Она появилась в редакции неожиданно, в обеденное время, когда сотрудницы, перекусив подогретой в микроволновке пищей, разлетелись по своим делам, и в опустевшем офисе на седьмом этаже Дома печати остался один Виктор Сорокин, редактор, завотделом городской газеты. Девушка положила на стол заявление, Лагутина, я от Торчинского, и присела на краешек кожаного кресла. Легко будто пушинка, перышко, выроненное из подушки. Сорокин поднял усталый взгляд – ну, кто там еще, чего им всем от него надо? Третий день не получалась статья, сроки давно все вышли, а редактор наседает, требует завершения. Какое завершение, тут хоть заново все пиши! Ладно, что тут у нас? Заявление. Так. Значит, Торчинский советует брать? Советует, считай, обязывает. Потом позвонит как бы случайно, спросит, как дела у молодой сотрудницы, то да се. Попробуй тут не прими. Как никак замминистра печати.
- Как вас зовут?
- Настя, - ответила девушка и раскрыла на Сорокина большие серо-голубые глаза. Так тюльпаны раскрываются по утрам навстречу солнцу. Сорокин смутился и вздрогнул. Будто током ударило. Несильно, но вполне достаточно для того, чтобы встрепенуться и еще раз посмотреть на девушку.
- Редкое имя. Что вы закончили?
- Филологический. Два года назад.
- Да, да, здесь написано, - Сорокин помедлил, - так куда мне вас, Настя, определить? Компьютером владеете? Почту, офис знаете?
Девушка кивнула.
- Вот, и чудненько. Садитесь пока вон за тот компьютер, у окна. Привалова все равно в командировке, вернется через месяц. Пароль я сейчас дам. Остальное – по обстановке. Ну, что же вы? Идите, идите. Больше я вам ничего не скажу. Статья висит над душой как гильотина. Если сегодня не сдам – не жилец, - и Сорокин уткнулся в экран syncmaster’a. – Все, меня нет.
Уже через два дня Настя подружилась со всеми сотрудницами и стала в редакции своим человеком. Что-то в ней было такое, что привлекало и располагало к себе. Тихая, спокойная, чуть насмешливая и вместе рассудительная, уравновешенная, и всегда загадочная. Словно на дне ее глаз спряталось небольшое солнышко, которое то вспыхивало, то замирало. Одних это настораживало, других пугало, но Настя была так мила и простодушна, что ей все прощалось.
И Сорокин потерял голову. Маститый журналист с двадцатисемилетним стажем шесть лет жил в разводе в двухкомнатной квартире вместе с детьми и бывшей женой. И, понятное дело, давно забыл, что такое отдых, покой, не говоря уже о любви. Хотя кандидатур подходящих было навалом. Вокруг мелькало, пестрело столько хорошеньких девушек – выбирай любую. Но Сорокину недостаточно было служебного романа. Он искал настоящую любовь. А где она, эта любовь? Сейчас молодым деньги подавай, доллары, евро, импортное авто, виллу на Средиземном море, ну, и секс, конечно. Нон стоп. А любовь? Что любовь - понятие преходящее, неустойчивое. Полюбил, разлюбил. Одной любовью сейчас не проживешь. Подобные рассуждения частенько витали в молодых головах, стремящихся заполучить все и сразу. Но Сорокин был упрям и не сдавался, ждал любовь, как продрогший за долгую ночь лес ждет восхода солнца. И вот, наконец, дождался. Так, во всяком случае, ему показалось.
- Настя, зайдите ко мне.
- Слушаю вас, Виктор Сергеевич.
Настя подошла. И снова накатило волнение, душное, жаркое. Сорокин опустил взгляд, делая вид, что занят работой.
- Ну, как освоились? Не обижают?
- Ну, что вы, у вас замечательный коллектив. То есть, у нас, - Настя смутилась. – Осваиваюсь помаленьку. Что-нибудь еще, Виктор Сергеевич?
