющую ряд важнейших производств страны, влился еще один завод. Думаю, излишне говорить, как много это значит не только для компании, но и для всей нашей Родины.
«Родины, – мысленно сплюнул Лацкий. – Страны, етить… Которая ни хрена мне не дала. Все сам. Своими руками…»
Перед его мысленным взором пронеслось последнее десятилетие. Голодные университетские годы, случайные подработки, знакомство с Паровозом…
Хорошую кличку дали криминальные авторитеты своему «папе». Паровоз действительно пер впереди всех, да еще и тащил за собой группу своих людей. Кем-то цинично жертвовал, кого-то наоборот, специально пропускал к высшим эшелонам власти, чтобы потом лоббировать свои интересы.
Лацкий стал его правой рукой. Паровоз умел ценить преданность.
– Колян, – любил он повторять по пятницам в сауне, куда, по заведенной традиции, в конце рабочей недели приглашалось ближайшее окружение «папы», – человечишко ты, конечно, мелкий. До больших высот тебе не дорасти. Но будь рядом – и я все устрою. Потому что исполнитель ты замечательный.
Лацкий преданно улыбался, корчась в душе от ненависти. Он сделал все, чтобы сконцентрировать в руках основные финансовые потоки и деловые связи Паровоза. «Папа» доверял ему. А Лацкий ждал. Он умел ждать…
Когда после аварии она очнулась в больнице, первым ее желанием было выкинуться из окна. Будущее представлялось не просто мрачным, а откровенно мерзким. Но сил не было ни на что. Она и шевелиться-то без боли смогла только к концу первой недели. И за это время успокоилась.
Зрение восстанавливалось медленно. Единственным развлечением было радио, настроенное на одну и ту же станцию.
И она слушала…
«Рик Аллен, барабанщик группы «Def Leppard», в автокатастрофе 1984 года потерял левую руку. Тем не менее, группа от него не отказалась. Для Рика Аллена были сконструированы специальные барабаны, придуманы разные электронные датчики. Сейчас он одной рукой играет так, как некоторым двуруким и не снилось».
«Джимми Пейджу, гитаристу легендарной «Led Zeppelin», раздробило фалангу пальца. Целый год он играл покалеченной рукой. И никто этого не заметил. В шутку Пейдж называл себя «лучшим девятипалым гитаристом мира».
«Ингви Мальмстин, гениальный шведский гитарист, попал в аварию в 87-м. Результат: кровоизлияние в мозг, нервный шок и атрофия левой кисти. Врачи сказали, что он уже не музыкант. После долгого периода восстановления заиграл лучше прежнего».
Они смогли. Они выдержали…
Ее выписали только через три месяца. В школе ей сочувствующе улыбались, но за спиной несся злой шепоток.
И тогда она нашла Валеру.
– Ты с ума сошла! Какие тренировки?! Да ты понимаешь, что это… это… Фактически невозможно!
– Нет ничего невозможного, – зло бросила она. – Нет фразы «я не смогу». Есть фраза «я попытаюсь».
– Тогда не жалуйся…
Тренировки начинались сразу после школьных уроков и заканчивались ближе к полуночи. Когда она умудрялась еще и домашние задания выполнять, Алька не могла ответить сама. Возможно, учителя закрывали глаза на ее ошибки из жалости.
Жалость…
Это чувство она ненавидела.
И боролась, боролась, боролась…
Паровоз погиб нелепо. Настолько глупо, что Лацкий сам не поверил, когда ему сообщили страшную новость.
«Папе» захотелось пивка на сон грядущий. Холодильник, как назло, опустошили за два часа до того гости. Привычных «шестерок» под рукой не оказалось. Только парочка охранников. Паровоз был на редкость осторожным человеком, поэтому не рискнул бы даже одного из них погнать за пенным напитком. За три минуты отсутствия что только ни произойдет…
Магазин находился недалеко от дома. Самый простой вариант – позвонить туда, да попросить кого-то из персонала притаранить ящичек. Но в последнее время ходили упорные слухи, что магазин «крышуют» силовики. Могли обидеться.
«Папа» плюнул на гордость и вместе со своими «гориллами» потопал за пивом. Случайно ли сорвался с крыши этот проклятый лист железа? Вряд ли кто-то придумал столь изощренный способ разделаться с Паровозом. В живых остался только один из двух охранников. Второму, равно как и «папе», срезало голову. Чисто, как гильотиной.
Две недели в городе царил хаос.
Лацкий развил бешеную деятельность. Он дергал за все нити сплетенной им паутины, стараясь при этом оставаться в тени. Как ни крути, а он был одним из главных подозреваемых…
В итоге «папой» назначили Теремка. Огромный, как слон, и хитрый, как лиса, Теремок заручился поддержкой всех «авторитетов». С Лацким разговор был короткий:
– Колян! Ты не потянешь это дело. Давай так: я не лезу к тебе, ты не лезешь ко мне. Отдам тебе хороший бизнес – работай. Только братву не обижай, отстегивай понемногу лавэ.
С тех пор прошло уже три года. Начав с двух небольших заводов, Лацкий выстроил целую промышленную империю. Теремок к нему благоволил. Возможно, за то, что его протеже исправно платил дань, сильно не высовывался, а иногда и помогал дельными советами.
Сегодня Теремок и его ближайшее окружение восседали в первом ряду. «Папа» благожелательно улыбался. Новый завод – это новые поборы в «общак». Лацкий показал себя хорошим хозяином.
Первый тренажер ей собрал Кузьмич, местный слесарь, мастер на все руки.
– Альпинистка ты наша, – ласково усмехнулся он в бороду, когда Аля сделала неуклюжее движение, пытаясь вскарабкаться наверх.
