Ситуация

Михаил Заскалько
СИТУАЦИЯ
Рассказ

Антон вскочил на ноги, мосток закачался - качнуло влево,  привалило к тросам.
Галя тоже поднялась, подошла вплотную, положила руку на плечо.
-Не сердись, Антошка. Ты же не глупый... Пойми: так будет лучше обоим... Я не люблю тебя, ты это хорошо знаешь. Как человек, как друг ты мне дорог! Давай расстанемся друзьями.
-Я люблю тебя...
-Антошка, милый, я знаю... но сие не от меня зависит. Я люблю другого, и дала согласие выйти за него замуж. Антошка, родненький, если я... если ты хочешь видеть меня счастливой - не мешай. Расстанемся по-хорошему... Верь: и к тебе придёт счастье! Встретишь ещё девчонку, покрасивее и помоложе меня...
-Не надо,- жёстко перебил Антон.- Помолчи...
-Я пойду, Антошка... - Галя провела тёплой ладошкой по его щеке, затем порывисто припала к плечу, едва не плача: - Спасибо, родной... твоя любовь будет всегда солнышком в моей жизни... Будь счастлив, слышишь, будь! И прости меня. Прощай...
Галя ушла, почти убежала.

Антон навалился на трос, тупо смотрел на чёрную поблёскивающую воду. В камышах у берегов шуршал ветерок. В небе кто-то серые клочки облачков сметал в общую кучу.
"Гроза бы грянула что ли..."
В горле першило, в уголках глаз неприятно защипало. Хотелось плакать. Как тогда, три года назад, когда умерла мама. Антон тогда не хотел жить: мама умерла, отец в тюрьме, и никого из родственников. Если не считать младшего братишку Сашу. Ах, если бы не братишка, Антон ушёл бы за мамой. На кого оставить его? Как нечто мерзкое отверг, отшвырнул мысль о самоубийстве. Жить, жить! Не для того мама родила, чтобы он умертвил себя. Не для того... Она так любила вас, детей своих...
Сейчас, глядя вниз с мостка, Антон вновь подумал об уходе в мир иной. Саша в пятом классе, большой уже. Отец пришёл из тюрьмы, взялся за ум, опять работает шофёром. Они крепко привязались друг к другу, отец и Саша. Они выживут...

Справа захрустело. Антон глянул через плечо: мужчина скатывал мотоцикл на мост. Сосед, дядя Юра. Опять гонял на Старое русло: сумка пухлая, видно, рыбалка была успешной.
-Антон, ты чего?
-Ничего.
Получилось слишком грубо. Сосед подкатил мотоцикл к самым ногам Антона, положил руку ему на плечо и властно повернул лицом к себе. С минуту пристально всматривался.
-За такое дело по сопатке надо бить!
-За какое?
-За какое задумал!
-Ничего я...
Дядя Юра хлестнул его по щеке:
-Будешь продолжать? То-то. Поехали домой. Не мужское это дело, парень, топиться. Ты же мужик, Антон. Мужик? Молчишь... Отец?
-Нет.
-Значит, девка. Угадал? Вдвойне глупо! Подтолкни.
Мотоцикл завёлся, и они поехали. Дорогой не проронили ни слова.
-Зайдём. Мариша ухи сварганит,- предложил дядя Юра, когда подъехали к его дому.
-Спасибо. Я домой.
-Ну, бывай. Только...
-Не надо.

Отец был ещё дома, брился. Саша учил историю.
-Что нос повесил, старик?
-Так,- отмахнулся Антон, и прошёл к себе.
Сел за стол, не раздеваясь. Некоторое время сидел неподвижно, затем извлёк из папки для бумаг пачку листков. На них были стихи, специально написанные для Гали. Антон читал их ей при встречах, приписывая авторство Евтушенко.
Листы рвались со звуком, похожим на всхлипы уставшего плакать.
"Всё кончено... Кончилось короткое лето, наступила долгая полярная зима... Стоп! Хватит канючить, в конце концов! Прав дядя Юра: раскис как баба..."

Вошёл отец. Свежий, помолодевший лет на пять.
- Антош, я ухожу. Проверь СашкА: у него что-то с примерами не выходит. Мы покушали, если будешь, на плите, ещё горячее. Слышишь?
-Слышу.
-Сомнительно,- протянул отец, глядя на горку разорванной в клочья бумаги.- Что случилось?
-Пустяки.
-А всё же? Не хочешь говорить? Ладно, потом, как созреешь. Да, вот... завтра воскресенье, с утречка устроим генеральную уборку... К обеду у нас будет гость. Гостья... Не против?
-Ты не опоздаешь?
-Уже в пути.