- Да нет, ничего. Просто подумал, может, нужно помочь. На новом месте всегда нелегко, - Сорокин продолжал смотреть в экран монитора, тупо и бессмысленно, не зная, как ему высвободиться из неловкой ситуации, которую сам себе создал.
- Ну, тогда я пойду? – спросила Настя.
- Да, да, идите, - ответил опустошенно Сорокин, и вдруг его словно толкнуло, - Настя!
- Да, Виктор Сергеевич, - Настя встрепенулась. – Слушаю вас.
Кажется, волнение теперь охватило и ее, отметил про себя Сорокин. Хорошо это или плохо? А, черт, не все ли равно.
- Что вы делаете сегодня вечером? – журналист промокнул пот со лба предательски дрожавшим платком.
Настя вспыхнула.
- Ничего. Да у меня и вечеров-то особенно не бывает. Вы же знаете – я сижу допоздна.
- Сегодня я освобождаю вас от дополнительной работы и приглашаю, - торжественно объявил Сорокин и закашлялся, а Настя наморщила лоб, пытаясь понять, что происходит, - приглашаю в ресторан со мной отужинать. Как вы, не против, надеюсь?
- Нет, конечно, - Настя рассмеялась. - Только все это как-то неожиданно.
- Ну, вот и прекрасно. Жду вас сегодня в шесть тридцать вечера на площади у Дома печати. У меня синяя десятка. АЕ737. Запомнили? Жду.
Вот так старичок, подумала Настя, сбегая с поручением с седьмого на третий этаж. Краснеет как школьник. А что, можно и попробовать. Торчинский советовал быть с Сорокиным поласковее. Ей еще с ним работать.
- Ну, как вам “Сайгон”? – Сорокин был доволен, что ему удалось уговорить Настю. Фешенебельный ресторан на берегу реки, пикантная вьетнамская кухня, негромкая музыка, и рядом девушка, молодая, красивая, и, кажется, строгих нравов, не вертихвостка какая-нибудь. Вот так жизнь преподносит свои подарки. Не стоит от них отказываться.
- Забавное местечко, - Настя старалась не смотреть на редактора и избегала прямых взглядов, чтобы случайным намеком не обнадежить партнера. Нельзя с первой встречи раскрывать карты. Тогда к концу игры не останется козырей.
- Не просто забавное, а замечательное, - воскликнул Сорокин. - Посмотрите вокруг – как красива река, как волнующе горит закат, как восхитительны эти рисовые блинчики! Вам подлить Бордо?
- Ну, что вы, мне хватит. Я не пью. Не приучена, знаете ли.
- Со мной быстро приучитесь. Хорошее вино не может испортить хорошенькую девушку.
- Ну, ладно, - сдалась Настя, - Бог с вами, наливайте, Виктор Сергеевич. Вы так добры ко мне сегодня.
Главное, выглядеть скромной и простодушной. Одно неосторожное движение и все пропало. Держись, подруга.
- Для вас, Настя, я – Виктор. Просто Виктор.
- Я не могу так сразу. Вы старше меня на тридцать лет, - Настя опустила взгляд.
- На двадцать восемь. И давайте договоримся – о возрасте ни слова. Любовь не знает границ.
Вот и о любви заговорил. Быстрый старичок. Придется его огорошить.
- Виктор Сергеевич, а можно спросить?
- Виктор, Настя, просто Виктор. Но сначала выпьем. Все остальное потом. За любовь, Настя. За любовь и взаимопонимание!
Бокалы встретились, издавая приятный мелодичный звон, Настя осторожно отпила из своего, выдержала паузу и спросила: - Хорошо, просто Виктор. Скажите, я выдержала испытательный срок?
- Конечно, вы блестяще справляетесь с порученной работой, - Сорокин посмотрел на Настю.