– Э-э, Кузьмич, – прищелкнул языком тренер Валера, – ты зря так… Она ж упряма, как ослик. Подожди еще! Через годик мы тебе новый тренажер закажем, посложнее. Если я в ней не ошибаюсь… А ошибаюсь я редко.
Предсказание Валеры сбылось существенно раньше. К Кузьмичу они наведались уже через три месяца.
– Что, опять вы? – Изумился слесарь.
– Не опять, а снова, – усмехнулся Валера. – Давай, сооружай для нас новую неприступную крепость.
– Ну, ты даешь! – Восхищенно крякнул Кузьмич, глядя на Алю.
– Не то слово, – Валера ласково потрепал Альку по голове. – По двенадцать часов с тренажера не слезает. Я же говорил – упрямая!
Разглядывая чертеж, Кузьмич недоверчиво чесал бороду. А потом нехотя признался:
– Прости, Валерка. Такое не соберу. Тут другой материал нужен, да и инструмент соответствующий. Но я подумаю, кого попросить можно.
Второй тренажер, равно как и третий, Валере удалось пробить через местный Союз афганцев. Его председатель оказался давним знакомым Кузьмича. Материалы заказывали из Новосибирска. Собирали, что называется, всем миром. Упрямство Альки вошло в поговорку.
А она тренировалась, тренировалась, тренировалась …
После банкета поехали в сауну. Традиция, заведенная когда-то Паровозом, не прервалась и при новом «папе».
Захмелевший Теремок немного заплетающимся языком вещал:
– Ты эта… Колян… конкретно крут, ага… Не устал от этого всего?
Лацкий пожал плечами. Устал – не устал, какая разница? Работы предстояло много.
– Молодец! Хвалю! – Теремок шлепнул его по плечу и, покачиваясь, отправился в бассейн. Хлопнувшись в воду с грацией бегемота, он вынырнул, шумно отфыркиваясь.
Вытираясь огромным банным полотенцем, он неожиданно изрек:
– Но тебе, Колян, пора уже подумать о том, чтобы на пенсию уйти. На заслуженный, так сказать, отдых.
– С какого… ? – Недоуменно спросил Лацкий.
– С такого! – Зло прищурился Теремок. Хмеля в его голосе как не бывало. Лацкий невольно напрягся. Что-то шло не так…
Теремок свистнул. Дверь отворилась – и на пороге выросла парочка широкоплечих хлопцев. В руках они держали пистолеты с глушителями.
– Э, Терем, ты что, с дуба рухнул? – Возмутился Лацкий.
– Коляяян, – медоточиво протянул «папа». – Ну что ты как маленький, а? Дело ты свое сделал, заводики собрал в одну кучку, теперь можешь спокойно валить отсюда. А то, знаешь ли, сильные у братвы подозрения насчет смерти Паровоза. Как-то очень он вовремя для тебя ласты склеил, сечешь?
Лацкий почувствовал, как откуда-то из глубины поднимается волна леденящего ужаса. Теремок и не думал оставлять правую руку покойного Паровоза на свободе. Лацкого просто хорошо использовали. Построили его руками неплохой бизнес. А теперь хозяин заводов оказался ненужным. Лишним звеном в цепочке.
Он вспомнил, как настойчиво Теремок продвигал на ключевые посты в промышленной империи своих людей. Директора предприятий, входивших в «детище» Лацкого, были ставленниками «папы».
– Не хочешь сам уйти? – С притворным сожалением спросил Теремок. – Ну, так я на это и не рассчитывал. Живым ты будешь слишком уж гоношиться. Ты взобрался на вершину, дружок. Выше некуда, а ниже ты не захочешь. Валяйте, парни…
Звук негромких хлопков был последним, что услышал в своей жизни Лацкий.
– Ну, Алька, ну, ты человечище! – Школьный приятель Сережа Калинин с чувством обнял девушку. – Никто не верил. Никто! А ты смогла…
– Да, старушка, ты всех обломала, – заметил кто-то из толпы.
– Да разойдитесь вы! Что тут вам, цирк, что ли?! – Расталкивая всех локтями, к ней пробился Валера. – Что ж ты не дождалась меня, альпинистка? Я же просил!
– Извини, не удержалась, – буркнула она. – А тебя где носило?
– В пробке стоял, – отмахнулся он. – Ну, ты скажи – как?
Алька победно усмехнулась:
– Могу «на бис» исполнить. Только отдохну чуть-чуть.
– Не надо «на бис», – улыбнулся Калинин. – Валера, она молодчина! Взобралась-таки!
Алька поймала себя на том, что с ее лица не сходит торжествующая улыбка.
– Умница! – Хлопнул ее по плечу Валера. – Ну что, друзья, с меня причитается. Сегодня вечером сидим в кабаке. Наша альпинистка просто невозможное совершила!
Он задумчиво поскреб подбородок и добавил:
– Завтра направлю соответствующую заявку куда надо… Алька, на гинессовский рекорд это не тянет, но Федерация альпинизма просто обязана тебя отметить!
Аля уткнулась ему в плечо. По ее лицу катились слезы.
– Ну вот… Ты чего, маленькая? – В голосе тренера прорезалась несвойственная этому сдержанному человеку нежность. – Не плачь. Ты же победила, понимаешь? Победила!
Она всхлипнула:
– Знаешь… Победа – это всегда ступенька. К новой победе.
Безногая девушка с искалеченной левой рукой, где не хватало двух пальцев, с отвратительным шрамом, тянувшимся через все лицо, перечеркивая незрячий глаз, рыдала и в то же время гордо улыбалась.
… В этот момент, даже несмотря на свое уродство, она была ослепительно красива.
октябрь 2008, февраль 2009