Ушёл. Ушёл на свидание, весёлый, счастливый. Помнит ли он маму? Фотографию её носит с собой.  Конечно, помнит: Сашка точная копия мамы - отец часто задерживал на нём взгляд, грустнел. И вот ушёл к другой. Может он в ней видит живую маму? Не старый же он, сорока ещё нет.

-Сашк,- позвал Антон братишку.
-Чё? - тотчас возник тот на пороге.
-Заходи. Положи книгу, потом вместе поучим.  Ты знаешь, куда папка пошёл?
-Знаю. В Тарасовку.
-И что думаешь?
-Думаю... ему нужна жена,- помолчав, выдал, по-всему чужие слова.
-А мачеха тебе нужна?
-Ты папе веришь? - вскинул голову братишка.
-Допустим, верю.
-Я тоже верю. Он сказал... если она будет обижать нас, меня и тебя, тогда он попросит её уйти...
-Ладно, поживём-увидим....

В семь утра они были уже на ногах. Антон взял на себя полы, отец с Сашкой мыли окна, двери. Закончив с уборкой, вместе поехали в Кант, прошвырнулись по магазинам, зашли на рынок - отоварились: накупили обновок каждому, сладостей, бутылку шампанского, цветов.
-Что за праздник, Лозовые?- интересовались встречающие сельчане.
-Семейный. Помолвка,- отвечал Антон, ибо отец, смущаясь, терялся.
Отец смущался, как мальчишка, выглядел забавно, дети посмеивались.
-Смейтесь, смейтесь, бесенята. Скрутит вас хозяйка - завоете, - неуклюже шутил отец.
- А мы тебя вместе с хозяйкой в бочку из-под керосина, засмолим и в Чу бросим,- смеялся Саша.
Антон машинально поддакивал. Ему было не до веселья: обида жгла нутро, как изжога. Почему всем хорошо, весело, все счастливы, а ему так плохо? За что?!

В десять часов всё было готово. Стол накрыт, горячие блюда упревали до готовности в духовке.
-Я пошёл,- не то, спрашиваясь, не то, утверждая, произнёс отец.
Дети осмотрели его со всех сторон, смахнули несуществующие пылинки.
-Ни пуха, ни пера!
-Ну, вас, лешие!- вспыхнул тюльпаном отец, нервно вытер вспотевшие ладони.
-Горько будем кричать?- спросил Саша.
-А как же,- сдерживая улыбку, сказал Антон.
"Горько сейчас мне... Так горько, что горче не бывает..."
Отец ушёл.
-А сколько ей лет?- глянул на брата Саша.
-Я знаю не больше твоего.

Знали они совсем ничего: зимой папка возил солому в Тарасовку, там и познакомился с женщиной, каждый вечер как мальчишка  бегал на свидания, напрямик через поля, добрых пять км будет. Потом велик купил. К нему не приставали с вопросами, а самостоятельно рассказать, поделиться с детьми не спешил.
И вот сегодня они, наконец, её увидят. Трудно, ох как трудно видеть на месте мамы чужую женщину... Что поделаешь, такова жизнь. Кому радость, счастье, а кому наоборот...

Время тянулось мучительно долго. Ничего не хотелось делать, а если и брались, то всё из рук валилось. Слонялись, как неприкаянные. В сущности, все думы были об одном: какая она папина избранница, что принесёт в их семью-лад или беспорядок?

В сенях хлопнула дверь.
"Пришли", - переглянулись братья, и необъяснимо засуетились: Саша зачем-то поменял местами стулья, Антон сдёрнул скатерть со стола, вновь постелил, по-новому переложил столовые приборы.

-Здравствуйте.
Антона точно током прошило: дёрнулся, резко повернулся, из рук выпала тарелочка и разлетелась в дребезги.
-К счастью,- смущённо сказал папка. - Знакомьтесь, дети...
Рядом с отцом стояла... Галя.
Внутри у Антона всё заледенело, стало темно и жутко холодно. И где-то в этой темноте горько плакала душа, роняя слёзы на каменный пол. Они не разбивались - застывали, образуя сталагмиты, которые росли, росли, направив остриё в сердце...

                пгт. Кант,Киргизия,1977г.