- А тогда, - Настя замялась и бросила ускользающий взгляд, была не была, - можно мне попросить прибавку к жалованью. Само понимаете, жизнь дорожает, то да се.
- Конечно, конечно. Как же я сам не догадался! Какие мелочи! Завтра же оформлю приказ, – Сорокин встал и возбужденно замахал руками. – Официант, счет, пожалуйста. Ну, пойдемте к реке, я покажу свою любимую беседку. Вставайте, ну что же вы!
За первой встречей последовала вторая, третья, Настя уступала настойчивому Сорокину, но понемногу, постепенно, не позволяя редактору приблизиться на опасное расстояние, но и не отталкивая, не обижая любвеобильного партнера. Все же Сорокин вел себя галантно и вежливо, не повышал голоса, не ускорял событий. Но как только случится то главное, ради чего встречаются мужчина и женщина, Настя хорошо это знала, несмотря на свою молодость, сразу последует разрыв или уж точно наступит временное охлаждение. Так устроена природа, мужчин не переделаешь. И поэтому, пока клубочек разматывается, позади, нужно решать свои, наболевшие проблемы. Женщина земное существо и потому проблемы ее тоже земные.
Первая ступенька – прибавка к жалованью. Преодолена с легкостью. Вторая – переход на новую должность. Нельзя на одном месте сидеть три месяца, надо двигаться. Далась сложнее. Для этого Сорокину пришлось переступить через себя и уволить старейшую сотрудницу. Шума было наделано много, но тогда Сорокин еще верил, что Настя перебесится и все пройдет. Через месяц из министерства поступил приказ о направлении сотрудницы газеты в Англию на годичную стажировку. Чуть ниже мелким шрифтом – желательно Лагутину. Подпись - Торчинский. И Настя улетела в Лондон.
Прошло два года. Постаревший, но так и не нашедший своей единственной любви редактор газеты сидел, как обычно, за своим компьютером, строчил очередную статью, когда ему позвонили и сообщили, что в газету назначен новый главный редактор и что он собирает всех к десяти часам. Просьба не опаздывать.
- Ну, господа, приступим. Обстановка в мире такова, что реагировать надо незамедлительно. Не мне вам говорить о важности прессы в нашем неспокойном и быстроменяющемся мире. Слово на вес пули. Да, да, именно так сегодня расценивают нашу работу. Прошу к моим словам отнестись серьезно…
Сорокин вздрогнул. Настя! Не может этого быть!
Да, это была она. Строгая, подтянутая, но такая же обаятельная и милая Анастасия Николаевна Лагутина. Как быстро пролетело время!..
- Виктор Сергеевич, останьтесь. Мне с вами нужно кое-что обсудить.
Сорокин снова вздрогнул.
- Вы меня, Настя?
- Да, вас, - Лагутина холодно сложила губы. – И перестаньте фамильярничать. Мы с вами не на вечеринке. Все свободны.
Когда кабинет главного редактора опустел, Лагутина обратилась к Сорокину:
- Вы не обижайтесь на меня, Виктор Сергеевич. Но пора забыть о том, что было между нами. Или не было. Сами понимаете, время ушло. И поэтому я вынуждена просить вас покинуть свой пост и уступить его молодым. О выходном пособии я позабочусь. И о почестях там всяких. Но уйти придется. Двух мнений тут быть не может. Как чувствуешь себя, Виктор?
Услышав прежнее обращение, Сорокин едва не заплакал, но сдержался.
- Спасибо, скриплю помаленьку. Я могу идти?
- Да, да, конечно. И закройте за собой дверь.
Сорокин тяжело встал и, покачиваясь как после инфаркта, вышел в коридор, притворяя дверь, навсегда разделившую нынешнюю и прошлую жизнь и к которой отныне не было возврата. Да и кто станет возвращаться в прошлое? Дважды в одну и ту же реку не войти. И все-таки жаль, что жизнь заканчивается раньше, чем сбываются мечты. Жаль…